Австрийская эрцгерцогиня из династии Габсбургов для Львова - фигура значимая. В 1772 году Мария Терезия приняла участие в первом разделе Польши и получила Галицию. Львов стал столицей австрийской провинции — так называемого Королевства Галиции и Лодомерии. С 1772 по 1918 год город официально носил название Лемберг. Языком администрации после вхождения Львова в состав Австрии стал немецкий, а большинство должностей городского управления заняли немцы и чехи. Однако город продолжал оставаться важным центром польской и русинской культуры. В 1773 во Львове начинает выходить первая газета Gazette de Leopoli.

Женщина, облеченная властью, всегда вызывает интерес. Какая она — в окружении льстивых клевретов, то расточающих комплименты и стремящихся к сближению, то пугающих трудным выбором и ответственными решениями, от которых зависят порой судьбы целых народов? Каковы её отношения с мужем, вынужденным оставаться на вторых ролях? Есть ли у неё время для своих детей — если только они вообще у неё есть. А когда дети вырастают, что делать ей — уступить ли в расцвете сил власть или найти с детьми общий язык? Кто она: мужик в юбке или мудрая мать, пекущаяся о своем народе как о большой семье? На все эти вопросы нет однозначного ответа, ибо история знает разные примеры.

«Это всего лишь девочка…»

В семье австрийского императора Карла VI после смерти сына-первенца на свет появлялись одни только девочки. Это обстоятельство немало беспокоило венценосную семью, ведь надо было как-то решить вопрос о наследнике престола. Дело в том, что Карл VI был последним представителем мужского пола австрийской ветви дома Габсбургов.

 

 

Мария Терезия в возрасте 3 лет

 

И хотя император до конца своей жизни надеялся на рождение сына, он предусмотрительно, ещё до смерти первенца и тем более до рождения первой дочери, позаботился о том, чтобы в случае отсутствия наследника власть перешла к одной из его дочерей. Надо сказать, что согласно салическому закону, принятому в большинстве стран Священной Римской империи, женщины не имели права наследовать трон. И хотя Австрия со времени правления первой княжеской династии Бабенбергов в этом отношении была на особом положении, император Карл VI принял 19 апреля 1713 года так называемую Прагматическую санкцию, допускавшую переход власти и по женской линии. Таким образом, преемницей австрийского престола могла в случае необходимости стать его старшая дочь. И участь эта пала на молодую эрцгерцогиню с весьма сложным именем Мария Терезия Вальбурга Амалия Кристина.

Марии Терезии здесь 11 лет

Мария Терезия родилась 13 мая 1717 года в Вене. При её появлении на свет раздались слова разочарования: «Это всего лишь девочка…». Она росла в любящей семье, и девушку, конечно же, готовили к той роли, которую впоследствии ей пришлось в жизни сыграть. Образование молодой эрцгерцогини носило, если можно так сказать, мужской характер. Уже с четырнадцати лет она присутствовала на заседаниях государственного совета. К тому же, её обучали и языкам: латыни, итальянскому, французскому — впрочем, до конца жизни у неё, по-видимому, сохранялся венский акцент. И вот когда девушке исполнилось восемнадцать, её очень правильно, с учётом государственных интересов, выдали замуж. Само собой разумеется, что претендентов на руку будущей австрийской императрицы нашлось немало. Одного из женихов, прусского кронпринца, поддерживал весьма влиятельный австрийский маршал Евгений Савойский. Тот самый, которого молва настойчиво считала внебрачным сыном французского короля-солнца Людовика XIV. Будущий маршал и песенный герой отнюдь не был в юности признан у себя на родине. Из-за этого он и оказался в Австрии — чтобы затем принести ей блистательные военные победы.

Но у Австрии, однако, были совсем другие политические предпочтения. Думая о том, чтобы помешать отходу Лотарингии к Франции, прусскому кронпринцу семья предпочла Франца Штефана Лотарингского, дальнего родственника как Габсбургов, так и Бурбонов.

В рамках политики поддержания европейского равновесия Франц Штефан Лотарингский должен был поменять своё герцогство на Тоскану, что и произошло — правда, после сошествия на нет клана Медичи. В результате брака с Марией Терезией был основан новый императорский дом Габсбургов-Лотарингских. Но политика иной раз совсем не мешает чувствам. Говорят, что Мария Терезия влюбилась в своего «Францля» совсем ещё девочкой и пронесла это своё чувство через всю жизнь, несмотря на то, что порою она весьма и весьма ревновала своего жизнелюбивого супруга.

Счастливый брак

В 1724 году, в возрасте 15 лет, Франц Штефан Лотарингский прибыл к австрийскому двору, чтобы здесь, в столице Священной Римской империи, завершить своё образование и приобрести необходимые придворные навыки. Надо сказать, что Карл VI, сыновей не имевший, воспитывал его как своего собственного сына: пристрастил к охоте, брал на балы и праздники. Собственно, это было практически и всё, что он смог дать молодому человеку… Разумеется, если не принимать во внимание ещё и нечто гораздо более существенное, а именно: 12 февраля 1736 года император выдал за Франца Штефана свою старшую дочь Марию Терезию. Брак этот, как уже упоминалось, был не только по расчёту, но и по любви. Медовый месяц (растянувшийся на целых три) новобрачные провели в Тоскане, а затем вернулись в Вену.

В политических делах молодой муж не был особенно силён — как, впрочем, и в делах военных. Так, например, в 1738 году, после неудачного австрийского похода в рамках русско-турецкой войны, Франц вернулся домой с нервным срывом.

Августейшие супруги с детьми

Это была дружная многодетная семья. Мария Терезия утверждала, что она ненасытна в отношении детей, и гордо говорила после каждых родов: «Детей никогда не бывает достаточно». Ее первенец появился на свет уже в 1737 году, а затем роды у неё были в 1738 году, в 1740 году… и так вот до 1756-го практически ежегодно — редко когда промежуток между её беременностями составлял два (или, тем более, три) года. Всего у неё было 16 детей: 11 девочек и 5 мальчиков — из них в детстве скончались только двое, что в те далёкие времена уже, несомненно, являлось удачей. Воспитанию и образованию своих детей Мария Терезия уделяла преимущественное внимание. Она даже разработала для них свою собственную учебную программу, включавшую танцы и участие в театральных постановках (искусство лицедействовать всегда ведь в жизни пригодится!). Дети также рисовали, их обучали истории, правописанию, некоторое место в занятиях занимала математика, а также иностранные языки. Девочкам преподавали рукоделие и искусство вести беседу.

В том, что её собственные дети её любили, нет ничего удивительного. Но ведь и чужие же дети тянулись к ней. Маленький Моцарт, в 1762 году приглашённый дать концерт во дворце Шёнбрунн, чувствуя расположение Марии Терезии, тут же забрался к правительнице на колени, что и было потом запечатлено придворным художником.

Семейное разделение обязанностей

Но безмятежному семейному счастью Марии Терезии и Франца Штефана был отмерян судьбою недолгий срок. В 1740 году император Карл VI скончался, и двадцатитрёхлетней Марии Терезии пришлось взойти на австрийский престол. К тому времени она была уже матерью троих детей и ждала четвёртого. Задача управления государством, вставшая перед ней, была не из лёгких, тем более, что тогдашние границы владения Габсбургов включали не только Австрию саму по себе, но и Чехию, Венгрию, Южные Нидерланды, земли в Италии. Признайтесь, что сегодня даже странно и подумать о том, чтобы во главе такого государства встала молодая женщина 23 лет от роду, мать троих детей.

Профиль Марии Терезии на золотом талере

Из-за кончины императора Карла не обошлось поначалу и без политических потерь. Корона императора перешла было к баварскому курфюрсту Карлу Альбрехту — ведь это была своего рода выборная должность. И только лишь через пять лет, в 1745 году, после смерти Карла Альбрехта и с согласия его сына, императорская корона вновь вернулась в Австрию. Императором под именем Франц I стал, собственно говоря, именно Франц Штефан, и Мария Терезия стала поэтому именоваться императрицей. Хотя сама она не была официально коронована, Мария Терезия со всею решимостью, ясной головой и знанием людей принялась за управление государством, опираясь поначалу на советников своего отца. Впрочем, советники эти скорее сгущали краски, нежели поддерживали в молодой женщине мужество, столь необходимое ей для принятия важных решений. Но разве можно испугать проблемами женщину, на которой лежит ответственность за свою семью, да ещё за такую большую!

Сам же Франц Штефан, с лёгкостью уступивший жене занятия политикой, охотно занялся финансовыми делами дома Габсбургов (что совсем не помешало и лично ему стать миллионером). Помимо денег, Франца I интересовала ещё и наука. Он собирал минералы и обладал солидной коллекцией монет. Благодаря его усилиям в летней резиденции Шёнбрунн был создан зоопарк, который существует и поныне и считается самым старым зоопарком в Европе. Император увлекался также и сельским хозяйством, создавая в своих имениях образцовые хозяйства.

«Женись, счастливая Австрия!»

Надо признать, что первое время Мария Терезия разбиралась во внешней политике не очень хорошо. В международных делах она руководствовалась, скорее, опытом женщины и многодетной матери, о чём и говорит избранный ею девиз: «Справедливостью и добротой». Но был и ещё один принцип, проверенный веками и во всей своей полноте воплощённый Марией Терезией в жизнь. Императрица и мудрая мать, она знала секрет хороших, добрососедских отношений: «Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube» («Пусть другие воюют — ты же, счастливая Австрия, женись»). Поочерёдно играя свадьбы своих детей, Мария Терезия в итоге породнилась с представителями основных правящих домов Европы. Выдавая замуж дочерей и женя сыновей, Мария Терезия упрочила отношения и с Францией, и с Испанией, и с Неаполем и Сицилией, и с Пармой — создав себе, таким образом, союзников в постоянных трениях с прусским королём. Вообще, злые языки даже прозвали её «тёщей и свекровью всей Европы». Однако, если с женитьбой сыновей особых проблем у неё не было (например, её сын эрцгерцог Леопольд II женился на дочери испанского короля Карла II Марии Лудовике Испанской), то вот с замужеством дочерей у Марии Терезии не всё обстояло благополучно.

Мария Антуанетта в возрасте 12 лет

Старшая её дочь, эрцгерцогиня Мария Анна, из-за своего слабого здоровья так и осталась незамужней. А незадолго до замужества симпатичной Марии Элизабет и французского короля Людовика XV невеста вдруг заболела оспой, и помолвку пришлось расторгнуть. Эрцгерцогиню Марию Амалию против её воли выдали замуж за герцога Фердинанда I Бурбон-Парма. Когда же от оспы скончались молодые эрцгерцогини Иоанна Габриэла и Мария Амалия, их место в качестве невест короля Неаполя и Сицилии Фердинанда I (сына испанского короля Карла III) пришлось занять их сестре Марии Каролине. Ещё одна дочь, Мария Элизабет, стала аббатисой в Инсбруке. Из всех дочерей Марии Терезии только лишь Мария Кристина вышла замуж по любви: за герцога Альберта Казимира фон Саксен-Тешен (между прочим, основателя великолепной художественной коллекции, которая легла в основу известного венского музея Альбертина).

Однако наиболее печальная судьба поджидала самую младшую дочь Марии Терезии — Марию Антуанетту, чей брак с французским королём Людовиком XVI закончился трагически: под ножом гильотины, вместе с её мужем. Это была та самая красавица Мария Антуанетта, которая научила французов есть на завтрак круассаны: она привезла с собой во Францию рецепт этих рогаликов, символов мусульманского полумесяца, которые австрийцы пекли и поедали в знак победы над турками. Это была та самая Мария Антуанетта, которая вошла в историю своим выражением, полным искреннего недоумения: «Если у них нет хлеба, пусть они едят пирожные» (она имела в виду своих голодающих подданных). Что там говорить: за свои хоть и наивные, но политически дерзкие слова бедняжка заплатила сполна.

На войне и в мирное время

Правление Марии Терезии осложнялось ещё и тем, что Бавария и Пруссия после смерти её отца не признали Прагматическую санкцию и вознамерились получить долю своего наследства. Пользуясь сложными обстоятельствами, с которыми столкнулись Габсбурги в вопросе престолонаследия, прусский король Фридрих Великий (1712-1786) ещё в год смерти Карла VI начал военные действия в Силезии. Кончина же императора развязала руки всем. Так началась война за австрийское наследство, длившаяся с 1741 по 1748 годы. Пруссия в ней претендовала на Силезию, а от Пруссии не отставали Франция и Бавария, которые докучали Марии Терезии на западе страны.

Фридрих Великий, король Пруссии

Но из всех противников самым главным для Австрии и её молодой императрицы оставалась всё-таки именно Пруссия. Мария Терезия была вынуждена удвоить численность своей армии, введя с этой целью дополнительные налоги. Кроме того, она объединила правление Австрией и Богемией. Утрата Силезии никак не давала императрице покоя, и вот в 1756 году она уже сама начала войну с Пруссией, во главе которой по-прежнему стоял король Фридрих Великий. Война растянулась на долгих семь лет, но вернуть Силезию так и не удалось. Все знали, насколько сильно переживала императрица эту потерю. Все знали также, как любила Мария Терезия женить и выдавать замуж своих детей. Поэтому каждый смог оценили её чувство юмора, когда однажды она пошутила: «Лучше потерять Силезию, чем выйти замуж за такого-то».

При императрице Марии Терезии закончились в Австрии пытки и гонения на ведьм, именно она учредила также и Верховный суд. Заботясь о грамотности своих подданных, Мария Терезия ввела обязательное образование: учиться должны были все дети в возрасте от 6 до 12 лет — независимо от их социального положения. До сих пор функционирует в Вене учреждённое императрицей учебное заведение Терезианум, в котором в настоящее время обучаются будущие дипломаты. В нижнеавстрийском городе Винер Нойштадт она открыла в 1751 году Терезианскую военную академию, а в Венском университете особое внимание уделила оснащению медицинского факультета. Не без её содействия в университете появился новый корпус Нойе Аула. Придавая большое значение дипломатии, Мария Терезия укрепила союз с Великобританией, Россией и Францией. Всё это положительно сказалось на экономике страны.

Отцы и дети

Муж Марии Терезии, император Франц I, скоропостижно скончался 18 августа 1765 года в Инсбруке, куда он приезжал с супругой на свадьбу своего сына эрцгерцога Леопольда. В центре столицы Тироля до сих пор возвышаются парадные ворота, возведенные в память тех событий. На одной стороне ворот изображены сцены праздника, а на другой — сцены скорби. Потеря для Марии Терезии была огромной. Она так тяжело переживала кончину мужа, что до конца своих дней, ещё целых 15 лет, не снимала траура. Ведь они, несмотря ни на что, прожили счастливую жизнь. Франц I был жизнелюбом и весьма обаятельным человеком. Среди его фавориток — и графиня Коллоредо, жена австрийского вице-канцлера, и графиня Пальффи, придворная дама императрицы. Нельзя сказать, чтобы Мария Терезия не ревновала мужа. Ревновала. Он же, понимая это, пытался как-то сократить число дам, за которыми ухаживал. Но от привязанности к Марии Вильгельмине фон Ауэрсперг всё же так и не смог отказаться и даже купил ей домик рядом со своим загородным дворцом Лаксенбург.

После смерти мужа Мария Терезия правила вместе со своим сыном Йозефом II, который родился 13 марта 1741 года. Таким образом, Йозеф стал императором в 24 года. Ему не повезло с женитьбой. Брак оказался неудачным, да и дети, вскоре появившиеся на свет, умерли в раннем возрасте. После ранней кончины жены Йозеф женился вторично, но и от этого его брака детей не было. Девизом молодого императора стали слова, отвечавшие его духу: «Virtute et exemplo» — «Добродетелью и примером». Мария Терезия, как мы видим, отнюдь не боролась за лидерство ни с мужем, ни с сыном. Но единодушия между ними не было. В частности, сын прекратил колониальную политику Марии Терезии. Да и по другим вопросам у них также были противоположные взгляды.

