Дом князя Оболенского на Новинском бульваре



На Новинском бульваре стоит ореставрированный в советское время изящный особняк конца XVIII века. Он не особенно заметен с улицы, потому что расположен с отступом от красной линии, и чтобы рассмотреть его, надо углубиться во двор. Это здание с характерными чертами русского классицизма горело во время московского пожара 1812 года, но вскоре было восстановлено.
Особняк принадлежал князю Петру Николаевичу Оболенскому, отцу декабриста Евгения Петровича Оболенского (1796 - 1865). В этом доме часто собирались декабристы, члены Северного общества - В. К. Кюхельбекер, И. И. Пущин и другие.


Пётр Николаевич Оболенский



Евгений Петрович Оболенский

Князь Евгений Петрович Оболенский состоял адъютантом при командующем пехотой гвардейского корпуса генерал-адъютанте Бистроме. Он был молод, хорошо образован, проявлял интерес к политическим наукам, перед ним открывались блестящие перспективы. В 1817 году Оболенский вступил в Союз Благоденствия, затем участвовал в создании Северного общества в Петербурге и входил в состав его руководства. Оболенский участвовал в детальной разработке плана декабрьского переворота. Когда князь С.П. Трубецкой, избранный диктатором, не явился 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь, Оболенский принял на себя командование. В ходе восстания он ранил генерал-губернатора М.А. Милорадовича и был приговорен к смертной казни.
Его отец князь Петр Николаевич ничего не знал о деятельности сына в Северном обществе, и арест сына стал для него полной неожиданностью. 13 января он обратился с прошением о помиловании сына к царю. Прошение Николаем I было отклонено, но смертная казнь заменена вечными каторжными работами в Сибири с лишением всех прав и состояния, титула, дворянства и чинов. Затем срок был сокращён до 13 лет. Отбыв срок, Оболенский был отправлен в ссылку, где нашёл себе жену в лице горничной. После амнистии от 26 августа 1856 года семья Оболенских, у которой родилось 9 детей, переехала в Калугу. Евгению Петровичу так и не вернули княжеский титул. В московский отчий дом он так и не вернулся...



Совсем неподалёку от дома Оболенского (дом №11а) располагается дом Грибоедова (дом №17), которого тоже обвиняли в пособничестве декабристам, но за неимением доказательств отпустили.

https://galik-123.livejournal.com/403128.html

Надежда Михайловна Половцова-внебрачная дочь великого князя Михаила Павловича.

Надежда Михайловна Половцова-внебрачная дочь великого князя Михаила Павловича.

Надежда Михайловна Половцова (до замужества — Июнева или Юнина; 1843—1908) — внебрачная дочь великого князя Михаила Павловича, воспитанница барона A. Л. Штиглица, супруга действительного тайного советника государственного секретаря Александра Александровича Половцова.

Надежда Михайловна Половцова

Читать далее...

Княгиня Александра Алексеевна Оболенская,урож.Дьякова-основательница женской гимназии в Санкт-Петербурге.

Княгиня Александра Алексеевна Оболенская,урож.Дьякова-основательница женской гимназии в Санкт-Петербурге.

Княгиня Александра Алексеевна Оболенская (урожденная Дьякова; 27 ноября 1831, с. Черемошна Мценского уезда Орловской губернии — 8 декабря 1890, Санкт-Петербург) — поборница женского образования в России, основательница женской гимназии в Санкт-Петербурге. Её сын В. А. Оболенский.

Княгиня Александра Алексеевна Оболенская

Читать далее...

Князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский-русский общественный деятель,профессор,журналист,коннозаводчик,мемуарист

Князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский-русский общественный деятель,профессор,журналист,коннозаводчик,мемуарист

Князь Дми́трий Дми́триевич Оболе́нский (19 декабря 1844, Маклец — 5 апреля 1931, Ницца) — русский общественный деятель, профессор, журналист, коннозаводчик, мемуарист из рода Оболенских.

Князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский

Читать далее...

Князь Алексей Дмитриевич Оболенский-русский государственный деятель.

Князь Алексей Дмитриевич Оболенский-русский государственный деятель.

