Часть 1-я

- Даже не знал, что в Париже существует этот отель… - улыбнулся я. – В следующий раз обязательно поселюсь сюда, хотя бы на пару дней. Хочу заглянуть внутрь на минуту.
- Загляни… - улыбнулась миледи.

- А там уютно, мило… В следующий раз поселюсь здесь на ночку, может ко мне еще кто заявится… - пошутил я, выйдя на улицу.

Миледи рассмеялась и ничего не сказала.

- Скажи, Люси, Арамис тоже погиб на дуэли?
- Нет, он умер естественной смертью, как и его друг Портос… - быстро ответила графиня. – Кстати, мы приближаемся к дому, где жил этот бесшабашный дуэлянт. Помнишь его знаменитое высказывание: «А я дерусь просто потому, что – дерусь!»
- Помню… - кивнул я с улыбкой.
- К тому же он был неисправимый бабник, любитель выпить и хорошо покушать в трактире, не заплатив ни экю хозяину. Такие вечеринки обычно заканчивались драками, если трактирщики пытались содрать положенные деньги с этого буйвола. Его настоящее имя было Исаак Порто, он служил в роте капитана Дэсаара, которая была чем-то вроде военной школы для новобранцев. Так… пришли! Уже вижу его дом.

…«Портос занимал большую и на вид роскошную квартиру на улице Старой Голубятни. Каждый раз, проходя с кем-нибудь из приятелей мимо своих окон, у одного из которых всегда стоял Мушкетон в парадной ливрее, Портос поднимал голову и, указывая рукой вверх, говорил: "Вот моя обитель". Но застать его дома никогда не удавалось, никогда и никого он не приглашал подняться с ним наверх, и никто не мог составить себе представление, какие действительные богатства кроются за этой роскошной внешностью».

- Вот эти три окна его квартиры, как раз над парадным подъездом, у которого находился слуга Мушкетон, - сказала миледи, подняв голову в направлении цветов, что стояли на подоконнике.

– Сюда к нему тайно приходила герцогиня Кокнар, жена прокурора. Каждый раз приносила экю из сундучка скряги-мужа. Ведь бравому мушкетеру все время не хватало денег: то на золоченую перевязь, то на новую шпагу или обильный ужин в трактире…
- Он что – был очень хорошим любовником? – насмешливо спросил я.
- О! История об этом умалчивает! – засмеялась миледи. – Известно только, что Портос в конце концов стал лейтенантом, был на подхвате у Д’Артаньяна, который выполнял тайные поручения Мазарини, и уже не страдал безденежьем. В конце концов он женился на герцогине, когда та овдовела, «настругал» четырех детишек, и умер в старости, окруженный многочисленными внуками.

Мы с минуту постояли возле дома на улице Старой Голубятни (rue des vieux Colombier).

Затем миледи снова взяла меня за руку и ускорила шаг по направлению к Сене.
- Куда мы идем? – спросил я.
- Сейчас увидишь… - ответила блондинка.
Мы повернули направо, на rue du Dragon, дошли до бульвара Сен-Жермен, затем добрались по нему до rue du Bac, затем снова повернули направо.
Мы подошли к реке, уличные фонари еще не были выключены, и желтые отблески огней причудливо играли на поверхности Сены. Миледи подвела меня к крайнему дому, окна которого выходили прямо на мост Pont Royal. Я пригляделся и увидел мемориальную табличку на стене дома номер один. Подошел ближе и прочел надпись.

