СТИХИ О ЖЕНЩИНЕ

Женщины за сорок - МЫ прекраснЫ.
МЫ мудры, практичны, обалденны.
Днём хозяйственны, а ночью страстны.
С полуслова понимаем всё мгновенно.

Женщины за сорок - МЫ картинны.
Жизнь художественно тронула черты.
МЫ, как качество в хороших винах.
Ведь с годами только лучше МЫ.

Женщины за сорок - МЫ находки
Для того, кто гавань в сердце ищет,
Кто причалить хочет свою лодку
И счастливым быть в своём жилище.

ЖенщинЫ за сорок - МЫ подарКИ
Для того, кто от разлук страдал.
С НАМИ остаток жизни будет ярок.
МЫ - то, что ОН всегда искал

Ты проснешься на рассвете, 
Мы с тобою вместе встретим 
День рождения зари. 
Как прекрасен этот мир, посмотри, 
Как прекрасен этот мир.

Ты взглянула, и минуты 
Остановлены как будто, 
Как росинки, их бери... 
Как прекрасен этот мир, посмотри, 
Как прекрасен этот мир.

*********

Мадам бессонница.

Мадам бессонница, я Вам открою двери...

Входите, будем чай пить - ночь длинна...
Не церемоньтесь, что Вы - в самом деле -
Вам будет здесь удобно у окна.
В конце концов, снимите Вашу шляпу,
вуали тонкой дымчатую сеть.
Как верный пёс, протягивая лапу,
Я буду долго Вам в глаза смотреть...
Ну, что же, милая, давайте разбираться -
Вы стали частой гостьей у меня,
и, если так пойдёт, то может статься,
что я без Вас не проживу и дня...
За что меня Вы выбрали, скажите, -
за вечные терзания души?...
Мои стихи... Нет, наши, извините,
здесь по ночам рождаются в тиши.
Вы первая их видите живыми
и мёртвыми, летящими в огонь...
Вы первая склоняетесь над ними,
целуя их сминавшую ладонь...
Лишь Вам дано и мучиться, и мучить
так сладко, так тоскливо, хоть кричи...
И я кричу Вам вслед: «На всякий случай!...
Для Вас, мадам, - под ковриком ключи...»

**********

Мечтал я о тебе так часто...

Мечтал я о тебе так часто, так давно,

за много лет до нашей встречи,
когда сидел один, и кралась ночь в окно,
и перемигивались свечи.

И книгу о любви, о дымке над Невой,
о неге роз и море мглистом
я перелистывал, и чуял образ твой
в стихе восторженном и чистом.

Дни юности моей, хмельные сны земли,
мне в этот миг волшебно-звонкий
казались жалкими, как мошки, что ползали
в янтарном блеске по клеенке.

Я звал тебя, я ждал. Шли годы. Я бродил
по склонам жизни каменистым
и в горькие часы твой образ находил
в стихе восторженном и чистом.

И ныне, наяву ,ты легкая пришла,
и вспоминаю суеверно,
как те глубокие созвучья-зеркала
тебя предсказывали верно.
Набоков В.
 

**********************

Любовь имеет множество оттенков,
И каждый дорог нам, неповторим.
Пусть жизнь меняет вкусы непременно,
Всегда нам дорог тот, кто нам любим.
И как бы жизнь нам вкусы не меняла,
Кто любит нас, тот нам дороже всех.
Любви всегда одной нам только мало,
Ведь лишь любовь есть подлинный успех.
Нам серебро любви дороже денег.
А золота любви нам не купить.
И тот лишь человек нам в жизни ценен,
Кто любит нас, кого хотим любить.
И пусть с годами мы не молодеем,
Зато душа становится ценней.
Ведь если любим, то и не стареем.
Ведь лишь любовь нас делает мудрей.
Какой же возраст для любви всего дороже?
Беспечность юности иль мудрость седины?
Прекрасна молодость,
но нет прекрасней всё же
Серебряного возраста любви!

