– Алло, это бюро находок? – спросил детский голосок.
– Да, малыш. Ты что-то потерял?
– Я маму потерял. Она не у вас?
– А какая она твоя мама?
– Она красивая и добрая. И еще она очень любит кошек.
– Да, как раз вчера мы нашли одну маму, может быть это твоя.
Ты откуда звонишь?
– Из детского дома №3.
– Хорошо, мы отправим твою маму к тебе в детский дом. Жди.
Она вошла в его комнату, самая красивая и добрая,
а в руках у нее была настоящая живая кошка.
– Мама! – закричал малыш и бросился к ней.
Он обнял ее с такой силой, что его пальчики побелели.
– Мамочка моя!!!
Настя вышла замуж по большой-пребольшой любви, и молодая семья сразу задумалась о продолжении рода. Несколько лет не получалось забеременеть, но ребята старались, и вот оно счастье — родилась дочка, Олечка.
Сероглазая блондинка, ангелочек Олечка была болезненной худенькой малышкой — из аллергий скатывалась в простуду, оттуда плавно перетекала в ветрянку и дисбактериоз, диатез у ребенка начинался даже от взгляда на фрукты. Настя вилась вокруг дочки и мужа (он оказался замечательным добытчиком денег, но абсолютно бесталанным в быту), бессонные ночи стали правилом, на работу она так и не вышла, свободные минуты были действительно минутами.
Ранее
утро… 8 марта. Будильник зазвенел и, даже не успев как следует начать
свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся,
тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Стало чуть светать.
Я
бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил
забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже
голову, я приближался к базару. Я ещё за неделю до этого решил: никаких
роз, только весенние цветы… праздник же весенний.
Я подошёл к
базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми
весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошёл. Да, цветы действительно
красивы.
- А кто продавец, - спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты сынок подожди, она отошла ненадолго, щас вернётся, - сказала тётка, торговавшая по соседству солёными огурцами.
Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена.
Напротив меня стоял старик.
Пока мы живы, можно все исправить...
Все осознать, раскаяться... Простить.
Врагам не мстить, любимым не лукавить,
Друзей, что оттолкнули, возвратить...
Пока мы живы, можно оглянуться...
Увидеть путь, с которого сошли.
От страшных снов очнувшись, оттолкнуться
От пропасти, к которой подошли.
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь - как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Ангел-хранитель, зажги мне свечу,
Чтобы увидеть, туда ли лечу.
Не заблудилась порою ночной…
К цели лечу ль я дорогой прямой.
Ангел-хранитель, подставь мне плечо.
Сердце пылает, в груди горячо.
Можно мечтать, но трудно посметь.
Сладко летать, но трудно взлететь.
Ангел-хранитель, подставь мне крыло.
Дай долететь всем невзгодам назло.
Мне б отдышаться хоть пару минут,
С новою силою крылья взмахнут.
И понесут сквозь грозу и туман
К вечному солнцу сквозь жизни обман.
Пусть упадёт с моих глаз пелена –
Видеть хочу, что лечу не одна?
Мы сидели за ланчем, когда моя дочь как бы между делом упомянула, что она и ее муж подумывают о том, чтобы «завести полноценную семью».
— Мы тут проводим опрос общественного мнения, — сказала она в шутку. — Как думаешь, может, мне стоит обзавестись ребенком?
— Это изменит твою жизнь, — сказала я, стараясь ничем не выдавать своих эмоций.
— Я знаю, — отозвалась она. — И в выходные не поспишь, и в отпуск толком не съездишь.
Но это было совсем не то, что я имела в виду. Я смотрела на мою дочь, пытаясь почетче сформулировать свои слова. Я хотела, чтобы она поняла то, чему ее не научат ни на каких дородовых курсах.
Мне хотелось сказать ей, что физические раны от родов заживут очень быстро, но материнство даст ей такую кровоточащую эмоциональную рану, которая никогда не затянется. Мне хотелось предупредить ее, что впредь она уже никогда не сможет читать газету без внутреннего вопроса: «А что, если бы это случилось с моим ребенком?» Что каждая авиакатастрофа, каждый пожар будет преследовать ее. Что когда она будет смотреть на фотографии детей, умирающих с голода, она будет думать о том, что на свете нет ничего хуже смерти твоего ребенка. Читать далее
Свой зонт, как всегда, забыв,
закутавшись в тонкий плащ,
она уходила в дождь
тихонько шепнув: «не жди».
И дверь за собой закрыв,
сдержав неуместный плач,
она уходила в ночь,
чтоб душу свою спасти…
И знала, что никогда
не сможет обман простить,
забыть про «святую ложь»
и горькой обиды вкус…
А с неба текла вода…
И, тщетно пытаясь скрыть
В ладонях замёрзших дрожь,
она напевала блюз…
А ливень не утихал,
оплакивая мечты…
И грустный звучал мотив
мелодии сентября…
Лишь город промокший знал
бессилие немоты…
Как трудно порой уйти,
чтоб вновь обрести себя…
Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери