Число 137 прочитанное наоборот.есть 731 ,которое особенно зловеще рассматривается в северо-восточной Азии
137 Постоянная тонкой структуры — 1/137, описывает вероятность фундаментального физического процесса: поглощения или излучения электроном фотона и обозначается первой буквой греческого алфавита, альфа: α.Она является фундаментальной физической постоянной, характеризующей силу электромагнитного взаимодействия. Постоянная тонкой структуры может быть также определена как квадрат отношения элементарного электрического заряда к планковскому заряду.https://ru.wikipedia.org/wiki/Стационарная_теория_возмущений_в_квантовой_механике
Тот факт, что много меньше единицы, позволяет использовать в квантовой электродинамике теорию возмущений. Будь всего на 4 % больше, производство углерода внутри звёзд было бы невозможным. Если бы была больше, чем 0,1, то внутри звёзд не смогли бы протекать процессы термоядерного синтеза
Сумма цифр этого числа — 11
Произведение цифр этого числа — 21
В сериале «Вспомни, что будет» люди во всем мире отключаются на 2 минуты 17 секунд, что составляет 137 секунд.
У писателя-фантаста С. Лема есть рассказ «137 секунд», посвященный возможностям предсказания событий с помощью компьютерной сети
Бетховен назвал свое произведение этим числом Fugue for String Quintet, Op. 137
Многие музыкальные группы ставят в название это число 137. Полно таких чисел в армии и на транспорте
Макс Борн говорил,если бы число было больше,чем 137,то мы тут не смогли бы отличить материю от вакуума,от пустоты и все физические законы были бы невозможны
Понятно, что объяснение этого числа должно стать центральной проблемой натурфилософии.http://uni-obuda.hu/journal/Varlaki_Nadai_Bokor_14.pdf Здесь обьяснения профессора венгра Надаля Бокора

Относительно конца истории ,он связан не с ускорением, а с изменением социальных процессов. В нынешних обществах господствуют массовые процессы.
Инерция социального порождается множественностью и насыщенностью социальных обменов, сверхплотностью городов, рынков, информационных сетей, замшелого туризма
Инертная материя социального представляет собой холодную звезду, вокруг массы которой замерзает история. События чередуются и исчезают в индифферентности.
Массы,нейтрализованные информацией, выработавшие невосприимчивость к ней, нейтрализуют историю и служат своеобразным поглощающим экраном. Они не имеют истории, не имеют чувства, сознания, не имеют желаний и они не имеют иммунитета от того,что происходит в реальности История, смысл, прогресс уже не ускоряют движение к освобождению. Масса в своей молчаливой внутренней зацикленности,глушит всякую социальную, историческую, временную трансценденцию.
История заканчивается не вследствие отсутствия побудителей, насилия или событий, а вследствие замедления, индифферентности и оцепенения,и это порождает вирус. Я уже об этом писал ранее в рубрике
теория Катастроф https://www.liveinternet.ru/users/4033731/rubric/6918158/ 18 статей
У человечества также был свой большой взрыв. Определенная критическая
масса, определенная концентрация людей и обменов ведет к тому взрыву, который
мы называем историей. Речь идет о растворении плотных ядер прежних цивилизаций.
Сегодня это приобретает обратный эффект. Преодоление порога критической массы популяций, событий, информаций ведет к обратному процессу инерции истории и политики
Гипотеза относительно конца истории связана с преодолением предела, за которым, вследствие все большего информационного совершенствования история перестает существовать как таковая. Мы уже никогда не обретем историю, какой она
была до эпохи информации и СМИ. Мы уже не сможем изолировать историю от модели ее совершенствования, которая в то же время есть модель ее симуляции, модель вынужденного поглощения гиперреальностью
Мы никогда уже не узнаем, какой была социальность до входа в бесполезное сегодняшнее совершенство, не узнаем, какой была история до входа в техническое совершенство информации
То обстоятельство, что мы выходим из истории и входим в симуляцию является следствием того, что сама история в своей основе представляет собой грандиозную модель симуляции
Речь идет не о том, что существование истории это рассказ или интерпретация, которую мы даем истории
Речь с точки зрения времени, в котором развертывается история, того линейного
времени, которое есть одновременно и время конца, и бесконечное отодвигания этого
конца. Это время, в котором происходит история, т.е. следование более или менее
осмысленных обстоятельств; это время, где причины порождают следствия, но где нет
абсолютной необходимости и есть неопределенность относительно будущего.
Такое время отличается от времени ритуальных обществ, где всё уже достигнуто в момент порождения бытия и где церемониал восстанавливает совершенство этого
изначального события. В противоположность такому завершенному времени освобождение реального времени истории, продуцирование линейного и дифференцированного времени предстает как чисто искусственный процесс.
В реальном времени истории, в эвклидовом пространстве истории наиболее краткий путь от одной точки к другой, от одного события к другому это прямая линия, линия прогресса и демократии.Но в наше время, где-то с 80-х годов ХХ столетия, мы присутствуем при том, что пройден апогей исторического времени,
пройдена вершина эволюционной кривой. Начинается событийное развертывание в обратном направлении. Любое кажущееся движение истории
приближает нас невидимо к своему антиподу, отправной точке. Это конец линейности.
В такой перспективе будущее уже не существует. Но если нет будущего, то нет и
конца. Это не конец истории. Мы имеем дело с парадоксальным процессом обращения
вспять, с реверсивным эффектом модерна ,который, достигнув своего предела и
обобщив все свои достижения, распадается на свои простые элементы
В настоящее время утрачена слава события В течение столетий история развертывалась под знаком славы, иллюзии значимости событий, наследуемой от предков и влияющей на грядущее. История сузилась до вероятной сферы причин и следствий, до сферы актуальности . Смысл событий стал ожидаемым смыслом,события программируются.
Назовем это остановкой событий ,отталкивание от дна Речь идет о подлинном конце истории, конце исторического Разума
Оккультно говоря,мы на дне буквы U перед новым подьемом
Но дело не обстоит таким образом, что мы покончили с историей. Требуется питать конец истории
Мы как бы продолжаем производить историю, нагромождая знаки,переназначаем победителей Второй мировой войны ,социальности, политики, знаки прогресса и изменения, а в действительности мы лишь питаем ее конец в том смысле, что немного отодвигаем его.
Стремление вперед подменяется обращением к прошлому, бесконечной ревизией всех значимых исторических явлений, которая зачастую принимает форму
оправдания исторических преступлений, переосмысления всего и вся.
Вместе с тем обращение в прошлое, бесконечная ретроспектива всего, что
предшествовало нам, ставит проблему отбросов
Что делать с остатками угасших
идеологий, революционных утопий, мертвых концепций, продолжающих засорять
наше ментальное пространство? По существу, вся история представляет собой
живые отбросы Экологический императив требует, чтобы отбросы были вновь
пущены в дело, подвергнуты вторичной переработке. Мы стоим перед дилеммой: либо
останки и отбросы истории погребут нас, либо мы используем их в какой-то
причудливой истории, которую мы в действительности создаем сегодня.
У истории не будет конца, поскольку все остатки истории церкви,демократия, коммунизм, этносы, конфликты, идеологии и т.п.могут использоваться вновь и вновь. Ведь все, что считалось преодоленным историей, в действительности не исчезло, все архаичные и анахроничные формы сохранились
Разумеется, на этом фоне не мог не возникнуть вопрос: как же пресловутый вирус мог убить «гражданское общество»? В том смысле – как он смог сделать то, что ранее не могли сделать ни полицейские заслоны, ни деятельность специальных служб, ни активная пропаганда и иные способы борьбы с инакомыслием? Впрочем, ответ на него есть – хотя и крайне неожиданный.
И состоит он в том, что нет нужды убивать то, чего никогда не было. Да, именно так – нынешний коронакризис, по сути, привел к вскрытию того факта, что «гражданское общество» есть чистый симулякр. То есть – исключительная имитация явления, никогда не существовавшего в мире.

В том смысле, что никогда и нигде пресловутые «гражданские активисты» - т.е., ядро любых «гражданских протестов» - не существовали сами по себе, без опоры на ту или иную элитарную группу

Напомню,что Карантин дрвнее французское слово,означает 40 дней
Здесь я привлек на помощь уже существующие мысли-наблюдения французских философов лакана и Рикера
Символ как структура значения, в которой один смысл означает одновременно другой смысл, который может быть понят только через первый. Поэтому сначала о желании перемещаться
Желание не имеет самостоятельного существования вне процесса интерпретации, но всегда является интерпретированным
Вопрос места существует, поскольку пространство не заполнено, не насыщено, поэтому человеку необходимо перемещаться,стать кочевником, которого современная культура одновременно и приводит в движение, и парализует. «Место» человека там, где его тело; выражения «местонахождение» и «перемещение» взаимосвязаны и свидетельствуют о живом опыте тела — абсолютного «здесь», соотносимого с «там», причем и то, и другое неотъемлемо от собственного тела человека. Человеческое проживание «крепится»
на чередующихся состояниях покоя и движения. «Проживаемое пространство» собственного тела и пространство общественное соотносятся с пространством геометрическим
Само обитание протекает на границе проживаемого пространства и пространства геометрического ,а потому может быть осуществлено только в акте конструирования, как геометрическая сетка жизненного пространства.
Пребывание в границах своего центрального пикселя,котрый держится в третьем измерении.-это клетка куба
Винченцо Натали нам многое показал в фильме «Куб» Закономерности Куба придумал математик Дэвид Правика . Гигантский Куб имеет внешнюю оболочку и состоит из 17 576 (26×26×26) кубических комнат. Между внутренним кубом и его саркофагом существует пространство. Каждая комната Куба помечена тремя числами, кодирующими начальные координаты комнаты в трёхмерной системе. Благодаря этим числам можно определить расположение, движение комнаты и её последующую позицию. Одна комната в процессе перемещения может соприкасаться с внешней оболочкой - и только попав в неё, узники Куба могут выбраться наружу.

