Конец света всё близок, и я желаю Вам, мой любимый молчаливый актёр, попасть после смерти в актёрский ад. Это мир, состоящий из тысячи зеркал. Одних только отражений, и ничего больше. Везде, повсюду, куда ни кинешь взгляд, только Ваши отражения, и ничего больше. Без грима, без прикрас. Одно только лицо, до боли знакомое. Каждая чёрточка, морщинка, родинка – всё как на ладони. Один только Вы. И никого больше. И нет возможности отвернуться или закрыть глаза. Бесконечно долго смотреть в разные стороны в поисках ещё хоть кого-нибудь, и, не найдя никого, кроме тысячи своих лиц, бежать без оглядки. Долго, пока силы не оставят Вас. И вот тогда, изнемогая от усталости, так и не сумев убежать от бесконечных отражений, которые будут преследовать Вас везде, куда бы Вы ни бежали, Вы в ярости начнёте разбивать эти зеркала. Одно за другим. Снова и снова. Тысячи осколков полетят в разные стороны, многие из них глубоко врежутся в Ваши руки. Но Вы не будете замечать ни боли, ни льющейся из ран крови. Снова и снова Вы будете бить зеркала с опостылевшем отражением. Пока, наконец, не разобьёте все до единого. И лишь тогда, уничтожив свой ад, Вы увидите другие миры – миры людей, которые Вам не знакомы. Эти миры сделаны из других материалов. Все из разных. И Вам захочется побывать в каждом из них, Вам захочется увидеть другие лица и новую жизнь. Чужие отражения, мысли, чувства, тысячи других миров.

Зеркало не сможет питать Вас вечно.

И вот тогда, возможно, всё изменится. Мир сдвинется с места. Ваш мир.

Так странно: смотришь на актёров, которые из кожи вон лезут, чтобы тебя поразить, вытаскивают из себя все жилы, краснеют, бледнеют, бегают сломя голову по сцене, обливаются литрами пота, но при этом не вызывают никаких эмоций, кроме, местами, раздражения. Раздражения из-за того, что как бы человек ни выжимал из себя все соки, если в нём мало таланта, едва ли ему есть чем удивить публику, кроме багрового цвета лица от высокого давления.

Происходящее на сцене - это, на мой взгляд, не актёрская игра, а изнуряющие спортивные соревнования. Актёры напрягаются так, словно в следующую секунду упадут замертво от перенапряжения. Зачем так себя мучить - мне осталось непонятно.

Сухово-Кобылин в гробу переворачивается: его прозу играют в джинсах и замызгранных молодёжных костюмчиках. Выглядит это как нехватка денег на костюмы, однако, думаю, что официальная версия звучит красиво: концепция!

Перенесение действия в наше время сейчас стало очень модно. Во-первых, не нужно заморачиваться на стилизованную под старину атрибутику, бутафория сейчас стоит недёшево. Во-вторых, актёрам проще играть в том пространстве и времени, в котором они живут каждый день, а не репетировать день и ночь движения и жесты гламурных персонажей в кринолине из века минувшего.

Хотя вряд ли нужно осовременивать писателя, чья проза сейчас звучит необыкновенно остро и стала даже ещё более актуальной, чем во время её написания. Пьеса «Дело» о чиновничьем произволе, из которой взят отрывок со смертью Муромского, как «Процесс» Кафки, в наше время является своеобразным кривым зеркалом современного общественного строя, где деньги являются наивысшей ценностью, а человеческая жизнь не стоит и гроша. «Смерть Тарелкина» - завершающая часть трилогии Сухово-Кобылина (первой частью является «Свадьба Кречинского»), в которой чиновники никак не могут поделить «нажитое», а «лучей света в тёмном царстве» попросту нет. Только взяточники в мире быдлолюдей.

Тарелкин (Глеб Подгородинский) не понравился ничем. Круглолицый актёр приятной наружности никак не производит впечатление мелкого пройдохи, вора и жулика, которому хоть и не везёт по жизни, но, тем не менее, он не прочь обвести вокруг пальца человека ради собственного благосостояния. Если бы актёр был харизматичен, ярок и играл так, что сложно было бы перевести дух, я бы не придиралась к внешности, которая, при наличии таланта, никакой роли в спектакле не играет.

