«Настроение осеннее, —
Пишешь ты, — Тоска, хандра...»
Стоп, мой друг. Опровержение
Так и просится с пера.

Что скучны дожди осенние,
Я согласен. Что с них взять?
Но осенним настроением
Называть хандру нельзя.

Пусть порою увядания
Называют осень, пусть.
Пусть она, как расставание,
Оставляет в сердце грусть.

Грусть в конце концов уляжется,
Облетит листва с ветвей.
Солнце ласковей покажется
После сумрачных дождей.

Летом дымка, как сомнение,
Заволакивает даль.
В дни погожие осенние
Даль прозрачна, как хрусталь.

Чтоб понять всю прелесть осени,
Приезжай в село, ко мне.
Под бездонной синей просинью
Растворишься в тишине.

Красоту вдохнешь осеннюю,
И себя, гляди, поймешь,
И осенним настроением
Ты хандру не назовешь.

Ю.П. Мятлевский 1963


Бродский И. Золотая осень. 1913

ОСЕННЯЯ ОТРАДА

Витает грусть над облетевшим садом,
Как сон над сединою старика.
Погожих дней осенняя отрада,
Как счастье запоздавшее, горька.

Прорвался луч сквозь долгих туч преграду
И распахнул простор пустых полей.
И ласка солнца сердцу как награда
За немоту дождливых, серых дней.

Просрочившим все сроки бабьим летом
Нас осень умудрилась одарить.
И за тепло последнего привета
Мне радостно ее благодарить.

Мятлевский Ю.П. 1987 г.

Жуковский С.Ю. Осень. Веранда

ЖИВЕМ 

Погода за окном —
Тоскливей не бывает.
Со снегом и дождем.
Не мерзнет и не тает.

Погода за окном —
Не осень, не зима.
Точь-в-точь как мы живем,
Как вовсе без ума.

Как все переплелось!
Как все перемешалось!
Все вместе и все врозь.
Безжалостносгь — и жалость.

Кто скажет наперед,
Что лучше, а что хуже?
Что завтра всех нас ждет:
Тепло, а может, стужа?

Тонуть, иль все же плыть?
Не всем жизнь по плечу.
Хочу я добрым быть.
Жестоким — не хочу.

Я счастлив, что есть ты,
И есть родные стены,
И крылья доброты
Как дар любви бесценный.

Философы все мы.
И потому — живем,
За стужею зимы
Весенней ласки ждем.

Ю. Мятлевский. 1993 г.
 

 Жуковский Станислав Юлианович.  Начало зимы.

Мятлевский Ю. П.
Память раненых лет: Воспоминания, рассказы, стихи. 

(отрывки из книги)

Родился Юрий Мятлевский в 1932 году в поселке Мятлево Калужской области. В родном поселке рос, учился и пережил страшные годы Великой Отечественной войны. Бомбежки, обстрелы, зверства немецких оккупантов, лишения, голод – все это, перенесенное в давние детские годы, оставило глубокий след в его душе.

ЛИШЕННЫЕ ДЕТСТВА
Воспоминания

Вместо предисловия

Что побудило, что заставило меня окунуться в воспоминания о давно прожитых годах, о светлом утре детства, так жестоко оборванном ураганом войны, заново воскресить в памяти дни и ночи, месяцы и годы военного лихолетья?.. Все невообразимые лишения, страдания и боль, ужас и страх, доставшиеяс на долю нашего поколения, все пережитое настолько глубоко ранило неокрепшую детскую душу, что до сих лор все живо в памяти, все видится до мельчайших подробностей, будто было вчера, а не десятки лет назад.
Смотрю по телевизору передачи о боевых действиях, сотрясающих то и дело то тут, то там окраины нашей страны, и сердце заходится болью при одной лишь мысли, что ведь там дети, что на их-то долю достается больше всего. Голод, холод, сиротство, боль физическая и душевная — как все это близко, когда-то пережитое, до отчаянья близко невозможностью чем-то помочь, как-то остановить это слепое безумие взрослых, вроде бы разумных людей. Ну какими благими порывама, светлыми идеями можно оправдать поруганное детство, покалечевные судьбы детей, их страдания, их боль?!

