Цитата сообщения PaniPolak Станислав Минаков, 16.03.2015



Кончина Валентина Григорьевича Распутина стала утратой поистине всенародной. И показала, что мы все-таки остаемся русским народом, несмотря на четвертьвековое прививание нам чуждых ценностей и более или менее успешную попытку переформатирования нашего сознания, национальной памяти.

На уход всероссийского иркутянина откликнулись миллионы его почитателей. Страна, где книги, как и во всем мире, читать перестают, вдруг вспоминает — чуть ли не строка за строкой — написанное с середины 1960-х и в 1970-х нашим классиком, радетелем Земли Сибирской — повести «Деньги для Марии», «Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матерой», рассказы «Василий и Василиса», «Уроки французского» и, уже в начале 1980-х, «Что передать вороне», «Век живи — век люби» — шедевры прозы, сразу по публикации становившиеся на заветную русскую книжную полку.

Подмечают верно: за одну только «Матёру» Распутину можно было поставить памятник; однако он и сам воздвиг себе памятник еще при жизни не только своими книгами, но и своей бескомпромиссной жизненной позицией в защиту природы от разорителей и в защиту простого и трудолюбивого народа Сибири; он печалился о сбережении народа и его будущем.

Какой еще писатель, какой современник мог вызвать такой отклик! С Валентином Распутиным прощание проходит и в Сретенском монастыре, и в храме Христа Спасителя, и в Иркутске, и по всему Русскому Мiру...

 

Его сочинения ценят как часть личного, сокровенного и рядовой читатель, и филолог, и Патриарх, и Президент. Оказалось, что прозу Распутина мало того что прочли практически все, но она сама уже вошла в русский духовный код.

 

Более того, люди не только услышали болевое публицистическое слово сибиряка, но ощутили личное родство с этим совестливым человеком, чья душа радела о русской судьбе.

Из меня, в свое время всецело городского провинциального подростка, проза Распутина (в первую очередь), а также его собратьев, со-совестников (К. Воробьева, Е. Носова, В. Шукшина, Ф. Абрамова — каждый назовет свой список; А. Солженицын называл их не «деревенщики», а «нравственники») сделала почвенника. То есть русского человека. Произведения Распутина стали для меня сущностнообразующей, неотменимой ценностью. Дали возможность ощутить в себе крестьянские, мастеровые родовые корни.

Распутин и в безбожное время говорил языком совести, он, как его великие современники, свидетельствовал о Свете. И это было его служение.

О космической интимности в отношении к творчеству Валентина Распутина говорит и факт того, сколь проникновенно, причастно в современных дневниках, коими являются теперь и социальные сети Интернета, откликнулись на кончину современные литераторы, деятели культуры.

Валентин Курбатов в своем прощальном слове об ушедшем друге, «Один над пропастью», заметил: «…Он держал святую плоть уходящей деревенской жизни, потому что знал, что в ней весь наш дух, наша память, наша вера и наше спасение. Ему давали Государственные премии, делали Героем Труда, а он будто не видел ни чести, ни славы, потому что пропасть не отодвигалась и, значит, как порой в отчаянии казалось, голос его не был слышен. И высокие комитеты, депутатство, Президентский Совет нужны были только все для того же крестьянства-христианства, для удержания памяти, для спасения перед исторической бездной, чтобы не приходилось русским старухам со своей землей и любовью оставаться на дне рукотворных морей, а русским женщинам брать в руки обрез и принимать на себя функции государства, раз оно само не хочет выполнять то, что обязано. … Он всегда, с самого начала … слушал больное русское сердце, ища ему исцеления. Он всегда был неудобен и всегда (как церковь в ее высоком и правильном понимании) “мешал нам жить” в наших слабостях и меньше всего обманывал себя и других “возрождением”, потому что всегда имел слишком острое зрение. …

 

Теперь уже навсегда ясно, что это он с горькой твердостью и правом поставил памятник русской деревне, утонувшей на наших глазах невозвратно, как Атлантида или Китеж.

 

И мы-то еще, может, и не поняли, что невозвратно, и еще обманывали себя заплатками, а он уже знал и строил ковчег, чтобы, если не «всякой твари по паре» (не оставалось уже никаких пар), то хоть последние народные духовные ценности уберечь. И последний раз напомнить, как мы были близки к тому, чтобы мир услышал тайну и силу русской правды, о которой он — этот самый мир — догадывался по книгам Толстого и Достоевского, Шмелева и Бунина, диалога с которой искал, но которую руками своих политиков с нашими подпевалами сам и топил, не понимая, что топит и свой дух, и свое спасение».