В «основании» устройства Куба лежит число 26×26×26, потому что по теореме Ферма 26 — это единственное целое число, заключённое между квадратом (25) и кубом (27) целых чисел 5 и 7 соответственно.
Группа перестановок порядка 5 содержит 26 инволюций
То есть нужно знать Теорию Групп и теорию Галуа https://ru.wikipedia.org/wikiСимметрическая_группа
Первое, что пытаются понять узники Куба - это как и за что они туда попали. Быстро сообразив, что они находятся в своеобразной тюрьме со множеством ловушек Один из «заключённых» - инженер, принимавший участие в разработке саркофага для Куба, - ближе всех подходит к верному ответу. «Никакого заговора нет, — говорит он. — Кто-то, может, и знал, в чем суть этой машины, но его уволили, а душегубку продали. Даже если у неё и была цель, то её исказили. Мы попали сюда, потому что эта штука действует бесконтрольно».
Число Бога кубика Рубика 3×3×3 в метрике QTM равно 26

Катастрофа, которая нас подстерегает, заключается не в исчерпании ресурсов энергии: во всех формах ее будет все больше и больше, по крайней мере в течение отпущенного срока, за пределами которого это уже не коснется людей. Ядерная энергия неисчерпаема, как и энергия Солнца, энергия приливов и отливов; неисчерпаема даже энергия природных катастроф, подземных толчков, вулканов (техническим фантазиям вполне можно доверять). Но что, напротив, драматично — так это динамика нарушения равновесия, работа на пределе самой энергетической системы; именно это может в очень короткий срок повлечь за собой убийственное разлаживание всего механизма.
Мы уже видели несколько наглядных примеров последствий освобождения ядерной энергии (Хиросима, Чернобыль), но потенциально катастрофична любая цепная реакция — будь то вирусная или радиоактивная. Ничто не защищает нас от тотальной эпидемии, даже гласисы, окружающие атомные электростанции. Может быть, вся система трансформации мира посредством энергии вступит в вирусную эпидемическую фазу, соответствующую самой сути энергии: издержки, провалы, несоответствия, нарушения равновесия, катастрофы в миниатюре, которые вначале могут иметь и положительный эффект, но, отставая от своего собственного развития, приобретают размеры глобальной катастрофы.

Можно рассматривать энергию как причину, порождающую следствия, но эти следствия, воспроизводя сами себя, перестают подчиняться какой бы то ни было причинности. Парадокс энергии состоит в том, что она является одновременно и революцией причин, и революцией следствий (при этом обе революции почти не зависят друг от друга), а также в том, что энергия становится не только местом сцепления причин, но и местом расцепления следствий.

Энергия вступает в стадию переохлаждения, и вся система трансформации мира вступает в эту же стадию. Из материальной, продуктивной, переменной энергия превращается в головокружительный процесс, подпитывающий самого себя (впрочем, поэтому не существует риска, что мы испытаем ее дефицит).
Эксперты, рассчитывая только количественные данные энергетической системы, недооценивают естественный источник энергии, каковым является само ее расходование.
Так, некоторые из велосипедистов, участвовавших в гонке преследования вдоль Транссибирской магистрали, умирали, но при этом продолжали крутить педали. Трупное окоченение превращается в трупную мобильность, смерть крутит педали до бесконечности, даже ускоряя ход в соответствии с законом инерции. Энергия оказывается сверхвозросшей за счет инерции смерти.
Обратная сторона постулата экономики состоит в том, что если что-либо истрачено, необходимо, чтобы оно было воспроизведено. На самом деле это не так. Чем больше расходов, тем больше растет энергия и богатство. Такова энергия катастрофы, предвидеть которую, вероятно, не под силу никакому экономическому расчету. Некоторая форма экзальтации, присущая интеллектуальным процессам, сегодня может быть обнаружена и в процессах материальных.
Весьма вероятно, что наркотики и другие виды принудительной деятельности, порожденные этой энергией, входят в стоимость жизнедеятельности и в валовой метаболизм города. Сюда входят как наиболее почитаемые, так и наиболее презренные занятия. Цепная реакция тотальна. Исчезла всякая идея нормального функционирования. Все живые существа вступают в сговор, как сказали бы в XVIII веке, охваченные одной и той же распущенностью, одним и тем же чрезмерно драматизированным возбуждением, которое в значительной мере выходит за рамки жизненной необходимости и скорее походит на навязчивую идею выжить, на холодный интерес к выживанию, охватывающий всех и подпитываемый своей собственной яростью.

Отговаривать людей от этой расточительности, от этого мотовства, от нечеловеческого ритма жизни было бы двойной ошибкой: с одной стороны, потому что они находят в том, что могло бы довести до истощения нормальные существа, источники анормальной энергии, а с другой — они ощутили бы себя униженными, если бы им пришлось приостановить и экономить энергию, это было бы деградацией устоявшегося коллективного образа жизни во всех его излишествах и городской мобильности, подобной которой нет нигде в мире и которую они сами сознательно или бессознательно создают.

Риск, которому подвергается человеческий род, связан скорее не с нехваткой, вызванной истощением природных ресурсов, грабительским отношением к окружающей среде и т. д., но с излишествами: это работа энергии в пределе, неконтролируемая цепная реакция, безумное стремление к самоуправлению. Это различие весьма существенно, поскольку, если на риск, связанный с нехваткой, можно каким-то образом ответить положениями Новой Политической Экологии
По материалам Бодрийяра

Данная тема нами развивается давно в рубрике
Теория катастроф https://www.liveinternet.ru/users/4033731/rubric/6918158/ 15 статей
Пирамидка Мефферта (англ. Pyraminx), «Молдавская пирамидка» или «Японский тетраэдр» — головоломка в форме правильного тетраэдра, подобная кубику Рубика. Каждая грань тетраэдра поделена на 9 правильных треугольников. Задача состоит в том, чтобы перевести пирамидку в конфигурацию с одноцветными гранями.
Несомненно данныя пирамида имеет отношение к строению и работе коронавируса
Головоломка состоит из 14 подвижных элементов: 4 осевых (каждый из которых имеет треугольники, обращенные на 3 смежные грани), 6 рёберных и 4 тривиальных угловых. Осевые элементы имеют форму октаэдров, а рёберные и угловые — тетраэдров. При вращении частей пирамидки относительно рассекающих её плоскостей фрагменты перемещаются. Вращение происходит вокруг осей, направленных из центра к вершинам головоломки.

Конструктивно головоломка представляет собой 4-лучевую объёмную крестовину, на осях которой размещаются осевые и тривиальные элементы, а в специальным образом сформированные пазы помещены рёберные элементы, снабжённые выступами, позволяющими фрагментам свободно перемещаться при вращении головоломки, при этом не вываливаясь из неё. Существует головоломка под названием «Тетраминкс» в форме усечённого тетраэдра, которая отличается от пирамидки Мефферта отсутствием тривиальных вершин.
Эта проблема имеет отношение к Алгоритму Судного дня Алгоритм (метод) Судного дня (англ. Doomsday algorithm) — простой алгоритм для ручного определения дня недели данной даты, который был разработан около 1970 года британским математиком Джоном Конвеем. Метод действителен для григорианского календаря, но есть модификации для юлианского.

Алгоритм ориентируется на так называемый «судный день» (англ. Doomsday) — так в данном контексте назван последний день февраля, то есть 28 или (в високосном году) 29 февраля. При известном дне недели «судного дня» в данном году метод позволяет найти день недели любой другой даты этого года.

Продолжение темы Теория катастроф
Расшифровка генома и полное описание лечения
Это часть лунного календаря. Там написано когда и что сажать из растений и когда собирать
Но фактически это 14 частей тела Осириса https://www.liveinternet.ru/users/4033731/post426542587/
Анализ славянской этимологической пары месяц и мясо неожиданно приводит нас к таинствам культа египетского бога Осириса. Осириса называют Лунным Богом
Это разделка свинины плюс голова Вся история расчленения Осириса вдохновлялась небесным таинством расчленения изначально цельного лунного диска. По сути, миф об Осирисе является попыткой объяснения этих небесных мистерий. Расчленение Осириса можно рассматривать как акт добровольного самопожертвования Лунного бога. Оно необходимо, чтобы вновь родилась жизнь. Именно поэтому число колосьев, которые вырастут из растерзанного тела Осириса, составляет двадцать восемь - по числу дней лунного месяца.
Сам месяц является жертвенным мясом, которое необходимо для регенерации Мира.Нельзя отрицать очевидного: русский язык свидетельствует о том, что древние славяне имели мифологические воззрения, касающиеся культа Луны, идентичные мифологии древних египтян.
В русском языке сохранилось выражение белый как лунь, то есть как покойник. Не требуется более наглядного свидетельства, подтверждающего сакральный характер культа бога Луны, который касается таинств смерти. В этом ключе отметим также слово ноль (нуль), которое является анаграммой слова лунь. Ноль является антитезой жизни.
Неугомонный и злобный Тифон (Сетх) Он извлек из сундука тело Осириса и рассек его на 14 частей, которые разбросал по всему Египту. Неутешная Исида разыскала все части тела мужа, за исключением фаллоса, проглоченного нильской рыбой. Каждую часть тела она хоронила там, где находила ее - отсюда множество погребений Осириса по всему Египту.