Чья молитва, волшебный какой талисман
В годы грозной невзгоды хранили меня?
И не меркнет мерцающий в сердце экран,
Память раненых лет от забвенья храня.

Мы, пылинки в слепом урагане войны
Сказки детства забыв, возле смерти кружили,
Как ростки искалеченной стужей весны.
Мы, лишенные детства, безрадостно стыли.

В наши души тепло Май Победный вдохнул,
В не по-детски серьезные, хмурые души...
А надсадный безжалостных «юнкерсов» гул
Мне сквозь годы во сне еще слушать и слушать.

Страшно мне за детей и внуков наших, когда подумаю, что и их может опалить беспощадное пламя войны.

А.П. и С.П.Ткачевы Дети войны. 1984 г.

Мятлевский Ю. П.
Память раненых лет: Воспоминания, рассказы, стихи.
(отрывки из книги)

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

День этот, несмотря на то, что прошло уже так много лет, помнится во всех подробностях. да разве когда забудется он, день, как вспышкой молнии, как громом с ясного неба, оборвавштй нашу мирную жизнь!
Месяц назад приехал к нам младший папин брат дядя Коля, откуда-то с севера, где провел несколько лет не по своей воле. Жил он до этого в Боровске... Жил тихо, спокойно у своей старшей сестры. Выучнлся на шофера, возил какого-то начальника. В 36-ом арестовывают и судят по 58-й начальника, а вместе с ним и его шофера. Так как шоферу дали срок поменьше, то он и освободился в мае 41-го.
Вечерами, проводив меня и сестренку спать, родители подолгу слушали дядю Колю. Нам тоже было интересно узнать, что ему там пришлось пережить, но это было строжайше запрещено, как и вообще разговаривать с кем-либо на эту тему.
Сначала его не брали никуда на работу, но потом взяли шофером в райсоюз с тем, чтобы он предварительно отремонтировал всю разбитую полуторку, на которой ему потом и ездить. Он, конечно, с радостью согласился, разобрал всю машину до винтика. Я со слезами просил, чтобы меня отпускали с ним. Родители возражали, да и уходил он рано, когда я еще спал, а возвращался усталый, весь перепачканный, но довольный и счастливый. А тут в середине июня приехали к нам гости из Тулы — мамина сестра тетя Дуся с мужем ..., с шестимесячной Лариской и  пятнадцатилетним Олегом. ..

Лето обещало быть жарким. Дни стояли сплошь солнечные. Даже в нашем поселке, утопавшем в зелени садов, было душно. На общем семейном совете порешили, что в ближайший выходной все отправимся на весь день отдыхать на Мирошку. Идти до речки километра полтора полем, поэтому уговорились встать пораньше, чтоб не тащиться с детворой по жаре. И встали все, вроде, рано, и собрались дружно, а пока дошли до Мирошки, солнышко поднялось высоко и уже изрядно припекало. .....

Тропинка, проложенная через хлебное поле, за каждым своим поворотом открывала что-то новое. Синеглазые васильки переглядывались с крупными ромашками, рожь под легким ветерком плавными волнами будто убегала вдаль, а над полем, истомленным многодневной жарой, в бескрайнем голубом мареве трепетно, самозабвенно рассыпали свои незамысловатые трели неустанные жаворонки да озабоченно перекликались стремительные ласточки и стрижи. Мы гонялись за бабочкамьи и кузнечиками, отставали от взрослых. Они нас терпеливо дожидались.
Но вот показались впереди деревья и заросли кустарнилка. Поле сменилось нешироким лугом, за которым начинался крутой спуск к речке, поросший лесом нетронутым рукой человека. В траве краснели крупные ягоды земляники, на ветвях лещины виднелись пачки набирающих силу, мягких еще орехов. Где-то нвдалеке усердно куковала невидимая кукушка, а ей мелкой дробью вторил дятел. И все вокруг пело, ликовало, славя мир и покой на земле неумолчными птичьими голосами. Мы, далеко обогнав взрослых, сбежали вниз и, подобрав какие-то палки, взяли их, как винтовки, на плечо и замаршировали по тропинке к берегу Мирошки, во весь голос распевая: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов…»
А война уже вовсю гремела над нашей родиной рукотворным громом артиллерийских залпов, разрывом снарядов и авиабомб, небо затягивали смрадные тучи пожаров. Полыхали мирные города и села, лилась кровь, гибли люди. Мы же, вовсе не догадываясь о нагрянувшей всенародной беде, в это безмятежное угро купались, загорали, блаженствовалит в благословенном, первозданном в своем безлюдии уголке родной земли.....  