«Распутин был исследователем тайны человеческой души, раскрывающейся в трагических обстоятельствах бытия, в которых благой выбор вовсе не предполагает благополучного земного исхода, — подмечает Олеся Николаева. — Он дал русской литературе и русской жизни новых героев, явил новые характеры...».

Уход выдающегося писателя и мгновенно образовавшаяся на его месте «зияющее отсутствие» вызвали к жизни внимание СМИ, в первую очередь телевидения, которое, как мы знаем, жаждет «информационного повода». Тогда как ТВ могло бы, например, вместо идиотических ток-шоу все эти годы дарить отечественным телезрителям встречи с писателем, да хотя бы и в виде показа экранизаций его произведений, благо таковые имеются (помним фильмы «Рудольфио» Динары Асановой, «Уроки французского» Евгения Ташкова, «Прощание» Ларисы Шепитько и Элема Климова, «Василий и Василиса» Ирины Поплавской, а также недавний, «Живи и помни» Александра Прошкина).

Распутин не любил постсоветское разлагающее телевидение, говорил так: «Да, многие привыкли к той телевизионной жвачке, которой пичкают их с утра до вечера, многим она нравится. И боевики со стрельбой и кровью, и Содом в обнимку с Гоморрой, и пошлости Жванецкого с Хазановым, и эпатажи Пугачевой, и “Поле чудес”, и прочее-запрочее. Ну что же — на то и сети, чтобы ловить наивные души. Одно можно сказать: жалко их, сидящих то ли на крючке, то ли на игле». И ещё говорил: «С нами — поле Куликово, Бородинское поле и Прохоровское, а с ними — одно только “Поле чудес”. … Там “свои”. Одержимые одной задачей, составляющие один “батальон” лжи и разврата».

 

* * *

Вникнем же в слова Распутина-публициста.

К примеру, в интервью, данное им за год до кончины, ко дню своего 77-летия, где он говорит о борьбе за Россию, которую «только слепые принимают за наше внутреннее дело, и не видят, что крушение России подготавливалось давно и проводилось планомерно». «Теперешние демократические радения во имя якобы цивилизованной жизни — это дурно исполняемое действо перед жертвоприношением.

 

Отсюда и ложащиеся на плечи русского человека бремена, каких еще не бывало, отсюда его предстояние перед окончательной судьбой. Не завтра, а сегодня наступила решительная проверка, чего мы стоим.

 

Остались ли еще в нас столь прославленные прежде мужество, стойкость, умение усилиться в каждом за десятерых и встать неодолимой дружиной, а главное — это испытание крепости нашего национального чувства, о которое в последние годы мы поистерли языки, но не имели возможности удостовериться, во что оно от подобных трудов возросло».

Эти слова писателя являются пророческими, сегодня мы в полноте ощущаем апокалиптическую правоту В. Распутина: «Россию обдирают как липку и “свои”, и чужие — и конца этому не видно. Для Запада “разработка” России — это дар небес, неслыханное везенье, Запад теперь может поддерживать свой высокий уровень жизни еще несколько десятилетий. Ну, а домашние воры, полчищами народившиеся из каких-то загадочных личинок, тащат буквально все, до чего дотягиваются руки, и тащить за кусок хлеба им помогают все слои населения. Повалили Отечество и, как хищники, набросились на него — картина отвратительная, невиданная! Двадцать лет назад мировое государство с единым правительством, единой экономикой и единой верой могло еще считаться химерой. После крушения СССР и прихода в России к власти демократической шпаны, с восторгом докладывавшей американскому президенту об успехах разрушения, мир в несколько лет продвинулся в своих мондиалистских усилиях дальше, чем за многие предыдущие столетия. Пал бастион, которым держались национальное разнообразие и самобытные судьбы. После открытия Америки и устроения там могучего космополитического государства прорыв в Россию стал главным событием второй половины прошлого столетия. Это слишком важная победа, чтобы ее захотели отдать обратно. Сейчас Запад еще прислушивается: что происходит в недрах нашей страны? — а через два-три года с нами начнут поступать так же, как с Ираком и Фолклендскими островами».

