На днях подруга вернулась из поездки в Луганск.

Как только узнала, что из Киева на Луганск пустили поезд, сразу рванула туда.

Проведать тех, кто остался. Когда уезжала летом в Крым, не верила, что, это, возможно, навсегда.

У нас был очень долгий и не простой разговор. 

Постараюсь максимально близко передать то, что она увидела и о чем рассказала. Без моих оценок и впечатлений. Много. Но для тех, кому важно, много не бывает.

Киев. Ольга.

- В Киеве меня Ольга встретила. Мы с ней работали в Луганске вместе. Я в Крым уехала, она – в Киев. Поселилась в квартире одноклассницы, та в Лондоне живет. Работу найти не может. Только узнают откуда, сразу отказ. Может ей так «везет», конечно, но она раз спросила о причине. Сказали, что не обязаны отвечать. В школу дочь устроила без проблем, но сразу началось: деньги сдать на то, на другое, на пятое и десятое. Когда директриса сказала, чтобы ребенок пришел на первое сентября в вышиванке, с ней случилась истерика. Натуральная истерика. Она плакала и кричала: «Вы видели, сколько в вашем городе стоит самая простая вышиванка? Вы понимаете, что мы беженцы? Что у нас нет работы, нет денег, нет элементарных вещей, а вы нам про вышиванки?! Да, моя дочь не знает гимн Украины. НЕ ЗНА-ЕТ! Она не может стоять в вышиванке и петь его. Ставьте нас к стенке и стреляйте, в конце концов, но вышиванки нет!» 

Она сама за Украину была. С самого начала. У нас на работе вообще почти все были за Едыну сначала. Всё. Кончилась для неё Едына. Дочь в Россию к отцу отправляет. С кровью отрывает, но согласие дала.

Киев. Наталья.

Ночевала у Натахи. Она тоже луганская, но в Киев уехала года три назад. Пронизана майданом насквозь. Идейная до невозможности. Мы с ней сразу договорились: о политике не говорим. Но не говорить не получается. Хорошо, что поссориться тоже не получилось. Гуляли по Киеву, пили кофе на майдане. Я ведь впервые в Киеве. Какой же красивый город. Необыкновенно красивый. Теплый, гармоничный, осенние оттенки ему очень к лицу. Вокруг богатые, улыбчивые люди. У них все хорошо. Ты представляешь?! У них, сука, все хорошо! У них знаешь, что происходит? У них война в Донбассе. Они его отделили, там война, а в Украине все хорошо. 

Не могла не спросить про Кличко. Оказывается, что все киевляне в шоке - его никто не выбирал, его им назначили. Но вот собрались они недавно на майдане, вся площадь, говорит, заполнена была. Все злые, готовы Раду идти крушить. Натаха там в первые ряды к сцене затесалась. И вышел к ним Кличко. Вышел и орет: «Вы хотите анархии? Будет вам анархия. Вот свергнете вы нас всех, и настанет анархия! И тогда тут же придет Путин и займет Украину». И всё. Майдан закончился. Я её спрашиваю, не напоминает ли ей это сцену из «Ивана Васильевича»? Послать войско выбить крымского хана с Изюмского шляха. В ответ: «Ты не понимаешь! Путин наш враг. Надо сначала победить, а как победим, так снимем всю верхушку. В Украине управлять должны те, кто на майдане кровь проливал».

Поезд.

Билетов нет через 15 минут после открытия касс. В Харькове люди реально падали на колени, умоляя, чтобы их взяли. Брали. Нас в купе ехало 8 человек. В некоторых возмущались, но проводник ходил и взывал к человечности. При этом сам человечно брал втридорога. Меня потрясли дети. Их очень много, но в поезде всю дорогу была тишина. Даже самые маленькие не плакали, не капризничали. Уставшие лица с взрослыми глазами. Страшно.

Луганск.