Во второй половине дня, наотдыхавшись до легкой, чем-то даже приятной усталости, мы возвращались домой. Нас не встревожило какое-то странное безлюдие на улицах поселка, необычная тишина - висящая над будто вымершими домами, над тенистыми садами, замершими в полудреме знойного дня. Шумной гурьбой ввалились мы в дом и сразу стихли, увидев заплаканную тетю Дусю, прижимавшую к груди малышку. Тетя Дуся нам и сказала, что началась война, что слушала по радио сообщение о вероломном нападении немецких войск, о бомбардировках наших городов вражеской авиацией. Сказать, что были мы все встревожены, поражены — значит, ничего не сказать. Эта весть ошарашила. как ударом по темени. Как же так? Что же теперь будет?.. Эти немые вопросы рвались из полнившихся слезами глаз. Взрослые плакали, мы, притихшие, прижавшись к ним, плакали тоже.
Первым пришел в себя дядя Коля. Посмотрев на часы, наскоро переодевшись и сказав только: «Я в Кондрово, если успею па поезд» — быстро-быстро побежал на вокзал. Вернулся он ночным поездом. «Заявление приняли. Завтра-послезавтра военкомат повестку пришлет. Велели ждать».
Тетя Дуся со всем семейством на другой же день уехала в Тулу. С ними до Кондрова, в райноенкомат поехал и папа. Вернулся вечером и на наши вопросы, махнув с досадой рукой, коротко ответил, что не взяли, поставили на бронь. Отправили его на фронт позже, после многократных поездок в военкомат, после многих его просьб о снятии с брони, уже в сентябре, когда Мятлево вовсю бомбили, когда немцы были уже близко.

Прощание. Мыльников А.А. 1975

Васнецов Виктор Михайлович. Рождество Христово. (1885-1896, Росписи Владимирского собора в Киеве)

В РОЖДЕСТВЕНСКУЮ НОЧЬ

Святое Рождество. Тепла лампада.
Киот уютен. Светел Божий лик.
Святая вера — мне одна отрада.
И робко к ней душою я приник.

Пускай не ослеплен я упоеньем,
Душою — тихой свечечкой горю
Любовью, добротой и вдохновеньем,
И Господа за все благодарю.

Что он меня и солнечною лаской,
И строгой совестью не обделил,
Что временем заполнен я, как сказкой.
Что сердцу на других хватает сил.

Ю.П. Мятлевский 2000 г.

БОЛЬ И СКОРБЬ

Бьется пламя Вечного огня
На ветру тревожных, зыбких будней,
Память негасимую храня
О пути, что был и крут, и труден.

Шел солдат в последний, правый бой,
Смертью смерть поправ, за жизнь в ответе,
Он за нас пожертвовал собой
И за то, чтоб в мире жили дети.

А. Широков. За Родину!

Только дети в мире не живут.
Межнациональные раздоры
Не к победам славным нас ведут,
А к разрухе, горю и позору.

Встань, солдат, и вновь нас заслони:
Снова душит мир беда лихая.
Затухают Вечные огни
Там, где войн пожары полыхают.

Боль и скорбь вобрал в себя огонь.
Споря с равнодушием холодным,
Обожжет, попробуй только тронь,
Обожжет страданьем всенародным.