Поглядим на Украину, с которой «золотой миллиард» Запада поступает так же, как со странами Северной Африки или Ближнего Востока, где уже уничтожены сотни тысяч, а изгнаны со своих земель миллионы граждан. В 1992-м, когда Украина еще не кровоточила, когда избегла гражданской войны, Валентин Распутин писал, понимая, к чему все идет, во что отольется, словно предвидел нынешний братоубийственный ад: «Российские славяне — это один народ, народ русский, разлученный историческими обстоятельствами в старые времена на три части и в разлуке наживший различия, давшие основания называться Малой, Белой и Великой Русью… “Москали”, “москальство” — кривитесь вы вслед нам, как врагам своим. Нам не впервой слышать такое. Разве далеко обращаться за памятью о Киевской Руси, откуда разошлись мы на три стороны с одним и тем же лицом и языком, и разве только с возвращения от Литвы и Польши начинается ваша народность? Разве не такова степень сходства и сродства между нами, что дальше некуда, и ненавистный вам теперь “москаль” — часть ваша, хотите или не хотите вы это признать… Ваши предки, претерпевшие за русскость и сохранившие ее, при возвращении на родину шли не за выгодой, а для исполнения общих наших обетов. Когда не твердость их и не верность Руси, быть вам сегодня диалектами польскими и австрийскими».

Увы, впавших в дикое средневековье сегодня не страшат ни польский, ни австрийский диалекты, ни утрата родства, ни провал в цивилизационную бездну.

Тем не менее. «Кажется, нет никаких оснований для веры, но я верю, что Запад Россию не получит. Всех патриотов в гроб не загнать, их становится все больше. А если бы и загнали — гробы поднялись бы стоймя и двинулись на защиту своей земли. Такого еще не бывало, но может быть.

 

Я верю — мы останемся самостоятельной страной, независимой, живущей своими порядками, которым тыща лет. Однако легкой жизни у России не будет никогда.

 

Наши богатства — слишком лакомый кусок...».

Кое-кого корежит разговор о патриотизме. Распутин — объясняет, оставляя нам это как завещание: «Зачем патриотизм? А зачем любовь к матери, святое на всю жизнь к ней чувство? Она тебя родила, поставила на ноги, пустила в жизнь — ну и достаточно с нее, дальше каждый сам по себе. …Патриотизм — это не только постоянное ощущение неизбывной и кровной связи со своей землей, но прежде всего долг перед нею, радение за ее духовное, моральное и физическое благополучие, сверение, как сверяют часы, своего сердца с ее страданиями и радостями. Человек в Родине — словно в огромной семейной раме, где предки взыскуют за жизнь и поступки потомков и где крупно начертаны заповеди рода. Без Родины он — духовный оборвыш, любым ветром может его подхватить и понести в любую сторону. Вот почему безродство старается весь мир сделать подобным себе, чтобы им легче было управлять с помощью денег, оружия и лжи. … Родина — это прежде всего духовная земля, в которой соединяются прошлое и будущее твоего народа, а уж потом «территория». … Нельзя представить Родину без Троице-Сергиевой Лавры, Оптиной пустыни, Валаама, без поля Куликова и Бородинского поля, без многочисленных полей Великой Отечественной... Родина больше нас. Сильней нас. Добрей нас. Сегодня ее судьба вручена нам — будем же ее достойны».

«Национальную идею искать не надо, она лежит на виду, — говорит Распутин. — Это — правительство наших, а не чужих национальных интересов, восстановление и защита традиционных ценностей, изгнание в шею всех, кто развращает и дурачит народ, опора на русское имя, которое таит в себе огромную, сейчас отвергаемую, силу, одинаковое государственное тягло для всех субъектов Федерации. Это — покончить с обезьяньим подражательством чужому образу жизни, остановить нашествие иноземной уродливой “культуры”, создать порядок, который бы шел по направлению нашего исторического и духовного строения, а не коверкал его. … Политические шулеры все делают для того, чтобы коренную национальную идею, охранительную для народа, подменить чужой национальной или выхолостить нашу до безнациональной буквы».