14 это число Бога
Число Бога кубика 2 × 2 × 2 равно 11 ходам, если поворот грани на 180° считается за 1 ход, или 14 ходам, если поворот грани на 180° считается за 2 хода. Небольшое (3 674 160) количество конфигураций кубика 2 × 2 × 2 позволило вычислить алгоритм Бога (в виде оптимального решения для каждой конфигурации) ещё в 80-х годах

Неприятие, отторжение, аллергия — особый вид энергии. Эта внутренняя энергия, которая заняла место негативизма и возмущения, вызванного несогласием, порождает наиболее необычные явления нашего времени: вирусные патологии, терроризм, наркоманию, преступность и даже те явления, которые принято считать позитивными, — культ успеха и коллективную истерию производства — явления, гораздо более походящие на принуждение избавиться от чего-то, нежели на побуждение создать что бы то ни было. Сегодня мы в большей мере идем к изгнанию и отталкиванию, чем к побуждению в собственном смысле слова. Сами природные катастрофы кажутся некоей разновидностью аллергии, отторжения природой операционного воздействия со стороны рода человеческого. Там, где угасает негативизм, эти катастрофы являют неумолимый символ необузданности, драгоценный символ отрицания. Их вирулентность, впрочем, влечет за собой, посредством заражения, социальный хаос.

Исчезли сильные побуждения или, иначе говоря, позитивные, избирательные, притягательные импульсы. Желания, испытываемые нами, очень слабы; наши вкусы все менее определенны. Распались, неизвестно по чьему тайному умыслу, созвездия вкуса, желания, воли. А созвездия злой воли, отвержения и отвращения, наоборот, стали более яркими. Кажется, что оттуда исходит какая-то новая энергия с обратным знаком, некая сила, заменяющая нам желание, необходимое освобождение от напряжения того, что заменяет нам мир, тело, секс. Сегодня можно считать определенным только отвращение, пристрастие же таковым более не является. Наши действия, наши затеи, наши болезни имеют все меньше объективных мотиваций; они все чаще исходят из тайного отвращения, которое мы испытываем к самим себе, из тайной выморочности, побуждающей нас избавляться от нашей энергии любым способом; это следует считать скорее формой заклинания духов, нежели проявлением воли. Быть может, это какая-то новая форма принципа Зла, эпицентром которого, как известно, как раз и является заклинание злых духов?

"Нет ничего проще отрицания. Вот почему большая масса, составные части которой не в состоянии согласовать стоящие перед ней задачи, обретает это согласие в отрицании". Было бы бесполезно побуждать массы к поискам позитивного мировоззрения или к критическим умонастроениям, ибо они попросту этим не обладают; все, что у них имеется, — это сила равнодушия, сила отторжения. Они черпают свои силы лишь в том, что изгоняют или отвергают, и, прежде всего, это — любой проект, превосходящий их понимание, любая категория или рассуждение, которые им недоступны. В этом есть элемент хитрой философии, источником которой служит наиболее жестокий опыт — опыт животных или крестьян: нас-то уж больше не надуешь, мы-то себя в жертву "светлому будущему" не принесем. С такого рода общественным мнением может спокойно сосуществовать глубокое отвращение к общественному порядку — отвращение к претензиям властей на превосходство, к фатальности и мерзости всего политического. Если прежде существовали политические страсти, то сегодня мы наблюдаем необузданность в сочетании с глубоким отвращением к политике.

Власть как таковая находит в отвращении широкую опору. Вся пропаганда, все политические выступления являются публичным оскорблением здравому смыслу и интеллекту, но при этом вы сами являетесь «реципиентом» этого оскорбления — отвратительного проявления молчаливого взаимодействия. С тактикой утаивания покончено, теперь нами управляют языком открытого шантажа. Прототипом этого может служить известный банкир, которому находящийся рядом вампир заявляет: "Ваши денежки меня очень занимают". Вот уже десять лет, как непристойность в виде стратегии правительства стала неотъемлемой частью нравов. Люди говорили о пропаганде, что она очень скверная, что в ней присутствует какая-то вызывающая нескромность. Но эта пропаганда, напротив, была пророческой, она несла в себе будущее социальных отношений, прямым ходом продвигаясь к отвращению, похоти и изнасилованиям.

То же можно сказать и о порнографической рекламе и о рекламе продуктов питания: она движется к бесстыдству и похотливости в соответствии со стратегией изнасилования и недомогания. Сегодня можно соблазнить женщину, заявив ей: "Меня интересуют ваши половые органы".

Эта бесстыдная форма торжествует и в искусстве: множество пошлостей, с которыми мы здесь сталкиваемся, равноценно высказыванию типа: "Нас интересует ваша глупость, ваш дурной вкус". И мы уступаем этому коллективному шантажу, этой изощренной инъекции нечистой совести.

Верно, что ничто не вызывает у нас подлинного отвращения. В нашей эклектической культуре, которая соответствует разложению и скученности других культур, ничто не является неприемлемым. Именно поэтому возрастает отвращение, желание низвергнуть эту скученность, это безразличие к худшему, эту вязкость противоречий. И в той же мере возрастает отвращение, вызванное отсутствием отвращения. В этом — аллергический соблазн отбросить все разом — постепенную интоксикацию и переедание, толерантность, шантаж угрозой разброда и шатаний. И вовсе не случайно так остро встает вопрос об иммунитете, антителах, трансплантации и отторжении. На стадии скудости мы стремимся все поглощать и усваивать. На стадии же избытка встает проблема отторжения и отбрасывания. Всеобщая коммуникация и перенасыщение информацией представляют угрозу для защитных свойств человеческого организма. Это символическое интеллектуальное пространство, где рождаются суждения, не защищено более ничем.

Не только я сам не в состоянии решить, что прекрасно, а что безобразно, но даже биологический организм уже не ведает, что для него хорошо, а что плохо. В подобной ситуации все становится неприемлемым, и единственная защита организма — освобождение от эмоционального напряжения и отторжение.

Смех сам по себе чаще всего является естественной реакцией, необходимой для подавления отвращения, которое внушает нам состояние смешения и чудовищной скученности. Мы изрыгаем безразличие, но в то же время оно зачаровывает нас. Мы любим все смешивать воедино, но при этом испытываем неприязнь к смешению. Это — жизненно необходимая реакция, благодаря которой организм сохраняет свою символическую целостность, даже ценой собственной жизни (отказ от пересадки сердца).
Почему тела противятся индифферентной замене органов и клеток? И почему клетки при заболевании раком отказываются выполнять возложенную на них функцию?
По материалам Бодрийяра
Статью отнесу к рубрике
Карма и Теория Катастроф

Являются ли все эти технические средства получающей стороной реального мира? Весьма сомнительно. Цель науки и техники скорее в том, чтобы столкнуть нас с совершенно нереальным миром, существующим вне принципа истины и реальности. Современная революция — это революция неопределенности.

Мы весьма далеки от того, чтобы принять ее. Парадокс состоит в том, что мы надеемся ее избежать, наращивая информацию и коммуникации и делая тем самым неопределенность в отношениях еще более острой. Увлекательный бег вперед: погоня за техникой и ее порочными последствиями, за человеком и продуктом его клонирования, бег по ленте Мебиуса только начинается.
Труд не есть больше действие; теперь это операция. Потребление уже не является простым и чистым наслаждением благами, оно становится чем-то вынуждающим наслаждаться — смоделированной операцией, разнесенной по графам ранжированного набора предметов-знаков.

Общение теперь не сам разговор, а то, что заставляет говорить. Информация — не знание, а то, что заставляет знать. Вспомогательный глагол «заставлять» указывает на то, что речь идет именно об операции, а не о действии. Реклама и пропаганда уже не претендуют на то, чтобы их принимали на веру, — они стремятся заставить верить. Участие не является более ни спонтанным актом, ни проявлением социальной активности — оно всегда индуцировано некими замыслами или махинациями. Участие — это то, что заставляет действовать, подобно процессу, приводящему в движение.

Сегодня даже желание передается посредством неких моделей желания, способных пробудить его, каковыми, например, являются убеждение и разубеждение — если все категории типа хотеть, мочь, верить, знать, действовать, желать вообще имеют еще какой-то смысл; ибо их смысл был деформирован и истончен вспомогательным глаголом «заставлять». Повсюду активный глагол уступил место фактитивному вспомогательному, само действие при этом имеет меньше значения, чем тот факт, что оно было произведено, индуцировано, вызвано, внушено, оснащено. Вместо познания должно остаться лишь подчинение необходимости познавать, вместо речи — подчинение необходимости говорить, т. е. акт коммуникации. У действия остается лишь результат интерактивного контакта с монитором, снабженным системой обратной связи. Операция, в отличие от действия, непременно регулируется в процессе своего протекания, в противном случае контакт отсутствует. Есть речь, но нет контакта. Контакты могут быть операционными и неоперационными. Информация также может быть операционной и неоперационной.

