Красота по-молдавански

Юлия Верба

Южный темперамент предполагает крайности. Девиз молдаванских женщин – «ярко, смело и много». Последнее относилось к телу. Минимализм соблюдался только в расходе тканей. Прятать красоту считалось дурным тоном, поэтому мадамы, перепрыгнув свою первую сотню, под девизом «наша попа-абажур – кормлена с Привоза» продолжали шить смелые платья выше колена и изменяли практичному кримплену только с ацетатным шелком. Теперь в модных дресс-кодах это описывается обтекаемым словом «extravaganza», тогда был обязательный must have casual.

Пункт первый – халаты. Они делились на домашние – байковые и ситцевые, в карманах которых скрывались килограммы подобранных по полу мелких вещей, и парадные для улицы, откровенные, как взгляд бандерши. Это, разумеется, был атлас драматических расцветок.

Нижнее белье молдаванских женщин – это оочень долгая и волнующая прелюдия. Бюстгальтеры крохмалили до состояния больничного гипса и застегивали на пуговицы. На один средний шестой размер их уходило не меньше двенадцати. К лифчику полагались панталоны с начесом или летние трикотажные трико на резинках в районе колена. Панталоны кокетливо выглядывали не только из разрезов уличных халатов, но и из-под подолов платьев. Сверху на исподнее, независимо от времени года и температуры за бортом, надевалась нейлоновая комбинация.

Некоторые хитрили и вводили мужчин в грех и заблуждения, спрятав под комбинэ «грации» и «полуграции» – адские изобретения из резинки, сатина и китового уса, которые натягивали между бюстом и бедрами, делая грудь еще выше, а бока еще круче. Бейонсе, Никки Минаж и Ким Кардашьян – это слабые копии натуральных одесских красавиц. Ну а те, кого Бог обделил лишним весом, шли на любые жертвы. Например, наплевав на жару, повязывали на поясницу сложенный пуховый платок под трико, чтобы попа стала идеально круглой, как школьный глобус.

Брови были черными, губы – морковно-алыми, а тени, разумеется, небесно-голубыми. Ресницы должны были быть махровыми. Это в 90-х в спичечных коробках продавали траву, а до этого в них распространялась вазелиново-гуталиновая субстанция. Каждое утро у зеркала красавицы харкали в коробочку, терли черную кашу старой кисточкой от иностранной туши и наносили в несколько слоев. Пока краска была свежей и липкой, ресницы пудрили и снова красили, достигая такой монолитной густоты и 3D-эффекта, что современным студиям наращивания и не снилось.

А еще красавице полагались бигуди. Их носили все женщины старше 15-ти в режиме нон-стоп. К чему (или к кому) так тщательно и регулярно готовились и когда вынимали бигуди из пергидрольных и махагоновых кудрей, было неизвестно. Мама в них даже спала на маленькой подушечке, чтобы утром на работе быть во всеоружии. На бигуди по-французски кокетливо повязывалась крошечная шелковая или газовая косыночка. Так можно было смело идти на рынок или в магазин. В свободное от бигудей время замужние дамы наматывали «халу» – чалму или тюрбан из косынки – и сразу превращались из француженок в итальянок.

Мужчины при виде такого великолепия теряли волю и нравственные ориентиры. Ну а женщины, понимая страшную силу красоты, прощали взгляды и походы налево, предпочитая выяснять отношения не с заблудшим супругом, а с соперницей. Хотя у молдаванских мужчин все-таки существовали свои эталоны женской притягательности, сильно похожие на биполярное расстройство. Или тишайшая «девочка-пай» – или безбашенная оторва в юбке выше трусов. Компромисс был самым неходовым. Правда, лучшая половина Молдаванки в течение супружеской жизни амбивалентно переходила из состояния "пай" в черноротую и обратно. Многие открывали свое альтер-эго уже наутро после свадьбы.

Женские дворовые судьбы были не менее красочные, чем наряды. И самым хрестоматийным и незабываемым эталоном была наша "леди совершенство" – Евгения Ивановна, она же мадам Беззуб, она же прабабка Женя.

Женя была extra all including – похвальный лист с отличием из Мариинской гимназии и заслуженный значок ворошиловского стрелка, безупречные манеры и питье заварки прямо из чайника, обращение к зятю на "Вы" и трехэтажные проклятья на идиш ему же. Она считала деньги быстрее счетчика купюр, мухлевала в лото, курила пачку беломора в день и передвигалась бесшумно, как ниндзя.

На расспросы о детстве и юности – видела ли она Ленина, была ли знакома с партизанами в оккупации, почему не вступила в комсомол, и где наши фамильные, купленные перед революцией виноградники, – баба Женя затягивалась и заводила шарманку: «У мамы Ирины было семь душ детей…». Далее шла мантра с перечислением имен, дней и годов рождения всех ее братьев и сестер, которую до конца никто не дослушивал. Прабабкину скрытность легко было объяснить – сначала она удачно вышла замуж за настоящего машиниста, который зачем-то поступил в НКВД и за год стал командиром отряда СМЕРШ, потом мужа репрессировали как брата врага народа и сослали на передовую, где он погиб в августе 41-го, потом добрые соседи стуканули немцам, но не на мужа, а на нее, и прабабку уже уводили со двора на расстрел как еврейку, но тут со скалкой в руках вылетела двухметровая валькирия – ее свекровь, стопроцентная люстдорфская немка Елена Фердинандовна – и подняла такой хай на языке Гейне, что патруль зиганул фрау Хелен, извинился, и прабабку вернули в семью.

В ответ на антисемитские происки она спасла весь двор, приболтав румынского офицера стереть метку с их ворот, которой педантичные немцы отмечали дома для сожжения при отступлении в апреле 44-го. Сразу после войны Женя заболела туберкулезом в открытой форме и в стиле серебряного века эффектно кашляла кровью. Придя от врача с диагнозом «вам осталось максимум три месяца», она демонстративно выбросила в печку выданные ей таблетки и, к ужасу детей, подкурив от примуса беломор, философски заметила: « Если осталось три месяца – чего отказываться?». Харизма и упрямство победили даже палочку Коха. Диагноста из тубдиспансера она пережила лет на пятьдесят.

Мы застали ее уже в свободное от борьбы за жизнь время. Женя вязала крючком километры покрывал без очков, растягивала на руках тесто для штруделя толщиной в 10 микрон и убирала все, что видела. Найти после нее тетради или книжки было невозможно. Зато ее комментарии к личной жизни дворовых дам можно было выдавать за цитаты Раневской. До последнего дня она оставалось настоящей женщиной. Сильно за восемьдесят, в хале и шелковом халате, под которым были крахмальный лифчик, шерстяной платок, трико и комбинация, она выплывала из комнаты к праздничному столу и, осмотрев на свет свою рюмку с символической каплей коньяка, презрительно спрашивала: «Я что – половинкина дочка?».

Красота по-молдавански

Юлия Верба 

Южный темперамент предполагает крайности. Девиз молдаванских женщин – «ярко, смело и много». Последнее относилось к телу. Минимализм соблюдался только в расходе тканей. Подробнее