Наверное, нет ничего удивительного в этом конфликте отцов и детей. Если Мария Терезия жила идеями контрреформации, то её сын уже воспринял идеи эпохи Просвещения и хотел быть просвещённым монархом. Для Йозефа власть означала службу на благо народу, государству, работу на благо подданных. Именно он, монарх, попытался уменьшить роль знати и священников. Вместе с матерью он упразднил в Австрии крепостное право и трудился над тем, чтобы восстановить в своём многонациональном государстве вертикаль власти. Существенную роль в этом призван был сыграть немецкий язык — как инструмент национальной и культурной политики. Именно Йозеф объявил драматический Бургтеатр в Вене театром немецкого языка. Именно император заказал Моцарту оперу на немецком языке — «Похищение из сераля». А ведь до этого, как известно, оперы и писались, и исполнялись на итальянском.

Йозефа не очень-то любили при жизни, хотя сейчас его и ценят за то, что он сделал. Ведь именно Йозеф открывал школы и больницы, дома для сирот и бездомных, именно он, заботясь о санитарном состоянии городов, распорядился вывёсти из них кладбища. Монарх был терпим и в отношении религиозных предпочтений своих подданных. При нём протестанты и евреи снова смогли спокойно отправлять свои богослужения. Он распустил все те монашеские ордена, которые не вели полезной деятельности: не ухаживали за больными, не обучали детей в школах и т.п. Их земли были национализированы. Труд священников стал оплачиваться из государственного фонда, а сами они превратились в госслужащих. Кроме того, Йозеф сделал ранее закрытые венские парки Пратер и Аугартен доступными для их посещения простыми людьми.

Памятник Марии Терезии в Вене

Но, как это частенько бывает, в своих благих намерениях император Йозеф II не раз перегибал палку и доходил в регламентации общественной жизни до сущих мелочей. Например, реформируя процесс погребения усопших, он предписывал зажигать на отпевании совершенно определенное количество свечей. Но самым скандальным его нововведением стал многоразовый гроб. Чтобы сократить расходы на похороны, бережливый монарх предписал хоронить своих подданных в гробах с откидывающимся дном: после того, как очередного покойника опускали в могилу, такой гроб вынимали для следующего погребения. Подданные, однако, возмутились, и нововведение не прижилось… А ещё была у императора страсть к путешествиям. Инкогнито, под именем графа фон Фалькенштейна, он объездил всю Европу, а в 1787 году посетил даже Россию.

И ведь легко ему было проводить своё время в странствиях, когда дома — как говорится, на хозяйстве — оставалась такая мама. Скончалась Мария Терезия 29 ноября 1780 года в Вене. Было ей всего 63 года. С возрастом она погрузнела и с трудом передвигалась. Во дворце в Шёнбрунне для императрицы даже соорудили специальный лифт, чтобы ей не приходилось подниматься по лестницам. В наши дни, правда, его не увидишь во время экскурсии по императорским покоям. Зато можно пройти по залам и комнатам великолепного Шёнбрунна, где летом отдыхала императрица, и полюбоваться на рисунки и картины её дочерей. А в центре Вены стоит памятник этой выдающейся женщине, которая жила в одно время с Екатериной Великой, но так была непохожа на неё.

 

От себя добавлю 2 портрета Жана-Этьена Лиотара:

 

 

Jean-Étienne Liotard - Maria Theresa, sovereign of Austria, Hungary and Bohemia, in 1762

 

 

Jean-Étienne Liotard -  Empress-Queen Maria Theresa, sovereign of Austria, Bohemia and Hungary, с. 1760

Автопортрет Мари Крёйер

Она была Музой двух гениальных мужчин, жила, прислушиваясь к зову сердца, а умерла в одиночестве... Была творческой личностью, но так и не развила по-настоящему свой талант... Ей пришлось пройти путь от женщины, которая вызывала всеобщее восхищение, до женщины, всеми ненавидимой и презираемой, принимая немало мучительных и кардинальных решений. Ее имя  - самое традиционное на Земле, а она стала символом женщины, сознательно идущей против традиций. Мария Марта Матильда Крёйер, урождённая Трипке -  датская художница и архитектор (1867 - 1940 гг.)

В 1887 г. в 20-ти летнем возрасте Мария познакомилась с художником Педером Северином Крёйером, который был на 16 лет старше её, и позировала для его картины «Дуэт». В следующем году она встретилась с ним в Париже; 23 июля 1889 в Аугсбурге, где тогда жили её родители, вышла за него замуж. Вернувшись в 1891 в Данию, Крёйеры жили в рыбацкой деревушке Скаген. Они были одной из самых знаменитых семейных пар в стране, вызывая всеобщее восхищение.

Выдающиеся люди времени — политики, аристократы, ученые, писатели, королевские особы — мечтали о том, чтобы П. С. Крёйер написал их портреты. Для них это было большой честью. И художник за свою работу мог назначить любую цену. А Мари называли самой красивой женщиной Европы. Жизнь семьи, в которой подрастала дочь Вибеке, выглядела идеальной: творчество, высокий статус, богатство. Но за внешним благополучием скрывался настоящий ад. Крёйер страдал наследственным психическим расстройством, часто впадал в депрессии. Из веселого и радостного человека он в одно мгновение мог превращаться в сумасшедшего монстра. Знакомство со шведским композитором Хуго Альвеном, которого Мари полюбила, казалось ей шагом к спасению… Летом 1904 года Альвен приехал к Марии в Скаген, написал здесь свою знаменитую Шведскую рапсодию (Midsommarvaka). Муж не давал Марии развода, пока она не родила в 1905 от Альвена дочь Маргиту. Дочь Вибеке после этого не захотела оставаться с матерью и стала жить у отца. Но Альвен не спешил жениться на Марии — из карьерных соображений (соблазнение и брак с разведённой женой известного датского художника могло повредить ему как руководителю церковного хора в Упсале).

М. Крёйер - Натюрморт, ок. 1900 г.

Сразу укажем источник текста: http://www.balandin.net/Gunin/Bobruisk/CHAPTER_4/barbara.radziwill.htm

Высказывалось предположение, что чудотворный образ Матери Божией Остробрамской, который находился на городских воротах Вильнюса (Острой браме) и почитается как католиками, так и православными и считается одной из главных христианских святынь Вильнюса и Литвы, на самом деле является портретом Барбары Радзивилл. Чудотворный образ Матери Божией Остробрамской относится к редкому типу изображения Богоматери без младенца в руках. Торжественный акт коронации иконы по декрету папы римского Пия XI (который в 1920 в качестве апостольского нунция служил святую мессу перед алтарём Остробрамской Божией Матери) был осуществлён 2 июля 1927 митрополитом варшавским кардиналом Александром Каковским в присутствии всего польского епископата, Юзефа Пилсудского и президента Польши Игнация Мосцицкого перед кафедральным собором под проливным дождём. После коронации в 1928 образ был помещён в часовне в специальном металлическом контейнере, предохраняющем его от пожаров и воров.

Житие Святой блаженной

 

Ксения Святая блаженная Ксения родилась в первой половине XVIII столетия между 1719 и 1730 годами от благочестивых и благородных родителей; отца ее звали Григорием, а имя матери неизвестно. По достижении совершеннолетия Ксения Григорьевна сочеталась браком с придворным певчим, полковником Андреем Феодоровичем Петровым и жила с супругом в Санкт-Петербурге. Но недолго судил Господь молодой чете идти вместе по жизненному пути — ангел смерти разлучил их: Андрей Феодорович скончался, оставив Ксению Григорьевну вдовою на 26-м году ее жизни.

 

 

Этот неожиданный удар так сильно поразил Ксению Григорьевну, так повлиял на молодую вдову, что она сразу как бы забыла все земное, человеческое, все радости и утехи и вследствие этого многим казалась как бы сумасшедшей лишившейся рассудка... Так на нее стали смотреть даже ее родные и знакомые, и особенно после того, как Ксения раздала решительно все свое имущество бедным, а дом подарила своей хорошей знакомой, Параскеве Антоновой. Родные Ксении подали даже прошение начальству умершего Андрея Феодоровича, прося не позволять Ксении в безумстве раздавать свое имущество. Начальство умершего Петрова вызвало Ксению к себе, но из разговоров с ней вполне убедилось, что Ксения совершенно здорова, а потому имеет право распорядиться своим имуществом как ей угодно.

 

Освободившись от всех земных попечений, святая Ксения избрала для себя тяжелый путь юродства Христа ради. Облачившись в косном мужа, то есть, надевши на себя его белье, кафтан, камзол, она стала всех уверять, что Андрей Феодорович вовсе не умирал, а умерла его супруга Ксения Григорьевна, и уже потом никогда не откликалась, если ее называли Ксенией Григорьевной, и всегда охотно отзывалась, если ее называли Андреем Феодоровичем.

 

Какого-либо определенного местожительства Ксения не имела. Большею частью она целый день бродила по Петербургской стороне и по преимуществу в районе прихода церкви святого апостола Матфия, где в то время жили в маленьких деревянных домиках небогатые люди. Странный костюм бедной, едва обутой женщины, не имевшей места, где главу приклонить, ее иносказательные разговоры, ее полная кротость, незлобие давали нередко злым людям и особенно уличным мальчишкам повод и смелость глумиться над блаженной. Блаженная же все эти поношения сносила безропотно. Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за угодницу Божию, жители Петербургской стороны видели ее в сильном гневе. Издевательства мальчишек в тот раз превысили всякое человеческое терпение: они ругались, бросали в нее камнями и грязью. С тех пор местные жители положили предел ее уличному преследованию.

 

Мало-помалу к странностям блаженной привыкли. Ей стали предлагать теплую одежду и деньги, но Ксения ни за что не соглашалась променять свои лохмотья и всю свою жизнь проходила в красной кофточке и зеленой юбке или наоборот — в зеленой кофточке и красной юбке. Очевидно, это были цвета военного обмундирования ее мужа. Милостыню она также не принимала, а брала лишь от добрых людей "царя на коне" (копейки с изображением всадника) и тотчас же отдавала этого "царя на коне" таким же беднякам, как сама она.

 

Бродя целыми днями по грязным, немощеным улицам Петербурга, Ксения изредка заходила к своим знакомым, обедала у них, беседовала, а затем снова отправлялась странствовать. Где она проводила ночи, долгое время оставалось неизвестным. Этим заинтересовались не только жители Петербургской стороны, но и местная полиция, для которой местопребывание блаженной по ночам казалось даже подозрительным. Решено было разузнать, где проводит ночи эта странная женщина и чем она занимается. Оказалось, что Ксения, несмотря ни на какое время года и погоду, уходила на ночь в поле и здесь в коленопреклоненной молитве простаивала до самого рассвета попеременно делая земные поклоны на все четыре стороны.

 

 

Василий Перов - На пути к вечному блаженству (Странница в поле), 1879

 

В другой раз рабочие, производившие постройку новой каменной церкви на Смоленском кладбище стали замечать, что ночью, во время их отсутствия с постройки, кто-то натаскивает на верх строящейся церкви целые горы кирпича. Долго дивились этому рабочие, долго недоумевали, откуда берется кирпич на верху строящейся церкви. Наконец решили разузнать, кто мог быть этот даровой неутомимый работник, каждую ночь таскающий для них кирпич. Оказалось, что этим неутомимым работником была раба Божия блаженная Ксения.

 

За великие ее подвиги и терпение Господь еще при жизни прославил свою избранницу. Раба Божия Ксения сподобилась дара прозрения сердец и будущего. Она предрекла кончину императрицы Елизаветы Петровны и юного императора Иоанна Антоновича; купчихе Крапивиной предсказала кончину прикровенно, говоря: "Зелена крапива, но скоро увянет", а одной бедной девице — замужество.

 

Однажды она сказала своей старой знакомой Параскеве Антоновой, той самой, которой подарила дом, чтобы та немедленно шла на Смоленское кладбище: "Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что тебе Бог сына послал!".

 

Параскева в недоумении пошла в сторону кладбища и вдруг увидела толпу народа. Оказалось, что экипаж задавил беременную женщину, которая успела перед кончиной разрешиться от бремени мальчиком. Параскева взяла его себе, и так как не могла нигде отыскать отца младенца, усыновила его. Воспитанный ею приемный сын почитал ее как мать и в старости берег покой Параскевы, которая благодарила блаженную за великую радость.

 

Уча людей правдивости, блаженная Ксения нередко открывала и тайны тех лиц, кого она навещала. Милость Божия так осеняла Ксению, что даже те, к кому она заходила или у кого вкушала пищу, были счастливы и успешны в делах. И торговцы, и извозчики — все старались ей чем-нибудь услужить; особенное благополучие посещало тех, кому сама блаженная Ксения давала что-либо.

 

Блаженная Ксения несла подвиг добровольного безумия 45 лет, но пришел конец и ее земному странствованию. Около 1803 года, на 71-м году она почила сном праведницы. Тело ее было погребено на Смоленском кладбище. И много знамений милости Божией начало совершаться у ее гроба. По молитвам блаженной Ксении Господь спас одну девицу от ужасного брака с беглым каторжником, выдававшим себя за убитого им полковника. По совершении панихиды над ее могилкой страждущие получали исцеления, в семьях водворялся нарушенный мир, и нуждающиеся получали хорошие места. На могиле ее (на Смоленском кладбище) была со временем воздвигнута каменная часовня, которая и по сей день служит одной из святынь Петербурга, привлекающей многочисленных богомольцев.Со дня кончины блаженной прошло около двух веков, однако творимые по молитвам угодницы чудеса не иссякают и народная память о ней не исчезает

 

После многолетнего народного почитания блаженная Ксения Петербургская, Христа ради юродивая, была причислена к лику святых в 1988 году на Поместном Соборе Русской Православной Церкви.

 

Источник: http://www.diveevo.ru/600/

 

Житие святой блаженной блаженной Ксении Петербургской, Христа ради юродивой

К числу лиц истинно-юродивых Христа ради, к числу истинно-блаженных, прошедших весь путь нравственного самоусовершенствования и всецело посвятивших себя на служение Господу Богу, бесспорно принадлежит и столь всем известная и глубоко чтимая подвижница XVIII века Ксения Григорьевна Петрова, почивающая на Смоленском кладбище в Петербурге. 

К великому прискорбию всех почитателей рабы Божией Блаженной Ксении, память народная не сохранила нам решительно никаких известий о том, кто была Ксения по происхождению, кто были ее родители, где она получила образование и воспитание. Можно лишь с вероятностью предполагать, что по происхождению своему Ксения была рода не простого, ибо была она замужем за Андреем Феодоровичем Петровым, состоявшим в ранге полковника и служившим придворным певчим. Память народная, как мы сказали, не знает Ксению Григорьевну как женщину обычную, жившую обыкновенными человеческими интересами. И, действительно, мало ли людей на Божьем свете, мало ли их было и в Петербурге? Где же их всех запомнить! Есть среди людей и много лиц замечательных, известных и при жизни и по смерти какими-либо выдающимися талантами, особливыми заслугами и перед родиной и перед Церковью Православной, но многие ли из них навсегда остаются в памяти народа? Нет, весьма и весьма немногие! Как все человеческое - и знаменитые некогда лица и их заслуги мало-помалу заволакиваются как бы туманом и, наконец, совершенно исчезают из памяти народа, совершенно забываются. Лишь мемуары истории надолго сохраняют известия, и то только о некоторых, особенно выдающихся деятелях. Но Ксения Григорьевна, будучи женой полковника, ничем не выделялась из среды других, современных ей женщин, не совершила она и никаких особенных заслуг ни перед Церковью Православной, ни перед своей родиной, а потому и память народная не сохранила о ней, за первые годы ее жизни, решительно никаких известий. Взамен этого память народная хорошо знает и твердо помнит Ксению Григорьевну, как женщину Христа ради юродивую, как подвижницу Божию, как Блаженную. Твердо помнит народная память и причину, послужившую для Ксении поводом к полному отрешению ее от мира, от всех мирских радостей, удовольствий, привязанностей. Причиной этой была совершенно неожиданная, внезапная смерть горячо любимого, цветущего здоровьем мужа Ксении Григорьевны - Андрея Феодоровича Петрова. Этот неожиданный удар так сильно поразил Ксению Григорьевну, так повлиял на молодую 26-летнюю, бездетную вдову, что она сразу как бы забыла все земное, человеческое, все радости и утехи, и вследствие этого многим казалась как бы сумасшедшей, лишившейся рассудка... Так на нее стали смотреть даже ее родные и знакомые, и особенно после того, как Ксения раздала решительно все свое имущество бедным, а дом подарила своей хорошей знакомой, Параскеве Антоновой. Родные Ксении подали даже прошение начальству умершего Андрея Феодоровича, прося не позволять Ксении в безумстве раздавать свое имущество. Начальство умершего Петрова вызвало Ксению к себе, но из разговоров с ней вполне убедилось, что Ксения совершенно здорова, а потому имеет право распорядиться своим имуществом, как ей угодно. 