Все наши категории вошли, таким образом, в эру неестественного, где речь идет не о желании, но о том, чтобы заставить желать, не о действии, но о том, чтобы заставить делать, не о стоимости, но о том, чтобы заставить стоить (как это видно на примере любой рекламы), не о познании, но о том, чтобы заставить знать, и, наконец, последнее по порядку, но не по значению — не столько о наслаждении, сколько о том, чтобы заставить наслаждаться. И в этом — большая проблема нашего времени: ничто не является само по себе источником наслаждения — надо заставить наслаждаться и самого себя, и других. Наслаждение становится актом коммуникации: ты принимаешь меня, я принимаю тебя, происходит обмен наслаждением — один из способов взаимодействия. Если бы кто-нибудь захотел наслаждения без коммуникации, его сочли бы глупцом. Но разве коммуникативные машины способны наслаждаться? Это уже другой вопрос, но если представить себе машины, способные наслаждаться, то они должны быть сделаны по образу и подобию коммуникативных машин. Такие машины, однако, существуют: это наши собственные тела, ориентированные на наслаждения, наши тела, приспособленные к наслаждению посредством торжествующего хитроумного косметического искусства.

Происходит нечто подобное медленному бегу трусцой, который также являет собой исполнение. Это не есть собственно бег — бегун заставляет свое тело бежать. Это игра, опирающаяся на абстрактное выполнение телом некоторого действия, изнуряющего и разрушающего тело. "Вторичное состояние" бега трусцой буквально соответствует этой второй операции, этому механическому перемещению. Наслаждение или боль, претерпеваемые при этом, не схожи с теми, которые испытывает тело при спортивных или иных физических нагрузках. Здесь — чувство дематериализации и бесконечного действия (тело бегуна подобно машине Тингели). Здесь высшая точка наслаждения и восторг исполнения. То, что заставляет бежать, очень быстро удваивает самое себя за счет позволения бежать; тело при этом оказывается загипнотизированным в своем стремлении к исполнению, осуществляя свой одинокий бег в отсутствии субъекта, подобно сомнамбулической холостой машине (другая аналогия — «удесятеряющая» машина Джерри, где мертвые в одиночестве продолжают нажимать на педали). Нескончаемость этого бега трусцой схожа с бесконечным исполнением движения без цели, хотя бы иллюзорной. У того, что не имеет конца, нет причины для остановки.

Нельзя больше утверждать, что цель есть «форма»; это — идеал 60 — 70-х годов. Тогда «форма» была функциональной, она выражала стоимость товара или знака — тела, его продуктивности или престижа. Ныне исполнение оперативно и ориентировано не на форму тела, а на его формулу, его уравнение, его виртуальность как операционное поле, на нечто, заставляющее функционировать, ибо любая машина требует, чтобы ее заставляли работать (загрузили работой), любой сигнал требует чтобы его включили. Все это очень просто. Отсюда возникает глубокая пустота содержания действия. Нет, кажется, ничего более бессмысленного, чем эта манера бежать, без конца реализуя способность бегать. Но люди бегут…
То же безразличие к содержанию, та же навязчивая и операционная исполнительность и бесконечность характеризуют и современное использование компьютера: здесь человек не думает в том же смысле, в каком он не бежит во время бега трусцой. Он лишь заставляет свой разум функционировать, как заставляет свое тело бежать. Операция здесь тоже виртуально бесконечна: пребывание "лицом к лицу" с вычислительной машиной имеет не больше оснований для прекращения, чем "телом к телу" при беге трусцой. В одном случае мы имеем вид гипнотического удовольствия, поглощения или экстатического рассасывания телесной энергии, в другом — энергии умственной; оба вида по существу идентичны: там электростатика эпидермиса и мышц, здесь — электростатика экрана.

И бег трусцой, и компьютеризация могут быть названы дурманящими наркотическими средствами в той мере, в какой сам наркотик выступает в роли проводника исполнения: тем, что заставляет наслаждаться, мечтать, чувствовать. Он (наркотик) не является искусственным в смысле вторичного состояния тела, противопоставленного естественному состоянию; это — замена химического протеза, умственная хирургия исполнения, пластическая хирургия восприятия.

Не случайно подозрение в систематическом приеме допингов сегодня связывается со спортивным исполнением. Различные виды исполнения прекрасно согласуются между собой. Исполнителями должны стать не только нервы и мышцы, но и нейроны и клетки; даже бактерии должны стать операционными. Речь уже идет не о том, чтобы бросать, бежать, плавать, прыгать, но о том, чтобы вывести спутник, именуемый телом, на его искусственную орбиту. Тело спортсмена становится и пусковым устройством, и спутником, оно управляется программой, заложенной во внутренний микрокомпьютер (а не волей, направленной на преодоление препятствий). Результатом такого операционного принуждения является операционный парадокс: лучше всего ничего собой не представлять, чтобы обязывать кого-то являть собой ценность; не нужно что-либо знать или производить, чтобы вынуждать к этому других; не нужно иметь повода для разговора, чтобы общаться.
Что же касается коммуникаций и информации, здесь последствия неумолимы: для того, чтобы информация была передана как можно лучше и в кратчайший срок, надо, чтобы ее содержание находилось где-то на грани очевидного и несущественного. Информация должна состоять из фактов, которые можно узнать из телефонного разговора, из передач СМИ или других, чуть более серьезных источников. «Хорошие» передачи, т. е. такие, которые формируют «хорошее» общество, претерпевают уничтожение своего содержания [даже сам термин "хорошее общество" не имеет больше смысла, потому что от «социального» осталось лишь то, что сделали социальным,магазины
Хорошая информация та, что пропускается сквозь цифровую четкость знания, хорошая реклама — та, что демонстрирует никчемность или, по меньшей мере, умаляет качество рекламируемого продукта, подобно тому, как мода демонстрирует очертания женского тела, а власть — ничтожество того, кто ее осуществляет.
Всякая революция есть катастрофа
По материалам Бодрийяра

Если сегодня интеллектуалам нечего сказать по поводу коронавируса, то это потому, что нить реальности ускользнула от них, ибо они твердо стоят на платформе нравственного, политического или философского сознания, тогда как игра изменилась, и вся ирония, вся радикальная критика ушла на сторону случайности, вирулентности, катастрофы, случайных или систематических изменений.
Это новое правило игры — принцип неопределенности, преобладающий сегодня во всем и являющийся источником острого интеллектуального и, без сомнения, духовного наслаждения.
Например, когда вирусы атакуют компьютеры, что-то в нас содрогается от ликования перед событиями такого рода, но не из-за извращенного пристрастия к катастрофам такого рода и не от влечения к худшему, а потому, что здесь обнажается нечто фатальное, чье появление всегда вызывает у человека прилив экзальтации. Когда речь заходит о реальном, один и тот же знак определяет появление и исчезновение чего-либо; звезды влекут за собой мрак, логика, породившая триумф некоей системы, властна эту систему разрушить.
Фатальность — противоположность случайности. Случайность пребывает на периферии системы, фатальность — в самой ее сердцевине (но фатальное не всегда является бедственным, и непредвиденное может таить в себе очарование). Не исключено, что мы вновь отыщем, пусть в гомеопатических дозах, что-то дьявольское даже в малых аномалиях, в ничтожных отклонениях от правил, которые изменяют к худшему нашу вероятностную вселенную.
Можно ли всякий раз рассчитывать на заданный перечень событий? Естественно, нет. Ведь очевидность никогда не бывает достоверной. Сама истина, в силу своей неоспоримости, теряет свое лицо, сама наука теряет собственное седалище, которое остается приклеенным к креслу. Предположение о том, что статистическая истина всегда может быть опровергнута — вовсе не школярская гипотеза. Это — надежда, исходящая из самой сути коллективного гения зла.
Когда-то говорили, что массы безмолвствуют. Это молчание было свойственно прошлым поколениям. Ныне массы воздействуют не отступничеством, а заражением. Своей причудливой фантазией они заражают опросы и прогнозы. Определяющими факторами являются уже не воздержание и молчание — проявления нигилистические, а использование массами самих пружин неуверенности. Они великолепно пользовались своим добровольным рабством, отныне они играют на своей невольной неуверенности. Это означает, что без ведома экспертов, которые их изучают, и манипуляторов, которые думают, что влияют на них, массы поняли, что политическое виртуально мертво, но что теперь им дано сыграть в новую игру — столь же возбуждающую, как игра на колебаниях биржи, игру, где они с необычайной легкостью могут подчинить себе общественность, харизмы, престиж, размер изображений.
Их умышленно развратили и лишили убеждений, чтобы сделать из них новую добычу теории вероятностей; сегодня они искажают все изображения и насмехаются над политической достоверностью. Они играют в то, во что их научили играть, — в биржу цифр и изображений, во всеобщую спекуляцию, играют с присущим спекулянтам аморализмом. Перед лицом глупой уверенности и непреклонной банальности цифр массы, с точки зрения социологии, воплощают в себе принцип неопределенности. Если система власти организует, как умеет, статистический порядок (а социальный порядок сегодня является статистическим), то массы втайне заботятся о статистическом беспорядке.
Именно эта предрасположенность к чему-то ироническому, дьявольскому, обратимому, вирулентному позволяет надеяться на какие-то небывалые последствия.
В современном обществе происходят только недостоверные, маловероятные события. Раньше предназначение события заключалось в том, чтобы произойти, ныне — в том, чтобы быть произведенным. Оно всегда происходит в виде виртуального артефакта, цепочке опосредованных форм.
Информационный вирус, за 5 часов разрушивший научную и военную сеть США, быть может был ничем иным, как экспериментом самих американских военных спецслужб. Так или иначе, событие одновременно и свершившееся, и мнимое, будь то подлинный несчастный случай, свидетельствующий о несомненной вирулентности вирусов, или же стопроцентная симуляция, говорящая о том, что сегодня наилучшая стратегия — это стратегия рассчитанной дестабилизации и обмана. Где же разгадка этой истории? Если даже гипотеза об экспериментальной симуляции верна, она вовсе не гарантирует владение ситуацией. Вирус-тест может стать вирусом-разрушителем. Никто не в состоянии контролировать цепные реакции. Мы имеем дело не с инсценированным несчастным случаем, а с несчастным случаем инсценировки.
С другой стороны, известно, что любой несчастный случай или природная катастрофа могут быть истолкованы как террористический акт и наоборот. Вот почему так много версий происходящего с пандемией
В соответствии с вышесказанным вся система в целом является террористической. Ибо террор — не столько ужас насилия и несчастий, сколько ужас неуверенности и устрашения. Некогда группа, инсценировавшая вооруженное ограбление, навлекала на себя более суровое наказание, чем то, которое полагалось за реальное ограбление: покушение на сам принцип реальности представляет собой более серьезное нарушение, чем реальная агрессия.