Князь Алексей Дмитриевич Оболенский (24 ноября 1855, Санкт-Петербург — 21 сентября 1933, Дрезден) — русский государственный деятель, шталмейстер, Обер-прокурор Святейшего Синода (1905—1906). Владелец усадьбы Березичи.

Князь Алексей Дмитриевич Оболенский, член Государственного Совета

Читать далее...

Князь Иван Михайлович Оболенский,генерал-лейтенант,финляндский генерал-губернатор.

Князь Иван Михайлович Оболенский,генерал-лейтенант,финляндский генерал-губернатор.

Князь Ива́н Миха́йлович Оболе́нский (1853 — 28 февраля 1910, Санкт-Петербург) — генерал-лейтенант по Адмиралтейству, генерал-адъютант (1 августа 1904), губернатор харьковский и херсонский, в 1904—1905 годах финляндский генерал-губернатор.

Читать далее...

Князь Андрей Петрович Оболенский

Князь Андрей Петрович Оболенский

Князь Андрей Петрович Оболенский (1769—1852) — тайный советник из рода Оболенских. В 1817—1825 гг. — попечитель Московского учебного округа.

Князь Андрей Петрович Оболенский

Читать далее...

Князь Николай Николаевич Оболенский-командир Гвардейского корпуса,генерал-лейтенант,генерал-адъютант.

Князь Николай Николаевич Оболенский-командир Гвардейского корпуса,генерал-лейтенант,генерал-адъютант.

Князь Никола́й Никола́евич Оболе́нский (1833—1898) — герой русской турецкой войны 1877—1877 годов, командир Гвардейского корпуса, генерал-лейтенант, генерал-адъютант.

Читать далее...

Князь Александр Дмитриевич Оболенский-русский государственный деятель и стеклозаводчик.

Князь Александр Дмитриевич Оболенский-русский государственный деятель и стеклозаводчик.

Читать далее...

Князь Михаил Андреевич Оболенский-русский историк-архивист

Князь Михаил Андреевич Оболенский-русский историк-архивист

Князь Михаи́л Андре́евич Оболе́нский (02 (14) января 1805, Москва — 12 (24) января 1873, Санкт-Петербург) — русский историк-архивист из рода Оболенских, с 1840 года директор московского главного архива министерства иностранных дел.

Князь Михаил Андреевич Оболенский

Карл Павлович Брюллов 

****

Читать далее...

Князь Евгений Петрович Оболенский 1-й.

Князь Евгений Петрович Оболенский 1-й

Князь Евгений Петрович Оболенский 1-й (6 (17) октября 1796, Новомиргород — 26 февраля (10 марта) 1865, Калуга) — русский офицер из рода Оболенских, один из самых активных участников восстания декабристов.

Читать далее...

Князь Василий Петрович Оболенский
 

Князь Василий Петрович Оболенский

Князь Васи́лий Петро́вич Оболе́нский (1780—1834) — генерал-майор русской армии в эпоху наполеоновских войн, из рода Оболенских.

Читать далее...

Оболенские- русский княжеский род
 

Оболенские

Оболе́нские — русский княжеский род, отрасль князей черниговских. Ветвь князей Тарусских.

Читать далее...

Князь Александр Петрович Оболенский-сенатор, калужский губернатор,участник Наполеоновских войн.
 

Читать далее...

Воспоминания княгини С.В. Мещерской (часть 2).

В 1813 году постигло графа и графиню первое великое семейное горе - их сын Александр был убит на войне при Люнебурге. Он был очень даровитый молодой человек, умён, весёлого характера, по примеру отца много занимался историей России, в высшей степени религиозен: оставил свой дневник, в последних словах которого испрашивает у Бога помощи, чтобы преодолеть свои пороки! Убит в 25 лет! Из армии получались отрадные известия: он везде отличался храбростью и распорядительностью. Начальники питали к нему величайшее доверие. Генерал Чернышов писал отцу-графу, благодаря его за сына. Князь Витгенштейн в реляции о счастливом деле при Люнебурге выразил: "К сожалению, смертельно ранен храбрый граф Пушкин".

Это несчастье поразило всю семью великой скорбью, и... после этого удара граф начал склоняться к концу жизни. Скончался он в начале 1817 года. Горе было общее. Крестьяне ярославского имения вызвались нести тело графа на руках до села Иловны 450 вёрст и между собой согласились во время пути нести гроб в безмолвии в знак любви и уважения, что и исполнили.