- Я так понимаю, здесь жил Д’Артаньян, после того, как его произвели в лейтенанты?
Миледи кивнула.
- Да, сюда он возвращался отдохнуть после многочисленных вылазок по поручениям кардинала Мазарини. Здесь он женился на богатой вдове, которая родила ему двух сыновей. При Людовике Четырнадцатом Д’Артаньян стал подполковником, ему был пожалован графский титул. Все его тщеславные мечты сбылись! Никто не вспоминает теперь о том, какой ценою достались ему эти награды – руки гасконца были по локоть в крови! Недаром в 1643 году, после смерти кардинала и Людовика Тринадцатого, на него было совершено покушение, слишком много врагов он нажил своими убийствами. Однако везение было долго на его стороне… - миледи вздохнула, и снова грусть мелькнула в ее голубых глазах. – Вместо него погиб Атос…
Она бросила взгляд на окна.
- Д’Артаньяна осыпали наградами, его дом превратился в музей, мало кто в Париже мог похвастаться такой роскошью и количеством фландрских ковров. Он стал командиром королевской гвардии, личным телохранителем короля Людовика Четырнадцатого, и сопровождал его карету от границы с Испанией до самого Парижа, когда тот женился там на испанской принцессе.
- И что, Д’Артаньян тоже умер в постели, окруженный детьми и внуками?
- Нет… - ответила миледи, - ему не сиделось в Париже, он постоянно рвался за приключениями. Наш герой слишком сильно поверил в то, что он словно заговорен от ударов клинков и пуль мушкетов неприятелей. В 1673 году при штурме крепости голландского города Маастрихт Д’Артаньян был смертельно ранен, пуля, выпушенная метким стрелком, попала подполковнику прямо в горло… И там же, у стен крепости, он и был похоронен.

Мы перешли на другую сторону улицы.

- А история с подвесками на самом деле имела место? – спросил я.
Миледи улыбнулась.
- Да, эта история не выдумана автором «Трех мушкетеров». Однако все было на самом деле гораздо проще. Герцог Беккингем сам вернул королеве ее двенадцать подвесок. О лжи Дюма свидетельствует хотя бы этот эпизод…
В руках у миледи оказался лист романа. Она прочла, едва сдерживая смех:

…« Д'Артаньян не знал королеву, но вскоре он отличил ее голос от других голосов - сначала по легкому иностранному акценту, а затем по тому повелительному тону, который невольно сказывается в каждом слове высочайших особ. Он слышал, как она то приближалась к этой открытой двери, то удалялась от нее, и два-три раза видел даже какую-то тень, загораживавшую свет.
И вдруг чья-то рука, восхитительной белизны и формы, просунулась сквозь драпировку. Д'Артаньян понял, что то была его награда; он упал на колени, схватил эту руку и почтительно прикоснулся к ней губами. Потом рука исчезла, оставив на его ладони какой-то предмет, в котором он узнал перстень. Дверь тотчас же закрылась, и Д'Артаньян очутился в полнейшем мраке. Д'Артаньян надел перстень на палец и снова стал ждать: он понимал, что это еще не конец. После награды за преданность должна была прийти награда за любовь».

- Какая чушь! – миледи резко бросила листок на землю. Бумага, подхваченная ветром, быстро понеслась прочь, в направлении Сены.
- Почему чушь? – недоуменно спросил я.
- Потому что королева была испанкой. А по испанским законам, тот, кто прикоснется к ней, должен быть немедленно казнен! Кроме лиц монаршего происхождения. И Анна не нарушала эти законы. Так что наш герой должен был уже в этот же день взойти на виселицу!
Миледи сделала плавное движение правой рукой вверх, и я обратил внимание на блеснувший в свете уличного фонаря великолепный красный рубин, в золотой оправе, что украшал безымянный палец красавицы. Графиня перехватила мой взгляд, но ничего не сказала.

- Идем, теперь я тебе расскажу о главном! – произнесла она после того, как мы почтили минутой молчания память героя произведений Дюма.
Спустя минут десять Люси вывела меня к городской ратуше. Огромное здание перед большой площадью с красивыми фонтанами. Со стороны улицы Риволи его украшали статуи государственных деятелей Франции.

Я сразу обратил внимание на первую из них.
Кардинал Ришелье.