Так смотрели плотские люди на рабу Божию Ксению, не понимая того, что в душе ее со времени смерти мужа совершался великий переворот: происходило полное перерождение плотской женщины в женщину духовную. И, действительно, неожиданная смерть горячо любимого мужа, в котором сосредоточивалась вся цель и весь интерес ее жизни, ясно показала Ксении, сколь непрочно и сколь суетно земное участие. Она сразу поняла, что истинного счастья на земле быть не может, что все земное служит лишь помехой, препятствием для достижения истинного счастья на небе в Боге. Вот почему раба Божия Ксения тотчас же, по смерти мужа, решилась освободиться от всего земного, от всех мирских привязанностей: имущество свое раздала бедным, дом подарила г-же Антоновой, а сама осталась решительно ни с чем, дабы ничто уже не служило ей препятствием к достижению истинного счастья на небе, в Боге. Для достижения же этого счастья она избрала тяжелый путь юродства Христа ради. Облачившись в костюм мужа, т.е. надевши на себя его белье, кафтан, камзол, она стала всех уверять, что Андрей Феодорович вовсе не умирал, а умерла его супруга Ксения Григорьевна и уже никогда потом не откликалась, если ее называли Ксенией Григорьевной, и всегда охотно отзывалась, если ее называли Андреем Феодоровичем. Какого-либо определенного местожительства Ксения не имела. Большею частью она целый день бродила по Петербургской стороне и по преимуществу в районе прихода церкви св. апостола Матфея, где в то время жили в маленьких деревянных домиках небогатые люди. Странный костюм бедной, едва обутой женщины, не имевшей места, где главу приклонить, ее иносказательные разговоры, ее полная кротость, незлобие - давали нередко злым людям и особенно уличным мальчишкам повод и смелость глумиться, смеяться над Блаженной. Но перед Блаженной всегда был образ великого, безвинного Страдальца - Христа, безропотно сносившего и поругания, и оплевания, и заушения, и распятие, и смерть. Вот почему и Блаженная так же безропотно сносила всякого рода глумления над собою. Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за угодницу Божию, жители Петербургской стороны видели ее в страшном гневе. Уличные мальчишки, завидя юродивую, по обычаю стали над ней смеяться, дразнить ее. Блаженная, по обычаю, безропотно сносила это. Но злые дети не ограничились одними издевательствами. Видя безропотность и беззащитность Блаженной, они наряду с издевательствами стали бросать в нее грязью, камнями... Тогда, по-видимому, и у Блаженной не хватило терпения. Как вихрь бросилась она за злыми мальчишками, грозя им своею палкою, которую всегда она носила с собою. Жители Петербургской стороны, увидя Блаженную в страшном гневе, пришли в ужас от поступка беспризорных, злых детей и тотчас же приняли все меры к тому, чтобы никто не обижал Блаженную. 
 

	Здесь когда-то стоял дом св. блж. Ксении Петербургской

Мало-помалу к странностям Блаженной привыкли, мало-помалу поняли, что она не простая побирушка-нищая, а какая-то особенная. Многие поэтому стали жалеть ее, старались чем-либо помочь ей. Эта жалость особенно стала проявляться с того времени, как камзол и кафтан мужа на Блаженной совершенно истлели, и она стала одеваться, зимой и летом, в жалкие лохмотья, а на босых ногах, распухших и красных от мороза, носила рваные башмаки. Видя едва одетую, измокшую или озябшую юродивую, многие давали ей теплую одежду, обувь, милостыню, но Ксения ни за что не соглашалась надеть на себя теплую одежду, и всю жизнь проходила в жалких лохмотьях - красной кофточке и зеленой юбке, или наоборот в зеленой кофточке и красной юбке. Милостыню она также не принимала, а брала лишь от добрых людей «царя на коне» (копейки с изображением всадника), и тотчас же отдавала этого «царя на коне» таким же беднякам, как и сама она. 

Бродя целыми днями по грязным, немощеным улицам Петербурга, Ксения изредка заходила к своим знакомым, обедала у них, беседовала, а затем снова отправлялась странствовать. Где она проводила ночи, долгое время оставалось неизвестным. Этим заинтересовались не только жители Петербургской стороны, но и местная полиция, для которой неизвестность местопребывания Блаженной по ночам казалась даже подозрительной. Решено было во что бы то ни стало разузнать, где проводит ночи эта странная женщина и что она тогда делает. И жители Петербургской стороны, и местная полиция сумели удовлетворить свое любопытство и успокоиться. Оказалось, что Ксения, несмотря ни на какое время года, несмотря ни на какую погоду, уходит на ночь в поле, коленопреклонно становится здесь на молитву и не встает уже с этой молитвы до самого восхода солнца, попеременно делая земные поклоны на все четыре стороны света. 

В другой раз рабочие, производившие постройку новой каменной церкви на Смоленском кладбище, стали замечать, что ночью, во время их отсутствия, кто-то натаскивает на верх строящейся церкви целые горы кирпича. Долго дивились этому рабочие, долго недоумевали, откуда берется кирпич на верху строящейся церкви. Наконец, решили разузнать, кто мог быть этот даровой, неутомимый работник, каждую ночь таскающий для них кирпич. Оказалось, что этот неутомимый работник была раба Божия Блаженная Ксения. 

Может быть, много и других, неведомых миру подвигов совершала Блаженная. К сожалению, при ней не было никого, кто мог бы быть свидетелем этих подвигов. 

В одиночестве совершала она жизненный путь свой. Между тем, путь этот был длинный: целых 45 лет жила она после смерти своего мужа, целых 45 лет вела она неустанную борьбу с врагом человечества - диаволом и с гордостью житейской! 
 

	Святая блаженная Ксения Петербургская

Где, почти необутая и еле одетая, Блаженная Ксения во все время своего странствования давала отдых, покой своему телу, - осталось известным одному только Господу Богу. Мы можем лишь удивляться тому, как могла она, старенькая и слабая, выдерживать наши проливные, пронизывающие до костей, осенние дожди, наши страшные, трескучие морозы, когда на лету мерзнут птицы, и легко застывают хорошо одетые, молодые, здоровые люди! Нужно было обладать или организмом сверхчеловеческим, или носить в себе такой сильный, внутренний, духовный жар, такую глубокую, несомненную веру, при которой и невозможное становится возможным. Но, припоминая великих угодников Божиих, которые силою своей веры творили дивные, непосильные и непонятые для человеческого ума чудеса, не будем и подвиги Блаженной считать небывалыми, невозможными для человека во плоти. А что Ксения Блаженная действительно имела такую веру, при которой все возможно, что она, живя телом в мире, душой своей всегда витала выше мира и пребывала всегда в живом, непосредственном общении с Богом, видно уже из того чудесного дара предвидения будущего, которым наделил Господь Свою угодницу, и благодаря которому Блаженная наперед знала о таких событиях, которые не могут быть предугаданы и предсказаны умом человеческим. 

Дар прозорливости святой Блаженной Ксении

Вот те случаи обнаружения дара прозорливости рабы Божией Ксении, которые надежно хранит народная память. 

* * *

Однажды приходит в гости к купчихе Крапивиной Блаженная Ксения. Радушно встреченная хозяйкой и другими лицами, бывшими в квартире г-жи Крапивиной, Ксения несколько времени беседовала с ними, поблагодарила хозяйку за угощение, и, когда стала прощаться, то, указывая на Крапивину, сказала: «Вот, зелена крапива, а скоро, скоро завянет». Ни Крапивина, ни ее гости не придали какого-либо особого значения словам Блаженной, но оказалось, что в скором же времени молодая, цветущая здоровьем г-жа Крапивина неожиданно заболела и умерла. Тут только гости Крапивиной вспомнили слова Блаженной: «зелена крапива, но скоро завянет», и поняли, что этими словами она предсказала близкую кончину Крапивиной. 

* * *

В другой раз приходит Ксения к своей хорошей знакомой, г-же Параскеве Антоновой, которой она раньше подарила свой дом, и говорит ей: «Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, и не знаешь, что тебе Бог сына послал! Иди скорее на Смоленское кладбище!» 

Антонова, с молодых годов хорошо знакомая с Блаженной, отлично знала, что с уст Ксении никогда не сходит слово неправды, а потому и теперь, несмотря на странность ее слов, тотчас же поверила, что, должно быть действительно, что-нибудь случилось особенное, и поспешно побежала на Смоленское кладбище. На одной из улиц Васильевского острова, вблизи Смоленского кладбища, Антонова увидала большую толпу народа. Влекомая любопытством, Антонова подошла к толпе и постаралась разузнать, что тут случилось. Оказалось, что какой-то извозчик сбил с ног беременную женщину, которая тут же на улице разрешилась от бремени мальчиком, а сама немедленно скончалась. 
 

	Храм Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище в Петербурге
	Часовня Святой Ксении Блаженной

Сжалившись над ребенком, Параскева Антонова тотчас же взяла ребенка к себе. Узнать, кто была его умершая мать, кто был его отец, несмотря на усиленные старания как Петербургской полиции, так и самой Антоновой, не удалось, и ребенок остался на руках у г-жи Антоновой. Она дала ему прекрасное образование и воспитание. Впоследствии он сделался видным чиновником и до самой смерти берег и покоил свою приемную мать, будучи для нее самым почтительным и горячо любящим сыном. С глубоким благоговением относился он также и к памяти рабы Божией Блаженной Ксении, которая так много добра оказала его приемной матери и такое участие приняла в судьбе его, едва родившегося и уже оставшегося полным сиротой, ребенка. 

* * *

Недалеко от часовни рабы Божией Ксении находится могила Евдокии Денисьевны Гайдуковой, скончавшейся в 1827 году. Эта Гайдукова принадлежала к числу тех лиц, которых любила и иногда посещала раба Божия Ксения. Однажды зашла к ней Блаженная Ксения в предобеденное время. Обрадованная ее приходом, Евдокия Денисьевна тотчас же поспешила накрыть на стол, усадила за стол Ксению и стала угощать ее чем Бог послал. Кончился обед. Евдокия Денисьевна стала благодарить Ксению за ее посещение и извиняться за плохое угощение. 

«Не взыщи, - говорила она, - голубчик Андрей Феодорович, больше мне угостить тебя нечем, ничего сегодня не готовила».

«Спасибо, матушка, спасибо за твое угощение, - отвечала Ксения, - только лукавить-то зачем? Ведь побоялась же ты дать мне уточки!» 

Сильно сконфузилась Евдокия Денисьевна; в печи у ней, действительно, была жареная утка, которую она приберегала для отсутствующего мужа. Тотчас же бросилась Евдокия Денисьевна к печке и стала вынимать оттуда утку. 

Но Ксения тотчас же остановила ее: «Нет, нет, что ты? Не надо, не надо, я не хочу утки. Ведь я знаю, что ты радехонька меня всем угостить, да боишься своей кобыльей головы. Зачем же его сердить?» 

Кобыльей головой Ксения называла мужа Евдокии Денисьевны, которого очень не любила за его пьянство, грубый характер и за скверную ругань в пьяном виде. 

* * *

К числу знакомых рабы Божией Ксении, к которым она иногда наведывалась, принадлежало также семейство Голубевых, состоявшее из матери-вдовы и 17-летней красавицы-дочки. Ксения очень любила эту девушку за ее кроткий, тихий нрав и доброе сердце. Однажды заходит к ним в гости Ксения. Мать и дочь сидели за столом, и готовили кофе. «Эх, красавица, - сказала Ксения, обращаясь девушке, - ты вот тут кофе варишь, а муж твой жену хоронит на Охте. Беги скорее туда.» 

«Как так?! - отвечала девушка, - у меня не только мужа, но и жениха-то нет. А тут какой-то муж, да еще жену хоронит?» 

«Иди», - сердито отвечала Ксения, не любившая каких-либо возражений. 

Голубевы, хорошо знавшие, что Ксения никогда не говорит чего-либо напрасно, и почитая ее за угодницу Божию, тотчас же послушались приказания Блаженной и отправились на Охту. Здесь они увидели, что к кладбищу направляется похоронная процессия. Голубевы замешались в толпу провожавших и пошли вместе с процессией на кладбище. Хоронили молодую женщину, жену доктора, скончавшуюся от неблагополучных родов. Началась и кончилась литургия, затем и отпевание. Покойную понесли на место ее последнего упокоения. Вслед за гробом шли и Голубевы. Кончилось и погребение. Народ стал расходиться по домам. Пошли и Голубевы. Но тут они неожиданно натолкнулись на горько рыдавшего молодого вдовца, который, при виде могильного холма над прахом любимой супруги, потерял сознание и без чувств свалился на руки подбежавших Голубевых. Последние постарались привести его в чувство, познакомились с ним, и через год юная Голубева стала женой доктора. 

Счастливо и безмятежно прожила она со своим мужем до глубокой старости, при смерти строго завещав своим детям хранить могилу и чтить память рабы Божией Блаженной Ксении. 

* * *

Однажды встретила Блаженная Ксения на улице одну благочестивую женщину, свою знакомую, остановила ее и, подавая ей медный пятак с изображением всадника, сказала: «Возьми пятак, тут царь на коне; потухнет!» Женщина взяла пятак, попрощалась с Ксенией и, недоумевая, что бы значили странные слова ее, пошла домой. Но едва она вошла в ту улицу, где она жила, как увидела, что загорелся дом ее. Не успела, однако, она добежать до своего дома, как пламя было потушено. Тут только поняла она, что означали слова Блаженной Ксении «возьми пятак; потухнет!» 

* * *

Всем известно, что Императрица Анна Иоанновна, желая упрочить русский престол за потомством отца своего, царя Иоанна V Алексеевича (брата Петра Великого), вызвала к себе племянницу свою, Анну Леопольдовну, выдала ее замуж за принца Антона Ульриха, и, когда от этого брака родился сын Иоанн, то назначила его своим наследником. По смерти Анны Иоанновны, Иоанн VI Антонович, действительно, был провозглашен Императором (1740 год). Спустя год после этого, а именно - с 24 на 25 ноября 1741 г., - в России произошел государственный переворот. Императрицей была провозглашена дочь Петра Великого, Елисавета Петровна. Иоанна Антоновича заключили в Шлиссельбургскую крепость, а родителей его сослали в ссылку в Холмогоры, где они и скончались. Несчастный Иоанн Антонович протомился под строгим надзором в Шлиссельбургской крепости около 23 лет. В 1764 г., уже в царствование Императрицы Екатерины Великой один из караульных офицеров, Мирович, задумал освободить его из заточения и провозгласить Императором. Но попытка Мировича не удалась; другие офицеры остались верными Императрице. Во время происшедшего столкновения Иоанн Антонович был убит. 

За три недели до этого печального события, Блаженная Ксения стала ежедневно и целыми днями горько плакать. Все встречавшиеся с ней, видя ее в слезах, жалели ее, думая, что кто-нибудь ее обидел, и спрашивали ее: «Что ты, Андрей Феодорович, плачешь? Не обидел ли тебя кто-нибудь?» 

Блаженная отвечала: «там кровь, кровь, кровь! Там реки налились кровью, там каналы кровавые, там кровь, кровь!»,- и еще сильнее начинала плакать. 

Никто не понимал, что сталось со всегда спокойной и благодушной Блаженной. Никто не понимал и странных слов ее. 

Лишь три недели спустя, когда по Петербургу разнеслась молва о страдальческой кончине Иоанна Антоновича, все поняли, что своим плачем и словами «Там реки налились кровью, там каналы кровавые, там кровь, кровь!» - Блаженная предсказывала страдальческую кончину некогда Императора Иоанна VI Антоновича. 

* * *

Накануне праздника Рождества Христова, 24 декабря 1761 года. Блаженная Ксения целый день суетливо бегала по улицам Петербургской стороны и всюду громко кричала: «Пеките блины, пеките блины; скоро вся Россия будет печь блины!» 