Итак, мой дед давно не существовал, когда я родилась, и дом принадлежал бабушке, которая осталась во главе семьи, управляя всеми имениями, и была предметом общей любви и уважения. Она, как мне после говорили, была идеалом grand dame: любезна, обходительна со всеми и очень религиозна. Я помню домовую церковь в пушкинском доме - после пожара её возобновили, вроде походной, - но в ней была сделана постоянная служба по праздникам и воскресным дням. Иногда всенощную служили в зале, приходский причт, обедню же служили всегда монахи Симонова монастыря. Я живо помню бабушку, стоящую на своём обычном месте, - опираяся на высокую спинку стула.

Страстная неделя тоже осталась мне памятна, хотя мне было тогда 6-7 лет. В один из этих годов у меня была оспа ветряная, я уже выздоравливала, но доктор Ливанталь, придя меня навестить в Великий Четверг, сказал: "Лучше её ко всенощной не водить". Я так этим огорчилась, что до сих пор помню чувство негодования, которое выразила словами: "Никогда не забуду, что этот доктор лишил меня один раз службы двенадцати Евангелий". Мне едва верится силе этого чувства тем более, что главный интерес этой службы в те годы составляло частое зажигание и тушение свечей.

Церковь помещалась в третьем этаже, а в бельэтаже жила бабушка, в доме была великолепная лестница в две рампы со статуями в нишах, большие гостиные с картинами, мраморными изваяниями и чудными паркетами, малая и большая столовая и в стороне - огромная зала в два света. Кроме парадных комнат была ещё ежедневная гостиная, где бабушка обыкновенно сидела, а вечером устраивались каждый день партии виста; рядом с этой гостиной находилась спальня. Однажды нас позвали в гостиную. Там сидел высокий худощавый господин; нам сказали, что это Гумбольдт, очень учёный человек, и что мы должны помнить, что видели его. В другой нам рассказали, что был у бабушки Крылов и говорил новую басню "Обезьяна и зеркало", нам её прочитали. Помню, как слова "Клиныч на руку не чист, все это знают" меня поразили, я была долго уверена, что говорили о бабушкином буфетчике Егоре Клиныче, и когда нам растолковали, что это выражение значит, я много передумывала о том, что именно он может красть в буфете, и меня мучило за него, что это все узнали. У бабушки было много прислуги: лакей, дворецкий, буфетчик, несколько официантов, помню ещё старика - уже на пенсии, - бывший парикмахер графини. В то время причёски были так сложны, что требовалось 2-3 часа. Когда бабушке предстояло несколько выездов (визитов) кряду, ей надевали на причёску футляр из проволоки, и она проводила ночь в большом кресле. У меня хранятся два её платья со шлейфами, вышитые блёстками и кусочками зеркального стекла; в то время все белились и румянились, все были красивы. До замужества своих младших дочерей бабушка ездила в Петербург и жила вместе с Хитровыми.

Государь Александр Павлович относился к ней очень благосклонно, а встречая на улице, подходил к экипажу (который по тогдашнему обычаю останавливался при приближении высочайшего лица) и долго беседовал с нею. Кажется, в 1808 году государь, узнав, что бабушка едет в Москву, сказал, что и он туда едет, и просит её остановиться в Твери, где к его приезду готовился бал у великой княгини Екатерины Павловны. Бабушка была очень сдержанного характера и не находила нужным торопиться и даже ночевала в дороге, что очень смущало её дочерей. В Твери ей сказали, что их давно ждут и что бал назначен на этот день. Однако приглашения были присланы. Матушка, в 60-х годах снова посетив тверской дворец, вспоминали эпизоды этого бала.




Княгиня Софья Васильевна Мещерская, ур. Оболенская (1822—1891), с 1843 года замужем за кн. Б.В. Мещерским (1818-1884), мемуаристка. Акварель П.Ф. Соколова. 1848 г.