Будет биться пламя на ветру,
И растают сумерки забвенья.
Боль людскую годы не сотрут,
Зло не зачеркнет безликой тенью.

Ю.П. Мятлевский. 1992 г.

12 декабря 2012 г. - 80 лет со дня рождения Юрия Мятлевского
 

НЕ ДОПЛЫТЬ

Времени река меня уносит
В даль непредсказуемых минут
Минула безжалостная осень,
И пастух в чулан повесил кнут.
 

Хитро месяц щурит глаз раскосый.
С вечностью в родстве его маршрут.
Звезд стада своим путем идут,
Ни кнута, ни пряника не просят.
 

Беспрерывно капельки-минутки
Из часов перетекают в сутки.
Годы-реки тонут в море века.
 

Быстротечна жизнь и коротка.
Не доплыть до моря человеку.
Добрые дела живут века.

Ю.П. Мятлевский. 1997 г.

ИЛЬЯ ГЛАЗУНОВ. ЛУННАЯ НОЧЬ 1977 г. Иллюстрация к роману И.А.Гончарова "Обрыв"



 

СЧАСТЛИВЫЕ ФОНАРИКИ

«В лесу родилась елочка...»
Кружится хоровод.
Встречают песней ласковой
Детишки Новый год.

Когда-то так же весело
У елки я плясал,
Как чуда новогоднего,
Подарков ожидал.

Прокошев Николай Иванович (Россия, 1904-1938) «Новый год» 1937

Но было детство взорвано
Жестокостью войны.
И на глазах под бомбами
Взрослели пацаны.

Кружил метель свинцовую
Смертельный хоровод.
Из памяти не вытает
Тот Сорок Первый год.

А время лавой снежною
Летит — не удержать.
А мне подарки радостней
Дарить, чем получать.

Пусть в годы наши взрослые
Всегда горят для нас
Счастливые фонарики
В сиянье детских глаз.

Фомин Михаил Петрович (Россия, 1925) «Новогодний праздник» 1960

Да не поддастся холоду
Дыхание тепла!
«В лесу родилась елочка,
В лесу она росла…»

Ю. Мятлевский. 1976

Ссылки:

http://www.liveinternet.ru/users/kykolnik/post254140845/

http://www.liveinternet.ru/community/3299606/post254169998/

Мятлевский Ю. П.
Память раненых лет: Воспоминания, рассказы, стихи.  

(отрывок из книги)

ВОЙНА КОНЧИЛАСЯ!

В этот день проснулись мы рано. По радио передавали сообщение о том, что Великая Отечественная война советского народа с фашистской Германией закончена. Враг разбит. Все, конечно, уже ждали этого сообщения, к победному завершению дело давно шло. Но когда услышали своими ушами торжественный, весь переполненный радостью голос Юрия Левитана, счастью нашему не было предела. Мы смеялись и плакали от радости, что-то крича.  Хотелось обнять весь мир. Такого восторженного воодушевления до этого часа вряд ли кому доводилось испытать. А кто пережил ни с чем не сравнимую радость окончания такого бесконечно долгого и невообразимого испытания и моральных, и физических сил каждого советского человека, тот никогда, никогда не забудет этого часа, этого дня, дня Великой Победы.
Сообщение по радио повторяют и повторяют, мы снова и снова слушаем. В перерывах между сообщениями гремят марши. Усидеть дома в такой момент нет сил, хочется с кем-то поделиться радостью. Вышел я на улицу. Солнышко майское сияет, свежий ветер колышет зазеленевшие кроны деревьев, быстро гонит по небу стайки белых-белых облаков. И никого-никого не видать в ранний час на нашей улице, изрытой глубокими, наполненными грязью и водой, колеями от гусениц и колес военной техники. Только от перекрестка, крепко обнявшись, идут в мою сторону двое пьяненьких-пьяненьких солдат и на весь поселок самозабвенно поют: «Война вся, война вся,  война кончилася!..» Идут но лужам, по грязи, не обращая ни на что внимания, и все повторяя этот великолепный куплет неведомой песни.
Наступил долго и трудно жданный мир. Понемногу начали возвращаться с войны солдаты-победители. Ждали и мы папу. В сорок третьем, в мае мы еще раз повидали его. Он забежал домой на несколько минут, пока стоял на станции эшелон, в котором, после переформирования части ехал он на фронт. Письма мы от него получали, но эта встреча оказалась для нас совершенно неожиданной. На передовую попал он под Ельню. Там шли затяжные, кровопролитные бои. Ельня несколько раз переходила из рук в руки. И в конце августа мы верестали получать от папы письма. Мама вся извелась. Но после двухмесячного перерыва долетел, наконец, до нас заветный треугольничек: «При освобождении Ельни в конце августа был тяжело ранен в руку и в ногу. Сейчас в госпитале, дело идет на поправку. Перебитая осколком рука срастается хорошо». Мы радовались до слез, что папа жив.
По излечении признали его непригодным к строевой службе и направили в тыловую часть на Волгу, под Сызрань, где и прослужил он до конца войны. Оттуда и домой вернулся в конце лета сорок пятого. И только с возвращением папы полностью почувствовали и осознали мы, что война для нас закончилась окончательно.