Все, видевшие Блаженную, недоумевали, что бы означала ее озабоченность и суетливость, что означают слова ее. Так никто и не понял странных слов и поведения Блаженной. 

И что же случилось? 

На другой день, т.е. 25 декабря 1761 г., по Петербургу вдруг разнеслась страшная весть: Императрица Елисавета Петровна неожиданно скончалась. 

Тут только всем стало понятно, что словами «пеките блины, пеките блины, скоро вся Россия будет печь блины» - Блаженная предсказывала смерть Императрицы. 

* * *

Несомненно, много и других случаев прозорливости обнаруживала раба Божия Ксения; к сожалению, известий об этих случаях до нас не сохранилось. Но и приведенных уже вполне достаточно, чтобы видеть, что Блаженная, действительно, обладала чудесным даром знания будущего. 

Молва о строгой подвижнической жизни Блаженной Ксении, об ее доброте, кротости, смирении, полной нестяжательности, об ее чудном даре прозорливости - широко разнеслась по Петербургу. Все стали смотреть на нее как на угодницу Божию, как на великую подвижницу; все стали не только жалеть ее, но стали глубоко уважать и почитать ее. Вот почему и купцы, и мещане, и чиновники, и другие обыватели Петербургской стороны душевно рады были принять у себя Блаженную в доме, тем более, что стали замечать, что в каком бы доме или семье ни побывала Блаженная, там всегда водворялся какой-то благодатный мир, особенное счастье. Торговцы заметили, что если Блаженная заходила в лавку, где до того времени не было торговли, и брала себе какую-либо ничтожную из продающихся вещей - орешек, пряничек, та лавка начинала отлично торговать, потому что народ спешил купить что-нибудь именно в той лавке, куда заглянула Блаженная. 

Извозчики заметили, что если кому-либо из них удавалось хоть несколько шагов провезти Блаженную, у того целый день езда шла отлично и он делал хорошую выручку. Вот почему извозчики, еще издали увидя Блаженную, на перегон мчались к ней на своих пролетках, и умоляли ее хоть только присесть в их коляску, в полном убеждении, что это даст им хороший заработок. И чрезвычайно счастлив был тот возница, которому удавалось провезти в своей коляске Блаженную. 

Матери детей замечали, что если Блаженная приласкает, или покачает в люльке больного ребенка, тот непременно выздоровеет. Вот почему все они, завидя Блаженную, спешили к ней со своими детьми и просили ее благословить или приласкать их, в уверенности, что тот ребенок, который удостоится ласки или благословения от Блаженной, или которого она просто погладит по головке, непременно будет и здоров и счастлив. 

И прожила, таким образом, в постоянном стремлении к истинному счастью в Боге, в постоянной борьбе со врагом рода человеческого и в постоянной готовности оказать добро всем каждому, эта подвижница после смерти своего мужа целых сорок пять лет. За все это время она не только не имела места, где главу подклонить, но не имела даже одежды, обуви, которыми можно было бы прикрыть и согреть озябшее тело. Несмотря на это, она была вполне счастлива. Как птица небесная, летала она Петербургской стороне днем, желая всем и каждому оказать какую-нибудь услугу, а ночью вступала в беседу с Самим Господом Богом, предаваясь молитвенным и другим подвигам. Кротость, смирение, доброта постоянно сияли на изможденном трудами лице ее: видно было, что душа Блаженной далека от мира, что, хотя тело ее находится еще на земле, но дух ее находится на небе, куда она неустанно стремилась. И вот не стало этой подвижницы на земле. Настал час, когда Господу угодно было разрешить ее от борьбы с миром и взять ее к Себе на небо. 

Время смерти и погребения святой Блаженной Ксении. Почитание памяти ее по смерти. История сооружения часовни над ее могилой

К великому прискорбию всех почитателей Блаженной Ксении, до нашего времени не сохранилось решительно никаких известий о времени и обстоятельствах смерти и погребения рабы Божией Ксении. Лишь на основании некоторых данных можно с большей или меньшей вероятностью сделать некоторые предположения. 

Составителю настоящей книжки, несмотря на самые тщательные, неоднократные розыски записи дня смерти и погребения Ксении Григорьевны Петровой или Андрея Феодоровича Петрова в росписях о погребенных, хранящихся в архивах Смоленского кладбища, начиная с 1777 года, найти не удалось. Можно таким образом предполагать, что Ксения скончалась ранее 1777 года.

Но этому противоречит сохранившееся известие о том, что Ксения носила по ночам кирпич на вновь строящуюся церковь на Смоленском кладбище, а такою церковью могла быть только, существующая и теперь, церковь Смоленской иконы Божией Матери. А эта церковь начата постройкою в 1794 году и освящена в 1896 году. Стало быть, в эти годы Блаженная Ксения была еще жива. Если же предположить, что Ксения таскала кирпич на постройку какой-либо из ранее существовавших на Смоленском кладбище церквей, то этому предположению противоречит то обстоятельство, что все, ранее существовавшие на кладбище, церкви были деревянные и даже холодные, без печей, стало быть, и кирпич таскать туда было бесцельно. Вернее всего думать, что Ксения действительно таскала кирпич на постройку церкви Смоленской Божией Матери и, стало быть, была жива в 1794 - 1796 годах. Что же касается отсутствия записи о ее смерти и погребении в кладбищенских росписях, то это легко объясняется, с одной стороны, небрежностью, с какой велась в то время запись погребаемых; вследствие именно небрежности, многие лица, о которых достоверно известно, что они погребены на Смоленском кладбище, в росписях не значатся (например. Рыцари Мальтийского ордена; масса лиц, умерших от холеры в 1848 году и др.), а с другой - весьма вероятным предположением, что все умершие, отпетые не на кладбище, вовсе не заносились в кладбищенские ведомости о погребаемых. Если это так, то и Ксения была отпета не на кладбище, а где-либо в приходской церкви; это предположение можно считать вполне вероятным. На конец же XVIII века или даже на начало IХ-го, как приблизительное время смерти Ксении, указывают и некоторые другие данные: 1) день смерти императрицы Елисаветы Петровны, 25 декабря 1761 г., предсказанный Ксенией; 2) даты на могильной плите Ксении: «осталась после мужа 26-ти лет, странствовала 45 лет, а всего жития 71 год»; 3) год смерти современницы Ксении - Евдокии Денисьевны Гайдуковой - 1827. 

Сопоставляя все эти данные, также и год постройки Смоленской церкви, можно думать, что Ксения умерла не ранее 1794 года (время постройки церкви) и не позже 1806 года (1761 г., - время смерти Императрицы Елисаветы Петровны + 45 лет странствования Ксении == 1806 г.). Вот именно эти годы можно считать временем смерти Ксении; следовательно, дата рождения ее падает на 1719-1730 годы. Во всяком случае, точно определить год рождения и год смерти Блаженной, за неимением определенных данных, пока невозможно. 

Что же касается обстоятельств смерти и погребения рабы Божией Ксении, опять-таки за неимением каких-либо данных, сказать об этом что-либо определенное трудно. Но, принимая во внимание то глубокое уважение и ту любовь, какими пользовалась Блаженная у всех жителей Петербургской стороны, принимая во внимание, что еще при жизни Блаженную считали за угодницу Божию, можно думать, что погребение ее было необычайно торжественно: с уверенностью можно думать, что все жители Петербургской стороны, где жила Блаженная, и вообще все знавшие ее при жизни, считали своею обязанностью дать последнее целование усопшей, проститься с ней и проводить ее до последнего места ее упокоения. 

Были ли при этом какие-либо особенные, знаменательные проявления помощи от Блаженной, известий не сохранилось. Во всяком случае, если бы даже и не было подобных проявлений, чего мы отнюдь не смеем утверждать, тем не менее все почитатели усопшей, все получившие от нее какую-нибудь помощь, какую-нибудь ласку при ее жизни, старались молитвами своими отблагодарить ее по кончине за все то добро, какое было им оказано, старались не прерывать с ней духовного общения и по ее смерти. Вот почему, наверное, можно думать, что с 1-го же дня погребения Блаженной, могила ее посещалась многими и многими лицами, приходившими помолиться об ее упокоении. И на молитвенную-то память о себе Блаженная из загробного мира откликалась делами милости. Тогда и не знавшие Блаженную при жизни, стали прибегать к ее ходатайству, к ее помощи перед Богом. Служили панихиды по Блаженной. Достоверно известно, что в двадцатых годах прошлого столетия на могилку Ксении народ стекался толпами, веря, что на молитвенный зов Блаженная не замедлит откликнуться помощью. Каждый посетитель могилки Ксении непременно желал хоть что-нибудь иметь у себя с этой могилки, а так как взять с могилки, кроме землицы, было нечего, то брали именно землю, веря, что земля лучшее средство от болезней и горестей. 

Ежегодно вся земля с могильной насыпи над гробом усопшей по горсточке разносилась посетителями; ежегодно приходилось делать новую насыпь и ежегодно насыпь снова разбиралась посетителями. Пришлось положить сверху могильной насыпи каменную плиту; но посетители разбили плиту на мелкие кусочки и разнесли по домам; положили новую плиту и с этой плитой случилось то же. Но, разбирая землю и ломая плиты, посетители клали на могилку свои посильные денежные пожертвования, которыми вначале пользовались нищие. Затем могилку Ксении обнесли оградой, к которой прикрепили кружку для сбора пожертвований на сооружение над могилой часовни. И пожертвования не заставили долго ждать себя. На собранные таким образом деньги, при содействии некоторых почитателей рабы Божией Ксении, над ее могилой была сооружена небольшая, из цокольного камня, часовня с двумя окошечками по бокам, с дубовым иконостасом в восточной стороне и с железной дверью - с западной. Над дверью с наружной стороны сделали надпись: «Раба Божия Ксения». Могильную насыпь над самой могилкой также обделали цоколем, а сверху положили плиту со следующею, неизвестно кем составленною, надписью: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. На сем месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворнаго певчего, в ранге полковника, Андрея Феодоровича. Осталась после мужа 26 лет, странствовала 45 лет, а всего жития 71 год; звалась именем Андрей Феодорович. Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения души своей. Аминь».

Святая Блаженная Ксения погребена на Смоленском кладбище к югу от храма во имя Смоленской иконы Божией Матери. В 1902 году на могиле святой блаженной Ксении по проекту архитектора Славина была возведена каменная часовня, восточную стену которой в 1992 году украсила мозаичная икона святой подвижницы. В 1987 году часовня была освящена Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II. Сюда стремятся православные паломники со всех концов России и из других стран, чающие получить утешение в скорбях и помощь в благих начинаниях от молитвенницы о душах наших - святой блаженной Ксении. 

	Гробница св. блж. Ксении Петербургской

Источник : http://www.sedmitza.ru/text/560499.html

Ольга УНГУРЯН, «ФАКТЫ» (http://fakty.ua/print/22222):

В Киеве живет родная племянница Михаила Коцюбинского. Не знаю, как для кого, а для меня этот факт сродни чуду — живой «перекличке» столетий. Сама Михайлина Фоминична Коцюбинская с улыбкой вспоминает, как однажды на встрече со школьниками ее спросили: «Вы были на похоронах писателя?» Нет, присутствовать на них она никак не могла — Коцюбинский ушел из жизни в 1913 году. Создателем и первым директором литературно-мемориальных музеев писателя (сперва в Виннице, а затем в Чернигове) стал его младший брат — Фома Михайлович Коцюбинский. Ему было за 60, когда в семье появилась дочка. Девочка родилась в том же доме и в той же комнате, где 17 сентября 1864 года появился на свет автор «Теней забытых предков». И назвали ее в честь знаменитого писателя — Михайлиной. Павло Тычина поздравил родителей с рождением дочери телеграммой: «Михайлина своє знає, кріпне і росте… »

Увидев в Италии мальвы, писатель улыбнулся цветам и… снял перед ними шляпу

— Помню, как я, еще совсем маленькая, декламировала перед посетителями Черниговского музея (для себя определяя их как «писатели» и «вожди») стихи «Наша хатка» Коцюбинского и «На Майдане» Тычины, — рассказывает Михайлина Фоминична Коцюбинская. — Все мое детство и ранняя юность прошли в атмосфере музея. Отец и мама не мыслили жизни без него. Летом 1941 года, когда Чернигов нещадно бомбили и все эвакуировались, отцу предложили место в поезде для семьи и нескольких чемоданов. Он отказался! Добивался отдельного вагона для музея. Ходил, просил, требовал — и все-таки добился. С 20 августа вагон, загруженный экспонатами, стоял на путях разбомбленной станции «Чернигов». Немцы уже подходили к городу, и ни о каком регулярном движении поездов не могло быть и речи. Ночью, во время налетов, по крыше вагона барабанили осколки, бомбы рвались рядом. Родители укладывали меня на кованный железом сундучок с рукописями Коцюбинского и с двух сторон накрывали нас своими телами. Так они защищали самое дорогое, что у них было… Казалось, вырваться из этого ада невозможно.

— Но вам все-таки удалось спастись?

— Да, тогда вмешалась судьба, или Божье провидение. Однажды утром мы почувствовали, что… едем. Санитарный эшелон, проезжавший через Чернигов, на свой страх и риск прицепил к себе наш вагончик. Еще месяц мы добирались в Уфу, куда уже была эвакуирована Академия наук Украины. Музей включили в состав академии, практически все экспонаты удалось спасти… После войны музей был восстановлен. И постепенно оживал сад (мама называла его раем) — отец собрал в нем цветы и растения, которые любил Михаил Коцюбинский и о которых писал. Виноград, розы, георгины, агавы, крупные красные гвоздики (есть даже ботаническое название — гвоздика Коцюбинского)… И, конечно, мальвы. Им писатель обрадовался, как добрым знакомым, увидев возле домика рыбака на Капри. Улыбнулся цветам, снял шляпу и сказал: «Здоровенькі були, як живеться на чужині?»

… Засушенные цветы, собранные во время путешествий в Италию, Коцюбинский часто вкладывал в письма к своей любимой женщине — Александре Ивановне Аплаксиной. «Солнышко мое, светлее итальянского», — обращался он к ней. И признавался: «Если великий Данте имел свою Беатриче, то пусть позволено будет мне, обыкновенному смертному, иметь свою… »

Впервые они увиделись в 1902 году на вечере, где присутствовали члены губернской земской управы. Шурочка Аплаксина только-только устроилась в статистическое бюро земства, где работал в то время Михаил Коцюбинский. «В дверях появилась пара, которая сразу же привлекла мое внимание, — вспоминала Александра Аплаксина. — Она — с подстриженными волосами (в те годы это было редкостью), высокого роста, с цветущим, интересным лицом, с решительными, немного резкими манерами. Он — стройный, элегантно одетый. Поражали матовая бледность его лица и темные глаза, смотревшие внимательно и вдумчиво. Это были Коцюбинские — Михаил Михайлович и жена его Вера Устиновна».

Прошло еще два года, и Коцюбинский положил на рабочий стол Шурочки записку: «… Я виноват только в том, что Вас люблю, горячо и искренне. И если же Вы все-таки считаете меня виновным, я готов чем угодно заслужить Ваше прощение, только не сердитесь. В знак того, что не сердитесь, взгляните на меня. Поднимите же Ваши глаза, дорогая, любимая!»

Она не подняла глаз. Последовала вторая записка: «… Я очень сожалею, что не сдержал вспышки своего чувства — но чувство мое искренне и глубоко. Если бы Вы захотели выслушать меня, если бы Вы позволили мне встретить где-нибудь Вас — я рассказал бы Вам целую поэму — или, если хотите, — драму о том, как я Вас полюбил… »

Но и это послание не смогло заставить девушку, золотую медалистку Черниговской гимназии, отступиться от строгих правил. А в конце 1905 года Шурочка Аплаксина пришла на вечер, где Коцюбинский читал свою новеллу «Цвіт яблуні» (в новелле на глазах героя-художника умирает его дочка). Взволнованная услышанным, она спросила у писателя: умирал ли у него ребенок? «Нет, — ответил он. И добавил: — Меня часто спрашивают об этом». Потом, внимательно посмотрев на Шурочку, поинтересовался, все ли у нее в порядке. Она рассказала, что тяжело болеет брат. Коцюбинский так горячо успокаивал ее, что на сердце у девушки стало легче. На следующий день она получила записку: «… Как мне хочется поговорить с Вами. Но я у Вас ничего не прошу. Я всецело отдаю себя во власть Вашего доброго сердца. Захотите — ответите мне, не захотите — не отвечайте. Если Вам неприятно, что я пишу Вам, порвите этот клочок и не отвечайте. Я больше не буду надоедать Вам».

