ПРЕЛЮДИЯ


"Нет, я не Байрон, я другой"...

Он рисовал в альбом не профиль милый,
портрет - три четверти - был полон скрытой силы:
испанец, живший сотни лет назад,
вернулся в день, похожий на стеклянный -
зима, от снега белые Тарханы,
и мальчика обрадованный взгляд.
Он не художник. Выбрал наугад
он образ гранда с цепью филигранной:
об этом предке, покорявшем страны,
в семье отца нередко говорят,
соратник Альба, сам аристократ,
его страшился Альбион туманный,
его кляли и кратко, и пространно.
...врагам назло, удачлив и богат,
в жестоких битвах шрамами изранен,
отмечен королевскими дарами...
А мальчик смотрит в сонный тихий сад
и чувствует жару, и ветер пряный,
и сумрачной Кастилии туманы,
и андалузских лавров аромат.
Ему с дворнёй общаться не велят,
а маменька скончалась слишком рано
и бабушка Арсеньева упрямо
твердит, что в этом папа виноват.
Когда бы у него был старший брат,
они бы вместе застеклили в раму
реальный облик Лерма: гордый, славный,
веками воплощающий азарт
эпохи авантюр и древних карт...

Он рисовал в альбом не профиль нежный:
без чёрной шляпы под плюмажем белоснежным -
был старый герцог вновь запечатлён,
но только не придворным живописцем,
а тем, кто зримо сущности и лица,
вне всяких расстояний и времён,
с талантом гениального провидца,
умел создать. В рассказанном о нём
так мало настоящих очевидцев,
как будто жизни краткие страницы
обожжены - невидимым огнём...

Светлана Барышева