Миледи замерла, устремив неподвижный взгляд на каменное изваяние человека, с которым ее тесно связало Провидение.
- Он был необыкновенным… - тихо произнесла Люси. – Своим умом он поражал современников, его политическое чутье было непревзойденным. Дюма написал, что он ненавидел королеву Анну Австрийскую. Какая наглая ложь! – голос миледи приобрел стальные нотки.
Она повернулась, и посмотрела мне прямо в глаза.
- На самом деле кардинал, он же Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье мучительно любил Анну. Он в двадцать девять лет стал ее духовным наставником и видел, как та мучается со своим непутевым супругом! Анна, дочь испанского короля, с детства была жизнерадостной, веселой, игривой. А здесь она попала, словно птица в клетку!
- И что – королева ответила ему взаимностью?
- И да, и нет… - туманно ответила миледи.
- Как это понимать? – ошеломленно спросил я.
- Женская натура – очень сложная вещь…- усмехнулась миледи. – Королева то питала нежные чувства к Арману, то ненавидела его за то, что он практически отстранил ее от власти! В один из таких моментов и подвернулся ей под руку герцог Беккингем, писаный красавец, разносторонний охотник.

Последняя фразу графиня произнесла с какой-то ироничной горечью. Я понял, что герцог сыграл немаловажную роль в судьбе миледи. Проследил за ее взглядом, обращенным к Сене сквозь струи фонтана. И снова вздрогнул, отчетливо увидев призрак из прошлого. Герцог Бекингем.

Она словно угадала мои мысли.
- Да, Дюма опять жестоко соврал, приписав мне организацию убийства герцога Беккингема. На самом деле все было не так!
- А как? – я почувствовал, что сейчас миледи приоткроет завесу над очередными парижскими тайнами семнадцатого века.
Она испытующе взглянула в мою сторону, и после паузы тихо заговорила:
- На самом деле я любила герцога Беккингема. И лишилась многого из-за этой страсти… Меня познакомили с ним во время одного из приемов в английском посольстве. Беккингем мгновенно вскружил мне голову, и я поняла, что – пропала! Наша любовная связь была стремительной и бурной. Я бросила мужа, графа Карлейла, когда поняла, что забеременела от герцога. По молодости я думала, что Беккингем обрадуется известию о нашем ребенке, однако он тут же оставил меня!
Миледи остановила рассказ, перевела дух, быстро смахнула с левой щеки блеснувшую при свете фонарей слезинку и продолжила:
- Я была в отчаянии! Родить без мужа считалось в то время несмываемым позором. К счастью, спустя месяц я получила предложение руки и сердца от графа Армана де Силлек д'Атос д'Отевилля. Он мило ухаживал за мною и сильно влюбился. Я приняла его предложение…
- И что же оттолкнуло мушкетера? Кто сказал ему о чужом ребенке?
Губы миледи сжались, глаза сменили голубой цвет на серый.
- Я открою тебе правду! Когда Беккингем сбежал от меня в Лондон, он проболтался об этом королю Англии, мерзкому Якову Первому, сыну казненной Марии Стюарт.
- Как? Зачем?
- Видимо, в перерывах между постельными ласками… - с горечью произнесла миледи.

Только тут до меня дошел смысл странной фразы «разносторонний охотник». На нашем языке такое явление обычно звучит как «двухстволка».
- Так, и что же дальше?
- Яков затаил ревность и злобу ко мне. И когда до него дошли слухи о взаимной влюбленности герцога Беккингема и Анны Австрийской, он решил отомстить своему любовнику. Сначала Яков передал известие о нашей связи и ребенке главной парижской интриганке герцогине де Шеврез, придворной даме королевы. На одном из приемов своего двора, во время танца с этой сплетницей. Та тут же донесла новость Анне Австрийской, и вдобавок – графу Атосу, моему мужу. Разгневанный Атос тотчас порвал со мною, королева люто возненавидела меня, и сразу остыла к Беккингему. Тот заметался, потом пытался объясниться с Яковым Первым, наговорил английскому королю гадостей, и вскоре был убит по его приказу неким Шелтоном.
- А как ты узнала, что именно де Шеврез доложила королеве известие?
Миледи снова подняла глаза на статую Ришелье. Теперь сквозь струи фонтана я отчетливо видел другой призрак.