Странно было увидеть Чванкина (Артём Смола) в стиле Азазелло, но в молодёжной футболке, современный вариант булгаковского беса, только потерянного, разменявшегося по мелочам. Если честно, его костюм и трость произвели на меня большее впечатление, чем его игра.

Брандахлыстова (Ольга Хохлова) получилась вульгарной тёткой в лаптях, которая в буквальном смысле чуть не изнасиловала всех персонажей её сцены. Чиновники в роли её сыновей выглядели не смешно, как это предполагалось, а скорее жалко. Очень хотелось их поскорее убрать со сцены (и на всякий случай пристрелить за кулисами, чтоб больше не выходили, не позорились).

Муромский (Николай Шатохин), в общем и целом, понравился. Однако нужно было хотя бы несколько слов взять из середины пьесы «Дело», чтобы зрителю было понятнее, что взятку он принёс, переступив через себя, и с одной лишь целью – оправдать невинную дочь. То есть, по сути, отдаёт всё своё имущество ради справедливого решения. Его в спектакле было мало, так что он практически не повлиял на общее впечатление от зрелища.

Вообще вся постановка – это театр одного актёра. Епишев не просто играет, он парит над сценой, пользуясь своей любимой вальяжностью, которая и в этой роли очень удачно смотрится. Он плавно передвигается от одного персонажа к другому, словно это не драматический театр, а балет. Это завораживает. К сожалению, очень хотелось бы видеть его среди равных ему актёров, чтобы зрительские симпатии разделились. Однако в данном случае мы видит виртуозную работу одного человека и сильные творческие потуги всех остальных. Актёры выворачиваются наизнанку, чтобы сыграть свои образы, однако стоит Епишеву выйти на сцену и легко повести бровью, как сразу же забываешь о существовании всех остальных. Даже поклоны выглядят очень комично: в центре стоит двухметровое божество, снисходительно озирающее свою паству. Просто детский сад: малыши и воспитатель.

С грустью вспоминаю Калягина в роли Варравина. В его спектакле был великолепнейший актёрский состав, лучшие из лучших в его театре – Виктор Вержбицкий, Татьяна Владимирова, Ольга Белова, Людмила Дмитриева, Владимир Скворцов. Литовец О. Коршуновас поставил жуткую, но завораживающую мистерию, в центре которой Варравин-Воланд правил балом чертей. Сейчас, к сожалению, этот спектакль уже ушёл в театральную историю.

Каждый делает выводы самостоятельно. В зале Центра Высоцкого, на сцене которого играют спектакль «Смерть Тарелкина», молодёжь много смеялась и очень живо реагировала на происходящие на сцене события. Я не нашла в этом спектакле повода для смеха. Это не значит, что спектакль не удался, такая трактовка тоже должна быть. Просто тема, на мой взгляд, не вызывает желания улыбнуться. Только повеситься…

Великую поэзию Шекспира Бутусов умудрился поместить в пластиковую бутылку из-под Кока-Колы. Ей там тесно, душно, она стремится выбраться наружу, но даже великая сила слова начала XVII(?) века слаба перед толстым, почти неразлагаемым пластиком века XXI. Почти!

Герои новой драмы со старыми мотивами разбрасывают по сцене мусор из пластиковых бутылок, гадят везде, где только смогут, чтобы потом кто-то попытался собрать это всё и очистить мир от скверны. Любители помусорить в общественных местах в обиде не останутся, на место старых бесов придут новые, и в конце спектакля сцена обязательно будет завалена новой щедрой порцией мусора из века XXI.

О чём спектакль? Как ни странно, о чистоте. О чистоте моральной, нравственной. О силе духа и борьбе за жизнь. Брат главной героини осуждён на казнь. Единственный способ его спасти – отдать свою девственность человеку, от которого зависит его жизнь.