Она ответила, что согласна встретиться… Первое свидание произошло 3 января 1906 года. Шурочке в то время было 26 лет. Коцюбинскому, отцу четверых детей, — неполных 42 года. Он уже был тяжело болен. Ему оставалось жить семь лет… И все это время прошло под знаком любви к Александре Аплаксиной.

«Ты мне необходима, как воздух, как живописцу краски и музыканту звуки»

Из письма Михаила Коцюбинского к Александре Аплаксиной: «Семь лет я люблю тебя, а мне кажется, что не прошло и семи часов, так мое чувство свежо и ново. Разве это не чудо, разве это не радость!.. Может быть, это особый дар, но я благодарен судьбе за него… »

Встречались они тайно — в городе или на природе. Все письма и записки, полученные от нее, писатель уничтожал. Но одно послание случайно осталось. Его нашла Вера Коцюбинская, перед тем получившая анонимное письмо: муж ей изменяет. Последовало выяснение отношений. Писатель был поставлен перед выбором — долг или чувство. Он не решился оставить семью. И… не смог порвать с Шурочкой: «Ты мне необходима, как воздух, как живописцу краски и музыканту звуки». Их свидания возобновились. О времени и месте встречи сообщала «тайная почта» в кармане Шурочкиного жакета.

В отличие от Коцюбинского, Аплаксина не уничтожала адресованных ей посланий — хранила все, начиная от самой первой записки. Он отправил ей 335(!) писем и записок. Писал в каюте парохода, вагоне поезда, больничной палате (исследователи творчества писателя позже обнаружат внутреннюю связь между его шедеврами последних лет и письмами к Аплаксиной). В последней весточке, отправленной из Киева 21 января 1913 года (Коцюбинский лечился тогда у знаменитого доктора Стражеско), он сообщает: «Дома надеюсь поправиться быстрее и увидеться с тобой. Я стосковался до невозможного. Хоть бы одним глазком увидеть тебя. Из Чернигова напишу, когда буду иметь возможность выехать на прогулку. Как же ты, моя любимая?.. »

Но с переездом Коцюбинского в Чернигов они уже не могли не только видеться, но и переписываться… Хоронили Михаила Михайловича 15 апреля. Всю ночь накануне похорон, вспоминает Александра Аплаксина, она «пролежала с открытыми глазами», не в силах справиться с горем. Утром поехала к садовнику, у которого Коцюбинский всегда покупал для нее цветы. Хотела сделать венок, но он никак не получался. И вдруг увидела корзинку с бело-розовыми цветами. Вспомнила: «Цвіт яблуні!» «Я придвинула к себе корзинку и быстро сплела венок из одного лишь яблоневого цвета». На похороны она прийти, естественно, не могла. Шурочке сообщили, что «Вера Устиновна просила от вас не принимать ни венков, ни цветов… » Но венок она все-таки передала. И кто-то положил его в гроб «в головах Михаила Михайловича».

В течение нескольких десятилетий на имя Аплаксиной было наложено негласное табу

Письма Коцюбинского Александра Аплаксина хранила в тайнике — в погребе во дворе материнского дома. «Откопал» их литературовед Илья Стебун, он же уговорил Александру Ивановну передать письма в архив Коцюбинского и подготовил их первую публикацию в 1938 году (публикация была неполной — снимались все упоминания о «врагах советской власти» — Грушевском, Терещенко, Шаляпине, о репрессированных сыновьях Коцюбинского — Юрии и Романе). К сенсационной находке многие тогда отнеслись неприязненно и даже враждебно. В течение нескольких десятилетий на имя Аплаксиной было наложено негласное табу…

— Для меня Александра Аплаксина — не просто персонаж украинской литературной мифологии, а вполне реальная тетя Шура из мира моего детства, — говорит Михайлина Коцюбинская. — Она была другом нашей семьи и частенько гостила по нескольку дней.

— Как она выглядела?

— Худенькая (хотя в молодости была «пышечкой»), со светлыми и абсолютно незрячими глазами. Ослепла, по ее словам, после того, как упала в бане, ударившись затылком об каменный пол. Произошло отслоение сетчатки. Эту болезнь и сейчас не особенно-то лечат, а тогда тем более… Но, несмотря на слепоту, тетя Шура ориентировалась в пространстве, даже шила и писала — листок бумаги складывала гармошкой, на ощупь определяя начало и конец строки. Мы с мамой часто читали ей вслух что-то из классики или новинки из литературных журналов. Александра Ивановна была таким благодарным слушателем!

О письмах Коцюбинского к ней я знала с момента их первой публикации, мне было тогда семь лет.

— Как вы думаете, почему в официальных литературных кругах их встретили «в штыки»?

— Скорее всего, из-за того, что сугубо личные моменты жизни Коцюбинского тогда не принято было афишировать. О донжуанском списке Пушкина говорить можно, это уже легендарная эпоха. А об интимной переписке «зачинателя социалистического реализма», «предтечи пролетарских писателей» (именно так подавался Коцюбинский в советских учебниках) — нельзя. К тому же сыграла свою роль и малосимпатичная личность автора сенсации.

— Но как бы там ни было, при жизни моего отца эти письма были включены в экспозицию музея, — рассказывает Михайлина Фоминична. — В витрине лежало фото молодой Аплаксиной, обрамленное засушенными цветами. И сама Александра Ивановна принимала участие в экскурсиях. Однако после того, как в 1956 году умер отец и директором музея стала дочь Коцюбинского Ирина Михайловна (к тому времени трое детей писателя ушли из жизни, жена умерла от тифа в 1922 году. — Авт. ), в стенах музея нельзя было даже произносить имя Аплаксиной — «соперницы» Веры Устиновны. Ирина Михайловна защищала честь матери. Болезненная острота чувств улеглась лишь со временем. Праправнук писателя Игорь Романович Коцюбинский — нынешний директор музея, рассказывал мне, что женщины однажды все-таки увиделись.

Из письма Михаила Коцюбинского к Александре Аплаксиной:

«… Да, милостивая государыня, у Вас имеется соперница. Блондинка она или брюнетка — решайте сами, но соперница несомненная: это m-lle Литература, ревнивая и страстная особа… »

— Мне кажется, — продолжает Михайлина Коцюбинская, — что в этой шутке намного больше правды, чем, может быть, хотел сказать писатель. Главная любовь его жизни, главная соперница и жены, и возлюбленной — это Литература. Ради нее он готов был рисковать здоровьем и даже жизнью. Уже смертельно больной, за два года до кончины, он в Карпатах собрался путешествовать по Черемошу на «дарабе» — плоту из сплавляемых деревьев. «Бывают случаи, когда дараба разбивается о скалы, — пишет он Александре Аплаксиной. — Но волков бояться — в лес не ходить». И все расхваливает ей лошадку, на которой ездил в горы: «Мой конь-гуцул сходил в такие пропасти, влезал на такие скалы, что я, потом оглянувшись, не хотел верить, что был там. А конь ступает, как балерина, ловко и грациозно… »

Он хотел все увидеть своими глазами. И не просто наблюдать со стороны! Попробовать на ощупь, на вкус, почувствовать цвет и запах — чтобы потом передать свои ощущения в прозе… Помню, когда впервые путешествовала в Карпатах, рано утром вдруг проснулась от странных, смутно знакомых звуков. Почувствовала: где-то я уже слышала эту мелодию! И тут же вспомнила описание в «Тенях забытых предков» (я люблю их с детства и знаю едва ли не наизусть) — как течет по полонине отара овец, подгоняемая пастухами. Выглянула из палатки — так и есть! Литературное описание ожило в реальности. «Гісь! Гісь! — підганяє ззаду вівчар. Вівці ліниво згинають коліна, тремтять на тонких ніжках і трусять вовну. — Гісь! Гісь!.. — Голі морди, з старечим виразом зануди, одкривають слиняві губи, щоб поскаржитись бозна-кому: бе-е… ме-е… Треться вовна об вовну, біла об чорну… » А вот как овчары делают брынзу из овечьего молока, мне наблюдать не пришлось. Но я знаю этот процесс. Я ВИДЕЛА его «стереоизображение» на страницах повести Коцюбинского. Он владел даром воспринимать жизнь как произведение искусства. И, мне кажется, Сергею Параджанову удалось создать киношедевр по «Теням забытых предков» прежде всего потому, что он обладал таким же природным даром от Бога, как и сам Коцюбинский. Невзирая на разницу в эпохах, национальности, темпераменте… Особенно остро я ощутила это, когда переводила на украинский язык сценарий Параджанова по «Intermezzo».

— И каким же был этот сценарий?

— Химерным, весьма далеким от буквы оригинала. Но по духу своему, по ощущению жизни он был очень близок к «Intermezzo» Коцюбинского.

— Премьера параджановского фильма «Тени забытых предков» в кинотеатре «Украина» в сентябре 1965 года, как известно, была очень бурной. Вы знали о готовящейся акции протеста?

— Конечно. Накануне мы собрались втроем — Иван Дзюба, Юрий Бадзьо и я — и решили, что нужно публично заявить об арестах среди украинской интеллигенции. Уже арестовали Ивана Свитлычного, Панаса Заливаху, братьев Горыней… На встрече я сказала, что готова выступить. Но предложение отклонили — по той причине, что я женщина, с маленьким ребенком на руках. На премьере тогда выступил Иван Дзюба. По призыву Вячеслава Чорновола, поддержанного Василем Стусом, в знак протеста против репрессий в зале встало немало людей, в том числе и я. К слову, директором кинотеатра в то время была мама поэтессы Ирины Жиленко. Она выделила нам зал. И, конечно, потом ей это аукнулось.

— Как и другим… В Киеве ходила грустная шутка: «Кто в „Украине“ не встал, тот потом не сел». Вас, насколько я знаю, вскоре исключили из партии, уволили из Института литературы. И регулярно вызывали на допросы. Скажите, имя помогло вам избежать ареста?

— В какой-то мере, да. Чтобы арестовать человека с такой известной в Украине фамилией, нужно было иметь реальный «состав преступления». Но имя и «мешало» — когда, например, искала работу корректора в техническом журнале, от меня шарахались…

Больше двух десятилетий Михайлина Коцюбинская была вычеркнута из творческой жизни и не могла заниматься научной работой. Во время обысков у нее изымали каждый листок. Поэтому все, что удавалось написать, она сразу заворачивала в целлофан и прятала под старый соседский шкаф в коридоре коммунальной квартиры… Порог Института литературы она снова переступила уже в конце 80-х годов. И первым делом взялась за подготовку многотомного собрания произведений Василя Стуса. С ее легкой руки сейчас издаются письма Чорновола, Свитлычного… (Эпистолярное наследие вызывает у Михайлины Фоминичны особый интерес. И, к слову, ее книгу «Зафіксоване і нетлінне». Роздуми про епістолярну творчість» даже «зачитывают» в библиотеках. ) Не так давно появилось фундаментальное издание писем Михаила Коцюбинского к Александре Аплаксиной, выпущенное издательством «Критика».

— Михайлина Фоминична, однажды вы признались, что учились у Коцюбинского относиться к жизни, как к произведению искусства. Как бы вы определили жанр своей жизни? Как драму?

— Нет. Как стихотворение в прозе. В широком смысле слова.

— А жизнь Александры Аплаксиной?

— Думаю, у нее тот же жанр…

Шурочка Аплаксина не видела фильм «Тени забытых предков», где Маричка поет Ивану: «Iзгадай мні, мій миленький, три рази на днину, а я тебе ізгадаю сім раз на годину». Она умерла в Чернигове в 1973 году в возрасте 93 лет. Замужем никогда не была. Уже после ее смерти в бумагах Александры Ивановны обнаружили два письма Коцюбинского, которые она никому так и не отдала. Из этих писем следовало, что между писателем и его любимой не было интимной близости.

— Помню, уже повзрослев, я однажды спросила у Александры Ивановны, была ли она счастлива, — говорит Михайлина Коцюбинская. — И она сказала, что не променяла бы свое счастье, свой праздник ни на какие другие благополучные варианты. Александра Ивановна не лукавила — она действительно не чувствовала себя обделенной. Наверное, это не каждый сможет понять… Чтобы доставить тете Шуре радость, я читала ей вслух Коцюбинского. Она слушала, замерев в кресле. И мне казалось: ее слепые глаза видят что-то, доступное только ей.

Алла Диба «Нас тільки двоє на світі...», http://www.day.kiev.ua/uk/article/kultura/nas-tilki-dvoie-na-sviti :

Ще: http://www.golos.com.ua/Article.aspx?id=135935

Александр Шаталов - Блатной шансон с французским акцентом (http://www.newtimes.ru/articles/detail/64219):

Дина Верни, русская муза знаменитого французского скульптора Майоля — героиня открывающейся в Мультимедиа Арт музее фотовыставки Пьера Жаме «Ретроспектива. 1930–1970».

Пьер Жаме. «Дина под струей воды». 1937 г.

Дария Корж - Уроки любви: Михаил Пришвин

(http://lady.mail.ru/article/476759-uroki-ljubvi-mihail-prishvin/)

Если бы писатель Михаил Пришвин встретил предназначенную ему судьбою суженую не на склоне лет, а хотя бы немного раньше, он бы вошел в историю литературы не как «певец русской природы», а как певец любви. Дневники Михаила Пришвина, которые он вел в течение полувека и которые называл главной своей книгой, полны лирических высказываний. А дневник любви «Мы с тобой», который Пришвин написал вместе со своей возлюбленной Валерией Лебедевой (Лиорко), можно назвать одной из самых прекрасных книг о любви.

 

Любовь не должна быть плотской

«Любовь похожа на море, сверкающее цветами небесными. Счастлив, кто приходит на берег и, очарованный, согласует душу свою с величием всего моря. Тогда границы души бедного человека расширяются до бесконечности, и бедный человек понимает тогда, что и смерти нет...» — к этому пониманию Пришвин шел всю свою жизнь. «Доведу любовь свою до конца и найду в конце ее начало бесконечной любви переходящих друг в друга людей. Пусть наши потомки знают, какие родники таились в эту эпоху под скалами зла и насилия», — писал Пришвин. Чтобы понять, как выглядели усвоенные писателем уроки любви, стоит обратиться к его дневникам.

Точнее, любовь не должна быть основана только на плотском чувстве. В любовном дневнике Пришвин вспоминает случай, который сильно подействовал на него: «Это было в детстве. Я — мальчик и она — прекрасная молодая девушка, моя тетка, приехавшая из сказочной страны Италии. Она пробудила во мне впервые чувство всеохватывающее, чистейшее, я не понимал еще тогда, что это — любовь. Потом она уехала в свою Италию. Шли годы. Давно это было, не могу я теперь найти начала и причин раздвоенности моего чувства — этот стыд от женщины, с которой сошелся на час, и страх перед большой любовью».

Позже Пришвин встретился со своей «Марьей Моревной», как он ее называл, и признался в мучительном раздвоении. «А ты соедини, — загадочно ответила былая возлюбленная. — Но в этом же и есть вся трудность жизни, чтобы вернуть себе детство, когда это все было одно». Это осознание греховности плоти, отрицание любви без участия души Пришвин пронес через всю жизнь. Он считал, что именно «отрицание соблазна» помогло ему стать писателем. После череды тех случаев, когда чувство было основано исключительно на страсти, Пришвин будет искать в любви прежде всего духовное начало: «Тут ничего не может прийти со стороны, в этом же и есть твое личное дело — соедини, и создашь любовь настоящую, без стыда и без страха».

Поэтому: на одной лишь страсти отношения построить невозможно. Пришвин всегда предупреждал «опасаться страстей», их темная сила затмевает разум. По-настоящему крепкие отношения включают в себя и голос разума, и плотские наслаждения, и нежность сердца одновременно.