ВАШ ТЕКСТ ИЛИ ОБРАЩЕНИЕ К ГОСТЯМ БУДУТ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗДЕСЬ.ЕСЛИ ВЫ ЭТОГО ПОЖЕЛАЕТЕ Удачи!! Рамочка авторская так что хвалите ,друзья,хвалите))))если , конечно, Вам нравится

 Язык веера

 Если вы хотите, чтобы жизнь вам 
улыбалась, подарите ей сначала хорошее 
настроение.
Б. Спиноза

***

Управляй своим настроением, 
ибо оно, если не повинуется, то повелевает.
Гораций
***
Все, что посылает нам судьба, 
мы оцениваем исходя из расположения духа.
Ф. де Ларошфуко
***

Большая удача в жизни найти такого
человека,чтобы было приятно смотреть,...
интересно слушать,...увлеченно рас-
сказывать,... не тягостно молчать,...
искренне смеяться,... восторженно
вспоминать и с нетерпением ждать
следующей встречи!!!
.********************

                               

Диана Арбенина - Евгений Дятлов
Северная пальмира - та единственная точка персечения, что была у этой пары до проекта "Две звезды". С момента их знакомства прошло не так много времени, а "точек" набралось достаточно для того, чтобы из них сложилась вполне уверенная и экстравагантная картина будущего дуэта.

Три девицы под окном пили пиво вечерком.
-Кабы я была певица,говорит одна девица
-Для Киркорова царя родила богатыря.
- Кабы я была певица,говорит друга девица,
-Для Киркорова царя накупила я ШМАТЬЯ.
-Кабы я была певица,молвит третья девица,
-То на весь элитный мир приготовила я б пир.
Только вымолвить успели дверь машины заскрипела
Из машины вышел царь сам Киркоров государь.
-Вы нахальные девицы,размечтались, что певицы?
У меня таких как ВЫ пол большой моей страны.
На концерты приходите,денег больше приносите
Остальное и без вас Я смогу купить не раз.

Клод Лефевр

[Французский живописец, 1637-1675].

 Ушаковка впадает в Ангару, неподалеку - тюрьма, где адмирал провел последние дни. (Камере, где он содержался, недавно вернули прежний номер - пятый, сделав ее таким образом мемориальной.) "Его расстреляли здесь, под этим обрывом. Зима 1920 года выдалась суровой даже по сибирским меркам, на таком жестоком морозе даже при желании невозможно было выкопать могилу. А большевики спешили, им было не до церемоний", - рассказывает заместитель директора Иркутского областного краеведческого музея Владимир Свинин. Тело после расстрела погрузили на сани, увезли на Ушаковку и сбросили в прорубь.Ушаковка впадает в Ангару, неподалеку - тюрьма, где адмирал провел последние дни. (Камере, где он содержался, недавно вернули прежний номер - пятый, сделав ее таким образом мемориальной.) "Его расстреляли здесь, под этим обрывом. Зима 1920 года выдалась суровой даже по сибирским меркам, на таком жестоком морозе даже при желании невозможно было выкопать могилу. А большевики спешили, им было не до церемоний", - рассказывает заместитель директора Иркутского областного краеведческого музея Владимир Свинин. Тело после расстрела погрузили на сани, увезли на Ушаковку и сбросили в прорубь.

Перед расстрелом молиться отказался, стоял спокойно, скрестив руки на груди. Попросил лишь передать благословение жене и сыну. Об Анне Тимиревой, добровольно пошедшей под арест, чтобы до конца не расставаться с ним, - ни слова. Наверное, не хотел, чтобы его последние слова, обращенные к ней, Анна Васильевна слышала от приводивших приговор в исполнение. За несколько часов до расстрела Колчак написал ей записку, так до нее и не дошедшую. Десятки лет листок кочевал по папкам следственных дел.

"Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботы обо мне... Не беспокойся обо мне. Я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Думаю, что перевод в другую камеру невозможен. Я думаю только о тебе и твоей участи... О себе не беспокоюсь - все известно заранее. За каждым моим шагом следят, и мне очень трудно писать... Пиши мне. Твои записки - единственная радость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани себя... До свидания, целую твои руки". Свидания больше не было. Его расстреляли 7 февраля 1920 года, на следующие сутки после дня рождения.

Она, возможно, была сильнее его как личность"

С момента знакомства до расстрела прошло пять лет. Большую часть времени они жили порознь - у каждого семья, у обоих - сыновья. Не виделись месяцами, однажды - год. На костюмированном балу она подарит ему (и еще нескольким знакомым) свое фото "в русском костюме" - его мы публикуем сегодня. И много месяцев спустя друг дома расскажет Анне Васильевне, что этот снимок висит в каюте Колчака. А еще он всюду возит с собой ее перчатку.

Она первой призналась ему в любви - с откровенностью пушкинской Татьяны и решительностью своей тезки Карениной. "Я сказала ему, что люблю его". И он, уже давно и, как ему казалось, безнадежно влюбленный, ответил: "Я не говорил вам, что люблю вас". - "Нет, это я говорю: я всегда хочу вас видеть, всегда о вас думаю, для меня такая радость видеть вас". И он, смутившись до спазма в горле: "Я вас больше чем люблю". Пройдет еще три года, и они будут видеться - на глазах у всех и тайно, урывками. И все будут знать об этой любви, а Софья Колчак, жена адмирала, признается подруге: "Вот увидишь, он разведется со мной и женится на Анне Васильевне". Тимирева разведется с мужем в 1918 году и с этого момента станет его гражданской женой. Ей было 25 лет, ему - 44. Его семья уже давно во Франции...

"Тимирева была очень живой, остроумной и обаятельной женщиной. Помимо женского очарования Колчака, любившего ее восторженной, чуть пугливой даже любовью, восхищали ее острый ум и интерес к политике", - говорит профессор кафедры истории России РГПУ им. Герцена Анатолий Смолин, готовивший к изданию письма Тимиревой к Колчаку.

"Она, возможно, была сильнее его как личность, умея не падать духом даже в запредельных обстоятельствах. Она и в тюрьму Иркутска пошла за Колчаком, самоарестовавшись, чтобы поддержать, - считает Смолин. - Чтобы помочь ему и в последние дни сохранить достоинство - она уже тогда чувствовала, что он станет символом. И стремилась к тому, чтобы этот символ не был "затенен" даже минутной слабостью перед концом". "Наконец находится узда на Совет солдатских и рабочих депутатов, и с ним начинают разговаривать надлежащим тоном, у меня Ваше письмо, такое милое... а днем - сильная весенняя оттепель с ярким солнцем - все вместе привело меня в прекрасное состояние духа, и так хочется верить, что ничего - мы еще повоюем!" - письмо Анны Тимиревой от 17 марта 1917 года. "От чтения газет, рассуждений о коалиционном правительстве, об утешительных событиях на флоте, о Ленине, анархистах и тому подобной прелести голова окончательно приходит в негодность..." - письмо от 7 мая 1917-го.

Хождение по мукам продолжается. "Освобождать ее ни в коем случае нельзя - она связана с верхушкой колчаковской военщины и баба активная", - с истинно большевистской галантностью оценивает характер своей "подопечной" представитель Сибирской ВЧК. Сын Анны Васильевны от первого брака Володя Тимирев за переписку с отцом, находящимся за границей, будет расстрелян в 1938-м.

