Приезжая в родную деревню, я оказываюсь в роли Егора Прокудин, помните вора-рецидивиста из "Калины красной", когда он наконец проведал свою маму. Мне всегда приходит на память эта сцена, когда я навещаю свою родную (по маме) тётю Марию (Маню). Она единственная осталась из десяти родных дядек и теток, выживших после великой войны. А вообще родных теток и дядек было столько, что я даже не знаю точного количества. Ибо только у мамы было 15 братьев и сестер, из которых четверо в младенчестве скончались. У отца же было пять сестер и два брата. А потом была война. Получается, что восьмерых-девятерых родных дядь-тёть я вообще не знал...

Навещаю её обычно летом и почти всегда застаю её сидящей на лавочке возле дома. Обычно на забор она вешает тряпку от ветра. Так было и в этот раз.
- Ванечка, родной, как я тебя рада видеть!-слезы радости тетушки, которой уже 84 года. Объятья перемеживаются с причитаниями. А потом, потом мы с ней наливаем по рюмке, обычно коньяка, или вина, который приношу с собой и. И я начинаю слушать бесхитростные рассказы тёти Мани. Вот после этих встреч я вспоминаю Шукшина в роли зэка Прокудина и фильм "Калину красную".


С тётей Маней.

- Вань, никому я не нужна, никто меня не берет к себе (у неё два сына, которые живут же здесь в селе),- улыбается тётушка. - Снохи наверное не хотят меня к себе брать, но ты знаешь,- смеётся тётя,- нас бьют, но мы и сами добрые!!! В одном доме двум хозяйкам ужиться трудно. А у меня всё есть, дом, пенсия неплохая, огородик сажу для себя. Сын Сашка постоянно навещает, только два дни назад был, продукты привозил. Ни в чем не нуждаюсь, поэтому буду жить сама, пока Бог не заберёт, а он что-то забыл про меня, -улыбается. - Нет уже моих братьев и сестер и мужей (три), а я живу.
- Живите теть Мань, живите за всех своих родных братьев и сестёр,- говорю и наливаю ещё в рюмки.
- Много не наливай,- останавливает,- я ведь сейчас не выпиваю. Но веришь иногда надо и рюмку выпить для аппетита, сплю плохо, в шесть утра уже на ногах, не спится, хоть что делай, ну не спится.косточки болят, лупаю и лупаю зеньками в темноту. Зрение плохое, врачи сказали, что очки не помогут, а если операцию делать, то они не гарантируют успеха. Вот вблизи вижу, а далекое расплывчато, ну их врачей, так доживу,- ставит точку тётя в разговоре о здоровье. Я же слушал её, а в горле комок. Сколько ей и другим детям войны досталось от жизни... Голод, холод, сиротство. Сначала отец Пётр сгинул на фронте, потом мама Ульяна, уже после Победы умерла и остались младшие дети сиротами. Четверо: Ваня, Лёва, Маня, Лена, на попечении старших братьев, а там жёны змеюки..., да вообще жизнь не сахар тогда была, - мысли мои перебила тётя, которая продолжила рассказ. - Недавно отец приснился!
- Дед Пётр?
- Да он самый! Идёт по полю и машет мне...
- Теть Мань, нашёл я в списках его, пропал дед без вести в декабре 1942 года. Что интересно он в списке военкоматовском безвозвратных потерь, вместе с двумя двоюродными дедами Паршиковыми соседствует. В одном списке три моих деда!!!
- А я знаю Ваня про папу, он ведь и до фронта не доехал.
- Как не доехал? - удивляюсь,- ведь наш дядь Коля (сын деда Петра, мой дядька) рассказывал, что хоронил отца, дед якобы в соседнем полку служил.
- Не знаю этого, я знаю что, папу отправили в Омск, их там месяц учили и потом по железке на фронт. Он из Омска единственное письмо прислал домой и пропал. Через некоторое время донеслась весть, что в Новорешёты (18 км от нашего села) привезли раненого с его призыва. Да какой раненый, обрубок человеческий прибыл с фронта. Голова и туловище, без рук и ног осталось от молодого паря. И мама, твоя бабка Ульяна, бегала к нему, узнать про отца. Так этот раненый рассказал, что перед самим фронтом немцы рельсы повредили. Их эшелон встал и все под бомбами погибли. Этот раненый говорил, что по горло в крови плавал, всех немец с эшелона побил. - Вот все здоровые погибли, а я обрубок живу,- рыдал этот раненый, по словам мамы.
- Ну теть Мань, так не бывает,- перебиваю,- ежели эшелон встал, то по команде, а часто и без команды, все в рассыпную из эшелона. Так что погибнуть все не могли. Впрочем всякое случалось.
- Я не знаю, как и что, но знаю, что отец не должен был идти на войну, у него отсутствовал указательный палец.
- На какой руке?- удивляюсь. Хотя чему удивляться, я деда Петра видел только на фотографии, где он в форме красного солдата-командира. Кубанка с красной полосой на голове, полевую форму без погон перекрещивает портупея красного командира. Тогда он был красным бойцом на Украине. Это потом, через десять лет дед вместе с моим прадедом Савелием, превратились во врагов советской власти-кулаков, которых надо выслать из незалежной, тогда УССР, чтобы не мешали строить новую власть,- промелькнуло у меня, а тётя продолжает рассказ.
- На правой руке, той самой, которой надо было стрелять. Папа сапожничал и палец повредил, он распух, загнил, а какая тогда медицина в деревне была? Вот, палец пришлось удалить. Два раза призывали папу на войну, два раза он возвращался домой. Негодный к службе. На третий раз он позвал нас деток малых к себе. Мы на каменке за печкой сидели, Ванька, Лёвка, Ленка, твоя мамка и я:
- Идите ко мне кровинки,- обнял нас, заплакал и говорит. - Прощайте детишки, теперь я уже не вернусь.

Так и произошло, не вернулся папа,- опять заплакала тётя, а потом добавила,- а ушёл он на войну за Дурнева (фамилию я изменил), директора МТС... Так говорила нам мама, так шептали соседки. Подсунули нашего тату, заместо здорового мужика...



А потом у нас был третий тост и разговоры долгие, но это другой рассказ...

Справочно: Рядовой Чхало Петр Савельевич, 1899 года рождения, пропал без вести в декабре 1942 года.