размышляйте.....
Солнечный блик скользнул сквозь неплотно прикрытые шторы, оттолкнулся от полированной поверхности стола и, подпрыгнув несколько раз на гладком дереве, растворился в бокале мартини.
В тот день солнце было особенно щедро на такие озорные блики. Яркие, теплые и стремительные, они, казалось, окрашивали все вокруг в живые, лишь весне присущие тона. Вызывали улыбку, особенно дорогие воспоминания, бережно хранимые в дальнем уголке памяти остальное время года. Пробуждали любовь.
Она подумала, что до тех пор, пока солнце вот так заглядывает сквозь шторы, пока слепит отвыкшие от теплого света за долгую зиму глаза - светит чем сильнее, тем лучше - пока краски мира искрятся подобно пузырькам шампанского, - до тех пор, пока остается все это, стоит жить и стоит радоваться жизни! И еще она подумала о том, как любит его. В который раз за это раннее весеннее утро.
- Задерни шторы, солнечный свет в такой час неуместен, - он с раздражением расправил газету, пытаясь заслониться от докучливых лучей.
Она выполнила его просьбу, отметив с грустью, что даже когда он злится и драпируется в этот свой старательно скроенный и добротно сшитый образ делового человека, - даже тогда он прекрасен.
Она так и не могла понять до конца, почему так охотно согласилась на правила игры, в которую превратилась ее жизнь. Полупрозрачные намеки, заграничные люксы, постоянные недомолвки, отведенные взгляды, вопросы, оставшиеся без ответа. Минуты у молчащего телефона, капля за каплей стекающиеся в часы, дни, недели, годы. Она знала, что так быть не должно, что у него свой, другой, мир, семья... Знала и то, что теряет те немногие годы молодости, отмеренные судьбой, что жизнь - яркая, настоящая, с шумными студенческими праздниками и свиданиями в торжественно красивом весной сквере, - эта обычная для многих и недосягаемая для нее жизнь проходит мимо. Когда-то по таким широким аллеям, похожим на те, что золотятся в солнечном свете за окном, прогуливались дамы в длинных шуршащих платьях и кавалеры в париках. Она улыбнулась, представив его в парике.
- О чем ты думаешь? - спросил он, отложив газету. Казалось, полумрак смягчил его утреннее раздражение.
"О тебе. Обо мне. О моей к тебе любви. О том, как я дорожу такими вот мгновениями - ты и я, только мы вдвоем, и нет твоей семьи, бизнеса, нет ничего кроме нас", - хотела было сказать она.
- О том, как красивы горы весной.
- Горы, весна... Глупости все это. Тебе надо меньше думать об этом.
"Перестать думать о солнце, горах и весеннем утре - это все равно, что перестать думать о тебе. А это значит перестать жить. Потому что для меня без тебя в этом мире нет места".
- Да, возможно, ты прав.
Она задумчиво посмотрела на наполненную солнечным светом жидкость в бокале. Похожа на воду, а на самом деле яд. Их отношения тоже похожи. На любовь. Господи, сколько это может продолжаться?
Сколько же это может продолжаться? Подозрения, вопросы, упреки. Эти яркие, весенние годы, так остро напоминавшие ему, что не так много осталось их в его жизни. Просторный офис, все больше сжимающийся с каждым днем в размерах. А главное - мерзкий холодный страх, заставляющий всматриваться в темноту сменивший напряженный день ночи. Ей ведь уже двадцать четыре. И каждая весна прибавляет еще один год, одну морщинку, еще одну грустную мысль. Мысль о другом, молодом, мире, о новой, только ей одной принадлежащей жизни. Зато годы, разбросавшие их по разным поколениям, не уйдут. Сколько бы еще времени ни прошло, их всегда останется ровно двадцать пять. Четверть века... Как необъятно много, но в то же время - так ничтожно мало!
Что можно успеть за четверть века? Встать на ноги. Наладить собственное дело, обзавестись семьей. И начать медленно умирать, потому что не к чему больше стремиться, не о чем мечтать. Потому что некого больше любить.
За эти четыре года с ней он прожил жизнь, несоизмеримую с той, что была до этого. Жизнь, полную новых идей, свежих мыслей и молодого смеха. Смеха, который был удивителен тем, что это смеялся он. Да! Он снова жил, снова чувствовал, снова переживал... Он любил! Любил ее, ее любовь к нему, свою любовь к ней. Он любил свою жизнь. Впервые за столько лет. Быть может, впервые вообще.
- Вероятно. Или права ты.
"Ты любишь меня?" - хотела спросить она. "Я тебя - больше всего на свете. Больше, чем горы, весну, солнце, больше, чем дождь, снег и солнечных зайчиков". Она помолчала, вглядываясь через стекло бокала в причудливо изогнутые контуры его кресла.
- Можно, я раздвину шторы?
Она его не любит. Это было бы слишком хорошо. А годы научили его бояться всего слишком хорошего. Оно всегда оказывалось миражом.
- Нет.
Иногда, когда дорогой тебе человек молчит, ты знаешь, что творится в его душе и тогда непроизнесенные слова только сближают. Становятся общей тайной, известной только двум. Но когда мир его мыслей для тебя закрыт, тишина становится невыносимой пыткой, которую невозможно не прервать.
- Извини. Чем займемся сегодня?
Когда это произошло? Когда она перестала любить его? А любила ли вообще? Это был вопрос, который он предпочитал не задавать себе. Но он являлся сам: незваный, мучительный, он будил его ночью, заставлял простаивать у светофора дольше, чем это было необходимо. Он пытался прочесть ответ на него на дне рюмки коньяка, даже явно разглядел две буквы, горящие в темной жидкости... У него не хватило тогда смелости всмотреться в них, чтобы узнать, на каком языке они написаны.
Больше он не задавал себе этот вопрос.
- Чем захочешь. Мне все равно.
"Он всегда говорит то, что думает. Или то, что думаю я", - с горькой усмешкой подумала она. Ей тоже было все равно, лишь бы только сидеть вот так, напротив него, и разглядывать контуры кресла сквозь бокал мартини.
- А что ты думаешь? - она без особой охоты продолжила эту словесную игру.
- Я думаю, что нам лучше расстаться.
Собственные слова шокировали его. Никогда он ничего подобного не думал! Но каким-то странным, мистическим образом они принесли ему спокойствие и уверенность - те самые спокойствие и уверенность, к которым он никак не мог прийти все это время. Она молча смотрела на него, и он почувствовал, что такое решение все же лучше, чем никакое. Ведь все равно она не любит его.
Она слышала его слова, отлично поняла их смысл, но не отвечала. Никак не могла разобрать, кто произнес их: он или это какой-то невидимый для них обоих голос прочел вслух мысли, в которых она боялась признаться даже самой себе?
Отведя взгляд от солнца в мартини, она увидела, что он ждет ее ответа. И, как и на протяжении всего их утреннего разговора, как, впрочем, и всегда, сказала то, что он хотел услышать. К чему все это, он же ее не любит.
- Да, я думаю, ты прав.
Она уехала в тот же день, взяв с собой только самое необходимое: пару платьев, паспорт и его фотографию.
Долго после того, как затих гравий под колесами увозящей ее машины, он сидел в том же кресле и думал о том, как причудливо изменяет стекло бокала с мартини контуры окна, которе по-прежнему закрывали тяжелые бархатные шторы. Шторы, которые он так и не решился раздвинуть.