Бабушка нас очень любила и ласкала, никогда не забывала дней наших именин и рождений и даже летом в деревню посылала свой подарок. Однажды сестру и меня позвали к ней; она дала каждой из нас по бумаге, нам сказали благодарить её - это были билеты Сохранной казны, она давала каждой внучке по пяти тысяч, положенных на их имя. Матушка тщательно сберегала эти деньги, прикладывала проценты к процентам, что составило порядочную сумму, употреблённую на наше приданое. Летом мы ездили к бабушке в Подмосковную - село Валуево, за 17 вёрст от города. Там был очень большой дом с галереями к двум флигелям. Перед домом был французский сад с большой аллеей, ведущей к церкви... старинной архитектуры, но изящной отделки. Главный придел во имя Покрова Божьей Матери, а малый во имя св. Кирика и Улиты 15 июля, впоследствии - день именин владельца, графа Владимира Алексеевича.

За церковью начинался английский сад, замечательно красивый по местоположению: ... извилистая речка ... овраги, роща и три беседки. Одна называлась "Старичок" и была покрыта мхом и берестой. Другую, двухэтажную, звали "Гриб", и, наконец, третья, у реки, в виде зала, где делались угощения в дни праздников. К бабушке съезжались все родные, и всем было место. Помню, как раз приехала вся семья графа Ивана Алексеевича с супругой Марьей Александровной, с детьми, англичанками и разными нянюшками. Одно лето приехали Трубецкие, и нас звали посмотреть на новую сестрицу - это была Катенька 2-3 месяцев. Приезжало и много соседей и гостей из Москвы. Графиня всех радушно принимала - она была очень хорошая и предусмотрительная хозяйка. Самые близкие соседи - Четвертинские ... усердные прихожане церкви, мы их часто видели и остались хорошими знакомыми. Село Остафьево князя Вяземского было в 12 верстах, село Ясенево Гагариных - в 10 верстах от Валуева.

Памятен мне остался последний год бабушкиной жизни. К ней приезжала зимой погостить её дочь Мария Алексеевна Хитрово с меньшей дочерью Елизаветой. Она была моих лет, и мы с ней очень подружились. Помню, как мы гуляли с бабушкой по комнатам, поддерживая её под руки. Нас выучили играть французскую пьесу "La colombe de Florian" (1) на сцене, устроенной в большой комнате, называемой "туалетная" бабушки. Я горько плакала, потому что мне назначили роль дурной девочки, а сестре досталась роль хорошей, но всё сошло благополучно, - только бабушка сперва не поняла значения пьесы, просила, чтобы ей прочли, и снова мы сыграли её на следующий день.

В этом же году пришло горестное известие о кончине княгини Варвары Алексеевны Трубецкой, уже давно бывшей безнадежно больной. Она скончалась в Дрездене в феврале. Известие было сообщено письмом князя Николая Ивановича. Оно начиналось словами: "Vous avez perdu une fille cherie et moi une femme adoree" (2). Бабушка встала, подошла к киоту с образами, преклонила колени и долго молилась. Нам всё это, конечно, передавала наша матушка, а мы глубоко сочувствовали. Через шесть недель скончалась княгиня Наталья Алексеевна после долгого болезненного состояния, я помню её всегда говорящей шёпотом. Бабушка раз ездила на панихиду и взяла с собой сестру и меня. Мне живо понятно впечатление крайне тяжёлое, произведённое на меня этой почтенной, дорогой старушкой у гроба дочери.

Вообще было много воспоминаний о великом характере графини при её самой нежной любви к своим детям. Рассказывали, как она получила известие о кончине сына, графа Александра. То было вечером, письмом почти неизвестного человека, который изъявлял ей соболезнования. В то время почта ходила плохо, с войны были редкие известия. Она, прочитав письмо, положила его в карман и, боясь, что это известие слишком на ночь подействует на графа, вышла заказать на завтра заупокойную обедню и возвратилась в гостиную. На другой день объявила [о смерти сына] и была безутешна к потере сына.

[Интересен и] рассказ Николая Ивановича Трубецкого. Младший сын графини, Владимир Алексеевич, был игрок во всём смысле этого слова. Он, как говорили, совсем терялся, особенно при проигрыше, и этим пользовались его партнёры, которых он, по несчастью, принимал без выбора. Раз он приехал к сестре, княгине Варваре Алексеевне, и умолял её сообщить их матери, что он проиграл весьма крупную сумму и уплата необходима. Князь Николай Иванович взялся за тяжёлую обязанность. Узнав, в чём дело, старушка выпрямилась и тревожно сказала: "Не будет ли задета моя честь, если узнают, что я заплатила его долги?"