- Он мне рассказал. Немного позже, после того, как удалил эту интриганку подальше из Парижа. Королева была разозлена этим обстоятельством, начала плести интриги против кардинала. И однажды даже задумала избавиться от Людовика Тринадцатого, с помощью заговорщиков, а потом выйти замуж за его брата, Гастона Орлеанского, которого объявили наследником престола. Ведь у супружеской королевской пары так долго не было ребенка! Но Арман де Ришелье разгадал замысел Анны, припер ее уликами к стене. И та на коленях умоляла простить его! Ришелье не смог переступить через свою любовь к королеве и погубить ее! Он взял с неё клятву, что та не будет мстить мне, Атосу, графу Карлейлу, моим друзьям. И помирил с нею короля, а вскоре у монархов родился наследник, будущий Людовик Четырнадцатый. Ришелье сильно переживал в этот год, я видела, как ему было трудно…
- Ты была близка с ним? – задал я не совсем скромным вопрос.
- Да… - в глазах миледи снова появилась влажная дымка. – Он и в постели был необыкновенным мужчиной… Благодаря ему я стала забывать о Беккингеме. Идем поближе к Лувру, покажу тебе место, куда я приходила под покровом ночи.
Мы подошли к дому, миледи жестом приказала мне остановиться. Вход к нему был закрыт железными воротами.

- Вот те окна на втором этаже. Там я снова почувствовала себя женщиной. Всего на несколько лет.
К концу жизни кардинал был измотан многочисленными интригами, которые плелись против него и королевской власти. У него была одна главная цель – укрепить позиции Франции в Европе, он подготовил себе в этом смысле хорошую замену – Мазарини. Ришелье умер 4 декабря 1642 года. На его похоронах я как будто почувствовала, что жить мне осталось тоже недолго. За мною пытался тайно ухаживать новый кардинал, но меня уже ничего не могло взволновать в той жизни…

Внезапно ворота странным образом как будто сами открылись, и я смог ближе подойти к дому.

Миледи следующие десять минут молчала, она медленно шла, взяв меня под локоть и рассеянно смотря перед собой. Я заметил, что мы идем по rue Saint Honore, затем миледи повернула налево, на rue de Prouvaire, и мы оказались перед церковью Святого Эсташа.

- Вот здесь крестился Арман Ришелье, он часто бывал в этом соборе. И я приходила именно сюда, чтобы лишний раз встретиться с ним взглядом. Там же произошло наше объяснение, перед тем, как мы стали любовниками…
Она бросила испытующий взгляд на меня, словно хотела узнать, как я отреагирую на это признание. Я молчал, рассматривая величественное здание церкви.
- Я должна помолиться. Подожди меня здесь пять минут, а потом приходи.
Миледи быстро прошла внутрь, а я с любопытством огляделся по сторонам. Стеклянные лабиринты, переходящие в многочисленные подземные магазины, отсвечивали серое парижское небо. На большой зеленой лужайке справа от собора было пустынно. Мое внимание привлекла огромная голова. Как будто она олицетворяла слушателей. Или, быть может, скульптор имел в виду что-то другое? Не знаю.


Я посмотрел на часы и медленно подошел к дверям церкви. Внутри снова звучала органная музыка, миледи стояла перед алтарем на коленях, ее взгляд был устремлен вверх, на распятие Христа. Удивительной красоты витражи отражали прекрасные ноты и снова возвращали их назад. Мое сердце внезапно защемило от жалости, я заметил, что по щекам миледи катятся слезы.

Собор расписан картинами Рубенса и других художников.