Любовь не должна быть духовной

Все хорошо в меру. После столкновения с «темной стороной» плотского влечения и разочарования в нем Пришвин на долгие годы становится аскетом. «Любовный голод или ядовитая пища любви? — его выбор однозначен. — Мне достался любовный голод». В 1902 году, путешествуя по Европе после окончания Лейпцигского университета, Пришвин знакомится в Париже с Варварой Измалковой, русской студенткой Сорбонны. Платонический роман длился очень недолго, всего три недели, и закончился разрывом из-за разных устремлений влюбленных. Пришвин, с его горьким опытом «бездуховной», плотской любви, искал соединения душ, видел в Вареньке «Прекрасную даму», объект поклонения, но не живую женщину со всеми ее достоинствами и недостатками. Варвара же мыслила более приземленно, как и большинство девушек в ее годы, она ждала предложения руки и сердца, помолвки, подвенечного платья и прочих приятных бытовых забот, которые совершенно не интересовали молодого писателя-идеалиста. Он не знал, как соединить желание обладать возлюбленной, сделать ее женой со стремлением поклоняться ей издали, как богине на пьедестале: «В этом и состоял роковой роман моей юности на всю жизнь: она сразу согласилась, а мне стало стыдно, и она это заметила и отказала. Я настаивал, и после борьбы она согласилась за меня выйти. И опять мне стало скучно быть женихом. Наконец, она догадалась и отказала мне в этот раз навсегда и так сделалась Недоступной». Всю жизнь Пришвин вспоминал об этих отношениях: «К той, которую я когда-то любил, я предъявлял требования, которые она не могла выполнить. Я не мог унизить ее животным чувством — в этом было мое безумие. А ей хотелось обыкновенного замужества. Узел завязался надо мной на всю жизнь».

Поэтому: духовная любовь без телесного влечения тоже не приносит счастья. Отношения должны быть максимально полными. Стоит исключить один «ингредиент», и вот уже наступает разлад… Пришвин недаром сравнивал любовь с морем: «Но другой приходит к морю не с душой, а с кувшином и, зачерпнув, приносит из всего моря только кувшин, и вода в кувшине соленая и негодная. «Любовь — это обман», — говорит такой человек и больше не возвращается к морю». Если вы из всего спектра отношений выбираете только одну их сторону, будьте готовы к разочарованию.

Любовь не должна быть жалостливой

Беда многих женщин в том, что они принимают жалость за любовь. Но и мужчины, оказывается, этому подвержены. Все еще переживая разрыв с Варварой Измалковой, терзаясь незаконченностью этих отношений, Пришвин встретил крестьянку Ефросинью Павловну Смогалеву. После развода с мужем она одна растила сына. Пришвин с его идеализмом решил, что, раз ему не удалась роль рыцаря, воспевающего Прекрасную даму, значит, можно попробовать себя в не менее романтичной роли спасителя. «Я думал: любить женщину — это открывать в ней девушку. И только тогда женщина пойдет на любовь, когда ты в ней откроешь это: именно девушку, хотя бы у нее было десять мужей и множество детей», — так считал Пришвин в то время.

Любовь, основанная только на разуме, не задалась с самого начала. На смену жалости пришло взаимное недовольство, раздражение. Павловна, как называл супругу Пришвин, понимала, что муж ее не любит и вымещала разочарование в злости. Пришвин же страдал молча, сносил бесконечные попреки жены, постоянное унижение — а Ефросинья могла, например, начать грубо отчитывать его при детях — и винил во всем себя: «В любви моей была спешка эгоистическая с неспособностью вникнуть в душу другого человека». Он будто искупал самопожертвованием прошлые неудачные отношения.

Примириться с неудачным браком помогало писательство. А еще страсть к красивым вещам, в которые Пришвин влюблялся, «как в молодости влюбился в невесту». Купленную в комиссионном магазине старинную трость с золотым набалдашником он мог положить с собой в постель. Этот «вещизм» был своего рода средством психологической защиты от печальной действительности. «И, конечно, Павловна явилась мне тогда не как личность, а как часть природы, часть моего дома. Вот отчего в моих сочинениях «человека» и нет», — так отвечал Пришвин на обвинение Зинаиды Гиппиус, которая назвала его «бесчеловечным писателем».

Поэтому: самообман не делает людей счастливыми. Если в отношениях нет ни духовной, ни чувственной составляющей, они превращаются в «смертоносное болото». Еще с давних времен известна мудрость: влечение тел порождает страсть, влечение душ порождает дружбу, влечение умов порождает уважение, и только соединение всех трех влечений порождает любовь. Ни страсти, ни дружбы, ни уважения не было в браке Михаила Михайловича и Павловны. «Зачем это я сделал, зачем тратил на забаву или самообман драгоценную человеческую жизнь! — сокрушался Пришвин в конце жизни. — Для нас не было светлого дня. Одно неудовольствие за другим…»

Любить никогда не поздно

Но судьба всегда поощряет терпеливых людей, и в возрасте 67 лет Пришвин встречает свою первую настоящую любовь. Валерии Дмитриевне 40 лет, и она пришла в дом Пришвина устроиться секретарем по рекомендации общего знакомого.

 

Валерия Пришвина

К моменту их знакомства у Валерии тоже был опыт несчастливой любви за плечами. Ее первый возлюбленный, философ, «гнушался браком» и звал к высокому идеалу отношений. Он хотел вместе с Валерией отправиться странствовать и проповедовать новое учение, но она не могла бросить мать. Позже девушка вышла замуж за друга, который давно добивался ее руки. Но этот брак по расчету не принес ей счастья. По ложному доносу ее вместе с мужем арестовали и отправили в ссылку. Спустя несколько лет Валерия, не в силах больше жить с нелюбимым, попросила у мужа развода. С таким «грузом прожитого» она приходит к Пришвину.

«Это была женщина не воображаемая, не на бумаге, а живая, душевно-грациозная, и я понял, что настоящие счастливые люди живут для этого, а не для книг, как я; что для этого стоит жить…» — скоро запишет в своем дневнике Пришвин. С этого взаимного восхищения и уважения началась дружба, которая переросла в любовь. Пришвин осознал прошлые ошибки и понял, что любовь не всегда бывает сложной, а может явиться вот в таком простом обличье: «И вот захотелось с этого мрачно-насиженного трона сбежать». Возможно, впервые в жизни Пришвин готов забыть о своих идеалах и наслаждаться близостью простой «земной» женщины.

Фотография М. М. Пришвина, которую он подарил В. Д. Лебедевой в одну из первых встреч, 25 января 1940 года

Если писатель сначала и мучился, думая, чем он заслужил такое счастье, то тяжелый развод с Ефросиньей успокоил его сомнения. Та не погнушалась даже сходить в Союз писателей пожаловаться на «преступную связь» супруга. После пережитой «войны», как говорил Пришвин о своем разводе, счастье с Валерией стало полным. Им обоим было ясно, что это уже навсегда. Последние годы жизни Михаил Михайлович Пришвин прожил с ощущением, что «Бог создал меня самым счастливым человеком и поручил мне прославить любовь на Земле».

Поэтому: никогда не поздно разорвать отношения, которые делают вас несчастными, для того чтобы начать новые, встретив человека, в котором вы чувствуете родную душу. За любовь стоит бороться в любом возрасте, ведь жить без чувства — все равно что «быть замаринованным в стеклянной банке», как говорил Пришвин о своем первом браке. Он же добавлял: «Если женщина помогает создавать жизнь, хранит дом, рожает детей или участвует в творчестве с мужем, то ее надо почитать как царицу. Суровой борьбой она нам дается. И оттого, может быть, я ненавижу слабых мужчин… В любви надо бороться за свою высоту и сим побеждать. В любви надо самому расти и расти».

Статья Елены Алексеевой в "Вечерней Москве" :

http://vmdaily.ru/news/2013/02/03/dnevniki-prishvi...tml?print=true&isajax=true

«Нам почему-то кажется, если это птицы — то они много летают, если это лани или тигры, то непрерывно бегают, прыгают. На самом деле птицы больше сидят, чем летают, тигры очень ленивые, лани пасутся и только шевелят губами.

Так и люди тоже. Мы думаем, что жизнь людей наполняется любовью, а когда спросим себя и других — кто сколько любил, и оказывается — вот так мало! Вот как мы тоже ленивы!».

Так пронзительно и точно написал в своем дневнике удивительный русский писатель Михаил Пришвин. 4 февраля исполняется 140 лет со дня его рождения. В его доме-музее в подмосковном Дунине к юбилею открыта интересная выставка «Жизнь есть путешествие…», на которой можно увидеть работы талантливой художницы Ирины Затуловской, уникальные предметы быта из ее коллекции. Также всмотреться в мемориальные вещи самого писателя, фотографии, сделанные им во время путешествий. А это особенно интересно, ведь Пришвин всю жизнь был страстно увлечен фотографией, сохранился огромный фотоархив. 

Вообще в этот музей, расположенный в 50 километрах от Москвы, стоит выбраться. Само место невероятно живописное – это конец Рублево-Успенского шоссе, берег Москвы-реки, вокруг сохранились курганы 10 века. Музей же – живой, интересный, странный. Его двери открыты круглый год, и здесь всегда есть посетители. Многие заходят посмотреть, как жил писатель, которого они читали в детстве. И узнают, что Пришвин вовсе не автор для «младшего школьного возраста», а крупная фигура в родной словесности. 50 лет он вел дневник. Ездил в 30-е годы на строительство Беломоро-Балтийского канала и написал после этой поездки огромный роман «Осударева дорога», который не был опубликован при его жизни, как и его «Повесть нашего времени» о Великой Отечественной войне.

А еще в музее можно узнать об удивительной истории любви писателя и его второй жены – Валерии Дмитриевны. Совершенно завораживающий сюжет, погрузившись в который, будьте уверены, вы заново откроете для себя Михаила Пришвина.

Они познакомились в 40-м. Ей было тогда сорок, ему — 67. Они прожили вместе 14 непростых, но удивительных лет. Об их любви ходят легенды. Считается, что писателям не слишком везет с женами. Этот союз был счастливым исключением. После смерти мужа Валерия Пришвина прожила 25 лет. Она и создала этот музей. Разбирала архив мужа, писала статьи, издавала книги Пришвина, сочинила автобиографию «Невидимый град». Благодаря ее усилиям дом в Дунине стал местом настоящего интеллектуального паломничества.

Сегодня главные хранительницы дома-музея Пришвина – Лилия Рязанова и Яна Гришина. Они дружили с Валерией Пришвиной. Когда ее не стало в 1979 году, продолжили ее дело. Помимо музейной работы, они возвращают читателю Пришвина. Прежде всего, готовят к печати и издают том за томом гигантский дневник писателя (а это 600 печатных листов). Издали совместный дневник Пришвина и его жены «Мы с тобой» — дневник любви (как значится в подзаголовке). Очень необычная книга.

- Пришвина я не читала ни в детстве, ни в школе, — рассказывает Лилия Рязанова. — Его книги мне подарили, когда я приехала учиться в Москву в Институт культуры. На втором курсе я получила в подарок его шеститомник и первое сильное впечатление — от дневников в шестом томе. Это дневники дунинского периода, последних лет его жизни. Тогда я, конечно, не знала, что это первая публикация пришвинского дневника с большими купюрами. Я тогда жила недалеко от Дунина и все мечтала туда попасть. Очень хорошо помню тот день, когда я появилась у Валерии Дмитриевны. Было 16 июня 69-го года. Почему я эту дату запомнила? Для Пришвиной число 16 было особым. Она впервые пришла к Михаилу Михайловичу 16 января, и 16 же января Пришвин скончался. Помню, она была в длинном платье. Очень красивая. Ощущение мгновенного порыва к человеку.

Завязались отношения. Я стала помогать ей работать с архивом. После смерти Пришвина она осталась единственным хранителем его архива. Она очень боялась за дневники. Даже были приготовлены высокие оцинкованные ящики и паяльник, чтобы на случай войны или угрозы обыска дневники можно было быстро запаять в них и зарыть в землю. Теперь мы в этих ящиках храним крупу.

- Ее страх был понятен. Она же была репрессирована.

- Да, и всегда вздрагивала от неожиданного стука в дверь. И потом уже был случай, когда выборки из дневника 37-года попали в КГБ. А там были очень страшные страницы. Ей как-то позвонили и сказали: «Я следователь такой-то, хочу с вами поговорить». Она назначила ему встречу в кабинете Пришвина. Напилась валерьянки и заснула. Он пришел и увидел мирно спящую женщину. Позже они все-таки поговорили, и следователь проникся таким доверием к Валерии Дмитриевне, что сказал ей: «Научите, что делать с этой папкой. Я не могу ее вам вернуть, потому что заведено дело». И она быстро сообразила, что эту часть дневника нужно передать в архив литературы и искусства — ЦГАЛИ. Папка оказалась в государственном хранилище, и дело было закрыто. Этот молодой человек потом привел познакомиться с Валерией Дмитриевной свою жену, и они подружились.

- А я познакомилась сначала с Лилей, — вспоминает Яна Гришина. — И она меня как-то попросила передать деньги Валерии Дмитриевне. Пошла к ней в Лаврушинский переулок. Думала, быстренько отдам и уйду. Мы прошли с ней в кабинет. Она мне говорит: «Садитесь. На этом диване мы объяснились с Михаилом Михайловичем». Я села, руки под коленки положила. Мы разговорились. Когда я стала уходить, она мне поправила шарф, заглянула в глаза: «Яна, вы к нам приходите».

Помню, я летела по Лаврушинскому, как будто у меня что-то важное произошло. Люди ведь очень часто говорят друг другу: «Звоните. Приходите». И это ничего не значит. А в ее словах была правда. То есть, это правда, что можно и нужно прийти. Она сказала мне как-то: «Мы с Михаилом Михайловичем жили в откровении помыслов». Она и с другими была такой же. Пришвин писал о ней: «Чайка воды коснется - будут круги. Ляля коснется - будет любовь». Чтоб ты ни делал в Дунине - полол цветы, мыл пол, водил экскурсии, помогал с архивом, все имело отношение к высокому. Очень живая жизнь была.

Лилия:

- Она безумно увлекалась работой. Как-то зашла к ней в комнату, а у нее лицо в красных пятнах. Оказалось, что перегорела лампочка, и она, не глядя, вкрутила какую-то очень яркую, которая не только светила, но и нагревала все вокруг. Стало даже страшно за нее, так ее захватило дело. Ее всегда как будто куда-то несло. Очень быстро ходила и часто падала, ломала руки. Тело не успевало за духом.

Яна:

- Вот она уже все — легла спать. Как вдруг что-то вспомнила. Бух одеяло ногами. Вскочила с кровати. Записала, чтобы не забыть завтра.

- Судя по ее автобиографии, она была городским человеком, а Пришвин любил жить на природе. Как она приняла эту новую жизнь?

Яна:

— Ну, когда любовь... Пришвин как-то записал: «Мне не надо в церковь ходить, мне все дано в нерукотворной природе». Для него природа была хранилищем Божественного смысла. А Валерия Дмитриевна была глубоко религиозным человеком. В начале их отношений Пришвин отмечает в своем дневнике: «Я должен с Лялей в церковь войти, а она со мной на охоту пойти».

- Еще в советском литературоведении Пришвину отвели место писателя для «среднего школьного возраста» - про цветочки, про зверушек. И сегодня его также воспринимают.

Лилия:

- Конечно, кто поумнее, тот понимает, кто такой Пришвин. Сегодня опять всех писателей по ранжиру расставляют. Пришвина определили в писатели второго ряда. Почему ему не находят места в первом ряду? По внешним признакам: у него нет ни классических жанровых вещей, ни запоминающихся героев. А у очень многих писателей 20 века нет героев. Какой герой, к примеру, у Павича? И вся современная литература построена на том, что распадается жанр. Помню как-то зашел к нам в музей пьяный дядька и все допытывался у нас: «Скажите, ну что Пришвин написал?» А я ему отвечаю: «Это писатель 21 века». А это так и есть. Вот ему исполняется 140 лет, но он не воспринимается еще как представитель истории литературы. Он до сих пор живой писатель, который участвует в нашем времени. В его дневниках, в его фотографиях есть современный заряд. Как каждый большой писатель своими мыслями он забежал вперед. Только сегодня становится актуально то, о чем он говорил. Да, плохо, что дневник его долго лежал и не печатался. Но, может быть, мы только сейчас и доживаем до смысла, о чем Пришвин говорил в дневнике.

