Поговорим о масленицеСейчас повсюду проходят масличные гуляния. Мы попросили пастырей высказать свое мнение по поводу масленицы, ответить на вопрос: как нужно относится к этому парадоксу, к этой антиномии праздника и предначинания постнического делания? Как христианину правильно провести эти дни?

Серия сообщений "Милосердие":
Часть 1 - Труд: Вылечить Бийке могут только в Москве
Часть 2 - Труд: Тяжело дышать
...
Часть 19 - О приюте, которого пока нет
Часть 20 - Бомж зимой: гнобить нельзя жалеть
Часть 21 - Молчаливый отстрел
Часть 22 - Лирушники!!! Все процитируйте пожалуйста!!!
Часть 23 - НЕ ОСКУДЕЕТ РУКА ПОДАЮЩЕГО...
Часть 24 - Не отчаивайся, малодушный...
Часть 25 - Как нам реорганизовать благотворительность
Часть 26 - Такая ненужная помощь

Человеческая жизнь — дорога. Этот образ общий у множества мыслителей, его используют самые различные религиозные традиции, к нему невольно обращаются «просто люди», которые пытаются как-то оценить уже прожитое и пережитое ими и задумываются о будущем.

На этой дороге, в этом пути человек порой выбивается из сил, устраивает привалы, затем снова идет и идет. То едва переставляя ноги, то бодро и целеустремленно. То в задумчивости оглядываясь, то неподвижно устремив взор вперед, в постепенно проясняющуюся и приобретающую какие-то очертания даль.

И, конечно, что-то человек, находясь в пути, находит, а что-то теряет. Иногда речь идет о предметах, на которые, в сущности, не стоило бы и внимания обращать, иногда — о таких вещах, которые либо придают этому пути смысл, либо, напротив, начисто лишают его.

Наверное, ни один христианин не поспорит с тем, что самая главная находка… Нет, не так — величайший дар, который можно обрести на жизненном пути, это вера во Христа. Без нее кажущаяся бесконечной дорога в какой-то момент упирается в стену, заканчивается обрывом, просто растворяется в неожиданно приблизившейся и ставшей почти материальной линии горизонта. А с ней — и маленькая, узенькая тропка вдруг расширяется, приобретает уже не горизонтальное, а вертикальное направление. И сама жизнь обогащается принципиально иной перспективой — перспективой вечности.

Дорога, какой бы долгой она ни была, перестает быть неясным, бесцельным скитанием. Появляется цель, потому что человек узнает, что путь (читай — жизнь) может вести не куда-то, а к Богу. Но, пожалуй, это не точно. Есть ведь вещи, которые и не выразишь словами, которые, по мысли одного великого отца, суть орудия века сего. А они, эти вещи, не могут быть ограничены пространством времени, поскольку — Божественны. И все же нужно попытаться это как-то сделать — то есть выразить словами трудно выразимое.

Что значит обрести дар веры, что для этого должно произойти? То ни с чем более не сопоставимое событие, которым становится для человека встреча с Богом. И вот возникает некая парадоксальность, которую нелегко объяснить: встреча с Богом состоялась и вместе с тем Бог остается конечной целью. Поэтому, вероятно, точнее все можно было бы объяснить немного иначе. Господь — везде, нет такого места во вселенной, где Он не присутствовал бы постоянно, поддерживая Своей непостижимой силой бытие всего сотворенного. И вместе с тем возможна разная мера близости к Богу и, как нечто сходное и вместе иное,— разная мера близости Бога.

Мы приближаемся к Богу в меру своего стремления к Нему, настолько, насколько доказываем это стремление своей жизнью. А Бог приближается к нам — просто, по Своей милости, тогда, когда знает, что это приближение необходимо для нас, что-то может изменить в нашей жизни к лучшему. И потому, пытаясь выработать некую терминологическую точность, можно, наверное, сказать, что приближение Бога есть встреча, а приближение к Богу — цель.

В сущности, это — самое главное, в этом заключается все. Вне такого движения жизнь — «пустая и страшная шутка», не более того, какой бы великой и блестящей она ни казалась порой. Разбежаться и… врезаться вдруг в стену — что в этом на самом деле великого и блестящего? И что иное представляет собой смерть неверующего или забывшего о Боге человека?

…Но я хотел сказать здесь о находках и потерях менее глобальных, нежели вера, однако по-своему очень важных. Таких, о которых нельзя не думать и о которых мы, тем не менее, зачастую даже не помышляем.