Миледи увидела меня, бросив мимолетный взгляд в мою сторону.
Мне стало неловко, и я вышел прочь.
Спустя три минуты появилась Люси. С просветленным взглядом, чуть покрасневшими веками, улыбающаяся мне загадочно, неповторимо…

Она весело воскликнула:
- Пойдем, я покажу тебе место, где доблестные мушкетеры Портос и Д’Артаньян буквально пожирали меня взглядами! На службе в церкви Сен-Ле, что на rue Saint-Denis. Здесь совсем рядом! Вспоминай, или я тебе расскажу наизусть это место в книге!
- Я с удовольствием послушаю…- улыбнулся я.
Миледи с непередаваемыми интонациями, вставляя свои колкие замечания, начала декламировать Дюма:

...Д'Артаньян, заметив однажды, что Портос направляется к церкви Сен-Ле, пошел за ним следом, словно движимый каким-то чутьем. Перед тем как войти в святую обитель, Портос закрутил усы и пригладил эспаньолку, что всегда означало у него самые воинственные намерения. Д'Артаньян, стараясь не попадаться ему на глаза, вошел вслед за ним, Портос прислонился к колонне. Д'Артаньян, все еще не замеченный им, прислонился к той же колонне, но с другой стороны. Священник как раз читал проповедь, и в церкви было полно народу. Воспользовавшись этим обстоятельством, Портос стал украдкой разглядывать женщин.
На скамье, находившейся ближе всех от колонны, к которой прислонились д'Артаньян и Портос, д'Артаньян заметил некую перезрелую красотку в черном головном уборе, чуть желтую, чуть костлявую, но державшуюся прямо и высокомерно. Взор Портоса украдкой останавливался на этой даме, потом убегал дальше, в глубь церкви. Со своей стороны, и дама, то и дело красневшая, бросала быстрые, как молния, взгляды на ветреного Портоса, глаза которого тут же с усиленным рвением начинали блуждать по церкви. Очевидно было, что этот маневр задевал за живое даму в черном уборе; она до крови кусала губы, почесывала кончик носа и отчаянно вертелась на скамейке. Заметив это, Портос снова закрутил усы, еще раз погладил эспаньолку и начал подавать знаки красивой даме, сидевшей близ клироса, даме, которая, видимо, была не только красива, но и знатна, ибо позади нее стояли
негритенок, принесший ее подушку для коленопреклонений, и служанка, державшая мешочек с вышитым гербом, служивший футляром для молитвенника, по которому дама читала молитвы.
Дама в черном уборе проследила направление взглядов Портоса и увидела, что эти взгляды неизменно останавливаются на даме с красной бархатной подушкой, негритенком и служанкой.
Между тем Портос вел искусную игру: он подмигивал, прикладывал пальцы к губам, посылал убийственные улыбки, в самом деле убивавшие отвергнутую красотку. Наконец, ударив себя в грудь, словно произнося mea culpa (Моя вина (лат.), она издала такое громкое "гм! ", что все, даже и дама с красной подушкой, обернулись в ее сторону. Портос выдержал характер: он все понял, но притворился глухим.
Дама с красной подушкой действительно была очень хороша собой и произвела сильное впечатление на даму в черном уборе, которая увидела в ней поистине опасную соперницу, на Портоса, который нашел, что она гораздо красивее дамы в черном, и на д'Артаньяна. Последний узнал в ней ту самую особу, виденную им в Менге, Кале и Лувре, которую его преследователь, человек со шрамом, называл миледи.
Не теряя из виду даму с красной подушкой, д'Артаньян продолжал следить за маневрами Портоса, очень забавлявшими его; он решил, что дама в черном уборе и есть прокурорша с Медвежьей улицы, тем более что церковь Сен-Ле находилась не особенно далеко оттуда. Сделав дальнейшие выводы, он угадал, кроме того, то, что Портос пытается отомстить прокурорше за свое поражение в Шантильи, когда она проявляла такое упорство в отношении своего кошелька.

Под конец чтения я просто хохотал от души, наблюдая за мимикой Люси Карлайл.
- Нет, ну каковы наши герои?! А!? В этом все они! Именно так выбивали деньги из несчастных женщин! Один притворяется, другой – шпионит! Потом Д’Артаньян поволочился за мной в Сен-Жермен, где я его благополучно послала прочь! Обиделся сразу будущий герой, самолюбив был до умопомрачения… Вот и церковь Сен-Ле!

Мы зашли внутрь, миледи показала мне место, где она сидела во время той проповеди, и колонну, что подпирал могучим плечом Портос. Рядом с ней видимо со вчерашнего вечера спал клошар.