Князь Николай Иванович говорил, что был поражён великодушием этих слов и, упав на колени перед своей тёщей, успокоил её. Часть леса была продана, и миллион уплачен! Это повторялось в такой же сумме ещё два раза, не поколебав состояние. В 1829 году Владимир Алексеевич женился. Он был слегка замешан в ужасном деле 14 декабря и сослан в Финляндию в гарнизон. Там, в Гёльсинфорсе, он увидел прелестную Эмилию Шернваль и страстно влюбился. Он просил разрешение на брак, но графиня сначала не давала согласия по различию религий. Впоследствии согласилась, и после венца молодые приехали прямо в Москву. Помню, как сестра моя и я смотрели издали, как бабушка встретила их у дверей спальни. Молодая графиня встала перед ней на колени, она была в розовом платье и так очаровательно хороша, что все в неё влюбились. Бабушка тоже сердечно её полюбила, а матушка сделалась её неизменным другом, хотя и была 20 годами старше. В конце этого года бабушка занемогла и через три дня скончалась. Матушка безутешно плакала, и мы с ней. Это было первый раз, что мы поняли весь ужас вечной разлуки! Помню, как я намеревалась всякий вечер вдумываться в бабушкино лицо и так никогда его не забывать! Тело её стояло в большой гостиной - там было очень холодно. Нас тепло одевали и водили к панихидам. Это продолжалось 8 дней, потому что ждали приезда старшего сына - графа Ивана Алексеевича. Семья Шаховских жила тогда в Новогороде. Князь Иван Алексеевич был корпусным командиром. О болезни графини дали знать Софье Алексеевне, но почта ходила плохо. Ехали по дурному шоссе, она торопилась и тревожно въезжала в Москву. Ночью, подъезжая к дому, увидела большую гостиную освещённою и всё поняла! Тело графини повезли в село Иловну, а нам навсегда осталось воспоминание о нашей жизни под святым её кровом. Всё это рассказывала про неё матушка наша, сохраняла это чувство, так живо оставшееся в памяти её сердца!

С.В. Мещерская



Примечания:


1. "Голубь Флориана". - Пер. с фр.

2. "Вы потеряли дорогую дочь, а я обожаемую жену". - Пер. с фр.


Компьютерный набор и редактирование Н. Кирсанова

Воспоминания княгини С.В. Мещерской (часть 1).

"Воспоминания" княгини Софьи Васильевны Мещерской (24.01.1822 – 3.06.1891), внучки графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, дочери княгини Екатерины Алексеевны Оболенской, урождённой графини Мусиной-Пушкиной и князя Василия Петровича Оболенского, впервые были опубликованы Тверской учёной архивной комиссией в 1902 году.


Я родилась, как почти все мои братья и сёстры, в Москве, в доме деда нашего, графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. Дом стоял особняком на маленькой площади Разгуляя в конце трёх Басманных и был огромный, трёхэтажный: в нижнем этаже, где мы жили, стены имели два аршина толщины. К нему примыкал большой сад, в котором протекала быстрая речка Чекчера. Посреди сада был довольно большой и чистый пруд с островом. Далее лежали огороды с парниками, а в ощем под усадьбой считалось семь десятин.

Дом этот сгорел в 1812 году, потом опять был отстроен. К сожалению, погибла безвозвратно большая часть собранных графом редких вещей и рукописей, так как он был любитель всего достойного замечания и в особенности древнего. Как археолог и нумизмат, он известен в учёном мире. При императрице Екатерине II дед мой был обер-прокурором Святейшего Синода и президентом Академии художеств. Матушка много о нём говорила с восторженною любовью; по её рассказам, он был человек высокого ума, покровитель всего хорошего, отец своих подданных и отличный хозяин, он удвоил своё состояние и рассудительно тратил свои большие доходы.