Из всего этого возникает огромная неуверенность, которая пребывает в самом сердце операционной эйфории. Науки предвосхитили эту паническую ситуацию: исчезновение соответствующих позиций субъекта и объекта в экспериментальном интерфейсе порождает конечный статус неопределенности в том, что касается реальности объекта и объективной реальности знания. И сама наука, кажется, попала под влияние странных аттракторов. То же самое можно сказать и об экономике, чье воскрешение, видимо, связано с полной непредсказуемостью, царящей в ней, и о внезапной экспансии информационной техники, связанной с неопределенностью имеющихся знаний.
Обдумывая мысли Бодрийяра

Эта статья посвящена анализу Теории катастроф https://www.liveinternet.ru/users/4033731/rubric/6918158/ 10 статей
Терроризм как форма трансполитики, СПИД и рак как форма патологии, транссексуал и трансвестит как единство сексуальной и этической формы. Только эти формы вызывают сегодня возбуждение. Ни сексуальная свобода, ни политические споры, ни органические болезни, ни даже войны с применением обычного оружия больше никого не интересуют
То есть здесь вы видите не полярности,а мутное среднее между понятиями
Каждая из этих форм — терроризм, маскарад или рак — соответствует ужесточению политической, сексуальной или генетической игры и в то же время недостаточности и распадению кодов, присущих, соответственно, политике, сексу и генетике.
Все эти вирусные, чарующие, индифферентные формы приумножены вирулентностью изображений, ибо все современные средства массовой информации сами обладают вирусной силой и их вирулентность заразительна. Мы существуем внутри культуры иррадиации тел и умов знаками и образами, и если эта культура дает самые прекрасные результаты, то стоит ли удивляться, что она производит и самые убийственные вирусы? Облучение тел началось в Хиросиме, но оно продолжается подобно нескончаемой эпидемии в виде излучения, испускаемого средствами массовой информации, образами, знаками, программами, сетями.
Мы испорчены так называемыми судьбоносными событиями, событиями сверхзначимыми, этим видом неуместного межконтинентального неистовства, которое затрагивает не отдельные личности, институты, государства, а целые поперечные структуры: секс, деньги, информацию, коммуникации.
СПИД, крах, компьютерные вирусы, терроризм не являются более взаимозаменяемыми, они связаны родственными узами. СПИД — разновидность краха сексуальных ценностей; вычислительные машины сыграли «вирусную» роль в крахе на Уолл-стрит, но поскольку они тоже заражены, их подстерегает крах информационных ценностей. Заражение активно не только внутри каждой системы, оно переходит из одной системы в другую. И весь этот комплекс вращается вокруг одной главной фигуры, которая и есть катастрофа
Когда разработчик логической схемы вводит неверную команду, портящую программное обеспечение, используя разрушительную силу этой команды в качестве средства давления, разве он не берет в заложники операционную систему со всеми ее функциями? И разве рейдеры не захватывают в заложники предприятия, спекулируя на их гибели и воскрешении на бирже? Все эти действия осуществляются по той же модели, что и терроризм (заложники, как и акции, и картины, имеют свою котировку), но с таким же успехом можно и терроризм интерпретировать как модель СПИДа, электронного вируса или биржевых махинаций. Ни одно из этих явлений не имеет привилегий перед другими — они образуют единое созвездие. Свежей иллюстрацией этому служит дискета с информацией о СПИДе, которая сама содержит вирус, разрушающий компьютеры.
В области информации и коммуникаций ценность сообщения та же, что и у чистого движения, поскольку оно переходит от изображения к изображению, с экрана на экран. Все мы наслаждаемся, как спектаклем, этими новыми центробежными ценностями — биржа, рынок искусств, рейдеры. Мы наслаждаемся, видя во всем этом зрелищный, приукрашенный образ капитала, его эстетический психоз. В то же время мы используем тайную патологию этой системы, вирусы, которые прививаются этой прекрасно налаженной машине и разлаживают ее. Но на самом деле вирусы — часть гиперлогической связи наших систем, они заимствуют у этих систем все пути и даже прокладывают новые (компьютерные вирусы приближаются к границам сетей, не предусмотренным самими сетями). Вирусы являются выражением убийственной прозрачности информации, распространяющейся по всему миру. СПИД — это эманация убийственной прозрачности секса в масштабе целых групп. Биржевые крахи — выражение убийственной прозрачности победы одной экономики над другой, молниеносного смещения ценностей, которое и являет собой основу высвобождения производства и товарообмена. Все эти процессы, раз вырвавшись на свободу, вступают в фазу переохлаждения, подобного ядерному переохлаждению, которое и служит ему прототипом.
Использованы материалы философа Бодрийяра

Мы живем в обществе размножения, в обществе того, что продолжает возрастать и что невозможно измерить, того, что развивается, не обращая внимания на свою природу, чьи результаты разрастаются с исчезновением причин, что ведет к необычайному засорению всех систем, к разрушению посредством эксцесса, избытка функциональности, насыщения. кризис всегда связан с причинностью, с нарушением равновесия между причиной и следствием; он может разрешиться или не разрешиться посредством исправления причин. В нашей же ситуации причины сами перестают быть четкими, они уступают место интенсификации процессов в пустоте.

Коль скоро в системе возникает дисфункция, неподчинение известным законам функционирования, имеется и перспектива решения за счет выхода за пределы. Но такое решение не представляется возможным, когда система сама вышла за свои пределы, когда она превзошла свои собственные цели и когда для нее уже нельзя найти никакого лекарства. Пустота никогда не бывает трагичной, насыщение всегда фатально; оно порождает одновременно и столбняк, и инертность.

Этой необычайной бесполезности присуща некая особая тошнота. Тошнота, испытываемая миром, который размножается, гипертрофируется и никак не может разродиться. Все мемуары, все архивы, вся документация не в состоянии разродиться одной-единственной идеей; все эти планы, программы, решения не могут разрешиться каким-либо событием
В действительности не мы покончили с потребительской стоимостью, а сама система ликвидировала ее путем перепроизводства. Произведено и накоплено столько вещей, что они просто не успеют сослужить свою службу
Написано и распространено столько знаков и сообщений, что они никогда не будут прочитаны. К счастью для нас! Ибо даже с той малой частью, которую мы абсорбируем, с нами происходит нечто, подобное казни на электрическом стуле.
У нас нет возможности истратить все накопленное, и нам не остается ничего, кроме медленной или быстрой декомпенсации, так как каждый фактор ускорения, играя роль фактора инертности, приближает нас к точке апогея инертности. И ощущение катастрофы есть предчувствие достижения этой точки.
Можно ли еще говорить об экономике? Эта ее кажущаяся актуальность не имеет более того смысла, как в классическом или марксистском анализе. Ибо ее движущей силой не является более ни инфраструктура материального производства, ни суперструктура; это — распад структуры стоимости, дестабилизация рынка и реальной экономики, триумф экономики, освободившейся от идеологий, от общественных наук, от истории, триумф экономики, освобожденной от экономических законов и предоставленной чистой спекуляции, виртуальной экономики, свободной от экономики реальной (конечно же, не в реальном, а в виртуальном смысле, но ведь сегодня правит бал не реальность, а виртуальность); это — триумф вирусной экономики, сходной с другими вирусными процессами. Экономика становится ареной современной жизни именно в качестве арены спецэффектов, непредсказуемых результатов иррациональной игры. политическая экономия кончается на наших глазах, превращаясь в трансэкономику спекуляции, которая забавляется своей собственной логикой — закон стоимости, законы рынка, производство, прибавочная стоимость, классическая логика капитала, но которая не несет в себе более ничего экономического или политического. Это — чистая игра с изменчивыми и произвольными правилами, катастрофическая игра.