 Колчак Александр Васильевич родился в 1874 году в офицерской семье, окончил Морской кадетский корпус. Получил известность как исследователь сибирской Арктики. Участник русско-японской войны, командовал миноносцем "Сердитый", затем артиллерийской батареей в Порт-Артуре, был награжден золотым оружием "За храбрость". В начале Первой мировой войны служил в штабе Балтийского флота, организатор успешной минной войны на море. В 1916 году произведен в контр-адмиралы, затем в вице-адмиралы и назначен командующим Черноморским флотом. Поддержал Февральскую революцию. В июне 1917 года ушел в отставку в знак протеста против развала русского флота. При этом произнес перед матросами гневную речь и выбросил в море золотое оружие. В августе-октябре 1917 года консультант ВМФ США, затем поступил на службу в ВМФ Великобритании, но к своим обязанностям не приступил. В апреле-мае 1918 года занимался формированием белых войск в Маньчжурии. В ноябре того же года был назначен военным министром Директории. После военного переворота 17-19 ноября - Верховный правитель России с диктаторскими полномочиями. Арестован белочехами под Иркутском. Расстрелян в феврале 1920 года в Иркутске по личному распоряжению Ленина.

 Тимирева Анна Васильевна родилась в 1893 году в Кисловодске, в семье известного музыканта Сафонова. В 1906 году семья переехала в Петербург, где Анна Васильевна окончила гимназию княгини Оболенской (1911 г.) и занималась рисунком и живописью в частной студии С.М. Зейденберга. Свободно владела французским и немецким. В 1911-1918 гг. - замужем за С.М. Тимиревым. В 1918-1919 годах - переводчица Отдела печати при Управлении делами Совета министров и Верховного правителя. Самоарестовалась после ареста Колчака в январе 1920 года. Освобождена в том же году по октябрьской амнистии. В мае 1921 года вторично арестована. Аресты и ссылки в 1922, 1925, 1935, 1938 и 1949 годах. До 1960-го - в "минусе" без права проживания в 15 крупных городах СССР. В промежутках между арестами работала библиотекарем, архивариусом, маляром, бутафором в театре, чертежницей. Реабилитирована в марте 1960 года. Умерла в 1975 году.

 Она провожала мужа в Гельсингфорс (Хельсинки), базу военно-морского флота. В это время мимо стремительно прошёл невысокий сухощавый офицер.

- Знаешь, кто это? - спросил муж. - Колчак-Полярный.

Потом молодая женщина познакомилась с Колчаком у знакомых. Так получилось, что они сидели рядом. Завязалась беседа. Несколько часов промелькнули как миг.

Анна Васильевна переехала к мужу в Гельсингфорс, и её квартира оказалась в одном доме с Колчаком, его женой и сыном.

Спустя много лет Анна Васильевна Тимирёва описала, как у неё произошло объяснение с Александром Васильевичем Колчаком. "Я сказала ему, что люблю его. Он ответил: "Я не говорил вам, что люблю вас". "Нет, это я говорю..." И он сказал: "Я вас больше чем люблю".

Она была балованной жизнью, увлекающейся, но, как оказалось в дальнейшем, глубоко порядочной женщиной.

Для Колчака она была бесценным подарком судьбы, который он оберегал всю жизнь. Долгое время он даже не решался к ней прикоснуться. Но соратником она не была, хотя он и писал ей о своих делах. Она была для радости, но не для трудов и борьбы.

В дальнейшем Анна Васильевна писала о жене Колчака, своей соседке по квартире: "Софья Фёдоровна была очень хорошая и умная женщина и ко мне относилась хорошо. Она, конечно, знала, что между мной и Александром Васильевичем ничего нет, но знала и другое: то, что есть, - очень серьёзно, знала больше, чем я". И не удивительно, жена Колчака была лет на 18 старше и опытнее молоденькой, избалованной женщины, которая родилась в 1893 году в Кисловодске, а в Петербурге после окончания гимназии занималась живописью. Свободно владела французским и немецким языками.

По описанию многих, знавших Тимирёву, она была редкой красоты и обаяния, умной, разносторонне образованной. Её отец, В. И. Сафонов, был известным пианистом, дирижёром и педагогом. Дед И. И. Сафонов - генерал-лейтенант Терского казачьего войска.