В. Распутин не без оснований считал, что реальность оказалась за гранью возможностей нынешней литературы, что «знакового» художественного образа для выражения нынешнего состояния России литература предложить не смогла и что, больше того, — наступила эпоха за гранью жизни, и для нее есть единственный образ — Апокалипсис в Откровении Иоанна Богослова.

По своей горькой правде, бескомпромиссной публицистике, знанию самых страшных, темных сторон русской жизни Распутин может показаться пессимистом (вспомним и его «Пожар», и последнюю повесть «Дочь Ивана, мать Ивана»), но вот что он говорит о русской молодежи: «Молодые принимают национальный позор России ближе к сердцу (чем поколение сорокалетних — С.М.), в них пока нетвердо, интуитивно, но все-таки выговаривается чувство любви к своему многострадальному Отечеству.

 

Молодежь теперь совсем иная, чем были мы, более шумная, открытая, энергичная, с жаждой шире познать мир, и эту инакость мы принимаем порой за чужесть. Нет, она чувствительна к несправедливости, а этого добра у нас — за глаза, что, возможно, воспитывает ее лучше патриотических лекций.

 

… Сбитых с толку и отравленных, отъятых от родного духа немало. Даже много. Но немало и спасшихся и спасающихся, причем самостоятельно, почти без всякой нашей поддержки. Должно быть, при поддержке прежних поколений, прославивших Россию».

 

* * *

Многие спрашивают о роли Православия в русской жизни. У Валентина Распутина все внятно: «В грязном мире, который представляет из себя сегодня Россия, сохранить в чистоте и святости нашу веру чрезвычайно трудно. Нет такого монастыря, нет такого заповедника, где бы можно было отгородиться от “мира”. Но у русского человека не остается больше другой опоры, возле которой он мог бы укрепиться духом и очиститься от скверны, кроме Православия. Все остальное у него отняли или он промотал. Не дай Бог сдать это последнее!».

В православном духовном поле отзывается на кончину писателя дочь известного философа, доктор филологии Анастасия Гачева: «Думаю о Валентине Распутине и о том, как нам, ныне живущим, протянуть руку помощи ему, находящемуся уже за смертной чертой. Молитвой, сердечным воздыханием, светлым воспоминанием, добрым словом. Но долг поминовения, любовной, воскрешающей памяти еще и в том, чтобы обратиться к книгам писателя, к его образу мира, человека, истории. Открыть именно в эти скорбные, прощальные дни его повести и рассказы. … Сочетание поминальной молитвы и вдумчивого чтения, вникания в образ и слово, собеседования с писателем будет нашей общей, соборной поддержкой ему, уходящему в вечность, той “цепью любви”, которая протягивается от живущих к умершим, свидетельствуя, что все мы — единое человечество и что “непременно восстанем”».

Марина Кудимова публикует, в Фэйсбуке же, в день смерти писателя стихотворение «Памяти Валентина Распутина»:

Все отдав и все оставя

На заступленной черте,

Неподатливые к славе

Умирают в немоте.

Так молчат снега с разбором,

Впору вьюгами отвыв,

Так молчит народ, в котором

Был и ты доселе жив.

А теперь над зыбью кровной

Всходишь, вопреки тщете,

В невозможной, полнословной,

Вещей немоте.

 

Следует понимать, что с уходом всероссийского иркутянина вслед за В. Гаврилиным, Г. Свиридовым, В. Клыковым в этой самой «невозможной, полнословной, вещей немоте» заканчивается некая эпоха.

 

«На Крестопоклонную отошел ко Господу последний из великих русских писателей того времени, что еще недавно мы полагали нашим, — утверждает нью-йоркский харьковец Юрий Милославский. — Можно ли сказать, что он пережил это свое/наше время? Нет, своей кончиной он, по воле Божией, ознаменовал завершение некоего временно́го цикла. Время, в котором он жил (и которое — жило в нем; здесь нет парадокса), время это избыто. Оно “свилось, как свиток” по слову Тайнозрителя. Теперь, когда умер Валентин Распутин, всем, пускай хоть мало-мальски внимательным, придется обратить внимание на то, что с нами произошло. Упокой, Господи, новопреставленного раба Твоего Валентина, и сотвори ему вечную память!».

Верим, что присутствие, служение Валентина Распутина продлятся, пока есть на белом свете Россия, пока культура не одичала до пещеры. Это был последний великий из могикан русской культуры.