"Возвращение" Владимир Костецкий

РЯДОВОЙ НАРОДА
Моему отцу Павлу Петровичу

Воевал солдат не за награды.
Воевал за Родину свою.
Знал одно: врага осилить надо,
Победить в безжалостном бою.

Воевал он, отдыха не зная
И не прячась за спины других.
Знал и помнил, что страна родная
Верит в них, как мать в сынов своих.

Делал незаметную работу
В гуще тяжкой фронтовой страды.
Чистой кровью и соленым потом
Фронт венчал солдатские труды.

Выстоял, в бою врага осилил,
Заслонил Отчизну он собой,
Рядовой народа, сын России,
Армии Советской рядовой.

Стихли много лет назад метели
Огненно-смертельного свинца.
Фронт остался шрамами на теле
С рядовым до самого конца.

1984 г.

ГОЛОС ДЕТСТВА

Стужа в иней нарядила
Утром зимним елки.
Стужа елкам распушила
Сизые иголки.

Как снегурочки из сказки,
Елки встали в круг,
Чтоб затеять игры-пляски,
Да застыли вдруг.

Опушил мои ресницы
Иней жгучий, колкий.
Словно были-небылицы
Мне пропели елки.  

На руке снежинки тают
От тепла и ласки.
Я листаю, я читаю
детства сны и сказки.

Ю.Мятлевский. 1962 г.

Мятлевский Ю. П.
Память раненых лет: Воспоминания, рассказы, стихи. 

(отрывки из книги)

Родился Юрий Мятлевский в 1932 году в поселке Мятлево Калужской области. В родном поселке рос, учился и пережил страшные годы Великой Отечественной войны. Бомбежки, обстрелы, зверства немецких оккупантов, лишения, голод – все это, перенесенное в давние детские годы, оставило глубокий след в его душе.

НАКАНУНЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ

Медленно, ах как медленно, продвигались наши войска, увязая в беспрерывных боях и в глубоких снегах, несмотря на мороз жестокого января 1942 года. Уже который день мы с надеждой и тайным ликованием вслушивались в орудийные залпы, доносимые до нас студеным восточным ветром. Орудийный гул с каждым разом слышался все ближе. Мы уже знали, что Калуга давно освобождена, что наши уже в Медьнни. Налеты нашей авиации на поселок участились, бомбежки сотрясали и землю, и небо днем и ночью. Пулеметная, и автоматная трескотня, иногда довольно отчетливо слышная, для нас означала, что Красная армия вот-вот вышибет из заснеженных окопов немцев, засевших на речке Шане. А от Шани до Мятлева — рукой подать.
Немцы, предчувствуя свое скорое бегство из поселка, зверели все больше и больше. Каждый вечер сжигали они по одной улице, а в оставшиеся на пепелищах погреба и подпечья бросали гранаты. В первую очередь были сожжены улицы с восточной стороны поселка, примыкающие к лесу, откуда немцы ждали удара наших частей. Дальнобойное орудие, установленное на тщательно подготовленной позиции в конце Пушкинской улицы, у пруда, немцы взорвали. Увозить его было не на чем. Технику сковало многоснежное бездорожье, а лошади, которых у немцев было в достатке, частью передохли с голода, частью были съедены немцами.
Солдаты, да и офицеры, одетые поверх шинелей в женские пальто, в залатанные шубы, укутанные кто одеялами, кто шалями, в сапогах, обмотанных тряпьем, с утра ходили по домам, шарили повсюду в поисках чего-нибудь съестного, забирали все, что находили, уводили работоспособных на их взгляд мужчин н женщин, чтобы угнать их с собой на запад. Мы каждый день ждали, что и нас постигнет та же участь. Забрали бы маму, она, конечно, нас, детей, взяла, не оставила бы одних, и далеко мы не ушли бы, замерзнув где-нибудь в снегу, обессилев от голода, или немцы пристрелили бы нас.