В дальнейшем её отношения с Колчаком развивались сложно. Он был назначен командующим Черноморским флотом. Они расстались. В результате этой разлуки мы имеем сегодня несколько замечательных писем Колчака к любимой.

Писем было много. Но есть все основания полагать, что не все они были отправлены любимой. Колчак писал ей, но... для себя. Чувства, переполнявшие его сердце, требовали выхода, и он доверял их бумаге. Все письма, которые сохранились, извлечены из его дневника. Сомнительно, чтобы он их переписывал. Эти замечательные письма нашли адресата спустя 50 лет. Почему потребовалось столько времени? Об этом далее.

В 1917 году в жизни Колчака произошли значительные изменения. Он отказался от командования Черноморским флотом, в котором против его воли начались революционные преобразования, подобные балтийским.

Временное правительство командировало его в США для передачи опыта минной войны на море. И будучи на обратном пути в Японии, он пишет Тимирёвой огромные письма (бывало, до 40 страниц). "...Ваш милый и обожаемый образ всё время был перед моими глазами. Ваша улыбка, Ваш голос, Ваши розовые ручки для меня являются символом высшей награды, которая может вручаться лишь за выполнение величайшего подвига, выполнение военной идеи, долга и обязательств. И думая о Вас, я временами испытываю какое-то странное состояние, где мне кажется прошлое каким-то сном, особенно в отношении Вас... Неужели ни сада Ревельского собрания, ни белых ночей в Петрограде, - может быть, ничего подобного не было?! Но передо мной стоит портрет Анны Васильевны с её милой прелестной улыбкой, лежат её письма с такими же миленькими ласковыми словами, и когда читаешь и вспоминаешь Анну Васильевну, то всегда кажется, что совершенно недостоин этого счастья, что эти слова являются наградой незаслуженной, и возникает боязнь за их утрату и сомнения".

В письме он писал не только о своих чувствах, но и о своих взглядах на происходящие в России перемены. "Война проиграна, но ещё есть время выиграть новую, и будем верить, что в новой войне (имеется в виду - с Германией) Россия возродится. Революционная демократия захлебнётся в собственной грязи или её утопят в её же крови. Другой будущности у неё нет..."

***

Летом 1918 года Анна Васильевна с мужем ехала во Владивосток и, будучи проездом в Благовещенске, узнала, что сравнительно недалеко, в Харбине, находится Колчак. Её письмо нашло его. В нём были такие строки: "Милый Александр Васильевич, далёкая любовь моя... чего бы я дала, чтобы побывать с Вами, взглянуть в Ваши милые тёмные глаза..."

Вскоре приходит ответ: "Передо мной лежит Ваше письмо, и я не знаю - действительность это или я сам до него додумался".

В Харбине состоялся между ними серьёзный разговор о совместной жизни. Вернувшись во Владивосток, Тимирёва сказала мужу, что уходит к Колчаку. Конечно, он отговаривал её от этого. Но чувства...

Потом в своих воспоминаниях Анна Васильевна писала: "А. В. приходил измученный... Мы сидели поодаль и разговаривали. Я протянула руку и коснулась его лица - и в то же мгновение он уснул. А я сидела, боясь шевелиться, чтобы не разбудить его. Рука у меня затекла, а я всё смотрела на дорогое и измученное лицо спящего. И тут я поняла, что никогда не уеду от него, что, кроме этого человека, нет у меня ничего, и моё место - с ним".