Спустя пять минут мы покинули церковь, Люси снова взяла меня под руку, и мы пошли по парижским улицам. Миледи рассказывала мне о своей недолгой жизни при хитром Мазарини, этом итальянце-скряге, но я рассеянно слушал ее, больше думая о другом. Мне не терпелось узнать, каков был конец жизни миледи, и что за Грань отделяет наше сознание от того непостижимого понимания, за которым кроется столько тайн. Я чувствовал, как незаметно, но властно и бесповоротно поддался обаянию Люси Карлайл, как эта необыкновенная женщина проникла в мою душу и завоевала её, а в моем сердце уже выросли первые робкие листики алого цветка под названием «Любовь»…
Я не заметил, как мы миновали Елисейские поля, Триумфальная арка нависала над нами серой громадиной; потом повернули направо и подошли к отелю «Элизе Серамик».

По крышам парижских домов уже весело скользили солнечные лучи, они отсвечивались в многочисленных окнах мансандр, мимо все чаще проносились автомобили, а на одной из улиц я заметил первый пассажирский автобус.

Город просыпался.

Я открыл тяжелую парадную дверь отеля, пропустив вперед прекрасную женщину. Мы скользнули мимо стойки портье, поднялись на второй этаж. Я в волнении никак не мог вставить ключ в замочную скважину двери моего номера; миледи тихо засмеялась, отодвинула меня в сторону и спустя несколько секунд вошла внутрь. Моя постель сверкала изысканной белизной, одеяло было чуть откинуто, подушки словно призывали бросить на кровать уставшее тело и замереть…
Наступила неловкая пауза.
Миледи приподняла правую руку и погладила ладонью мои волосы. Кожу обдало горячим, чем-то царапнуло, и я невольно отшатнулся…
- Ты ждешь, чтобы я рассказала тебе, что было дальше?
Я кивнул, в волнении прикоснулся рукой к плечу женщины. Она отстранилась, и, смотря мне прямо в глаза, проговорила:
- У Дюма я заклеймена знаком проститутки – выжженной на плече лилией. Сейчас ты увидишь, что это не так. И к тому же я должна переодеться, чтобы снова уйти за Грань. Надо встретиться с ним не в черной, а праздничной одежде. Сегодня как раз тот самый день года, когда я… когда мы с Арманом стали близки друг другу. И, хотя моя самая безумная страсть принадлежала Беккингему, все же Ришелье был ближе мне, дороже, как человек…
С этими словами она быстро сбросила черную блузку на пол, обнажившись до пояса. Мой взгляд, помимо воли, устремился на ее красивую грудь. Миледи улыбнулась, взяла мои ладони и провела ими по своим плечам.
- Ты разве чувствуешь или видишь эту проклятую лилию?
Плечи миледи были девственно чистыми. Мое внимание привлек лишь белый след – тонкий шрам чуть правее ее левого соска.
- Никакой лилии нет! – в волнении произнес я. И, расхрабрившись, прикоснулся рукой к белой точке на груди миледи.
- Да, это след от смертельного удара шпагой, что нанес мне один из мушкетеров де Тревиля… вот здесь, в этой комнате… - медленно и отчетливо произнесла миледи. – И сделал он это по приказу капитана мушкетеров. Который выполнил поручение королевы Анны Австрийской. После того, как кардинал умер в 1642 году, а вслед за ним и Людовик Тринадцатый, никто уже из высших сфер не мог защитить меня от мести испанки! Она нарушила свою клятву, данную Ришелье! Но я…
Миледи сделала паузу и мягко отстранила мою руку от своей груди.
- Я не в обиде на нее за это. Провидение наказало королеву, заставив медленно дряхлеть и мучительно умирать в далеком монастыре. А я осталась навечно молодой и красивой. И теперь…

Люси быстро надела неизвестно откуда взявшуюся блузку розоватого цвета, моду ее 17-го века подчеркивали красивые тонкие полоски материи, сплетающиеся в пучки от плеч и спускающиеся ниже локтя сантиметров на двадцать. Миледи отошла к зеркалу, критически оглядела себя, слегка подкрасила губы розовой помадой и обернулась.