Мать. Коржев-Чувелев Г.М. 1964

Мятлевский Ю. П.
Память раненых лет: Воспоминания, рассказы, стихи. 

(отрывки из книги)

Родился Юрий Мятлевский в 1932 году в поселке Мятлево Калужской области. В родном поселке рос, учился и пережил страшные годы Великой Отечественной войны. Бомбежки, обстрелы, зверства немецких оккупантов, лишения, голод – все это, перенесенное в давние детские годы, оставило глубокий след в его душе.

Ранее опубликованные главы:

ЛИШЕННЫЕ ДЕТСТВА

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

БЕГСТВО ИЗ МЕДЫНИ

В АДАМОВСКОМ

ДЕСАНТ

НАКАНУНЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ

СЧАСТЛИВОЕ УТРО

ВОЙНА КОНЧИЛАСЯ!

ДЕСАНТ

Январь сорок второго года выдался многоснежным и студеным. Сорокаградусные морозы сменялись сильными снегопадами. Свирепствовала стужа, но страшнее свирепствовали оккупанты. Грабили, избивали, расстреливали местных жителей, угоняли в рабство молодых парней и девчат, да мужчин старшего возраста, которые на их взгляд сохранили еще работоспособность. Чем ближе продвигался к Мятлеву фронт, тем невыносимее становилась жизнь. Да и налеты нашей авиации все чаще загоняли нас прятаться от осколков за печью. В землянку не бегали. И ее, и тропку к ней занесло высоченными сугробами, да и немцам показывать землянку нельзя было, они бы взорвали ее гранатами. Мы берегли ее на самый крайний случай, как последнее убежище.

Короче, мама решила уйти с нами на время из села. А куда уйдешь по таким снегам в такую стужу? На дорогах сплошные заносы, морозы лютуют. Но выбирать не из чего, раздумывать некогда. Улучив время, когда немцев в доме не было, мама одела нас во что было, укутала так, что только для глаз щелка осталась, увязала на санки остатки добра, что прятала от немцев в сугробе. Оставлять было нельзя. Немцы с полицаями ходили по огородам с длинными заостренными палками и протыкали ими сугробы, ища тайники с припрятанным скарбом.
И пошли мы в деревню Щукино. Всего-то два километра пути, или чуть побольше, а шли мы, наверное, часа три с лишним. Приютила нас хорошо знакомая женщина, бывшая мамина ученица, жившая почти на самом краю хутора Махошино, прилепившегося к деревне Щукино.

Блудова И В. Беженцы. Великая Отечественная война.

Утонувшая в сугробах почти по самую крышу, крытую соломой, темная н тесная внутри, бедная крестьянская изба стала отныне нашим, хоть и ненадежным, временным, но все же пристанищем.
Первые дни немцы особенно не докучали. В самой деревне какая-то часть квартировала, а на хутор заглядывали немцы не каждый день, но расчищая дорогу от Мятлева сколоченным из брусьев широченным клином, который тащила пара крупных битюгов-тяжеловозов, проехали и по Щукину, расчистили дорогу до деревни, что в трех километрах от Щукина. Тут уж немцы и хутор заполонили.

В избе кроме нас и хозяйки с двумя сыновьями и хозяйкиной матери, размещалась еще семья хозяйкиной сестры с тремя детишками, их избу в Щукине спалили недели две назад. Немцы загнали нас всех на одну кровать, даже бабушку с двумя внучатами согнали с печки, где они спали. Натаскали из сарая сена, застелили им всю избу и спали вповалку. Ночью, чтобы выйти по нужде, приходилось чуть не по ногам и рукам пробираться к дверям. Но иногда какое-то время мы от их засилья отдыхали.

Д.А.Шмаринов Возвращение. Из серии "Не забудем не простим!" (1942)

Мятлевский Ю. П.
Память раненых лет: Воспоминания, рассказы, стихи. 

(отрывки из книги)

Родился Юрий Мятлевский в 1932 году в поселке Мятлево Калужской области. В родном поселке рос, учился и пережил страшные годы Великой Отечественной войны. Бомбежки, обстрелы, зверства немецких оккупантов, лишения, голод – все это, перенесенное в давние детские годы, оставило глубокий след в его душе.

Ранее опубликованные главы:

ЛИШЕННЫЕ ДЕТСТВА

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

БЕГСТВО ИЗ МЕДЫНИ

В АДАМОВСКОМ

ДЯДЯ КОСТЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

ДЕСАНТ

НАКАНУНЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ

СЧАСТЛИВОЕ УТРО

ВОЙНА КОНЧИЛАСЯ!

ДЯДЯ КОСТЯ

На следующий же день по большаку потянулись нескончаемые колонны пленных красноармейцев, которые устало брели с самого раннего утра до вечера. По сторонам шли немцы с автоматами и с овчарками на поводках. Мы с первых же дней войны читали во всех газетах и слушали по радио, что красноармеец, сдавшийся в плен врагу, сам становится врагом народа, предателем социалистической Отчизны. Это было нам тогда понятно, но думалось-то об одном, ну о нескольких пленных. Но чтобы столько врагов народа сразу! Голова колонны пленных давно миновала Адамовское, а хвост ее, наверное, еще и из Медыни не выбрался. Это сколько же десятков тысяч предателей гонят немцы по одному только большаку, а сколько их, таких большаков на захваченной фашистской сворой советской территории?!.
Но вот бредут эти несчастные люди, вконец истощенные, изнуренные лишениями, полураздетые, полуразутые, многие с пропитавшимися кровью и гноем бинтами, раненые, покалеченные, больные по бесконечной дороге страданий, и у какого же русского человека не содрогнулось бы сердце при виде этих полуживых скелетов, у кого бы повернулся язык осудить их, заклеймить врагами народа, предателями?!.

Книга "Russlandfeldzug. Skizzen aus dem Ostfeldzug" с рисунками немецкого художника зондерфюрера Эрнста Айгенера была выпущена в 1942 году. На 64 страницах отображено то, что видел автор во время войны в СССР, которую он прошёл в составе 637-й роты пропаганды. 

Крестьяне, рискуя быть застреленными или очутиться в рядах этой страшной колонны, подходили ближе к дороге, совали пленным кто картошку, кто ломоть хлеба, кто луковицу. Немцы с бранью отгоняли прочь женщин и стариков, а те выкрикивали фамилии и имена своих мужей, отцов и братьев, своих сыновей, ушедших на фронт, справлялись, не встречал ли их кто из пленных.
Совсем ослабевших, отстающих пленных более выносливые, более крепкие поддерживали, чуть не тащили на себе, а когда те падали, то подходил конвойный, овчарка зубами и когтями рвала тело упавшего, солдат избивал его ногами, бил прикладом и, если он, не смотря на все попытки подняться, не мог оторваться от земли, немец выстрелом в голову приканчивал его. Другие тут же оттаскивали труп в сторону, бросали. И колонна продолжала свой путь. Но и из этой колонны бежали. Немцы стреляли вслед беглецам, но кое-кому побег удавался.