Яна:

- Пришвин - вообще фигура еще культурно не освоенная. Когда к нам приходят в музей, то одни удивляются: да, он так дано умер?! А другие говорят: «Мы вообще думали, что он из 19 века». А как-то давно пришел к нам парень с философского факультета и сказал, что «Осударева дорога» - гениальный роман и что он «вынул» из петли его друга.

- Будучи крупным писателем, он наверняка что-то напророчил.

Лиля:

- Ну, например, он предсказал, что возникнет «вторая природа», которая будет создана руками человека. Об этом его поэма «Жень-шень». Уничтожив девственную природу, человек начнет сажать новые деревья, чтобы просто выжить. «Наша родина начинает лысеть» - писал он 100 лет назад. У него есть целый сборник статей о защите природы, в которых заложены основы современного экологического сознания. И сегодня многие ставят Пришвина в один ряд с Вернадским, физиологом Ухтомским, то есть с теми людьми, которые глобально обсуждали проблему человек – Земля.

Софья Крамская, единственная девочка среди своих братьев (и потому, наверное, отцовская любимица), родилась предположительно в 1866 (по другим сведениям в 1867 году). Она училась в обычной гимназии, но благодаря творческой атмосфере, царившей в родном доме, рано почувствовала интерес к живописи. Отец старался развивать художественные навыки дочери и стал ее первым учителем. В детские годы Соня среди знакомых считалась некрасивой, но в юности, как это случается со многими девочками, похорошела. 

Портрет Сони Крамской, дочери художника, ок. 1870

И.Н. Крамской - Жена художника Софья Николаевна и дочь Соня

Однако для отца она всегда была самой любимой моделью. Даже когда девочке из-за болезни обстригли волосы и у нее на голове отрастал неровный ежик (Соня пыталась прикрыть его кружевной косынкой), и тогда на полотнах отца дочь-подросток представала настоящей красавицей с бездонными глазами. 

Портрет дочери художника С.И.Крамской, в замужестве Юнкер, начало 1880-х 

Будучи ровесницей дочерей П.М. Третьякова Веры (в замужестве Зилоти) и Сашеньки (в замужестве Боткиной), Соня с ними очень дружила. Вера Зилоти позже вспоминала: «Соня была некрасива, но с умным, энергичным лицом, живая, веселая и необычайно талантливая к живописи… 

В 16–17 лет Соня… похорошела, волосы отросли. Фигура у нее стала длинная, тонкая. Она прекрасно танцевала. Ее веселость, остроумие и entrain (притягательность, обаяние) привлекали к ней много поклонников». 

Девочка с кошкой ( портрет Софьи Крамской), 1882

Соня действительно была очень изящной - Репин, ученик Крамского, восхищался ее фигурой, Альберт Бенуа всерьез ухаживал за ней, но в свои 30 лет он казался шестнадцатилетней Соне слишком "старым". У нее появился другой жених - Сергей Сергеевич Боткин, молодой врач, представитель известной медицинской династии. Родственники торжественно отметили помолвку молодых, Крамской на радостях написал великолепные парные портреты жениха и невесты... 

Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Сергей Боткин неожиданно для всех влюбился в подругу своей невесты Александру Третьякову. Помолвка оказалась расторгнутой, и вскоре Саша Третьякова вышла замуж за бывшего жениха подруги. Соня Крамская нашла в себе силы сохранить с ней приятельские отношения. Но происшедшее надолго повергло Соню в тоску. Спасла Софью живопись. Шестнадцатилетняя девушка с головой ушла в работу и стала демонстрировать по-настоящему профессиональные успехи. 

И. Крамской -  Женщина под зонтиком,1883

«Между Соней и ее отцом была редкостная дружба, переходившая в обоюдное обожание», – писала Зилоти. В 1884 году Крамской, чтобы отвлечь Соню от душевных терзаний, вместе с дочерью отправляется в заграничную поездку (заодно и свое сердце подлечить - он был уже очень болен). Путешествуя по Франции, Софья пристрастилась к живописным этюдам на плэнере. Спустя год после путешествия Крамской писал: «Дочка моя, известная... ветреница, начинает подавать мне серьезные надежды, что уже есть некоторый живописный талант». Крамской понимал, что умирает, а дочь еще не встала на ноги и не нашла себя. Незадолго до смерти Иван Николаевич, тревожившийся за судьбу Софьи, сказал: «Девочка, а как сильна, как будто уже мастер. Подумаю иногда, да и станет страшно… личная жизнь грозит превратиться в трагедию». 

И. Крамской - Лунная ночь, 1880 г.

Софья действительно долго не могла оправиться от удара, ни в кого не влюблялась и не выходила замуж. Только в зрелом возрасте, в 1901 году. когда отца уже давно не было в живых, она заключила брак с петербургским юристом финского происхождения Георгием Юнкером. 
 

Крамской, несмотря на простое происхождение (он был сыном писаря из городка Острогожска), был принят при дворе и даже стал там своим человеком, не раз выполняя портреты членов императорского семейства (Александр III был большим демократом и предпочитал общение с обычными людьми, особенно - талантливыми, общению с романовским кланом), давал уроки живописи дочерям императора. Своими при дворе стали и его дети. 
 

Софья Крамская тоже выполнила ряд работ, запечатлев императора, императрицу, их детей, прежде всего цесаревича, и других родственников. Но почти ничего не сохранилось. Что-то было уничтожено либо пропало в годы революции, что-то из собственных работ было передано ею в Острогожский музей, на родину отца, вместе с его картинами, и когда в 1942 году в музее вспыхнул пожар, погибло вместе с большей частью его коллекций. 
 

Софья была признанной портретисткой, ее просто осыпали заказами. Увы. судьба многих работ, находившихся в частных руках, в домах и усадьбах, разгромленных в период революции, так же осталась неизвестной. 
 

Софья Крамская неоднократно и с большим успехом принимала участие в различных художественных выставках самого высокого уровня - в Академии художеств, в Обществе живописцев-акварелистов, в художественном отделе Всероссийской ярмарки в Нижнем Новгороде и др. Была она известна и как книжный иллюстратор, оформляя, например, издания к юбилею Пушкина. Замечательными были и ее жанровые картины. 

После замужества Софья Юнкер-Крамская много помогала своему мужу, который собирал материалы о декабристах и готовил книгу-исследование об этом периоде истории. Книга так и не была опубликована... 

Муж Софьи Ивановны в 1916 году скончался. А вскоре начались и другие беды - революция, Гражданская война, смерть матери в 1919 году... Но Софья Ивановна, которой было уже далеко за пятьдесят, старалась приспособиться к новой жизни. 

С 1918 года она работала в художественно-реставрационных мастерских Главнауки. Ей, глубоко верующему человеку, пришлось стать организатором антирелигиозного музея Зимнего дворца и иллюстрировать "Историю религии" в издательстве "Атеист". Ей, дочери Крамского, прославленного мастера религиозной живописи, автора росписей купола Храма Христа Спасителя и великих христианских полотен! 

И. Крамской - Христос в пустыне, 1872

Свою веру Софья Ивановна особо не скрывала, как и не скрывала христианское желание помочь ближнему. В Ленинграде мучилось много ее знакомых из "прошлой жизни" - смолянок, фрейлин, просто лиц дворянского происхождения. Лишенные всего - жилья, имущества, службы и каких бы то ни было доходов, многие буквально голодали. Дочь художника помогала им устроиться на работу, пусть с самым скромным жалованьем, достать переводы, уроки, перепечатку на машинке, чтобы как-то выжить. 

Все это и вменили пожилой женщине в вину - и то, что "была очень религиозной", и то, что помогала друзьям... 

Не так давно ГТГ запросила материал о С.И. Юнкер-Крамской из закрытых архивов. В ответ на запрос пришли копии личного дела Юнкер-Крамской из архива ФСБ РФ. Софья Юнкер-Крамская была арестована 25 декабря 1930 года, обвинялась по статье 58-II УК РСФСР в контрреволюционной пропаганде. Ей вменялось в вину создание ни много ни мало «контрреволюционной группировки из бывшей знати, ставившей себе целью проведение своих людей в разные советские учреждения на службу для собирания сведений о настроениях…». Все, проходившие по делу, говорили о религиозности художницы, что усложняло ее положение. 

Кстати, в материалах дела было указано, что София Ивановна Юнкер-Крамская родилась 21 августа 1867. (Дата рождения, указанная на допросе, расходится с той, что была известна ранее – 1866 годом, – из писем отца художницы. Но можно предположить, что отцу это было лучше известно, чем следователю из органов). 

Крамская-Юнкер была приговорена как «чуждый элемент» к 3 годам ссылки в Сибирь, но из-за нервного потрясения у нее случился инсульт. С тяжелым параличом она была отправлена в тюремную больницу ДПЗ. Ее кое-как подлечили и через четыре месяца все же послали по этапу в Иркутск. 

Полупарализованная женщина добралась до Иркутска, но через три недели ее перевели в Канск, через месяц, с ухудшившимся состоянием – в Красноярск. 

15 октября 1931 года Юнкер-Крамская из красноярской больницы написала письмо Екатерине Павловне Пешковой, оказывавшей помощь политзаключенным. Софья Ивановна рассказала о тяжелой болезни, о перенесенных во время ссылки двух операциях. Она пыталась доказать, что приносит пользу, что всегда, несмотря на состояние здоровья, работала: в Иркутске – как иллюстратор учебников и колхозных журналов, в Канске – как фотограф и ретушер в местной газете. В Красноярске с ней случился второй удар, отнялась левая часть тела. Ее просьба состояла в смягчении участи: если нельзя вернуться домой в Ленинград, то пусть ее хотя бы оставят в Красноярске до поправки здоровья и обязательно предоставят работу, ведь правая рука действует, не разбита параличом. «Я пишу и портреты, и плакаты, лозунги, афиши, вывески, иллюстрации, знаю фотографическую ретушь, раскраску фотографий, языки, я работать могу, люблю… О моей рабочей жизни Вам может подтвердить Елена Дмитриевна Стасова, с отцом которой был так дружен мой покойный муж. О музее Крамского Вам тоже могут дать сведения и она, и товарищ Луначарский…» 

В конце письма отчаянные строки: «Я могла делать ошибки в своих суждениях, могла что-нибудь не так правильно оценивать, могла криво судить о положении вещей, но преступления я не совершала никакого – и сознательно так горячо любя свою страну, после смерти мужа (он был финляндским подданным) – переменила свои бумаги на русские, подписав тогда уже отказ от каких бы то ни было претензий на имущество. Было даже смешно поступить иначе. <…> Помогите мне! Я написала просьбу о помиловании М.И. Калинину. Я прошу Вашего содействия. Я оправдаю милость, если мне она будет дарована, могу уверить в этом Вас. Я честно проработала 40 лет. Тяжко последний, быть может очень короткий срок – чувствовать себя – так наказанной… Я собрала последние силы, чтобы написать Вам все это…» 

28 февраля 1932 года было возбуждено ходатайство о пересмотре дела Юнкер-Крамской в связи с неизлечимой болезнью, а также в связи с тем, что ссыльная «не представляет… социальной опасности». 
 

25 марта 1932 года София Ивановна вернулась в Ленинград. 31 июля 1932 года Юнкер-Крамская написала благодарственное письмо Е.П. Пешковой, сообщив, что собирается работать и дальше, насколько позволят силы. 

В 1933 году художница умерла при странных обстоятельствах. Якобы, она уколола палец, когда чистила селедку, и, по словам брата, "умерла от рыбьего яда (??)". Реабилитировали ее за отсутствием состава преступления только в 1989 году. 

В Государственном архиве РФ сохранилось ее письмо: «Высокоуважаемая Екатерина Павловна, Вы разрешите мне послать Вам эти несколько строк. Меня освободили! Если бы Вы только знали, каким чувством глубокой благодарности полны мои мысли и душа. Я не знаю, простите, право не знаю, полагается ли мне писать вообще о моем чувстве признательности, но я следую своей внутренней потребности это сделать… Вы не посетуйте на то, что я делаю это, если это не полагается, я не знаю, но не последовать душе этой потребности было невозможно! Я снова здесь, в Ленинграде, где прошла моя длительная рабочая жизнь — и теперь я снова, быть может, буду в состоянии начать работать хоть немного, насколько позволят мне мои силы, которые восстановятся во мне с сознанием возможности снова работать! Я не знаю даже, кому мне говорить о том, что я чувствую, и как я признательна. Но, думая, что сделалось все это через Высокое учреждение, которого являетесь Представительницей, — я пишу Вам. Ну, это даже ни Вам, никому не будет нужно, пусть это не принято, пусть это не полагается — я все же повторяю: я беспредельно благодарна, что поверили и моему искреннему раскаянию, и моей порядочности старого общественного работника, и моему горячему желанию загладить работой мои какие бы то ни было оплошности и несознательные заблуждения. И хотя я, конечно, очень больна еще и слаба, но, сколько мне позволят воспрянувшие силы — то оставшееся мне время до неизбежного конца я смогу употребить на реабилитацию моего рабочего имени, как самой по себе, так и как дочери Крамского. Еще раз прошу простить меня, если я делаю что-либо, выходящее из рамок допускаемого. С глубоким уважением, Художница С. И. Юнкер-Крамская». ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 772. С. 199. Автограф. 

Автор - Елена Хорватова

«Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное - какая скука!» М.Цветаева

У Марины Цветаевой в жизни было две больших любви по имени Софья. Одну она называла только Соней. Вторую - только Сонечкой. Может быть, чтобы та не напоминала первую. Так случилось, что Цветаевой суждено было обеих пережить. И обеих - ненадолго. Эти страницы жизни поэтессы долгое время оставались неизвестными, Из ложного стыда или недостатка фактов, только в основном биографы тщательно обходили их стороной. Цветаева же никогда не была ханжой, и никогда "общественное мнение" не влияло на ее поведение - ей было тесно быть хоть чем-нибудь очерченной. Ей часто говорили: "Марина, так никто не делает!" И слышали в ответ: "А я - Кто!" до елабужской петли 31 августа 1941 года - все по-своему. Может быть, если бы не эта черта ее характера, не было бы многих дивных поэм и стихов. В том числе и порожденных Любовью.

 

София Парнок. Марина Цветаева

"НЕЗНАКОМКА С ЧЕЛОМ БЕТХОВЕНА"

С фотографии смотрит молодая женщина - лицо не особенно красивое, но властное. Тяжелый "лермонтовский" взгляд, резко очерченный подбородок, твердая линия рта, выпуклый крутой лоб. Это - Софья Яковлевна Парнок, поэтесса и литературный критик. Более полутора лет она заменяла Цветаевой весь мир, и они обе вдохновляли друг друга на творчество. Она была старше Цветаевой на семь лет. Рано лишившись матери, Парнок с детства чувствовала неприязнь к отцу и искала утешение в подругах. Ее первый роман с Надеждой Поляковой, однако, кончился несчастливо. Тогда она вышла замуж за человека, который оказался единственным мужчиной в ее жизни - литератора Владимира Волькенштейна. Этот брак не сложился и очень скоро распался по инициативе Парнок. Она стала пробивать себе дорогу в литературу и жизнь сама. И ... с помощью любимых подруг.

С Цветаевой они познакомились в начале октября 1914 года. Чувство вспыхнуло внезапно, что называется, с первого взгляда.

И лоб Ваш властолюбивый 
 Под тяжестью рыжей каски,
 Не женщина и не мальчик, 
 Но что-то сильнее меня! ( М.Цветаева)

Через день или два после первой встречи у Герцык-Жуковских Цветаева делает первое поэтическое признание в любви к Парнок в несколько капризном и задорном духе, как если бы вначале она не хотела осознать, что влюблена:

Вы счастливы? — Не скажешь! Едва ли! 
 И лучше — пусть!
 Вы слишком многих, мнится, целовали, 
 Отсюда грусть.

 Она смело и открыто признается в любви в начале четвертой строфы, а в остальной части стихотворения перечисляет, за что она любит, заключая самым шокирующим и, возможно, самым важным признанием:

За эту дрожь, за то, что неужели 
 Мне снится сон? 
 За эту ироническую прелесть, 
 Что Вы — не он.

