Это пиздец какой то, товарищи.
Доктор, когда меня отпустит?
PS: зла и расстроена

Мое внутреннее состояние сейчас наводит мысли о шатком равновесии множества неравноценных элементов. Чуть тронь его, и запускаются какие то неведомые мне процессы, приводящие к патологии. Нечто мертвое во мне начинает смердеть, напоминая о своем присутствии. Что то пронзительно кричит внутри, не желая быть вовлеченным в эту игру, в эту материальность, в этот мир. Какая то часть жаждет действия, жизни и трэша, какая то - просто тихо сдохнуть в углу.
Все хорошо. До тех пор пока я не начинаю ДУМАТЬ, пока не начинаю лезть во все это, пытаясь понять что есть что.
Во первых, мне больно. Это ощущение, когда боль физическая может быть лекарством. Это то, что преследует меня сколько я себя осознаю, прекращаясь лишь тогда, когда я перестаю думать. Иногда это ощущение становится фоном, который можно игнорировать, иногда - настолько сильно что готов сделать что угодно лишь бы больше не чувствовать этого.
Во вторых, малейшее изменение этого равновесия ведт к каким то сбоям в психике. Патологическим, не нормальным сбоям. Приходят фобии, с которыми все сложнее справляться. Лица людей на улицах кажутся отвратительными гротескными масками. Я начинаю подозревать этих людей в том, что они не то что бы замыслили нечто против меня, нет. В том, что они в принципе воплощение чего то мерзкого, отвратительного, и от того что бы делать зло их останавливает лишь страх наказания и природная инертность.
Приходит ужасающее ощущение уходящего времени, когда каждый тик-так чертовых часов на стене ощущается как шаг по доске над пропастью, как ком земли летящий на твой собственный гроб.
Любое позитивное изменение, даже сон, приводит к непредсказуемым негативным последствиям.
Огонь вернулся, я больше не мертвая. Но иногда мне кажется, что я никогда уже не соберу себя в единое гармоничное целое.

Бывает, что тебе может быть плохо или больно из-за чего то реального. Когда у тоски, плохого настроения есть более или менее обоснованная причина. Тогда можно взять себя в руки и подумать, в чем все таки проблема и как ее решить.
А бывает как сейчас. Просто депресняк.
Я подозреваю, что это нечто ненормальное. Списываю на "все и сразу". Пытаюсь разгадать очередной ребус своей дурной башки.
Главное не сорваться.

"смейся, моя королева, это последнее лето"

стихи не пишутся

сил чудовищно мало. почти нет огня.

это предел, край. либо лететь, либо падать.

эмоции как через слой ваты, новокаиновая подушка.

хочется бежать из города, от этой весны, от собственной беспомощности.

а я еще живая

Театр уродцев. Музей патологий. Ты можешь вести себя, как один нормальный человек, а завтра - как совершенно другой нормальный человек, но не следует забывать, что за этим всем нормального человека нет вовсе. Ни одного из этих двух, ни какого-то третьего, который бы там прятался. И каждый таит в себе двойное дно, и это еще в лучшем случае.
А еще всем нужен кто-то, кто умеет смотреть и видеть, слушать и слышать.
И в голове, в чертовых ебанутых мозгах, раз за разом собирается конструктор, всякий раз по разному. Красные, зеленые, синие детальки, а вот тут - рычаг, а там и там - дыры. Конструктор рассыпается под чужими пальцами и собирается снова, до тех пор пока не приходит в некую устойчивую форму. И ты смотришь, и слушаешь, и наблюдаешь.
Это свой собственный мир в мире, и это хорошая альтернатива миру в его классическом понимании.

Я опускалась вниз, через деревянный пол и бетон, через слои штукатурки, через разомлевшую плоть спящих людей, ржавые трубы и толщи земли и подземных вод. Это нельзя было назвать ни падением, ни спуском, совершаемым по осознанной воле. Нечто внизу манило и тянуло меня к себе и я спускалась все глубже под землю. В какой то момент кожа начала ощущать тепло, а после - жар, и сознание будто раскололось на несколько частей. Части эти существовали отдельно друг от друга, но действовали слаженно, подобно органам тела или пчелкам одного улья. Одна часть уподобилась водяному змею и заскользила по подводной реке. Река эта не имела ничего общего с жизнерадостными внешними реками, текущими по поверхности. Она текла, а местами просачивалась, по весьма странному руслу, поднимаясь снизу и спускаясь вниз. Там не существует ни света, ни воздуха, есть только вода, могильно холодная и мутновато прозрачная, и в ней снуют странные твари, такие же холодные и белесые как и сама вода. И змей мой не имел зрения, ориентируясь в пространстве опираясь на какие то ощущения, все же позволявшие ему формировать некий объемный зрительный образ всего вокруг. Затем, одновременно с другими частями, произошел какой-то переход назад и вглубь, и змей сам стал этой подземной рекой, и многими другими реками и озерами, и всеми тварями населяющими подземные воды. Он был одновременно кипящим и нестерпимо холодным, мутным до черноты и прозрачным, соленым и пресным, чистым и зеленовато-сизым от кишащей заразы. Он содержал в себе все это, и многое другое, неуловимое. Змей проникал в землю и в то же время существовал отдельно от нее, своей жизнью, по своим правилам.

Вторая часть была землей, и в то же время не была ею. Это был своего рода дух, спирит, довольно медлительный по человеческим меркам и стремительно-неотвратимый по внутренним ощущениям. Земля ощущалась как какая то инертная стихия, мертвая плоть, лишь кое где пронизанная красными и зелеными каналами жизни. Иногда дух проходил насквозь тело змея, которое казалось духу чем то чуть более плотным чем воздух. Он проходил через змея не встречая препятствий, спускаясь сверху, где зеленым и багровым отсвечивала последняя граница и начиналась пустота, через слои холодной земли и застывшего времени, сквозь мертвые песок, глину и камни, едва касаясь магмы внутри. Потом наступила точка сдвига, и дух стал всей этой мертвой землею, которая должна быть целиком живой. Дух почувствовал ее голод и сам стал этим голодом, стал выдохом осени и диастолой сердцебиения. Больше всего пустоты и смерти содержали в себе самые плотные из пород. Рыхлые же, сплетенные со змеем, ощущались чуть более живыми. Но пронзительное ощущение голода пустой земли пронизывало все пространство земли и всю суть моего духа.

Третья часть, отделившаяся от меня, была саламандра. Если дух только слегка касался краешка магмы, то она погрузилась в нее целиком. Маленькая и юрткая, она скользила по потокам пламенной жижи подобно тому как змей скользил по реке. У огня много цветов, и, кажется, тут были собранны они все. Огненное нутро планеты перетекало и бесконечно сжигало само себя, храня жар и энергию начала начал. Царила напряженная, вибрирующая тишина. Где то в центре, закрытый многими слоями огненной земли, спал завернутый в кокон разум. Саламандра коснулась его и ее отбросило назад.

Далее произошел еще один переход, и три части сознания, параллельно доставляющие информацию в единый разум, снова слились в одно, оставаясь при этом на своих местах. Я сделала шаг назад, будто бы зашла за кулисы театра. И за старыми пыльными декорациями обнаружилась жизнь. Хтонь.

Тут мог бы быть какой то текст. А мог бы и не быть.