Любая женщина в любом возрасте, если она любит и в ней есть доброта, может дать мужчине если уж не бесконечность мгновения, то мгновение бесконечности.    (из письма Винсента Ван Гога к его брату Тео)

☼ОНА: 
Когда мне будет восемьдесят пять 
Когда начну я тапочки терять, 
В бульоне размягчать кусочки хлеба, 
Вязать излишне длинные шарфы, 
Ходить,держась за стены и шкафы, 
И долго-долго вглядываться в небо, 
Когда все женское, 
Что мне сейчас дано, 
Истратится и станет все равно- 
Уснуть,проснуться,или не проснуться. 
Из виданного на своем веку 
Я бережно твой образ извлеку, 
И чуть заметно губы улыбнутся. 

* ОН: 
Когда мне будет восемьдесят пять, 
По дому буду твои тапочки искать, 
Ворчать на то,что трудно мне сгибаться, 
Носить какие-то нелепые шарфы 
Из тех,что для меня связала ты. 
А утром просыпаясь до рассвета, 
Прислушаюсь к дыханью твоему 
Вдруг улыбнусь и тихо обниму. 
Когда мне будет восемьдесят пять , 
С тебя пылинки буду я сдувать, 
Твои седые букли поправлять 
И взявшись за руки по скверику гулять. 
И нам не страшно будет умирать 
Когда нам будет восемьдесят пять

— А что для тебя главное в мужчине?
— Запах, — без колебаний ответила я, не став язвить про печень и мозговые косточки… — Но учитывая, что в темноте все мужчины, как и кошки, серы, ориентироваться следует не на внешность, а на запах.
— И каким же он должен быть?
— Родным, — забывшись мечтательно потянула я. — Любимым. Чтобы после уткнуться носом, обнять и заснуть…

Вот интересно и забавно – ведь ни одной секунды счастья, ну такого счастья, которое можно понять как счастье. Вот это было счастье!.. Ни одной секунды. Ну потому что, когда влюбляешься по настоящему, когда падает на тебя любовь, вот так… упала на тебя любовь – и что, это счастье что ли? Да какое же это счастье… И ты думаешь: «Боже мой, ну чего мне надо, чего я хочу? Что мне нужно от этой вот женщины? Чего конкретно мне хочется?» И кажется, что можно быть счастливым тогда и только тогда, когда она будет сидеть рядом за столиком в маленьком кафе, пить кофе и иногда посматривать на меня. А я буду смотреть на неё непрерывно. И, может быть, тогда мне удастся взять её за руку и говорить что-то… и ещё говорить, и вот это будет – счастье. И для того, чтобы добиться этого счастья, я привожу планеты в какое-то ускоренное движение и изменяю даже наклон земной оси, и политические события идут какой-то непостижимой чередой, и всё это из-за меня. И наконец-то, наконец-то в результате этой вот работы она сидит за столиком напротив меня, пьёт кофе и иногда на меня посматривает, а я смотрю на неё непрерывно и чувствую, что могу взять её за руку, и вот моя рука ложится на её руку, и в эту секунду – не в следующую секунду, а прямо в эту – всего этого становится недостаточно… недостаточно. Я ведь так этого хотел! И этого уже недостаточно… Ни одной секунды счастья! А потом вдруг начинает говорить она. И этого тут же становится много, и не потому, что она говорит какие-то глупости, и не потому, что лучше бы она помолчала, а просто – этого становится уже много. Ни одной секунды счастья. Ни одной. Но планеты движутся быстрее, земная ось наклонилась, а мне то недостаточно, то много… то недостаточно, то много… то много… или недостаточно… недостаточно… или много… ни секунды счастья… или недостаточно… ни одной… или много… (текст из альбома «Петь» Евгения Гришковца)