Снежные руины обступали его существование на острове немого одиночества. Под колпаком молочного шороха зимы оледенелый слог крошился бриллиантовыми конфетти небытия. Туманность сознания плескалась в однообразии бескровного утра, серого полдня, чумазого вечера, переходя в импровизацию расстроенных ночных струн. Дальше было терпеть невозможно, поэтому он перестал пить, есть, спать, выходить на улицу и, в конечном итоге, превратился в прекрасно высохшее, истаявшее трупное образование, фотографии которого были размещены на первых полосах всех местных газет и журналов.
    На его похоронах играли джаз, пили виски, продолжал идти мягкий снег и отливался радостной морозной лазурью котлован неба, с которого источался умиротворяющий взгляд мудрого Космоса. Ритуальная процессия близилась к завершению, когда труп буднично встал, сделал пару неровных вдохов, прочистил нос и, поприветствовав собравшихся, ретировался по направлению к стальному горизонт. Первые люди были бессмертны, последние, видимо, тоже...