Жена его была княжна Волконская Екатерина Алексеевна, которая, сколько мне помнится, воспитывалась у дяди Кошелева и от него унаследовала хорошее состояние. Всю молодость мы жили под обаянием воспоминаний матушки нашей о молодости, о семье, о царствовании императрицы Екатерины. По словам её, это был золотой век - общее довольство и благоденствие. Быть может, к тому располагали семейные впечатления. Матушка ещё помнила императрицу Екатерину - конечно, смутно, - ей было пять лет, когда отец представил всю семью свою в день торжественного приёма в Академии. Она благоволила к Алексею Ивановичу как к учёному, ценила его дарование и даже пользовалась собранием его книг и рукописей, передавала ему свои и разрешила во всех архивах черпать всё, что могло понадобиться. Он же блпагоговел перед её мудростью и по смерти её жил воспоминаниями о ней. Рассказывали, что во время одного бала или собрания пронёсся слух, что в Академии пожар. Императрица обратилась к Пушкину и строгим голосом сказала: "Стыдно тебе не знать, что Академия горит". Он очень смутился и поспешно вышел. Слух оказался неверным, пожар был не в Академии художеств, и первый раз, как императрица встретила Пушкина, она подошла к нему и, наклонившись рукой до земли, сказала: "Прости меня Алексей Иванович, я тебя тогда напрасно обидела". Ещё пример отношений императрицы к Алексею Ивановичу. Однажды он попросил у неё позволения принять иностранный орден, она, улыбаясь, ответила: "Не бери чужого - и своих будет довольно". Мне осталось первое ожерелье из ониксов; моя мать рассказывает, что оно составляло часовую цепочку её отца, замечательную тем, что каждый камушек имеет посредине белую полоску, совершенно правильно расположенную. Императрица, заметив это, взяла её в руки, чтобы рассмотреть, после чего Алексей Иванович велел осыпать её брилиантами и переделать в ожерелье. Последние годы своего царствования императрица устроила Греческий корпус в предвидении занятия русскими Константинополя и Пушкина назначила им управлять. По воцарении императора Павла корпус был уничтожен, а Алексею Ивановичу в утешение, дарована тысяча душ крестьян, от которых он просил позволения отказаться в пользу сослуживцев по корпусу. Тогда ему пожаловали графский титул.

Вся семья Пушкина была воспитана на французском языке. Вследствие наплыва эмигрантов все лучшие преподаватели были французы. Воспитателем в семье моего деда был аббат Сюрюг, достойнейший человек и весьма учёный. Он составил учебники древней истории, литературы и мифологии, по которым мы ещё учились. Аббат был очень религиозен и написал для своих учениц трактат для исповеди. Матушке и её сёстрам он говорил: "Мне бы вас исповедовать, я так хорошо знаю, что у вас на душе". Литературные произведения цензировал, не допуская ничего сомнительно-нравственного для чтения молодых девиц. В 1812 году, во время наплыва в Москву неистовых полчищ Наполеона, аббат всей душой скорбил, но, сказав, что долг его, как священника, - служить соотечественникам, не допускать им умирать без покаяния, определился во французский госпиталь и там, заразившись горячкой, скончался. Его память была священна для матушки. На стене пушкинского дома, на моей уже памяти, была большая мраморная доска. На ней до 1812 года были солнечные часы с резными астрономическими знаками и расчётами. Аббат Сюрюг два года работал над ними, они оказались настолько верными, что каждый день к полудню, как говорили, московские часовщики приходили проверять время. Аббат погребён на кладбище Введенских гор.

Летом вся семья уезжала в Иловну Ярославской губернии. Там было большое приволье, по реке Мологе ходили барки, ловилось множество рыбы. Граф построил великолепную церковь и много пекся о ней.

