Эдуард Улан. Золотой ангел. 2009

Шёл дождь. И рыбы гнёзда свили
На старой иве у ворот.
И разум в полусне, как в иле,
Твердил: проснись - и дождь пройдёт.

Но дождь всё шёл. Икру метали рыбы,
И бились волны в мутное окно,
И свет померк, и словно в воду глыбы,
Секунды падали на кафельное дно.

Сочились трещины, стонали тихо стены
И на стекло ложился сонный ил.
Я перекладывал слова, картины, сцены,
Смотрел в окно и заново твердил:

- Так мир был разделён на до и после,
И невод опустел без рыбаря,
И день застыл на медленном вопросе:
Здесь всё не зря? Здесь все из нас не зря?

И если радуга не вынырнет из моря -
Шуметь волнам отныне и везде,
И если сгинуть мне, да будет свыше воля -
В отсутствие земли, предать меня воде...







Андрей Катрич. Шёл дождь. 2019

В моей природе два начала,
и мать, баюкая меня,
во мне двух близнецов качала:
кость трезвости и кровь огня.

Но кровь и кость, два равных рвенья,
вступив с младенчества в борьбу,
отметили мою судьбу
печальным знаком раздвоенья.


О музыка, тебя ли слышу
я над собою по утром?
Ты крест в мою вставляешь крышу,
и дом - не дом уже, а храм!

Всесильная, одна ты можешь
и кровь, и кость в себя вобрать.
Ты мне едва ли жить поможешь,
зато поможешь умирать.










Анна Присманова. Близнецы. 1946

Рафал Олбински. Визуализация. 2006

На проспекте редеет шуршащий поток.
У метро собирают последний лоток.
И последний киоск запирают на ржавый засов -
начинается ночь - время сов.

Совы-птицы бесшумно слетаются в дол.
Совы-люди угрюмо садятся за стол.
И кружит сова в лабиринте крон,
чуя каверзы мрака матёрым нутром.

И плывёт напрямик вместе с твердью стола
сквозь извивы времён человек-сова.

Борис Штерн. Время сов. 1993



Рене Магритт. Возвращение на родину. 1959

Однажды под Пасху мальчик
Родился на свете,
Розовый и невинный,
Как все остальные дети.
Родители его были
Не бедны и не богаты,
Он учился, молился Богу,
Играл в снежки и солдаты.
Когда же подрос молодчик,
Пригожий, румяный, удалый,
Стал он карманным вором,
Шулером и вышибалой.
Полюбил водку и женщин,
Разучился Богу молиться,
Жил беззаботно, словно
Дерево или птица.
Сапоги Скороход, бриолином
Напомаженный, на руку скорый...
И в драке во время делёжки
Его закололи воры.
В Калинкинскую больницу
Отправили тело,
А душа на серебряных крыльях
В рай улетела.
Никто не служил панихиды,
Никто не плакал о Ване,
Никто не знает, что стал он
Ангелом в Божьем стане.
Что ласкова с ним Божья Матерь,
Любит его Спаситель,
Что, быть может, твой или мой он
Ангел-хранитель.

Георгий Иванов. 1916

Это - не синий цвет, это - холодный цвет.
Это - цвет Атлантики в середине
февраля. И не важно, как ты одет:
всё равно ты голой спиной на льдине.

Это - не просто льдина, одна из льдин,
но возраженье теплу по сути.
Она одна в океане, и ты один
на ней. И пенье трубы, как падение ртути.

Это не искренний голос впотьмах саднит,
но палец примёрз к диезу, лишён перчатки,
и капля, сверкая, плывёт в зенит,
чтобы взглянуть на мир с той стороны сетчатки.

Это - не просто сетчатка, это - с искрой парча,
новая нотная грамота звёзд и полос.
Льдина не тает, словно пятно луча,
дрейфуя к чёрной кулисе, где спрятан полюс.










Иосиф Бродский. Февраль 1993

Рафал Олбински. Плакат к опере Рихарда Вагнера
"Тристан и Изольда". 1994

Будут сладкими ливни, будет запах полей,

И полёт с гордым свистом беспечных стрижей,

И лягушки в пруду будут славить ночлег,

И деревья в цветы окунутся, как в снег,

Свой малиновка красный наденет убор,

Запоёт, опустившись на низкий забор, -

И никто, ни один, знать не будет о том,

Что случилась война, и что было потом.