 Аресты и ссылки:

1921 — вторично арестована в мае. Освобождена в апреле 1922. В том же году вышла замуж за инженера-строителя Всеволода Константиновича Книпера (1888—1942).
1922

1925

1935

1938 — Карлаг — восьмилетняя ссылка

1949

До 1960 — в «минусе» без права проживания в 15 крупных городах СССР. В промежутках между арестами работала библиотекарем, архивариусом, маляром, бутафором в театре, чертёжницей. После освобождения жила в Рыбинске, работала художником (бутафором) в местном театре. В Рыбинске многие её знали под прозвищем «Чехова». Запомнилась весёлым и приятным характером. В 2006 году умер последний работник театра, который её помнил. В 1960 году, после реабилитации, поселилась в Москве. Во второй половине XX века Анна Васильевна работала консультантом по этикету на съемках фильма Сергея Бондарчука «Война и мир», который вышел на экраны в 1966 году. Умерла 31 января 1975 года. Похоронена на Ваганьковском кладбище.

 отрывок из воспоминаний Анны Васильевны Тимирёвой (А.В. Книпер. Фрагменты воспоминаний), повествующие, кроме прочего, и о первом знакомстве с Александром Васильевичем  Колчаком.

И хоть она пишет, что «это не имеет отношения к истории»,  история в самых отчетливых, человеческих чертах явлена на этих страницах.  Предлагаем отрывок из воспоминаний, публиковавшихся в нескольких изданиях, В том числе – в составе книги «Волшебный сад души. История последней любви  А.В.Колчака» М., 2007. – С. 369 – 393. (с) Было бы очень интересно сравнить ее воспоминания,ее видение с тем, что показано на экране.

прекрасные, очень эмоциональные воспоминания. Впервые они были опубликованы в альманахе "Минувшее" № 1 за 1990 год и в то время произвели фурор

Oстается так мало времени: мне 74 года. Если я не буду писать сейчас  - вероятно, не напишу  никогда. Это не имеет отношения к истории - это просто рассказ о том, как я  встретилась с человеком,  которого я  знала в течение пяти лет, с судьбой которого я связала свою судьбу навсегда.

Восемнадцати  лет  я  вышла замуж  за  своего  троюродного  брата  С.Н.Тимирева.   Еще  ребенком  я  видела   его,  когда  проездом  в Порт-Артур  -  шла война с Японией  -  он  был у нас в Москве. Был он много старше  меня, красив, герой  Порт-Артура. Мне казалось, что люблю, - что мы знаем  в  восемнадцать лет! В  начале  войны с Германией у меня  родился сын,  а  муж  получил  назначение в  штаб  командующего  флотом адмирала  Эссена. Мы жили в Петрограде, ему  пришлось  ехать  в Гельсингфорс. Когда я провожала его на вокзале, мимо нас стремительно прошел невысокий, широкоплечий офицер.

Муж сказал мне:  "Ты знаешь, кто это? Это  Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции".У меня осталось только впечатление стремительной  походки, энергичного шага.

Познакомились мы  в  Гельсингфорсе, куда я приехала  на три дня к мужу осмотреться и подготовить свой переезд с ребенком.

Нас пригласил товарищ мужа Николай Константинович Подгурский, тоже портартурец. И Александр Васильевич Колчак был там. Война  на море не  похожа на  сухопутную: моряки или  гибнут  вместе  с кораблем,  или возвращаются  из  похода в  привычную обстановку  приморского города. И тогда  для них это праздник. А я  приехала из Петрограда 1914-1915 годов, где не было ни одного знакомого дома не в трауре - в первые же месяцы уложили гвардию.  Почти  все мальчики, с  которыми мы встречались  в  ранней юности, погибли. В каждой семье кто-нибудь был на фронте, от  кого-нибудь не было вестей, кто-нибудь ранен. И все это камнем лежало на сердце.

 А тут люди  были другие - они умели радоваться,  а я уже с начала войны об этом забыла. Мне был 21 год, с меня будто сняли мрак  и тяжесть последних месяцев, мне стало легко и весело.

Не заметить Александра Васильевича  было нельзя - где бы он ни был,  он всегда был центром. Он прекрасно рассказывал, и, о чем бы ни говорил – даже о прочитанной  книге, - оставалось впечатление,  что все это  им пережито.

