Детство моё прошло в маленьком посёлке, который вальяжно развалился прямо под боком у Москвы. "Прямо под боком", это не метафора. Бочина столицы была всего в 200-х метрах от Московской кольцевой, и услышать, "Пойду в Москву схожу" было для нашего сельского уха привычно.
Дома стояли вольготно, посреди участков, на которых, в зависимости от усердия хозяев произрастали то ели с берёзами и клёнами, то разные полезные яблони с грушами и непременно, в каждом дворе - сирень, жасмин, черёмуха. Ни один двор, также, не обходился без зарослей малины, которая беззаботно переваливала через забор, с конца июня по самый октябрь балуя ягодой прохожих.
О хозяйском усердии можно было судить и по огородной части, но клубничная плантация имелась в каждом дворе, что не мешало нам, детворе, игнорируя свою клубнику лазить за соседской. Было дело, каюсь, попадало по пяткам, а то и детским ляжкам и заднице, злобной крапивой, что заставляла ловко сигать через забор. Собак при этом никто не спускал, к родителям жаловаться тоже никто не приходил.
Наш двор наглядно демонстрировал родительское усердие. Увы, не было во дворе ни одного легкомысленного дерева (они появятся позже, когда я уже стану полновластной, но не самой прилежной хозяйкой). Ровными рядами выстроились вокруг дома (а он стоял посреди двора, как многие в нашем посёлке) сливы и яблони. Груши в нашем дворе отчего-то никак не приживались, но яблони и росли, и цвели, и родили щедро.
В каждое окно дома заглядывало по яблоневой ветке. В моё окно стучалась ветка мельбы, плоды которой я особенно любила и за вкус и за красоту.
Меж деревьев росли кусты смородины и крыжовника. Опять же, крыжовник и чёрная смородина родили щедро, а красная и жёлтая никак не хотели в нашем саду приживаться.
Собирать ягоду на компоты и варенья было моей обязанностью, уклоняться от которой смысла никакого не имело. Обязанность не единственная и не самая затруднительная, и сейчас вспоминается с нежностью. А в то время я, конечно, ворчала и негодовала, но положение старшей после мамы обязывало.
Без малого 40 лет связаны с тем двором и тем домом. Со временем удалось мне расширить и дом, выкупив вторую соседскую долю (изначально мы занимали лишь малую его часть), и участок.
Но, настало время новое, неспокойное. Поразъехались, можно сказать, побежали прежние соседи, а в их домах поселились семьи с чужими нравами и обычаями. Это в лучшем случае, если семьи поселились. Но всё чаще дома соседей сносились и на их месте вырастали то торговые павильоны, то складские ангары.
Новые соседи к красотам и традициям места были равнодушны. Ландшафты вздыбили горы мусора, а наглые обитатели свалок, здоровенные и, почему то, преимущественно рыжие крысы гуляли по тропинкам неспешно, не шарахаясь ни от ставших беспомощными, котов, ни от нас, людей.
Единственным спасением от этой разрухи и антисанитарии стала продажа дома одному из тех "девелоперов", преобразующих дворы в торговые площадки.
Так осуществилась самая глупая детская мечта о квартире на последнем этаже.
Так зародилась тоска по дому, окружённому яблоневым садом и долгими полями за деревянным забором.