Не заметят деревья и птицы вокруг,

Если станет золой человечество вдруг,

И весна, встав под утро на горло зимы,

Вряд ли сможет понять, что исчезли и мы.








Сара Тисдейл. Февраль 1920

прости мне немоту

издавнюю слепую

глухую немоту

прокуренную комнату

и ветер вечно слева

когда иду за хлебом

за чаем и вином

прости мой телефон

он ловит нас на слове

и голос искажает до того

что меня стали узнавать

на улицах

как радиогероя

затмившего усталостью Улисса

и память обманувшего в их сердце

об имени своём

Павел Настин. Клоун и Зима. 1998

На ветках сосен и берёз
растут цветы и попугаи,
на их иголках - сотни пчёл
и белые ромашки мая.

Берёза - это пианино,
оно купается в снегу,
и клавиши летят в зенит,
и тело голубя звенит.

На ветках новогодней ели
висит серебряный сервиз,
как будто ель ныряла в воду,
и к ней прилипли караси.











Валерий Артамонов. Ель. 1998

Дебора Астапова. Новогодняя ёлка. 1961

В платяном шкафу чудес немало.
Ты со шкафом не шали.
Ты не помнишь ли, на что упала
роза? Не на лапу ли?

А упав, та роза уколола.
Зимний ветер - мукомол.
Мороз и солнце, как луна и школа,
а ненастье - просто вол,
исполненный очей. А роза
удалена из лапы пса.
В стране чудес живёт лиса,
и дали имя ей Алиса.

Некий пингвин робко прячет
тело своё в утёсах.
Это значит, полевая лилия
опасается за жизнь.










Валерий Артамонов. 1998

Рокот анемоны спит в электричестве
Золото заката возвратилось
в чёрную реку
Стало больно от чёрного снега
В тот год умерли медные змеи
И верблюды отправились в пустыню
за горной
водой
Тихо по стенам всходила вода
Карнизы смотрели в океанские дали
Кошки спали на самом краю небытия
И кто-то говорил во сне
Странно приподымая руку
О самом страшном -
О измене









Борис Поплавский. Декабрь 1931

Сальвадор Дали. Рождение божества. 1960

Пегасы, красавцы пегасы.
Мои деревянные кони...

В детстве знавал я счастье
кружиться под визг шарманок
в праздничном шуме и блеске
на скакуне деревянном.

В воздухе пыльном и синем
мигали, мелькая, свечи,
а в небе светился осенний,
усеянный звёздами, вечер.

О где вы, радости детства,
когда за медяк на ладони
подхватят красавцы пегасы,
умчат деревянные кони...

Антонио Мачадо. 1907



Тито Саломони. Карусель. 1984

Чёрно-голые деревья.
Лёгкость статуй. Тяжесть тумб.
Пахнет свежестью и влагой
От больших цветочных клумб.

Звонко цокают копыта.
Пронеслась... И скрылись вдаль
Тёмно-рыжая кобыла,
Амазонка и вуаль.

И, смешавшись с вялым тленом
Прошлогодних серых мхов,
Долго держится в аллее
Запах сладостных духов.











Дон-Аминадо. В Булонском лесу. Март 1927

Рене Магритт. Препятствие пустоты. 1965

Мне некогда ждать - я могла умереть,
Идеями светлыми крест подпереть,
Золой упорхнуть из трубы дымовой.
Кровавые розы войны мировой
Цветут над моей головой.

Мне некогда ждать - я сто раз сожжена,
Сто раз задохнулась, всплывая со дна,
Сто раз распахнула курган моровой.
Кровавые розы войны мировой
Цветут над моей головой.

Мне некогда ждать - ведь покуда живёшь,
Летящая бомба, ползущая вошь
Летят и ползут на твой запах живой.
Кровавые розы войны мировой
Цветут над моей головой.

Давай же обнимемся, как жернова
На мельнице в нежную ночь Рождества,
Погасим сознанье и выйдем на свет
На целую тысячу лет,
Где розы небесные над головой
В лазури цветут вековой, -
Ясней не скажу - тут неясности нет.









Юнна Мориц. 1979

Сальвадор Дали. Медитативная роза. 1958

Аверкий тупо думал:
- Едет осень на пегой кобыле...
(И.А.Бунин. Худая трава)

Едет осень на пегой кобыле,
И за нею плетётся луна
В облаках, как в холодном мыле,
С непогоды худа и бледна.