Ее счастливая улыбка, взгляд, в котором виднелась любовь, заставили меня ошибиться. Мгновенное желание свело меня с ума. Я рванулся к графине, надеясь обнять ее, жарко поцеловать, и увлечь в постель, однако она мягко, но решительно остановила меня горячей ладонью; потом, не давая мне опомниться, легонько поцеловала меня в щеку и тихо прошептала:
- Прощай, Анатоль. Мне было интересно с тобой. Но я должна была уйти уже с первыми лучами солнца… Прощай… не забывай меня…

Внезапно подул сильный ветер, ее светлые кудри разметались в разные стороны, чуть задели мое лицо, я пытался прижать их к губам, но это не получилось.
Она исчезла, растворилась в воздухе, словно налетевший ветер пригнал тяжелые тучи, закрыл солнце и смел блистающую радугу. Все звуки за окном мгновенно стихли, белые стены комнаты стали стремительно темнеть, и я упал на постель, закрыв глаза от ужаса…

*****

… Я медленно приоткрыл веки и поморщился. Сквозь небольшую щель между шторами проникал луч солнечного света, он падал прямо на мои глаза; тысячи мельчайших пылинок клубились в воздухе и, казалось, забивали мне рот и ноздри.
Я закашлялся, чихнул, и окончательно проснулся. И тут же вспомнил все мельчайшие подробности рассказа миледи. В первый миг мне стало страшно, но потом я осознал:
«Вот это был сон!! Такие чудеса мне никогда не приходили в грезах! И вряд ли когда они повторяться… Вот это да! Будет что рассказать в Москве!»
Я с полчаса лежал, сначала улыбаясь, потом уже смеясь в голос над своими страхами. Наконец встал, пошел в ванную комнату умыться и побриться. Едва я взглянул в зеркало, как отшатнулся и схватился рукой за щеку. Отняв ладонь, увидел на пальцах едва заметную розовую полоску.
- Ерунда… Не может быть… - пробормотал я. - Измазался в чем-то…
Я стремительно вылетел в комнату, и оглядел то место, куда в моем сне миледи сбросила черную блузку.
Ничего нет. Пусто.
Мой взгляд упал на изголовье кровати, где на тумбочке мирно покоился пухлый том Александра Дюма, что накануне принесла мне Луиза.
«Ура! Он в целости и сохранности, а не разлетелся на отдельные листы! Значит – это точно был сон!» - возликовал я и схватил книгу.
- А вот и закладка моя, как раз в середине романа «Двадцать лет спустя», - вслух произнес я. – Сейчас почитаю, что было дальше!
С этими словами я просунул средний палец в щель между страницами и развернул книгу. Горячая волна с огромной силой захлестнула мое тело, - так кровь безумным прибоем прилила к коже. Если бы в этот миг я увидел Эйфелеву башню, перевернутую вверх тормашками, то удивился бы гораздо меньше…

В томе Александра Дюма лежал тот самый золотой перстень с рубином, что я видел на пальце миледи.

Вздрогнув всем телом, я едва справился с желанием бежать прочь из этой комнаты; спустя пять минут, чуть придя в себя, я осторожно взял в руки драгоценность, подаренную мне Люси Карлейль, повертел ее и примерил. Перстень легко вошел на мой левый мизинец. Мне сразу стало легче, безудержный страх улетучился. В этот момент я увидел, как в правой части книги Дюма бесследно исчезли строчки, остались только белые листы плотной бумаги.
Безотчетное чувство, скорее даже желание заставило меня взять со стола ручку и, чуть подумав, витиеватым почерком вывести на чистом листе крупными буквами заглавие: «ПАРИЖСКИЕ ТАЙНЫ МИЛЕДИ».

Выражаю благодарность фотографу из Питера Анатолию Худобину за снимки модели, очень напомнившей мне графиню Люси Карлейл, мою миледи.