Матушка часто говорила о страшном приключении, бывшем с ней в молодости. Из села Иловны, по обыкновению, поехали 24 июля в село Борисоглеб на храмовый праздник. Это село также принадлежало графу и отстояло от Иловны в 25 верстах. Ехали назад в четырёхместной карете; в ней сидели граф с тремя дочерьми: Марья Алексеевна, бывшая уже в то время замужем за Алексеем Захаровичем Хитрово, Наталья Алексеевна и матушка. При переезде через Мологу в имении Зиновьевых мост подломился и карета упала в реку. Упряжка была в восемь лошадей с двумя форейторами. Говорили, что передние лошади удерживались ногами за брёвна, а средняя пара некоторое время висела на постромках. К счастью, под мостом был песчаный нанос, и карета не совсем погрузилась в воду, всех начали вытаскивать из окна. Матушка была подбита под сиденье и вынута без чувств. Всех отнесли в дом помещика, оттирали, приводили в чувство, одели в кое-что и отправили домой. Бабушка уже была обеспокоена их долгим отсутствием; при ней оставалась Софья Алексеевна. Когда услышали стук подъезжающего экипажа , она, как бы для того, чтобы не показать, насколько она встревожена (было уже за полночь), пошла и легла в постель, а Софья Алексеевна вышла на балкон и ждала, пока карета подымется в гору; ветром ей принесло запах гофманских капель, и она догадалась, что случилось несчастье. Все вошли в спальню бабушки, уже полутёмную, и смутно передали о причинах замедления. На другой день граф сказал жене: "Ты не сердись на нас за поздний приезд, а благодари Бога за спасение всех нас". Были тяжёлые последствия от этого несчастья, хотя Марья Алексеевна и разрешилась благополучно от бремени, назвав сына, по обещанию, Борисом, но Наталья Алексеевна долго болела, а матушка страдала нервною болезнью в течение семи лет: были истерики и трясение головы. Ей было тогда двадцать лет... У ней остался на всю жизнь непреодолимый страх при проезде по мостам возле реки. Обыкновенно в память этого события у нас служили благодарственный молебен в день 24 июля. В 30-х годах и мы заезжали с матушкой в Иловну, проездом к графу Владимиру Алексеевичу, и видели поместье, о котором так много слышали рассказов.

Кроме большого дома, был ещё домик особенно стоящий, в котором жил и скончался дед нашей матушки - Иван Яковлевич Мусин-Пушкин. Там ещё находилась пуховая кушетка, на которой он лежал в последние годы жизни, узорчатые печи и простая мебель. Много рассказывали про дешевизну тех времён. Имея большую прислугу, Иван Яковлевич давал пятак старшему камердинеру своему в день его именин. Давался также пятак человеку, которого посылали пешком в Москву с поручениями или для относа оброка, он приносил сдачу, потому что некуда было истратить его: прохожих везде кормили даром. Матушка тоже вспоминала, как ездили всей семьёй в Киев, в большой четырёхместной карете, на богомолье. По этой причине с них тоже ничего не брали ни за постой, ни за харчи. Говорили: "Как можно брать с богомольцев, кушайте на здоровье".

В 1811 году по совету друзей граф решился присоединить собранные им книги и рукописи к библиотеке Московского архива Министерства иностранных дел. "Изучение отечественной истории, - писал он государю, - с самых юных лет моих было одно из главных моих упражнений. Чем более встречал я трудностей в исследовании исторических древностей, тем более углублялось мой желание найти скрытые оные источники, в течение многих лет успел я немалыми трудами и великим иждивением собрать много весьма редких летописей и сочинений. Горя усердным желанием быть полезным дорогому Отечеству, прошу повелеть присоединить сие собрание к библиотеке Государственного Московского архива".

Отказа не последовало, но граф не решился при жизни расстаться с дорогими хартиями и уехал в деревню спокойный. 1812 год надвинулся и тревожно отразился на всех; уезжая на лето в ярославское имение, когда уже предвиделось вторжение наполеоновских полчищ в Россию, но ещё казалось невозможным поражение Москвы, граф из предосторожности убрал драгоценные свои коллекции и рукописи в кладовые. Они помещались в подвальном помещении со сводами, и по приказанию графа вход в них был замурован. Когда неприятель уже подвигался за отступающими нашими войсками, граф послал подводы для вывоза всего из дома, что можно, картины были вынуты из рам и скатаны, серебро и мраморные изваяния уложены, много хорошего, но и без всякой цены было перевезено в деревню. До запертых не посмели дотронуться. Несколько семей дворовых людей осталось при доме. Когда французы вошли в Москву, многие из них поместились и в пушкинском доме и побратались с людьми графа. Раз в нетрезвом виде французы хвастались своими ружьями. "Такие ли у нашего графа - гораздо лучше!" - "Где же?" - "Да вот тут, за стеной". Стены были пробиты, и всё разграблено, а позже и окончательно погибло в пожаре. С христианским чувством покорности воле Божьей перенёс граф потерю своих драгоценностей и коллекций, собранием которых занимался в течение всей своей жизни! Некоторые рукописи, как то: подлинное "Слово о полку Игореве" и часть Нестеровой летописи, были спасены из погибели тем, что находились в то время у историка Карамзина, другие тоже пользовались богатой библиотекой, и сам граф написал несколько статей по древней русской истории.

