!5 февраля православная церковь отмечает праздник Сретенья Господня.Этот праздник так называется потому, что праведный старец Симеон встретил в Иерусалимском храме младенца Иисуса Христа с его матерью. По закону Моисея каждый младенец мужского пола должен быть принесён в церковь для посвящения его Богу и должны быть принесены жертвы в виде двух горлиц и двух птенцов голубиных. Тогда в Иерусалиме жил старец, праведный и благочестивый Симеон. Ему было предсказано Духом Святым, что не увидит он смерти , пока не встретит Христа Господня. И вот здесь в храме он увидел Деву Марию с младенцем, взял его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь
раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо
видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред
лицем всех народов, свет к просвещению язычников и
славу народа Твоего Израиля.
Это были пророческие слова.

Какую умилительную картину представляет
нам Сретение Господне! Глубокий старец Симеон, держащий
на руках младенца Бога, по ту и другую сторону его
– Иосиф Праведный и Пресвятая Дева Богородица;
невдали – Анна Пророчица
восьмидесятичетырехлетняя постница и молитвенница. Очи
всех устремлены на Спасителя. В нем исчезают они
вниманием и из Него пьют духовную сладость, питающую
души их. Можете судить, как велико было блаженство сих
душ!..


Иосиф Бродский.

Анне Ахматовой.

Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему,
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он – Твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в Нем». – Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.