Чем она покорила Марину - неженской силой, остротой ума, волевым взором, какой-то трагической безысходностью в лице?.. Через несколько дней после встречи Цветаева увидела Парнок в компании молодой женщины. Они весело катили куда-то на извозчике. Буря эмоций овладела душой Марины. Придя домой, она написала стихотворение, в котором утверждала себя на первом и единственном месте в сердце Парнок. Она не ошиблась в том, что глубоко тронула душу Сони. Осознав серьезность нового чувства, та порвала с прежней подругой, переехала на новую квартиру на Арбате, и Цветаева стала ее частым гостем.

Чувство было глубоко взаимным. Парнок отвечала Цветаевой не менее пылкой любовью, доходящей до последней рани, до страстного исступления, до терзаний ::

Ах, от смерти моей уведи меня
Ты, чьи руки загорелы и свежи,
Ты, что мимо прошла раззадоря.
Не в твоем ли опаянном имени
Ветер всех буревых побережий,
О, Марина, соименница моря...

Зимой 1915 года, бросив все, Цветаева уехала с Парнок отдыхать в Ростов Великий, сняв там номер в местной монастырской гостинице. Уже дома, в Москве, Цветаева вспоминала в своих стихах :

Как голову мою сжимали Вы, 
 Лаская каждый завиток, 
 Как Вашей брошечки эмалевой 
 Мне губы холодил цветок.

 Как я по Вашим узким пальчикам 
 Водила сонною щекой, 
 Как Вы меня дразнили мальчиком, 
 Как я Вам нравилась такой… 

Тем же летом подруги отправляются в Коктебель в гости к Волошину, а оттуда - в малороссийские Святые горы. К концу января друзья и родные Цветаевой уже потеряли надежду спасти ее от этой страсти. «У Марины [роман] усиленно развивается», написала Волошина Оболенской, «и с такой неудержимой силой, которую ничем остановить уже нельзя. Ей придется перегореть в нем, и Аллах ведает, чем это завершится».

Они были чем-то похожи, может быть, силой характера. Но в остальном сильно отличались друг от друга, даже в одежде. Марина одевалась ярко, в разноцветные блузки, Парнок - только в строгие, белые, из бумажной материи, чтобы было как можно меньше дамского. Цветаева ощущала себя в их отношениях маленьким ребенком, нуждающимся в защите сильной, заботливой и ласковой матери. И Парнок эту свою роль чувствовала:

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» — 
 Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня! 
 Ночью задумалась я над курчавой головкою, 
 Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя,— 
 «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Но под ударом любви ты — что золото ковкое 
 Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени, 
 Где словно смерть провела снеговою пуховкою...
 Благодарю и за то, сладостная, что в те дни 
 «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

София Парнок 
 

Любимой поэтессой самой Парнок была, кстати, древнегреческая Сафо, жившая на острове Лесбос в VII веке до нашей эры. Ее привлекали и несчастная любовь, и трагическая смерть роковой гречанки - от сердечных мук она бросилась с высокой скалы...

А как же отнесся к сердечной страсти Цветаевой ее муж Сергей Эфрон, за которого она вышла по сильной, самозабвенной любви зимой 1912 года, когда ей было двадцать лет? Он старался переждать это увлечение, поняв всю его серьезность, не мешал подругам и тщательно избегал показываться им на глаза. В конце концов он ушел братом милосердия на действующий фронт первой мировой войны. Цветаева продолжала сильно любить его и в то же время не могла жить без Парнок. Она очень страдала от такой душевной раздвоенности и была не в силах что-либо сделать. Только в июне 1921 года, когда уже давно все было кончено, она написала строчки, в которых выразилась ясно: "Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное - какая скука!"

В любви Цветаевой и Парнок с самого начала была обреченность на трагический исход. Обе поэтессы, испытывая поначалу огромное счастье друг от друга, в глубине души сразу почувствовали, что в итоге должны будут разойтись. Уже к осени 1915 года все повисло на волоске. Парнок вздыхала о новой "роковой госпоже", которую она намеревалась где-то встретить, Цветаева в стихах у ж е давно предупреждала ее, что "твоя душа мне встала поперек души". Нужна была только искра, чтобы эта бочка с порохом взорвалась. Как всегда в подобных случаях, повод оказался ничтожным.

Однажды Цветаева собралась на литературный вечер. У Парнок сильно болела голова, а в такие минуты она становилась невыносимой. Она ни за что не хотела отпускать от себя подругу. После долгих уговоров Цветаева все же уехала, но, приехав на вечер, тут же заторопилась обратно, предчувствуя, какая буря ожидает ее дома. Ее долго уговаривали остаться, но Марина оказалась непреклонна. Но когда она вернулась, то застала подругу ... мирно спящей. Это переполнило чашу терпения. И через двадцать лет Цветаева говорила, что никогда не простит Парнок того, что тогда не осталась из-за нее на вечере. Трещины в отношениях превратились в один большой зияющий провал.

София Парнок 

Окончательный разрыв произошел позже - зимой 1916 года. В феврале в Москву приехал Мандельштам, и Марина два дня пробродила с ним по улицам, родного города. Когда Цветаева пришла на Арбат к Парнок, выяснилось, что за "два мандельштамовских дня" все было кончено: "У той на постели уже сидела другая - очень большая, толстая, черная". Она молча развернулась и ушла.

С этого дня Цветаева стала тщательно вычеркивать из памяти все, что было связано с Парнок. Более того, Марина говорила, что даже о ее смерти не пожалела бы ни секунды, и действительно приняла сообщение о кончине бывшей подруги на первый взгляд равнодушно. И тем не менее, это было всего лишь бегство от собственной памяти: Парнок оставила в ее душе глубочайший след, стереть который поэтесса так и не смогла.

А что же сама Парнок? У нее было еще несколько романов, последний - уже перед самой смертью, когда поэтесса была тяжело больна. Ее "седой музой" стала Нина Веденеева, героиня последнего цикла ее стихов. Сердце Парнок буквально не выдержало переживаний закатной любви. На руках Веденеевой она и умерла в августе 1933 ода. Но до конца своей жизни она тоже хранила память о Цветаевой. Фотография Марины всегда стояла на столике у ее постели.

"Ни в одну из заповедей - я, моя к ней любовь, ее ко мне любовь, наша с ней любовь - не входила. О нас с ней в церкви не пели и в Евангелии не писали... Мы же обе шли только против "людей": никогда против Бога и никогда против человека." М.Цветаева.  

Голлидэй Софья Евгеньевна (1894 – 1934)

"ИНФАНТА"
Так Цветаева называла юную Сонечку Голлидэй. Она была известной актрисой 2-й студии Художественного театра, которой руководил Евгении Вахтангов. Ей прочили блестящее будущее на русской сцене ее талант был, по общему признанию, гениальным.

Спектакль "Белые ночи" по повести Достоевского, в котором она исполнила главную роль, стал целым событием в театральной Москве. После него все стали ходить именно на Голлидэй если в афишах читали ее имя, спектакль был заранее обречен на успех. «Сонечку знал весь город. На Сонечку – ходили. Ходили – на Сонечку. – „А вы видали? такая маленькая, в белом платьице, с косами... Ну, прелесть!“ Имени ее никто не знал: „такая маленькая“...» – вспоминала Цветаева в «Повести о Сонечке». Однако режиссер Мчеделов, который открыл Москве юную актрису, жаловался Цветаевой на ее трудный характер и говорил, что для Сонечки нужен свой театр: "Она сплошное исключение, на сцене только ее видно". Ум у Сонечки, по выражению Цветаевой, никогда не ложился спать.

Сонечка Голлидэй и Марина Цветаева

Видимо, это и привлекло Поэтессу к Актрисе.   Они познакомились весной 1919 года. когда Цветаевой было двадцать семь, а Голлидэй - двадцать три.  Сонечка возникла в тот зимний день, когда Цветаева читала в Студии Вахтангова свою «Метель». Их познакомил Антокольский:
«Передо мной маленькая девочка. Знаю, что Павликина Инфанта! С двумя черными косами, с двумя огромными черными глазами, с пылающими щеками.
Передо мною – живой пожар. Горит все, горит —вся... И взгляд из этого пожара – такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь! такое: люблю!» Павликина Инфанта – потому что о ней, для нее Антокольский писал пьесу «Кукла Инфанты». 

Павел Антокольский и Юрий Завадский

Дружба с Сонечкой была горячей и напряженной. Поначалу особый оттенок придавало ей и то, что обе подруги были увлечены Завадским. Это не разводило, а каким-то образом связывало их.
Восхищенная человеческой и актерской индивидуальностью Голлидэй, обиженная вместе с нею, что ее «обходят» ролями, Цветаева одну за другой пишет несколько романтических пьес, женские роли в которых предназначались для Сонечки. Увы! – Сонечке не довелось сыграть ни одной из этих ролей!  Цветаева посвящала ей стихи: 
Два дерева: в пылу заката
 Под дождем - еще под снегом 
 - Всегда, всегда: одно к другому, 
 Таков закон: одно к другому, 
 Закон один: одно к другому.

Это о двух любимых цветаевских тополях, которые стояли во дворе ее дома в Борисоглебском переулке, где Голлидэй была частой и желанной гостьей. А на самом деле - о Сонечке и Марине.
Они понимали друг друга с полуслова, даже совсем без слов, настолько породнились их души.

Была ли это гомоэротическая связь, как несколько лет назад с Софией Парнок? Если прочитать рядом «Стихи к Сонечке» и «Подругу», бросится в глаза неодинаковость чувств, вызвавших оба цикла, и выраженной в них авторской идеи. В «Подруге» открыто, отчасти даже с вызовом присутствуют Вы и Я – две влюбленные друг в друга женщины; героиня «Стихов к Сонечке» – условная героиня «жестоких» романсов, вобравшая в себя отдельные черты реальной актрисы Софьи Голлидэй. Страсть, ревность, любовная тоска, бушующие в «Подруге», отсутствуют во втором цикле: чувства берут начало не от живой жизни, а из традиционных литературных (на разных уровнях) образов. Разница поэтической задачи подчеркивает, что и чувства, вызвавшие эти стихи, были различны. В «Повести о Сонечке», где Цветаева с огромной нежностью и признательностью описывает свою дружбу с Сонечкой, она дает понять, что физической близости между ними не было: «Мы с ней никогда не целовались: только здороваясь и прощаясь. Но я часто обнимала ее за плечи, жестом защиты, охраны, старшинства...» 

Но не только это. Теперь Голлидэй была младшей, и не исключено, что Цветаева хотела оградить подругу от той горечи, какую ей самой пришлось пережить в отношениях с Парнок. Может быть, тот урок не был забыт и напоминал о себе болью за другого, другую. Кончив «Повесть о Сонечке», Цветаева делилась с А. А. Тесковой: «Все лето писала свою Сонечку – повесть о подруге, недавно умершей в России. Даже трудно сказать „подруге“ – это была просто любовь — в женском образе, я в жизни никого так не любила – как ее». Для них обеих это было огромное чувство, то счастье, которого так мало выпало на долю Цветаевой и благодарность за которое она хранила в сердце всю жизнь.

Однако дружба с Сонечкой была, как и большинство ее дружб, недолгой и, возможно, 
не столь горячей, как изобразит ее Цветаева в романтической "Повести о Сонечке".
Она исчезла так же внезапно, как и появилась: бросила Москву и вскоре вышла замуж. «Сонечка от меня ушла – в свою женскую судьбу, – писала Цветаева. – Ее неприход ко мне был только ее послушанием своему женскому назначению: любить мужчину...»

 "Как я люблю - любить!" В этих словах, сказанных Марине Цветаевой, вся Сонечка Голлидэй. На этом строилась - ломалась и жизнь ее, и актерская судьба. "Видно было, - пишет Цветаева, - что она сама - от любви к нему - и ко мне - и ко всему - умирает, революция - не революция, пайки - не пайки, большевики - не большевики - все равно умрет от любви, потому что это ее призвание и - назначение". 
 
 По-видимому, перед Мариной Ивановной она раскрывалась не вся, а может быть, чуточку "играла", вдохновив ее на создание десяти шутливых стихотворений под названием "Сонечке Голлидэй". Остроумно и метко спародированы в них "жестокие романсы", к которым питала слабость Софья Евгеньевна. Героиня стихов - незадачливая и невезучая девчонка, которая пребывает в состоянии постоянной и безнадежной влюбленности, доверчивая, простодушная, беззащитная, у которой один только путь "спасения".
 После осени 1919 года Марина Ивановна ничего не знала о Соне, в то время как та, по-видимому, жила внутренне очень трудно; все казалось ей тусклым и мучительным. С отчаяния, без любви "притворяясь живой", хотя "жизненный нерв" "притупился", из жалости и привычки, согласилась С. Е. Голлидэй выйти замуж за человека, обожавшего ее, но счастьем одарить, разумеется, не могшего. Обо всем этом она писала в марте 1920 года уже не Цветаевой. Голлидэй вышла замуж за директора провинциального театра.Стать знаменитой актрисой ей было не суждено -  уехав из Москвы, она обрекла себя на забвение, и если бы не Цветаева, о Голлидэй знали бы сейчас только историки русского театра.

Она по-прежнему обожала сцену, и даже когда начались жестокие боли в желудке Голлидэй заболела раком, она продолжала играть, а за кулисами ее все время ждала горячая грелка. Четыре года она прожила на гомеопатических снадобьях, которые облегчили ей страдания, а потом выяснилось, что операцию делать поздно. Голлидэй об этом так и не узнала полная радужных планов, она тихо скончалась во сне 6 сентября 1934 года.. Цветаевой сообщили о смерти Голлидэй только в тридцать седьмом...
 Муж Сонечки после её смерти "шагнул, хотя его громко окликали, под крышу, с которой сбрасывали глыбы льда"...

 Не просто цитируя Достоевского, а прямо включая Настеньку из «Белых ночей» в свою повесть, Цветаева кончает ее словами благодарности:
«...А теперь – прощай, Сонечка!
Да будешь ты благословенна за минуту блаженства и счастия, которое ты дала другому, одинокому, благодарному сердцу!
Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..» 

«С начала 16-го и где-то до конца 20-х Марина беспрерывно бросалась из одного романа в другой. Ее донжуанский список рос угрожающими темпами, но только это (вне творчества) позволяло ей чувствовать себя живой. Теперь вдруг (в 1937 году, уже после смерти Сони) она обнаруживает, что путешествие по давно отгоревшим чувствам, по давно забытым людям – наркотик куда более действенный, чем любовная горячка, изливаемая на окружающих. Ее обступают медленно выплывающие из тени фигуры…..И оживают самые жгучие, почти оглушающие любовные видения."

ВМЕСТО  ЭПИЛОГА

Марина Цветаева и Сергей Эфрон . Понтайяк ,1928г

Арестованного ранее Эфрона убили в августе 1941 года. Ходили слухи, что на допросе его собственноручно застрелил сам Берия. Он чем-то сильно оскорбил Эфрона, и тот в гневе схватил тяжелую крышку чернильницы, чтобы запустить ей в обидчика, но пуля опередила его.

Цветаева вряд ли успела узнать о смерти мужа. Еще в начале августа она с сыном Муром уехала из Москвы в эвакуацию и после долгих мытарств оказалась в богом забытой Елабуге. Работы не было, жить было нечем и не на что, поэтессе даже предложили стирать чье-то грязное белье. В итоге она не выдержала издевательств. Пожарила для сына какую-то рыбу. И... повесилась.

В 1992 году, когда отмечали 100-летие со дня рождения Поэтессы, патриарх Алексий II совершил отпевание Цветаевой в храме Большого Вознесения у Никитских ворот. Некоторые правоверные отнеслись к этому событию, мягко говоря, изумленно отпевать самоубийцу! Церковь дозволяет это лишь в том случае, если родственники погибшего предоставят справку от врача, заверяющую, что человек был психически больным и, следовательно, не мог отвечать за свои поступки. Здесь же дело явно обошлось без справки.

Я поинтересовалась тогда у своего знакомого, человека не только глубоко и искренне верующего, но и хорошо разбирающегося в подобных тонкостях, -что позволило сделать исключение для Цветаевой? "Любовь народная", ответил он. И больше не добавил ни слова.

Источник: http://blog.i.ua/community/1951/1114642/