Политическая экономия, таким образом, вероятно, подошла к своему концу, но не так, как ожидалось, а разрастаясь до пародии на самое себя. Спекуляция — не прибавочная стоимость, это высшая точка стоимости, не опирающаяся ни на производство, ни на его реальные условия. Это чистая и пустая форма, вымаранная форма стоимости, играющая только на своем поле кругового движения — орбитального вращения.
То есть созданы условия для создания реально работающего вируса. тему можно понять,только прочитав серию этих статей
Изолированная статья не даст полной картины
Я хочу предоставить вам цикл статей из рубрики Теория катастроф

Когда Гидре Лернейской отрубали одну голову, на ее месте вырастали две новые. Гидра извлекает выгоду из повреждения. Она олицетворяет собой антихрупкость. Ищите именно такой принцип поиска выхода из положения,способ регенерации
То есть мы видим здесь явление гиперкомпенсации после катастрофы. Посттравматический рост.
Таких вариантов обстоятельств в нашей жизни масса,например,как стареть намного медленнее,чем обычные люди
Книги и идеи антихрупки, так что борьба с ними ,с идеями и книгами идет им на пользу Как говорил римский император Марк Аврелий, «пламя пожирает препятствия». Запрещенные книги привлекают внимание, они антихрупки в отношении цензуры. Для книги критика – это признак того, что ее и в самом деле читают, а значит, это не скучная книга
В сложном мире понятие «причина» подозрительно само по себе; либо ее почти невозможно установить, либо она не видна
То есть причинность непрозрачность
Каузальная непрозрачность
Так же как мы не знаем совсем нашего Каузального тела,которое есть тело Кармы,тело причин
Старение организма вызвано началом остеопороза костей и наоборот тоже верно
Для наших костей нужна нагрузка,тяжести
Как это делают для здоровья народы,носящие грузы на голове

Вот это и есть антихрупкость,когда мы задаем организму малый стресс и он в качестве гиперкомпенсации выдерживает большой стресс
И последнее,как же Геракл победил Гидру?
Он прижигал раны ,то есть не давал время на восстановление

Смертные устремляются к источникам азарта как коты к валерьянке, и это можно объяснить лишь тем, что азарт, отмеренный в порциях риск-излучения, представляет собой радикальное средство очеловечивания.
Ибо раскладка сущего такова: напьешься из лужицы, из болотца рутины — козленочком станешь (ну, или там трилобитом, ежом, а вдохнешь дух авантюризма и азарта, вдохновишься им — станешь человеком, а на какое-то время, возможно даже, и сверхчеловеком. Надолго ли хватит ресурса, не получится ли смертельная передозировка ,как это часто бывает— это уже другой вопрос. Пожалуй, нигде дозировка лекарства-стимулятора не играет такой решающей роли, как в поглощении конкретных единиц азарта. Чистый, неразбавленный кислород взвешенного шанс-газа (так назовем риск-излучение) приводит к быстрому головокружению, а то и к смерти. По крайней мере, к гражданской смерти. С другой стороны, полное перекрывание кранов ведет к экзистенциальному вырождению. Облучение риск-частицами динамизирует социальную систему. Но тотальное облучение и общая жесткая облученность приводят ее к гибели.
Это как раз и называется революцией .
Должна быть некая пропорция На каждого азартного Парамошу (знаменитого персонажа булгаковского «Бега») должно приходиться несколько занудных Парамош, равнодушных или устойчивых к облучению риск-частицами. Общий смысл генетической подстраховки иммунитета к азарту понятен, но конкретные механизмы неясны и совершенно не изучены
Известно, что авантюрные эпохи сменяются эпохами сбережения.
Что мы знаем о способах связывания азарта, образующие общество ? Они должны удерживать достаточно мощный генератор риска и распределительное устройство с большим количеством контактов, чтобы иметь возможность совершать полезную работу.
Маятник все время осциллирует между коротким замыканием и потерей заряда авантюризма в плотных слоях повседневности. Исторически вброс огромной порции шанс-газа сразу вносит характерные черты в соответствующую эпоху, порождая, например, череду удивительных монстров. Часто может показаться, что проект провалился, что игра не стоит свеч, что разрушений намного больше, чем допустимо
Вот сейчас такая ситуация по всему миру с коронавирусом.
Это правда, но сохраняет простой смертный себя не только уклонением от поединка, от смертельного противоборства. Сохранность простого смертного не в меньшей степени обеспечивается надежным экраном, предохраняющим от позывных Игры, идущей на предельную ставку.
Господин же в этом смысле неприкрыт. Он не приобрел ни одного защитного кожуха, и облученность «частицами шанс- газа», создает новое измерение бытия Получив квант азарта, он детерминируется ,то есть его подключает причина,возникшей волной и на данном участке становится абсолютно непроницаемым для чувства враждебности к тому, что субъект считает причиной своих неудач («врага»), бессильной зависти,
Увлекаемый волной риск-излучения пребывает в автономном плавании ,где корабль совмещает навигацию
и волю волн. Если эта сеть сохраняет устойчивость, корабль остается кораблем, он не тонет, не превращается в щепки, напоровшись на тропический риф, не оказывается захваченным пиратами Он
не пропадает, не теряется до тех пор, пока команда не сломлена болезнями или голодом…
Следовательно, дозировка риск-излучения различается от эпохи к эпохе и от народа к народу, хотя здесь легко перепутать причины и следствия.
Мы видим, что помимо бомбардировки риск-частицами, осуществляемой квантами, и помимо волны, способной огибать психологические препятствия, поле азарта проявляет себя и как узор (росчерк судьбы) — манифестация, не имеющая аналогов в квантовом мире.
Жребий, разовая ставка, пари демонстрируют корпускулярную природу азарта

Продолжаю тему Теории катастроф в нашей обычноц жизни
Возьмем пример,Одно и то же явление-Дом.Но на разных языках оно будет звучать иначе House на английском-Casa на испанском,Быт-на иврите.Человек ,не знающий языка,не поймет ,о чем идет речь
Мы словно бы обречены обманываться, глядя лишь на внешнюю сторону вещей, на тару, на подарочную упаковку.
Вот почему мы не видим антихрупкость там, где она очевидна – и даже слишком очевидна. Мы не привыкли думать об успехе, экономическом росте или инновациях как о явлениях, которые в конечном счете возникают в результате гиперкомпенсации стрессоров. Не замечаем мы и повсеместных проявлений этой гиперкомпенсации. (Именно зависимость от контекста мешает множеству ученых осознать, что неопределенность, неполное понимание, хаос и переменчивость – члены одного и того же сплоченного семейства.)
Непереводимость – это недостаток, свойственный уму человека; и только тот, кто пытается бороться с этим недостатком и избавиться от него, обретает мудрость или рациональность,способен избежать катастрофы
Существует феномен посттравматического роста, который противоположен синдрому посттравматического стресса. Феномен заключается в том, что тот, кто понес урон от неких событий, становится лучше себя прежнего.
То есть маленькая катастрофа спасает от большой
Есть простое народное выражение «это закаляет характер». Или прививка

