В колонках играет - С.Рахманинов. Элегия
КОЛЕСНИКОВА ЛЮДМИЛА


Анна по рождению была августовской. Она любила осень. Дружила с ней. Осенью душа Анны наполнялась поэзией и тихой грустью. Иногда она даже сочиняла стихи к изумлению близких людей. Это обстоятельство не то, чтобы огорчало окружающих или мешало им жить, но приводило их в некоторое замешательство. Они не знали, как на это реагировать.

В такие моменты Анна чувствовала себя «гадким утенком», затесавшимся в добропорядочное общество. Испытывала чувство неловкости и ругала себя за то, что опять выскочила со своими никому не нужными, по большому счету, переживаниями. Не стихами, а именно переживаниями.

Если честно, сочинять стихи Анна не умела. Она их просто записывала, когда они приходили в ее голову и никогда их не правила. Оставляла такими, какими они пришли. «Стихоплетство» как говорил муж, приходило к ней не часто. Этому обычно предшествовали какие-нибудь сильные переживания.

Слабо переживать Анна не умела, она была человеком импульсивным, «камня за пазухой» никогда не держала. Всегда была открытой и откровенной в общении. За что потом, плача, ругала себя, вспоминая слова матери: «простота хуже воровства». Эти ее качества в жизни были против нее.

Последнее время жизнь не ладилась. Чувство щемящей тоски основательно поселилось в ее душе. Вроде все хорошо и дом и муж, и взрослая дочь, и внук. И работа по специальности. «Все хорошо» - потаенно вздыхала Анна, словно, уговаривая себя. Но в глубине души понимала, что это не так.

Внутри Анны уже давно тихонько звучали тревожные звоночки. Просто она не хотела к ним прислушиваться, отмахивалась. Или как говорят «прятала голову в песок»: «если, что-то случиться, то с кем угодно, только не со мной».

«Пока гром не грянет, мужик не перекреститься». Господи, как же справедлива народная мудрость! Грянул, да так, что Анна долго не могла прийти в себя. Сначала муж ушел к молодой секретарше, и вскоре там родился ребенок, а потом зять ушел от дочери.

После первого события Анна взяла отпуск и лежала. Она не плакала. Она просто не жила, потому что жить с такой болью было невозможно. После второго события слегла дочь, и Анне пришлось встать на ее место. Мальчик требовал внимания, но сил на это у Анны уже не было.
«Все, завтра поедем к Матронушке!» - тоном, не допускающим возражения, сказала подруга. Анна не спорила, гром уже грянул, пришло время креститься. Она была человеком верующим, но в церковь ходила редко, по большим праздникам. В наличии Бога не сомневалась, но просьбами ему не докучала и особо ни за что не благодарила.

Вечером Анна хотела почитать книгу о Матроне Московской, но не смогла. Человек так устроен по своей испорченной природе, что веря в присутствие Создателя, ему все равно необходимо опереться на реальное человеческое существо. Сейчас таким существом была Матрона.

Она была реальная земная женщина, жившая не так давно в Москве и до сих пор помогающая людям. Анна мысленно разговаривала с ней, находясь в полуобморочном состоянии. Когда жалобы иссякали, она плакала, а потом, обессилев, засыпала тревожным сном.

Первая поездка мало помогла Анне. Она была не собрана, мысли путались. Она не знала, что просить у Матроны. Возвращения мужа уже не хотела, потому что не знала, сможет ли простить измену. Просить о возвращении зятя не могла, так как не знала на пользу ли это дочери.

Она стояла в очереди и слушала «бывалых» просительниц, расстраиваясь от того, что приехала не подготовленной: записочку не написала, цветы не купила и о чем просить не знает. Мысли Анны «растекались по древу» и собрать их ей никак не удавалось. Внимание все время отвлекалось на окружающих. Приклонив колени перед мощами, твердила только одно: «помоги!» Домой возвращалась как в тумане. Спасибо рядом была подруга.

Все ночи до второй поездки в Покровский монастырь Анна плакала. Иногда тихо выла. Где-то прочла, что если где-нибудь в поле или в лесу повыть в голос по-волчьи, станет легче. Поля и леса не было, выла дома. Наверное, из-за того, что выла не в том месте, помогало плохо.