Особенно же граф явил своё высокопатриотическое чувство в приказе сельским начальникам о созыве ополчения. Вот оно дословно, помеченное 26 июля 1812 года, и находится в архиве села Иловна: "Объявить на сходках и внушить всем, что это не рекрутский набор и не милиция, а временное ополчение для устранения и изгнания неприятеля, злобно в любезное наше Отечество вторгнувшегося и которого намерение разорить Москву и ограбить государство. Как же скоро опасность минует и злодея из земли нашей прогонят, то все ныне собранные возвратятся в свои дома, и для того Государь приказал одежды и рубахи не менять, а бород не брить, а просто повелел набрать от 17 до 50 лет, несмотря на рост и другие недостатки, кои в рекрутских наборах наблюдаются, вследствие чего первое: назначить тех, кто по конторе в штрафной книге записаны, и через то подать каждому случай временным служением вину свою загладить, и для того, назначая виновного, тотчас в книге отметить его прощённым, затем второе: чтобы поспешить, сколько можно скорее, повеленное исполнить, не затрудняясь новыми приговорами, представить приговорённых в рекруты, за малым ростом или другими какими недостатками не приняты; третье: большим семействам, не обходя и тех, кои рекрутскую повинность отправили или внесли деньги, велеть на мирском сходе кинуть жребий, не исключая и женатых (ибо требуются на время), также по жребию, кого Бог назначит на защищение веры и Отечества, тех и представить: сие последнее отдать отцам на волю, по жребию ли они или по воле хотят представить из семей своих на изгнание врагов с земли своей. При объявлении по их воле Государевой приказания моего уверить каждого предоставляемого на службу, что во время отлучки его от дома земля его будет миром обработана, оброком я его прощаю и Государевы подати и подушные на всё время его служения, доколе не возвратится, приемлю платить на себя. А чтобы единодушные при помощи Божией вооружались и охотные изгнать злодея готовились, в образец представить меня и моё семейство, всем известно, что я имею трёх сыновей: из них старший служит при Государе у Двора и сверх того в должности в Санкт-Петербургском губернском правлении советником и хотя он обязан должностями, но видя государственную нужду и желая сделать Отечеству услугу, просил моего дозволения определиться в Санкт-Петербургское ополчение и служить обще с теми, коих он из подаренной мной ему ладожской деревни в ополчение выбрал! Я похвальное его намерение одобрил и, всем к тому нужным снадобив, охотно благословил и советовал, не затрудняясь в чинах, принять простого офицера должность. Второй также при Государевом дворе и также при должности в Иностранной коллегии, по болезни его отпущен за две тысячи вёрст лечиться к водам, а как я имею известие, что он, благодаря Бога, от болезни получил свободу, то послал к нему нарочного, чтобы скорее возвращался, почему и надеюсь, что не замешкается, как же скоро приедет, представлю и его в собираемое ныне здесь Ярославское ополчение, на что годен будет. Зная же его ревностное желание служить Отечеству и Государю, уверен, что и его службы не постыжусь. Третий ещё малолетний, записан пажем и обучается, а ежели бы в возрасте был, и того бы на службу представил. Да и сам бы на защищение от врагов Отечества служить себя представил, ежли б наступивших лет моих восьмой десяток и сопряжённое с оным изнеможение не препятствовали, если же необходимость и меня на службу потребует, то я не только на службу, но и на смерть готов. "Больше сея любви никто же... аще кто душу свою за други своя положит".

Кто же сему "Спасителю нашего учению, моему намерению и совету, а также и детей моих примеру последуя, объявит на изгнание из Отечества злодея нашего желание и пойдёт обще с детьми моими служить охотно, из тех каждому давать награждения по сту рублей". "Так действовал верный слуга царев в годину тяжкого испытания", - писал о нём Бантыш-Каменский.