Как-то  так вышло,  что весь вечер мы провели рядом.  Долгое  время спустя я спросила его, что он обо мне подумал тогда, и он ответил:  "Я подумал  о Вас то же самое, что думаю и сейчас".

Он входил - и все кругом делалось как праздник; как он любил это слово!

А встречались мы нечасто - он был флаг-офицером по оперативной части в штабе Эссена и лично принимал участие в операциях на море, потом, когда командовал Минной  дивизией,  тем более.  Он  писал  мне  потом: "Когда  я подходил к Гельсингфорсу  и  знал,  что увижу Вас, - он  казался  мне лучшим городом в мире".

К весне я  с  маленьким  сыном  совсем  переехала  в  Гельсингфорс  и поселилась в той же квартире Подгурского, где мы с ним встретились в  первый раз.  После  Петрограда все мне  там  нравилось -  красивый,  очень удобный, легкий  какой-то  город. И  близость  моря,  и  белые  ночи  -  просто  дух захватывало. Иногда, идя по улице, я  ловила себя на том, что начинаю бежать бегом.

Тогда  же в  Гельсингфорс  перебралась и семья Александра Васильевича - жена и  пятилетний  сын Славушка. Они остановились пока  в гостинице, и так как Александр Васильевич бывал у нас в доме, то  он вместе с женой сделал нам визит. Нас они не застали, оставили карточки, и мы с мужем должны  были ответить  тем же. Мы застали там еще нескольких  людей, знакомых им и нам.

Софья Федоровна  Колчак рассказывала  о  том, как  они  выбирались  из Либавы, обстрелянной немцами, очень  хорошо рассказывала. Это была высокая и стройная  женщина,  лет  38, наверно.  Она  очень  отличалась от  других жен морских  офицеров,  была  более  интеллектуальна,  что  ли.  Мне  она  сразу понравилась, может быть, потому, что и сама я выросла  в  другой  среде: мой отец  был музыкантом  - дирижером и  пианистом,  семья была  большая, другие интересы, другая атмосфера. Вдруг отворилась дверь, и  вошел Колчак – только маленький, но до чего похож, что я прямо удивилась, когда раздался тоненький голосок: "Мама!" Чудесный был мальчик.

Летом мы  жили на даче  на острове Бренде  под  Гельсингфорсом,  там же снимали  дачу  и  Колчаки. На лето все моряки  уходили в море, и виделись мы часто, и всегда это было интересно. Я очень любила Славушку, и он меня тоже.

Помню,  я  как-то пришла  к  ним,  и  он  меня  попросил:  "Анна Васильевна, нарисуйте мне,  пожалуйста, котика, чтоб на  нем был красный фрак, а  из-под фрака  чтоб был виден  хвостик",  а  Софья  Федоровна вздохнула  и  сказала: "Вылитый отец!"

Осенью как-то  устроились  на  квартирах и продолжали часто  видеться с Софьей  Федоровной и редко  с  Александром  Васильевичем, который тогда  уже командовал  Минной дивизией,  базировался в Ревеле (Таллин теперь) и бывал в Гельсингфорсе только наездами. Я была молодая и веселая тогда, знакомых было много, были  люди,  которые  за  мной ухаживали, и  поведение  Александра Васильевича  не  давало мне повода думать,  что отношение  его  ко мне более глубоко, чем у других.

Но запомнилась  одна встреча. В Гельсингфорсе было затемнение  - война. Город еле освещался синими лампочками.  Шел дождь,  и  я шла по улице одна и думала о том, как тяжело все-таки на  всех  нас лежит война, что сын мой еще такой  маленький  и  как  страшно  иметь  еще  ребенка, -  и  вдруг  увидела Александра  Васильевича, шедшего мне навстречу. Мы поговорили минуты две, не больше; договорились, что вечером встретимся в компании друзей, и разошлись.

И вдруг я отчетливо  подумала: а вот с этим я ничего бы не  боялась -  и тут же: 

какие глупости могут прийти в голову! И все.