Что еще по-настоящему ценно для человека, помимо его веры и того, что, в той или иной степени, связано с ней? Что, начинаясь на земле и будучи по виду земным, может, так или иначе, перейти в вечность? Пожалуй, одно — наши отношения с людьми. Поэтому люди — вот наши очень важные находки и потери на поприще странствования во времени.

Почему так? Хотя бы потому уже, что мы видим, как любит человека Бог, как он Ему дорог, как ищет каждого из нас Господь, как заботится — тоже о каждом, точно этот каждый — единственный на земле.

Да, любовь к Богу дает жизни то наполнение, которое лишает необходимости искать какой-либо иной полноты бытия. Но разве можно любить кого-то и не любить того, что любит любимый? Если кто-нибудь думает, что такое возможно, он не прав. Любовь — единство, таинственное общение в одних мыслях, одних чувствах, одном духе. Все, что не является общим, разделяет, в конечном итоге — разрушает любовь.

И потому невозможно, любя Бога, не любить людей. И наша любовь к Богу — ведь она очень несовершенна, она нуждается в росте, развитии. И делает ее сильней, обогащает, позволяет в конце концов разгореться, подобно пламени, именно любовь к людям. И можно в этом поверить апостолу Любви, а можно просто убедиться на собственном опыте, дав ему возможность подтвердить не нуждающееся ни в каком подтверждении слово Истины, слово Священного Писания.

И как вера — дар, как встреча с Богом — величайший дар, так и встреча с человеком тоже дар — меньший, но очень важный, очень дорогой. Зачем об этом говорить? Затем, что мы очень склонны воспринимать все спустя какое-то время как данность ― даже чудо. И если так бывает в отношении Бога, то тем паче — в отношении людей. А дар важно сохранить и по возможности преумножить. И человека — не потерять.

А теряем людей мы часто. Это, если возвращаться к сказанному выше, не отнесешь к числу потерь малозначащих. Хотя — вот удивительно! — порой мы таких потерь не замечаем. Не замечаем, если потеря обусловлена оскудением любви — и большинство подобных потерь имеет именно такое объяснение. Ослабевает заинтересованность в человеке, он отдаляется от нас, а мы — от него. И спустя какое-то время смотришь вокруг, а его уже нет. И, кажется, что тут такого страшного: ведь и любви тоже нет… Но ведь на одного человека стала беднее наша жизнь, на одного человека стала беднее наша любовь к Богу!

Каждый слышал такие слова: «Он (она) занимает в моем сердце определенное место…». А что произошло, когда мы потеряли его или ее, забыли о них? Точно ли место это освободилось? Или оно просто сжалось, исчезло, и наше сердце стало меньше, тоже сузилось, сжалось? Страшно, когда сердце становится совсем крошечным, когда в нем вообще не остается места ни для кого из людей. Особенно страшно потому, что тогда в нем не остается места и для Бога, хотя бы мы этого и не понимали. Бывает ведь и так. И как часто бывает!

Но бывает и по-другому. Бывает, что мы теряем не потому, что «разлюбили и забыли». Бывает, что и память не подводит, и любовь в силе, но… расходятся пути. И это тоже приводит к потере. Ради любимого человека можно и обязательно нужно отказаться практически от всего: от материального благополучия, карьеры, славы, от всех «красных мира сего». Но нельзя отказаться от Бога и от следования Его воле. Просто потому, что тогда все потеряет смысл — и отношения с этим человеком, и самая жизнь. Это то же, что жадно ловить ртом струю воды, видя, как засыпают песком сам источник. Скроет песок источник, и не будет больше воды, останется лишь память о ней и тем более мучительная жажда. Скроется от нас пренебреженный нами Бог, единственный Источник любви, и иссякнет любовь, и той жажды, которая родится в нас тогда, уже ничем не утолить.

Но от такой потери ― ради Бога ― сердце не сжимается, не съеживается, и в нем не становится меньше любви. На нем появляются раны, оно болит, но боль и страдание заставляют сердце расширяться, и тогда оно вмещает еще больше любви к Богу, и Господь Сам исцеляет его раны, от которых остаются лишь рубцы — опять-таки, рубцы памяти. И иногда боль и любовь позволяют вернуть того, кого любишь и кого потерял. Боль и любовь дают такую глубину понимания другого человека, такие слова, что невозможное делается вдруг возможным. Собственно, это есть чудо, действие Бога — в нас и через нас, когда мы открываемся для Него чуть больше, чем открыты обычно.

Однако есть находка и потеря, которые важней, чем находка и потеря, связанные с другим человеком. Наверное, это почти так же важно, как найти Бога и так же страшно, как потерять Его… Не потому, чтобы что-то могло сравниться с Богом. Потому просто, что это вещи настолько тесно, неразрывно связанные, что одно обуславливает другое.

Найти самого себя. Это легко или сложно? Ты сам всегда ― рядом с собой… Но значит ли это, что ты нашел себя, что ты себя знаешь, что ты можешь сказать — кто ты есть на самом деле? Попробуй, скажи, и ты либо не сможешь открыть рта, или произнесешь несколько фраз и умолкнешь, пораженный их беспомощностью.

Скажешь, где родился, где живешь, чем занимаешься, кто твои друзья? Хорошо. Но кто ты сам? Твои дела, твои мысли, твои чувства… Прекрасно. Твои… А сам ты кто? Попытайся отделить себя от всего, что вокруг тебя, в тебе самом, но не есть ты, и ты поймешь, как это сложно. И выходит, что найти себя — и это лишь Божий дар, то, что дается от Бога. Только Господь может найти того, кого Он создал и, в сущности, никогда не терял. Только Господь может открыть нам нас самих, дать человеку возможность увидеть самого себя лицом к лицу.

Наше человеческое «я» в лучшем его понимании и значении ― не сгусток страстей, греховных навыков, всевозможных ошибок и комплексов. Это то, что сотворил Бог, это мы сами, наша личность. Личность, которая может обратиться к Богу и попросить: «Господи, я хочу быть с Тобой, не оставляй меня!». И может отвернуться и сказать: «Моя жизнь принадлежит лишь мне, и я проживу ее так, как захочу».

У некоторых отцов есть такая мысль: первое движение в молитве ― к себе, второе ― к Богу. То есть сначала надо «прийти в себя», подобно блудному сыну, и лишь затем «пойти к Отцу».

И потому так важно найти себя, остановиться в потоке дел, событий, вырваться, выломаться из него, «упраздниться», чтобы найти, встретить Бога. И Господь может потом усилить это чувство «найденности», сделать его более глубоким и совершенным, так что будут по старому монашескому присловью лишь Бог да душа.

И потому же так страшно себя потерять. Потерять то лучшее, что мы имели в реальности или хотя бы в потенции, сделаться другими. Эту потерю ничем не восполнить. Теряя себя, человек постепенно теряет тех, кто его любит, кому он дорог: они начинают видеть перед собой этого нового, другого человека, совсем не того, кого они знали. Теряя себя, человек теряет… Бога. Утрачивается то личное отношение к Богу, которое является залогом общения и единения творения с Творцом.

Что остается тогда? Ничего, кроме каких-то фактов биографии, мимолетных ощущений, переживаний, временных, быстро забывающихся целей. Жизнь теряет свою наполненность, свой смысл, дорога вновь оказывается бесцельной…

…Зачем я говорю об этом? Просто потому, что это нас окружает ― великое множество людей, которые именно так и живут ― потерявшись. Или даже не начав искать себя. И в этом множестве теряемся подчас мы сами. И чтобы не потратить время зря, надо ― обязательно надо ― отправляться на эти трудные поиски. Либо ― возвращаться назад, к тому, что было найдено и затем утрачено,― к самому себе.

Игумен Нектарий (Морозов)
Православие и современность № 5, 2007

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/obchestvo/1408-2011-02-19-21-53-29.html

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/obchestvo/1402-2011-02-19-10-36-57.html

14 февраля Православная Церковь совершает память святого мученика Трифона. Однако за стенами храмов в этот день уже несколько лет подряд люди поздравляют друг друга с новым праздником, пришедшим из-за границы — с "днем влюбленных" или "днем святого Валентина". О чем же идет речь?

Валентин, епископ итальянского города Интерамна, жил в III веке по Рождестве Христовом, обладал даром врачевать болезни, душевные и телесные. Видя чудесные исцеления по его молитвам, многие люди обращались ко Христу. Святой Валентин особо почитается как наставник юношества: среди новообращенных христиан было много знатных юношей Интерамны. Именно это и прогневало градоначальников-язычников. Священномученик был предан казни в 273 году.

Православная Церковь отмечает память святого Валентина 12 августа по новому стилю, Католическая — 14 февраля. Однако, как правило, и православные, и католические священники выступают против празднования "дня святого Валентина" в том варианте, который порождает нездоровый ажиотаж.

"То, что в настоящее время происходит в рамках празднования "дня святого Валентина" или "дня влюбленных", не имеет ничего общего ни с памятью мученика Валентина, ни с теми понятиями об отношениях между мужчиной и женщиной, которые присущи христианству,— считает иеромонах Дорофей (Баранов), клирик Архиерейского храма в честь иконы Божией Матери "Утоли моя печали".— То, на первый взгляд невинное выражение "влюбленности" (или даже ее имитация), которое составляет основное содержание праздника, с точки зрения христианина является крайне опасным. Даже самые хорошие и искренние отношения между людьми приобретают легковесность и поверхностность и теряют ту красоту, которая не "кричит" о себе яркими открытками, а постепенно развивается в тайне от остального мира.

Можно сказать, что нет ничего плохого в лишнем свидетельстве о возвышенных чувствах между любящими друг друга людьми, однако их выражение может и должно быть более глубоким, без напускной театральности и элементов культа.

Есть еще один важный момент. Ни для кого не секрет, что крупные производители товаров, активно продающихся накануне "дня влюбленных", имеют огромные прибыли. Чтобы их приумножить, через СМИ разворачиваются агрессивные рекламные компании. Понятно, что в них содержится отнюдь не "гимн любви", а циничная, хотя и очень изящно и тонко оформленная, пропаганда новой "культуры половых отношений". К сожалению, приходится констатировать тот факт, что современный человек во многом не осознает того, что его заставляют почитать новых идолов, подобных тем, против которых как раз и боролся мученик Валентин".

Епископ Клеменс Пиккель, управляющий Римско-католической епархией Святого Климента в Саратове, говорит о "дне святого Валентина": "Современное празднование так называемого Дня Святого Валентина, которое имеет свое основание не в церковном культе святых, но, скорее всего, в интересах коммерческих структур не почитающей Бога среды.

Кстати, по Римскому календарю, мы в своей литургии 14 февраля празднуем Святых просветителей славян Св. Кирилла (монаха) и Св. Мефодия (епископа). Св. Валентин (мученик) им молча уступает".

Наталья Волкова

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/obchestvo/1355--------q--q-.html

А вот махнуть бы на все рукой и воскликнуть: «Эх, была не была! Где наша не пропадала?!» Да и рвануть бы в одночасье на все четыре стороны за моря-океаны, за горы высокие, в тридевятое царство. Где круглый год рябчики с ананасами, молочные реки с кисельными берегами и золотые рыбки.

А и в самом деле, где? Где «наша» не пропадала? А «наша» нигде не пропадала… Наша, славянская душа…

И вот уже идет на взлет тот самый, единственный и заветный, самолет, трепетно помахивая крыльями оставшимся там, внизу, провожающим, с тоской глядящим вслед металлической птице из-под козырьков-ладоней. Отдает швартовы тот самый, единственный и заветный, паром, сообщая густым басом бодрое «ту-туууу!» всем, оставшимся на пирсе. Набирает скорость тот самый, единственный и заветный, локомотив, мерно покачиваясь из стороны в сторону на стыках рельс, как подгулявшая дамочка.

Прощай, старушка Родина! Ситцевая, простоволосая, конопатая. Непостижимая…

Вроде бы и не мачеха. Вроде бы и не такая уж голодная. Холодная? Да не так уже, чтоб и очень… Но все же – прощай! Не скучай тут без нас, не тужи. Будь умницей. Честь свою береги, ведь гордимся мы тобой. На весь белый свет гордимся!

А мы вернемся. Вот разбогатеем по-быстрому и стразу вернемся к тебе, родимая. Нам ведь тоже без тебя – тоска.

А что впереди? Не страшно ли? Нет, не страшно.

Загадочной славянской душе ничего не страшно. Ведь она с именем святой своей Родины на устах готова на все! Мыть грязную посуду в ресторанах радужного зарубежья. Продавать газеты. Нянчить престарелых зарубежцев. Вроде бы и благородное дело, но понимает это лишь загадочная славянская душа. Или вот воспитывать зарубежное подрастающее поколение – тоже дело! Придет время, будут вспоминать с гордостью: «У меня была русская няня!» Это вам не фрекен Бок! И сопли подотрет не моргнув глазом. И по головке лишний раз погладит. И сбитую коленку знает чем помазать. И сказку на ночь расскажет… Про таинственного Колобка. («А что такое Ка-ла-бок?»)

Нет, не страшно славянской душе.

А уж если еще и «повезет», можно вообще с комфортом устроиться – семьей обзавестись… Но это уже потом, когда мысли о Родине перестанут заслонять собой все остальные мысли.