Продолжаю тему по анализу Теории катастроф.Роль чувства Азарта в истории цивилизации
Экзистенциальное и есть то, что не поддается переводу в режим автоматического воспроизводства, и этим оно принципиально отличается от технического. Скажем, вождение велосипеда по мере накопления опыта упрощается,а любовь,напротив,остывает,проблематизируется и вообще, переходя в автоматический режим, в привычку, получает другое имя.
По мере накопления опыта остывает и вера, если для ее воспроизводства избирается не самый затратный путь.
Европейская история последнего столетия как раз и состоит из соответствующих автозамен: институты правового государства, первоначально производимые как ближайшие атрибуты горячей веры, ее особой формулы, теперь целенаправленно воспроизводятся на иных основаниях, с куда как меньшими экзистенциальными затратами. При этом до поры до времени лишь неуловимые различия мелькают в итоговой картине, а все
остальное вроде бы то же самое… Дух капитализма как будто бы больше не требуется для институций капитализма, но это только как будто — растет понимание того, что возмездие устоявшемуся миру либералов близится, что оно не за горами. Уже несколько десятилетий игра идет на призрачные ставки, можно сказать, на фантики… Инфляция ставок касается не только экономики, но и всего экзистенциального проекта в целом. Смотрим разворачивание на наших глазах воедино пандемии коронавируса и падение цен на нефть
Пора, наконец, обозначить крайне важный момент: когда речь заходит об игре, многие с готовностью рассматривают ее в модальности детства, в ауре некоей ребячливости. Это величайшее заблуждение. Рассуждают примерно так: детское «понарошку» во многих, в большинстве случаев отличается от всамделишной взрослости — детский утренник все же не совсем
настоящий концерт, куличики в песочнице и настоящее приготовление пищи, «игра в доктора» и настоящая медицина далеко не одно и то же. А вот детская игра в карты «на фантики» как будто бы одна и та же игра, если не считать размера ставки. То есть ролевые игры
рассматриваются как подготовка ко взрослости и, стало быть,
как нечто специфически детское. А вот игра на ставку структурирует бытие господина.
С точки зрения техники или правил игры разница между игрой подростков от скуки и партией джентльменов за ломберным столиком едва заметна. Но с точки зрения самой сущности различие является решающим: игра на действительно важную ставку доступна лишь суверену собственной воли, например
тому, кто в законе и при понятиях. Для них как раз игра «просто так» есть профанация и  неприемлема Правила Игры имеют абсолютный приоритет перед правилами игры. И если ты ничего не поставил,
то независимо от твоей искусности, от знания дебютов и «миттельшпилей» игра твоя ничем особым не отличается от возни в песочнице: тут-то и проходит водораздел между изготовителем куличиков и господином бытия. Исходя из такой раскладки, можно констатировать уровень экзистенциальной температуры современной цивилизации: Правила Игры были ,незаметно доя либералов постепенно редуцированы до правил игры. По сути дела, они потеряли
измерение Ставки. Это означает, что индикаторы по-прежнему мерцают разноцветными огоньками, но больше не являются датчиками Спасения, они уже отсоединены от Вифлеемского тотализатора. Настает время подводить итоги.
Феномены, возникавшие под воздействием мощного источника риск-излучения в сильнейшем силовом поле азарта, продолжают воссоздаваться и  в  условиях экранированности губительных для среды человечества лучей, но не замечать подмену больше невозможно.
Все еще по привычке говорят: кто не рискует, тот не пьет шампанского, но шампанского никому и не хочется. Встроенные в человеческий мир игровые автоматы (в самом широком
смысле слова) на холостом ходу прокручивают отжимки воли-к-власти, их комбинации не могут иметь статуса свершений или деяний. Всеобщий рост социального паразитизма в странах с угасшими источниками риск-излучения приводит к упадку инициативы и к нарастанию интерпассивности
Впрочем, ничто не ново под Луной: мы оказались в фазе полной рутинизации экзистенциального измерения. Сущностная периодичность истории состоит в том, что
накопление ресурса экзистенции не является константой. Аскеза и поглощаемый азарт, два величайших инструмента души, создают золотой запас экзистенции. Но накопленный, сбереженный потенциал духа надо иногда и обналичивать, его уместно
и необходимо тратить, что неизменно и происходит.
Решающим остается вопрос «Как тратить?».
Иначе происходит Катастрофа

Продолжаю анализировать теорию катастроф в нашей будничной жизни
Сейчас в интернете шага ступить невозможно без попадания на рекламу спортивных ставок
Азарт в человеке возникает не чисто только в игорных залах спортивных ставок.Не чистое желание выиграть деньги
Вот для анализа психологическая зарисовка из жизни художника Мурада Гаухмана, демонстрирующая, что такое облученность, всего одним-единственным квантом риск-излучения, не имеющего, что характерно, никакого отношения к азартным играм
"Мне было лет 7–8, и  я уже самостоятельно ходил в  школу и из школы. Больше всего я боялся потерять ключи, на этот счет мама предупреждала меня особенно строго: я знал, случись такое — мало не покажется.
И однажды это случилось. Дело было зимой, была очень
снежная зима. Я играл ключом на цепочке, и он упал в снег, прямо в сугроб. Помню, сердце дрогнуло, меня окатила какая-то волна ужаса. Показалось, что все потеряно. Но в сугробе остался след. Я осторожно просунул туда руку, стараясь не разворошить, и достал ключ! Это было чудо! Я показался себе волшебником, и, чтобы снова испытать это необыкновенное щемящее чувство, я опять бросил ключ в сугроб. И нашел!
Бог Троицу любит! И я бросил его в третий раз и не нашел… Я возился больше часа, разрыл весь снег, но ключ исчез навеки. А взбучка дома была такая, что действительно мало не показалось.
Итак, ключ вновь бросается в снег, чтобы вернуть уникальное чувство находки ключа. И ощущение всемогущества («как волшебник») — его так хочется вернуть, восстановить. Из этой психологической зарисовки просвечивает вся достоверность перепричинения и бытия в перепричиненном мире. Перед нами первая, детская версия игры «судьба — не судьба»; ни одно существо, кроме человека, не в состоянии в нее сыграть. Где истоки мотива, побуждающего к риску. отив в
чае не является вариацией для трехструнной балалайки «омы видим,что это не относится к трио работы подсознания— эго, либидо, влечение к смерти. Перед нами четвертый или во всяком случае иноймотив,не принадлежащий к реестру основных инстинктов и тем не менее действующий с неодолимой силой на некотором временном участке. Людям свойственно откликаться на этот зов, животным — нет. Вопрос о богах оставим пока без ответа.
Недооценка, а проще сказать, нераспознанность азарта в качестве важнейшей человекообразующей силы дополняется скудостью психологического отчета. Если муки любви и коллизии власти описаны во множестве прекрасных текстов, то экзистенциальная принудительность азарта прошла мимо магистрального самоотчета сознания: считанные единицы психологических документов посвящены ее анализу
Дело в том, что природа риска облучения хотя и имеет определенную психологическую картину, но не сводится к ней. Что то существует помимо нас в этом мире,вовлекающее нас в азартное состояние
Экстатическое состояние, наступающее после поглощения кванта азарта,в какой-то момент времени захватывает субьекта волной и он пребывает в ней вплоть до исчерпания ресурса ставок.
Сущностные силы человека, о которых так любили го‑
ворить Фейербах и Маркс, непредставимы без мотива чистого азарта
Гегелевская диалектика господина и раба неполна здесь
Мы знаем, что господин ставит жизнь
на кон, учреждая свое право быть господином. Разовая ставка достаточна для реализации воли власти, случаи, когда необходимо власть употребить, понятны и прозрачны для всех участников. Но господин при этом обладает важным избытком: он делает ставку чаще, чем того требует простая рутина господства. Он лишен не только страха смерти, но и экрана, защищающего его от жесткого риск-излучения, — и лишь эта двойная ли‑
шенность делает его воистину господином. Ритмоводитель азарта чрезвычайно легко захватывает его бытие.
Стало быть, без открытого соприкосновения с риском ощущать себя притчастным к обществу невозможно
Именно перпендикулярная контрэманация ,проще говоря,волна извне ,азарта обеспечивает необходимую мерность для диктатуры символического в нашей жизни

Хрупкость это качество , у которого отсутствует специальная дефиниция, – можно определить как то, что не любит переменчивости, а то, что не любит переменчивости, не любит также случайности, неопределенности, беспорядка,ошибок,точки катастрофы
Еще она обладает мощной и полезной связью с нелинейностью: всякая система, реагирующая нелинейно, либо хрупка, либо антихрупка
Самое странное тут вот что: очевидное утверждение «все, что хрупко, ненавидит переменчивость» (и наоборот) почему-то лежит вне научного и философского дискурса. Целиком и полностью!
Куда легче и проще понять, страдает ли объект от переменчивости, то есть хрупок ли он, чем пытаться предсказать разрушительные события Обширное Семейство Беспорядка (или Кластер): (i) неопределенность; (ii) вариативность; (iii) несовершенное, неполное знание; (iv) вероятность; (v) хаос;переменчивость (волатильность); (vii) беспорядок; (viii) энтропия; (ix) время; (x) неизвестность; (xi) случайность; (xii) смятение; (xiii) стрессор; (xiv)ошибка; (xv) разброс результатов; (xvi) незнание.

Оказывается, что неопределенность, беспорядок и неизвестность полностью эквивалентны, если взглянуть на производимый ими эффект: антихрупкие системы извлекают из них выгоду (в какой-то степени), а почти все хрупкие повреждаются.
Почему в списке появляется время? Функционально время похоже на переменчивость: чем больше проходит времени, тем больше происходит событий, тем большебеспорядок; если вы можете понести небольшой ущерб и антихрупки в отношении мелких ошибок, время обязательно столкнет вас с ошибками или с обратными ошибками, которые в конечном счете принесут вам выгоду.
Речь всего лишь о том, что ваша бабушка называет опытом. Хрупкое обязательно лопнет
Вспомните,что я писал:хрупкое хочет спокойствия,антихрупкое развивается в условиях беспорядка,как в нашем случае коронавирус против цивилизации,а неуязвимому все равно
Эпидемия это малая ошибка,испопвление которой сделает нашу цивилизацию прочнее,ибо это дает отказ от прежнего режима строительства цивилизации
Мы разобрали пример из понятия Точка Катастрофы

Продолжаю тему о научном пророчестве
Есть люди, которые обретают антихрупкость за чужой счет, процветая (или получая выгоду) от переменчивости, колебаний и беспорядка и вынуждая других принимать риск убытков или страдать от них. Подобная антихрупкость за счет хрупкости других, как правило, скрыта: из-за того что советско-гарвардские интеллектуальные круги в упор не видят антихрупкости, эта асимметрия редко осознается и никогда прежде (до сих пор) не становилась предметом изучения. Более того, как мы выяснили во время начавшегося в 2008 году финансового кризиса, риск банкротства других легко утаить за возрастающей сложностью современных институций и политических решений. В прошлом высокое положение или статус обретали те, и только те, кто брал на себя риск и расплачивался за свои действия, а героями становились те, кто поступал так ради чужих людей; сегодня имеет место обратное
Никогда прежде такое множество ничем не рискующих людей, иначе говоря, тех, кому ничего не грозит, не контролировало общество в такой степени.