Растеряв по лесам и полянам
Азиатских теней письмена,
Едет осень, одетая спьяну
В листопада, желта и красна.

Едет осень, ненастьями плача,
И под нею колышется грязь,
И под ветром качается кляча,
По-кобыльему матерясь.

Александр Тимофеичев. Октябрь. 2013

На гибких ветвях человеческих жизней -
узорчатые зелёные листочки.
Листья Добра - их больше всего,
нежные листья Любви и листья Страха -
они обычно растут где-то внизу и их мало.
Листья Верности, может быть, не самые красивые,
но наверняка самые необходимые...

Есть листья не похожие на другие,
ни в каких гербариях не описанные,
они встречаются редко, и их надо особенно беречь.

Качаются под ветром живучие гибкие ветви,
но рано или поздно приходит Осень,
облетают пожелтевшие от времени листья,
и очень важно, чтобы узор ковра,
который они выстелят на земле,
был светлым, звонким и чистым.

Это очень важно для будущей Весны.










Леонид Енгибаров. 1935-1972. Листья

Рафал Олбински. Роман в листьях. 2003

Я долго думал, откуда на улице взялся тигр.
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал.
В это время ветер дунул,
И я забыл, о чём я думал.
Так я и не знаю, откуда на улице взялся тигр.

Даниил Хармс. Тигр на улице. 1936



Рафал Олбински. Цирковая афиша. 1980

Подари мне ещё десять лет,
десять лет,
да в степи,
да в седле.
Подари мне ещё десять книг,
да перо,
да кнутом
да стегни.
Подари мне ещё десять шей,
десять шей,
да десять ножей.
Срежешь первую шею - живой,
срежешь пятую шею - живой,
лишь умоюсь водой дождевой,
а десятую срежешь - мёртв.
Не дари оживляющих влаг
или скоропалительных Солнц, -
лишь родник,
да сентябрь,
да кулак
неизменного солнца.
И всё.










Виктор Соснора. Обращение к сове. Август 1963

Близкое порою нас не тронет,
А чужое кажется родным.
Не поймёшь, хохочет или стонет
Дикий голубь голосом грудным.
Чуть примолк и начинает снова,
И зовёт меня в степную даль.
И душа по-прежнему готова
Всё принять - и радость, и печаль.
Как предтеча музыки и речи,
Речи, что не выльется в слова,
Рвётся голос страсти человечьей
Из груди иного существа.
Вот и сам певец. Степенный. Кроткий.
Кроток, кроток, а не приручён!
Ходит он пружинистой походкой,
В сложенные крылья облачён.
Лучшая одежда - это крылья:
Хорошо сидит, прочна, легка,
Не боится ни дождя, ни пыли.
И уносит нас под облака.
Вот сейчас расправит крылья голубь -
И они послушно понесут
Радужною грудью скрытый голос,
Голосом наполненный сосуд...








Валентин Берестов. Дикий голубь. 1962

Рене Магритт. Благородное семейство. 1963

Я завтра скажу твоему мужу:

"Я люблю её глаза!"

Он всё поймёт,

он поймёт, что хлеб пахнет полем,

а земля после дождя дымится.

Он же поймёт!

Утро наступает потому,

что ты открываешь глаза.


А ещё я люблю твои глаза

потом, что это окна,

через которые я смотрю на мир.










Леонид Енгибаров. 1935-1972. А я люблю твои глаза

Рафал Олбински. Новое тысячелетие. 2000

Представляете - июнь!
Благодать, куда ни плюнь.

Светло-розовый лужок,
Жёлтенькая речка...
Вылезли на бережок
Два жёлтых человечка.

Синий дождичек пошёл,
Синим всё покрасил,
Выпал сладкий порошок,
Лужицы заквасил.

Я стою в дурманчике,
Очень, очень рад.
Предо мной в туманчике
Летний детский сад.

Дети все нарядные
И в комбинезонах.
В них работать можно
В запрещённых зонах.

Няни детям раздадут
Всем противогазы.
И они гулять пойдут,
Не боясь заразы.

Вот собачка бегает
И трясёт рогами,
Пробежала курочка
С четырьмя ногами.

Капли свежей ртути, тишь...
Благодать в июне,
Целый день себе стоишь
И пускаешь слюни.


Эдуард Успенский. Экологическая идиллия. 2005

Рафал Олбински. Афиша к опере Франческо Чилеа "Адриана Лекуврёр". 1995