Казалось, что морально подготовилась к тому, что увижу. Нет. Дыры в многоэтажках, дороги, вывернутые наизнанку. Какие-то вздыбленные. Не просто воронки, а вывороченный асфальт. Если в центре как-то немного прибрали, то у нас в Красном Яру мрак. Едешь среди сгоревших машин. Вот везде по дороге стоят. Техника военная. БТРы, танки. На одном написано большими буквами ЛНР. Он весь в цветах, прикинь! Да, серьезно, цветы не только искусственные, свежие живые цветы лежат. Олег сказал, что за посадкой, на поле, вообще много техники. Предлагал съездить посмотреть. Отказалась. Не могу. Это очень страшно. А для них это уже обыденность. 

Наша улица… Не понимаю, как летели эти снаряды. Улицы нет. Вот просто нет. Стоит наш дом и следом за ним еще шесть целых домов. Как куполом были накрыты, что ли? Ттт, ттт, ттт!!! Рядом с нами в доме нет стены и окон, перед ним дом разрушен полностью, а у нас только крыша осколками побита. Господи, пусть так и будет! Пусть больше ни один снаряд не прилетит!!!

Олег. Луганск-Перевальск.

Говорит, что он до последнего людей и их скарб перевозил. Склады какие-то перевозил за деньги. Помогло продержаться какое-то время. Был в Юбилейном, когда попал под обстрел. Говорит, что отовсюду сразу снаряды летят, вой, грохот, все рушится, а у него машина заглохла и он сдвинуться не может. Вдруг навстречу машина летит на огромной скорости. Тормозят резко: «Мужик, ты что, гонишь?! Вали отсюда! Сейчас разнесет, бл..!» Ополченцы. С толкача его завели, приказали в Красный Яр не соваться вообще, там бой идет, живого места не останется. «Вали, - говорят, - в Северодонецк или Перевальск, там спокойно.» У Олега в Перевальске брат троюродный, к нему поехал. Чудом проскочил. Несколько дней там, действительно, спокойно было, потом началось. Прибегает к брату директор турбазы местной, кричит, что ополченцы велели всех, кто есть, собрать на базе – там подвалы большие. Хватать одеяла, еду и всем в подвалы - сюда нацисты идут. И вот они с братом сначала тоже бегали по домам, потом таскали кровати, мешки, матрасы в подвалы. Когда начали бомбить, снаряды ложились рядом. И в какой-то момент началась истерика. Дети захлебываются: «Мама, нас убьют!», матери голосят и проклятья шлют. Кто-то рвется наружу, кто-то трясется, кто-то просто воет. И гром, стены дрожат, завывает все, свистит… Он как рассказывал, у меня волосы на голове шевелились. Почти месяц они вот так в подвалах сидели. Вылазки делали за дровами и водой на родники. Родники простреливаются. Нацики знают о них. И о том, что люди на турбазе, тоже знали. Ополченцы их отводили, а они все равно рвались туда, потому что там леса кругом и базы наших стояли. Да, сепаратистами местные их больше не называют. 

Катя, Игорь. Луганск-Красный Луч.

У них трое детей. Они в Красный луч сорвались. Там тоже тогда еще спокойно было. Когда начали бомбить, они в подвалах какого-то предприятия прятались. Там их много разных. Холодно очень. Одеял не хватает. Где-то через неделю малая заболела. Ей чуть больше года, прикинь. Температура сорок, ничем сбить не могут! Игорь говорит: «В подвал не пущу больше! Вы идите, я с ней здесь буду!» Девок запихает туда, сам с ребенком домой бежит. Катька воет, даже когда рассказывает об этом. Она сама врач, но лекарств не хватает. Они уж думали, что воспаление легких. Потом еще дети стали болеть. Тогда Игореха к ополченцам пошел… Больше километра по-пластунски полз. Как раз обстрел начался, а он ползет. Добыл. Живы все, слава Богу.

Света, Саша. Луганск.

Соседи наши. У них дом добротный очень. Сашка сам строил. Руки золотые у парня. Столько любви в этот дом вложил. Только закончил и тут на тебе. Уезжать отказались категорически. Еще я их уговаривала – ни в какую. Детей у них нет, а сами, говорят, и в своем подвальчики посидеть могут. Газа нет, электричества нет. Сашка у выхода из котельной Свете печку соорудил, чтобы готовить, а при малейшей опасности можно было тут же в подвал нырнуть. Точнее, в подвал они не лазили. Котельная глубокая. Решили, что от осколков защита очень надежная, а если прямое попадание будет, то тут их сразу разнесет, без мучений, а в подвале засыпит и будут медленно умирать… 

Дальше по улице Игоря с Катей дом. Они с детьми уехали, а родители остались. Мать – инвалид. На коляске. Бомбежка началась, а она криком кричит: «Я жииить хочу!». Батя к Сашке, надо, мол, что-то делать. И они каждый раз бежали ее в подвал спускать. А когда все закончится – поднимать. Она тучная очень, коляска широкая, тяжеленная. Намучались. Рыдают и тянут. Она сама плачет: «Деточки, простите меня, но не могу я, страшно мне!». И так каждый день…

Мы в беседке сидели… В нашей с Олегом. Соседи помогли ему из нее что-то типа блиндажа сделать. Буржуйка, лампада. Ни света ведь нет, ни газа, ни воды. Они каждый день, рискуя жизнью, в поля ходят, потому что в окопах можно найти пайки. И американские, и российские. Бушлаты или как они там называются? Дрова, опять же. Ополченцы запрещают. Все оповещены, что в округе заминировано практически всё. Нарваться можно в любой момент. Они все равно ходят. Светка говорит: «Что мы все плачем и плачем? Загрузили Олеську совсем! Давайте о смешном!»

И рассказывает, как она однажды кусок железяки нашла. Не крупный, но тяжелый. Сашка с Олегом где-то вдалеке бревна собирают, кто-то по окопу снует, пайки ищет. Она подумала-подумала, решила, что пригодится и в машину оттащила. Когда разгружали, Саню чуть кондратий не хватил: «Мы столько бомбежек пережили, у нас дом выстоял, чтобы ты мину домой притарабанила?! Да ты понимаешь …» дальше набор непереводимых выражений. В общем, отвезли они эту штуковину ополченцам. Те прифигели. Сашка говорит: «Жена – дура». Они: «А ты – умный, что снова ее в машину погрузил?» Рассказывают и хохочут. А я ни смеяться не могу, ни плакать. Какого-то успокоительного напилась и сижу, будто неживая. У меня ощущение, что мы в декорациях к фильму о великой отечественной сидим. Буржуйка эта, отсвет от лампады, печеная картошка, самогон… И их лица в отсвете свечи. Какие же они худые все! Какие же худые… Я ни одной картошки не съела. У меня ком в горле стоял и все казалось, что если что-то съем, они так и останутся голодными… 

Мы долго молчим… Вдруг Олеська говорит почти шепотом: - Знаешь, что мне Олег сказал? Мы же ссорились сильно, когда уезжала, страшно ссорились. И я его спросила: вот не пустили тебя в Красный луч, а представь, я бы тут одна осталась. Ни связи, ни тебя, ни кого родных… А он ответил: если бы я знал, что ты здесь одна, весь город на пузе прополз бы, но пришел…
Она закрывает рот рукой, глаза огромные, лицо перекашивается в плаче...
- А я его бросила… я его там оставила одного. Я их всех там оставила. Господи, ты бы видела, какой там ужас!
- Олеся, у тебя дочь, тебе нужно было ее увезти…
- Да, да, я все это знаю и понимаю, но этот груз уже на всю жизнь, наверное.
А знаешь, какое потрясение у меня на вокзале было? Меня проводить Машка из Камрода пришла. Посмотри, что она мне подарила!
Леська вытаскивает изумительную икону. Вышитую. Я много их видела, но не трогали как-то. В этой есть душа.
- Представь, она ее мне на юбилей вышивала в подвале, под бомбежкой. При свече вышивала! Ее бомбили, а она мне икону вышивала…