Спектакль построен на контрастах: возвышенные диалоги о чистоте человеческого духа и чести, которая дороже жизни, соседствуют с низменными рассуждениями о тяжёлой доли блядей в мире, где проституция практически под запретом, где один человек содержит бордель, срёт на всё человечество и никогда в своей жизни не останется в накладе, а другой вынужден лишиться жизни из-за того лишь, что у него не вовремя «гульфик вздулся».

Почему-то этот спектакль мне напомнил «Мадемуазель Нитуш» - сатиру о человеческих нравах XIX века, где мужчины ведут разгульный образ жизни, а богатые юные леди воспитываются по монастырям в чистоте и непорочности, едва догадываясь о том, откуда берутся дети. Спектакль «Мера за меру» изобилует точно такими же контрастами, только в более злобных, мерзких, карикатурных изображениях.

Режиссёр постановки Юрий Бутусов превратил условно счастливый финал Шекспира в безусловную драму, заставив историю развиваться строго по законам диалектики, однако добавив при этом, что развитие истории по спирали – есть ничто иное как кара небесная за всё то зло, что человек причиняет людям. Именно эту идею бумеранга использовал Стивен Кинг, когда описывал свой вариант ада: целую вечность человек возвращается к самым страшным событиям жизни, проживая их снова и снова.

Конечно, сравнивать Шекспира с Бутусовым не имеет смысла, поскольку спектакль получился чрезмерно новаторским и противоречивым. Однако, совместив обстановку века настоящего с текстом классика, режиссёр постановки смог наглядно показать зрителю, насколько актуально в наше время звучит незаслуженно забытое творение XVII века, которое, по моему личному убеждению, стоит на голову выше активно обсасываемых в наши дни «Гамлета» и «Ромео и Джульетты».  

Шекспир написал гениальное произведение, в нём так много скрытых смыслов, что их все нереально уместить в одной постановке. Многое в спектакле раздражает, отдельные диалоги режут слух, а некоторые сцены я бы вообще убрала. Уж очень наигранно и неестественно они смотрятся. Просто как опухоль на человеческом теле.

Но, несмотря на все минусы спектакля, Шекспировский мир в пластиковой бутылке Бутусова смог вполне достойно выразить главную идею книги, которая, как мне кажется, была и будет актуальна в любой эпохе. Идею о чести как о высшей духовной ценности. О том, что может и должно быть дороже человеческой жизни. Потому что речь идёт не о девственном теле, которое пытается заполучить герой. Речь идёт о чести и достоинстве, на которые он покусился. И отдаться – значит продать душу. Продать всё, во что веришь ради человека, который с лёгкостью и сам бы продал родную сестру ради собственной свободы.

И мне очень приятно осознавать, что в 21 веке ещё есть люди, считающие честь – наивысшей ценностью. Готовые говорить об этом открыто и даже ставить спектакли, поднимающие такие вот сложные темы.

Еще надеясь жить, готовясь умереть,

Безмолвен он сидел, и с ним в плаще широком

Под черным куколем с распятием в руках

Согбенный старостью беседовал монах.

Старик доказывал страдальцу молодому,

Что смерть и бытие равны одна другому,

Что здесь и там одна бессмертная душа

И что подлунный мир не стоит ни гроша.

С ним бедный Клавдио печально соглашался,

А в сердце милою Джюльетой занимался…

(А.С. Пушкин, «Анджело»)

Вместо хилой плети наездника Ставрогину-Епишеву надо было дать в руки семихвостый кнут, которым бы он периодически успокаивал своё бесовское войско. Актёрская кровь хлестала бы буйным фонтаном на восторженных зрителей! А спектакль имел бы гарантированный аншлаг до конца времён. Или до последней капли актёрской крови...

Настроение сейчас - во власти злых духов

А почему я говорю много слов

и у меня не выходит?

Потому что говорить не умею.

Те, которые умеют хорошо говорить,

те коротко говорят.

(«Бесы»)

Спектакль получился весьма своеобразным, от Достоевского осталось немного: идея и, пожалуй, рассуждения о вере.