Ко второй поездке готовилась, но все равно все прошло как во сне. По ночам не спала, так как боялась закрыть глаза. Перед ней сразу же всплывали чудовищные образы. Ей казалось, что она уже где-то видела их. Мужские, женские перекошенные уродливые «рожи» с неимоверной скоростью сменяя друг друга, словно вытекая одно из другого, мелькали перед ней, не давая заснуть. Анна либо зажимала глаза руками, либо широко открывала их. Иногда она, усилием воли, пыталась поменять картинки на другие. Вызывала в памяти прекрасные женские портреты Брюллова, Боровиковского, которые любила с детства. Ничего не получалось, через секунду прекрасный портрет растворялся. Утром ей казалось, что она тихо сходит с ума.

Анна была уже как бы вне этого мира. Она плохо слышала и плохо понимала его. Ощущала себя словно в вакууме. Автоматически ходила на работу, отвечала на вопросы. Но хотелось ей только одного, убежать в глухое тихое место, лежать там и не о чем не думать.
Она превратилась в ходячий ком тупой ноющий боли. По совету подруги, начала ходить на службы в ближайший храм, но с трудом выстаивала в нем даже полчаса. Она не находила там своего места: все мешали ей, толкали. Она никак не могла сосредоточиться на службе. Уходила из храма раздраженной.

«Бог любит Троицу» - подумала Анна и решила поехать в монастырь в третий раз. На этот раз Анна готовилась к поездке основательно. Она четко сформулировала свою просьбу. Взяла с собой молитву святой Матроне, чтобы стоя в очереди непрестанно читать ее и ни на что не отвлекаться, не рассеиваться мыслями.

Очередь была длинной. Когда вошли внутрь храма, подруга осталась стоять в ней, а уставшая и замерзшая Анна присела на скамью, решив, что на этот раз она приложит все усилия к тому, чтобы ни на что не отвлекаться.
Прикрыв глаза, непрерывно проговаривала свою просьбу. «Аня, я отойду водички попить» услышала голос подруги и, открыв глаза, заметила рядом какое-то движение. «Так тебя Анной зовут». Полувопросительный голос принадлежал присевшей рядом старушке с палочкой.

Анне не хотелось с ней разговаривать. Ведь она решила не отвлекаться. «Господи! Придется сейчас лезть в сумку, доставать деньги! Не буду. Потом подам». И Анна, сделав вид, что не слышит ее, закрыла глаза. Но через минуту ей стало стыдно. Она повернулась - на скамье уже никого не было.
Стыд огнем опалил щеки. Анна, с трудом протискиваясь через толпу, осмотрела весь маленький храм, выскочила на монастырский двор. Старушки нигде не было. Анна добежала до ворот.
Она чуть не плакала; не могла же старушка с палочкой так быстро уйти. Анна опросила людей, стоявших на входе и выходе, никто ее не видел. Тут уже подошла очередь приложиться к мощам святой и Анна на время забыла о случившемся.

По дороге домой мысли о старушке не выходили у нее из головы. Не вдаваясь в подробности, она спросила о ней подругу. Та уверила, что никакой старушки рядом с Анной не было. Это было странно. Не сошла же она с ума.
Вечерами, лежа в постели, пыталась восстановить мельчайшие подробности: одежду, платок, лицо. Анна почему-то жалела, что была без очков и не рассмотрела старушку как следует.
Она корила себя за то, что подавая просящим везде, именно в этом месте не захотела этого сделать. «Да, может она и не собиралась у меня ничего просить» - сокрушалась Анна.

Мысли о старушке из монастыря, не давая ей покоя, потихоньку вытесняли из головы мысли о муже и несчастной судьбе.
Через месяц после этого события Анна впервые за долгое время решила, наконец, навести порядок на своем письменном столе.
Она взяла в руки книгу и обомлела: с фотографии на нее смотрела та самая старушка, которая присела к ней на скамейку в Покровском женском монастыре.
Это была святая Матрона Московская.
Жизнь Анны с этого момента потекла по другому руслу…


(С)