Ты знаешь, я в поезде кричала во сне. Меня люди успокаивали. Нас в Красном Лимане, где Юра-Юрочка живет, помнишь, ополченцы проверили. На следующей станции украинская армия. Кстати, кумовья на встречу не пришли, но ребята рассказывали, что они в Счастье пережидали. И очень армию благодарят. Именно армию. И подкармливали их пацаны, и мобильный давали подзарядить, помогали всячески. Так вот. Вагоны проверили и раненых стали заносить. Много. Со мной в купе две девахи дородные были. В камуфляже. Мы не общались, но из их разговора я так поняла, что они чуть не из женского батальона Коломойского. Хотя кто их знает… 

В вагоне бухой нацик ехал. Всю дорогу орал: «Где тут сепаратисты? Всех порешу! Я раненый! Но скоро вернусь и п..ц вам настанет!». Он орал, а я лежала и думала о Митяе, у которого и квартиру разбомбили, и гараж и теперь совсем ничего нет. Об Артеме, у которого прямым пападанием в дом отца с бабушкой убили и на фоне этого у Митяя, вроде как, все еще ничего даже… о многом думала, пока не заснула, а во сне кричала. А в Киеве кричала женщина. Ей при мне похоронку отдали. Я из подъезда вышла, уже на вокзал собиралась, тут парни в военной форме и женщина эта. Они ей какой-то пакет передали. Она на землю упала и так страшно, по-звериному завыла. «Убииилиии. Сынку моего убииили!» Столько муки в этом, столько боли. Я шла и долго слышала этот мучительный крик. И понимала, что не могу ее ненавидеть. Мне жалко. Мне больно за нее, за сына ее, за моих друзей.

Олеська приехала во вторник. А в среду перед поездом Киев-Луганск разбомбили железнодорожные пути. Люди под обстрелом выбирались из пекла.

Из комментов: 

Лека, девушка из Горловки: ...я читала и плакала... Мне это все известно и понятно до боли. Я не знаю смогу ли я забыть когда-нибудь этот ужас, у нас это все навсегда наверно в памяти останется. 

Никогда не забуду когда бомбили спецшколу (150 метров от моего дома) градом, а я по-пластунски котят собирала и орала во все горло, страшно было. Я даже по разбомбленной части поселка не хожу , мне страшно смотреть на зияющие дыры в домах и обгоревшие балконы ,тем более это квартиры людей которых я знаю много лет .

Они там в Киеве радуются, что нас бомбили и продолжают.

Я боюсь выехать в город, просто боюсь увидеть то что с ним сделали, боюсь не узнать, он такой красивый был до войны, пусть и промышленный город, боюсь увидеть такой любимый Донецк в руинах. 

Когда же это все закончится и виновные будут наказаны за свои СЛОВА и ДЕЙСТВИЯ ???? Все до единого ?
А забыть навряд ли получится ... Простить может быть , но не сейчас ...

Мира хочется , нормальной жизни . 

А вам желаю никогда не видеть и не слышать ,то что пережили мы и что еще придется вынести нам , от всей души мира Вам и Вашей Земле !

БарОн: мне снова стал писать мой киевский друг - так, как будто вообще ничего не происходит, он в этом годе отпуск провел по заграницам, весь счастливый, одухотворенный, сын у него тоже за границей учится...сетует, что еще бы ляльку, чтоб было кого воспитывать, хвалится, что после этой длительной поездки у родичей он нарасхват, все его хотят видеть, и он бухает уже который день, каждый день в разных гостях...

Киев!...да что за люди теперь его населяют?????

источник