Главное этическое правило формулируется так: не обладай антихрупкостью за счет хрупкости других.
Черные лебеди – это непредсказуемые и нерегулярные события огромного масштаба, влекущие за собой тяжелые последствия. Конкретного наблюдателя, который не в состоянии их предсказать, мы называем «индюшкой»; Черный лебедь застает такого наблюдателя врасплох и больно его бьет.
В основном историю делают Черные лебеди
В нелинейной среде простые причинные связи – это аномалия; сложно понять, как работает система, если смотреть на ее отдельные части.

В искусственных сложных системах развитие часто ступенчато и определяется неуправляемыми цепными реакциями, которые уменьшают, а то и вовсе исключают предсказуемость и порождают нестандартные события. Современный мир аккумулирует технические знания, однако будущее при этом парадоксальным образом делается все менее предсказуемым. Роль Черных лебедей возрастает по причинам, которые связаны с распространением всего искусственного, уходом от традиционных и естественных моделей и потерей неуязвимости ввиду усложнения любых конструкций. Более того, мы становимся жертвами нового недуга, называемого нами неоманией, этот процесс несведущие называют «прогрессом».

Досадный аспект проблемы Черного лебедя – что вероятность редких событий попросту невозможно рассчитать. О наводнениях, которые бывают раз в сто лет, мы знаем куда меньше, чем о наводнениях, которые бывают раз в пять лет, – когда речь заходит о небольших вероятностях, погрешность модели резко возрастает. Чем реже событие, тем сложнее им управлять и тем меньше мы знаем о том, как часто оно случается, – и, однако же, чем реже событие, тем самоуверенней становятся «ученые», которые предсказывают это событие.

К счастью, природа – благодаря антихрупкости – является лучшим специалистом по редким событиям, а также лучше кого бы то ни было управляет Черными лебедями; на протяжении миллиардов лет ей удавалось выжить без каких-либо командно-административных инструкций, которые сочиняют вокруг нас
Антихрупкость – это не просто средство от Черного лебедя; понять, что это такое, – значит перестать испытывать сильный интеллектуальный страх перед Черными лебедями и принять их как нечто необходимое для истории, технологии, науки, для всего на свете.

Мать-Природу нельзя назвать «безобидной». Она агрессивно уничтожает одни виды и замещает их другими, производит отбор и перестановки. Когда доходит до случайных событий, одной неуязвимости недостаточно. В долгосрочной перспективе все, что обладает даже ничтожной уязвимостью, разрушается, потому что время безжалостно, – однако наша планета существует по крайней мере четыре миллиарда лет, и явно не за счет неуязвимости: чтобы система не перестала функционировать, она должна быть неуязвимой абсолютно. Но абсолютная неуязвимость недостижима, а значит, нам нужен механизм, посредством которого система станет непрерывно обновляться, извлекая выгоду из непредсказуемых событий, потрясений, стрессоров и переменчивости, а не только страдая от них.

Итак, в долгосрочном периоде ошибки прогнозирования идут антихрупкости только на пользу. Доведя эту мысль до логического конца, вы придете к тому, что множество систем, расцветающих от случайности, должны сегодня доминировать – и наоборот, системы, не умеющие этого делать, должны исчезать. Да, дело обстоит именно так. У нас сохраняется иллюзия, что мир существует благодаря разумным планам, университетским исследованиям и бюрократическому финансированию, однако есть убедительное – очень убедительное – свидетельство того, что это именно иллюзия; поддерживать эту иллюзию – значит, как я говорю, учить птиц летать. Технология – это порождение антихрупкости, она создавалась теми, кто не боялся рисковать, двигаться вперед методом прилаживания, проб и ошибок; это открытия, которые ученые-любители делали вдали от больших лабораторий. Инженеры и работяги создают вещи, а ученые в это время пишут исторические книги. Нам следует переосмыслить исторические интерпретации роста, инноваций и много чего еще.

Черные лебеди овладевают нашими умами, и нам начинает казаться, что мы «вроде как» или «почти» их предсказали, ведь в ретроспективе они вполне объяснимы. Мы не осознаем роль Черных лебедей в нашей жизни из-за иллюзии предсказуемости. Жизнь куда более запутанна, чем ее отражение в памяти, однако наше сознание занято тем, что превращает историю в нечто гладкое и линейное, и в результате мы недооцениваем случайность. Столкнувшись с ней, мы испытываем страх и реагируем слишком остро. Из-за этого страха и жажды порядка созданные людьми системы, которые отрицают невидимую и смутную логику событий, уязвимы в отношении Черных лебедей и почти никогда не получают от них выгоды. Стремясь к порядку, вы обретете псевдопорядок; мерило порядка и контроля вы получите, только если раскроете объятия для случайности.
Так можно понять свою карму

Продолжаю тему о понятии Антихрупкость
Я сказал, что мы можем оценить и даже измерить хрупкость и антихрупкость, однако при этом мы не можем рассчитать риск и вероятность потрясений и редких событий, какими бы изощренными методами мы ни пользовались.
Управление риском – на практике – есть оценка события, которое произойдет в будущем, и лишь отдельные экономисты и другие безумцы могут утверждать – вопреки опыту, – будто они «измеряют» будущее влияние редких событий, ну а лохи к ним прислушиваются, опять же вопреки опыту и всем прошлым заявлениям такого рода. Но хрупкость и антихрупкость – это реальные свойства объекта: журнального столика, компании, индустрии, страны, политической системы. Мы можем распознать хрупкость, увидеть, во многих случаях даже измерить ее, по крайней мере сравнительную хрупкость с небольшой погрешностью, а вот сравнение степеней риска было (до сих пор) ненадежно. Вы не можете сказать сколь-нибудь уверенно, что данное отдаленное событие или потрясение более вероятно, чем другое (разве что вам приятно себя обманывать), но вы можете с куда большей уверенностью утверждать, что данные объект или структура более хрупки и пострадают больше, нежели другие, если некое событие случится. Вы точно можете сказать, что, если температура воздуха резко изменится, на вашу бабушку это событие повлияет больше, чем на вас; что, если произойдут перемены на политической арене, военная диктатура окажется более хрупкой, нежели швейцарская система; что банк больше других структур пострадает от кризиса; что, если случится землетрясение, скверно построенное современное здание рухнет с большей вероятностью, чем Шартрский собор. И – самое важное – вы даже можете предсказать, который объект из двух протянет дольше.

Вместо спора о риске (жалком понятии, связанном с предсказаниями) я предлагаю понятие хрупкости, которая не связана с предсказаниями и интересна уже потому, что у нас есть слово, описывающее его функциональную противоположность, – «антихрупкость». Эта концепция – не для слабаков.

Для измерения антихрупкости у нас есть подобное философскому камню компактное и простое правило, позволяющее нам распознать антихрупкость в любой области, от здоровья до конструирования сообществ.

Мы подсознательно развиваем антихрупкость на практике; в то же время на сознательном уровне мы отвергаем это понятие – особенно в сфере интеллектуальной деятельности.
Мы стремимся избегать столкновений с тем, чего не понимаем. Но есть те, кто склонен к обратному. Хрупкодел принадлежит к числу людей, которые обычно предстают перед нами в костюме и галстуке, особенно по пятницам; он выслушивает ваши шутки с ледяной серьезностью и смолоду страдает болями в спине, потому что подолгу сидит за рабочим столом, часто летает на самолетах и тщательно изучает газеты. Его непременно можно встретить на поразительной церемонии, называемой в народе «деловым собранием». В придачу к этим недостаткам он всегда считал и считает, что того, чего он не видит, попросту нет, а то, чего он не понимает, не существует. По сути, он постоянно принимает неизвестное за несуществующее.

Давно изучаю математическую теорию катастроф
Очень интересная и полезная в практической жизни вещь
Понятие "Антихрупкость " это есть все то, что изменяется со временем: эволюция, идеи, революции, политические системы, технические инновации, процветающая культура и экономика, выжившая фирма, хорошие кулинарные рецепты
Уникальность антихрупкости состоит в том, что она позволяет нам работать с неизвестностью, делать что-то в условиях, когда мы не понимаем, что именно делаем, – и добиваться успеха.
В любых обстоятельствах я предпочту быть тупым и антихрупким, а не сообразительным и хрупким.
Например, диабет и многие другие современные болезни возникают из-за недостатка случайности в питании и отсутствия стрессора в виде нерегулярного голодания
Куда легче понять, хрупка вещь или нет, чем предсказать события, которые могут ей повредить. Хрупкость можно измерить; риск неизмерим (за пределами казино и голов людей, именующих себя «специалистами по риску»). Отсюда следует решение проблемы, которую называют проблемой Черных лебедей. Напомню,термин появился с момента ,когда черный Обама стал президентом Сша
Ее суть – в невозможности рассчитать риск последовательности редких событий и предсказать их наступление. Понять, как сделаться нечувствительным к повреждению от переменчивости, легко; предсказать событие, которое приведет к повреждению, намного сложнее.
Антихрупкость – это свойство всех естественных (и сложных) систем, которые сумели выжить, значит, лишая эти системы воздействия переменчивости, случайности и стресса, мы им, по сути, вредим. В результате такие системы ослабнут, умрут или разрушатся. Мы сделали хрупкими экономику, наше здоровье, политическую жизнь, образование, почти все на свете… подавляя случайность и переменчивость.
Я продолжу цикл этих статей в рубрике Карма