Да что там, в конце концов?! Ну смешно же, ей-богу! Двадцать первый век на дворе, а мы все еще как пещерные люди – Родина, Родина… И вообще, все люди – братья. Между прочим, уже давно следует в паспортах писать одну-единственную национальность – «землянин». Это и звучит солидно, и упрощает отношения с собственной совестью.

И тогда можно, взяв за ручку четырехлетнее создание с простым и вполне понятным русским именем Маркета, съездить на рождественские каникулы на… Родину.

Видишь, Родина, мы возвращаемся. Как и обещали. Ах, как же хорошо возвращаться домой… Ну и что, что на время. Ну и что, что в гости. Вот и подлечиться не помешает. Очки, например, сделать. «У вас тут намного дешевле. А у нас там – просто заоблачные цены. Девушка, я бы хотела… как это… заказать документ на очки… Ой, я целых пять лет не говорила по-русски, мне сложно сразу вспомнить отдельные слова…» Занавес!

Родина… Маленькая большая Родина! Ситцевая, конопатая, простая. Непостижимая…

Что же происходит с нами? Где тот уровень самоуважения, позволяющий не утратить ощущение национальной принадлежности? Почему мы так легко и просто забываем то, что всосали с молоком матери? Мы, носители «великого и могучего»! И да простит нас Всевышний, такого ли уж «могучего», если пара-тройка лет, проведенных в сказочном зарубежье, вышибает из нашего сознания устойчивые связи, заложенные на генном уровне десятками поколений?

Можно отнять у француза его Прованс, у шотландца – волынку, у немца – баварское пиво, у масая – копье, у испанца – шпагу… Но никогда никто из них до последнего вздоха не забудет родную речь! Не изменит своего отношения к Родине!

Эта статья не претендует на высоту полета. Скорей, это просто наболевшие мысли стороннего наблюдателя. Стороннего ли? Можно растекаться мыслию по древу, дескать, это все последствия недавнего нашего исторического прошлого…

А только дело не в этом… Мы все это знаем… Тогда в чем дело?

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-42511/
 

Почему мы говорим на русском языке, а проживаем в Российской Федерации? Почему наши президенты обращаются к нам перед Новым годом: «Дорогие россияне»? Почему раньше наша армия (до 1917 года) называлась Русская армия, а теперь Российская?

Раньше эти вопросы меня мало волновали. Ну, какая вроде бы разница, как мы называемся: русские или россияне? Но недавно на мою статью «Почему Домодедово – зеркало русского бардака?» пришло много гневных комментов. Типа, неплохо бы исправить русского на российского. Как будто бардак русским быть не может.

Меня обвиняли и в русофобстве, и в русофильстве одновременно.

И тут я вспомнил А.С. Пушкина, который наше все. И его знаменитое «Русский бунт – бессмысленный и беспощадный». Не российский бунт, а именно русский. Или его же: «Тут русский дух, тут Русью пахнет». Не Россией пахнет, а именно Русью. И русские народные сказки были отнюдь не российскими. Иванушка-дурачок и Аленушка были вовсе не россиянами.

И мне стало интересно порыться в истории вопроса. Оказалось, до Петра Первого мы были Русским государством. И только во времена этого великого реформатора стали называться Российской Империей. Через 250 лет Ельцин (тоже росту выше среднего и тоже любитель выпить) переименовал страну в Российскую Федерацию. Вероятно, слово «российская» казалось им более значимым, чем русская. Или дело было в политкорректности. Типа нельзя же обижать другие народы. Хотя термин политкорректность к Петру Первому как-то трудно применим. Скорее всего, он хотел подчеркнуть величие империи. Я намеренно в этой статье пропускаю советский период развития страны. Тогда, конечно, тоже была РСФСР. Но только как одна из 15 республик.

Со времен Петра Первого слова «российский» и «русский» стали существовать параллельно. Все войны, которые вела Российская империя, были русскими. Русско-турецкие или русско-японская. Офицеры были исключительно русскими, а не российскими. Армия, как уже упоминалось ранее – Русская армия. Барклай-де-Толли и Багратион – великие русские полководцы.

Пушкин и Лермонтов были русскими поэтами, хотя их предки были из Эфиопии и Шотландии. В Санкт-Петербурге был открыт Русский музей, в котором висели картины Куинджи и Левитана – великих русских художников.

Аляска называлась Русская Америка, и осваивали ее русские первопроходцы. Например, Витус Беринг – великий русский мореплаватель.

В.И. Ленин писал статью «Лев Толстой как зеркало русской революции» не подозревая, что революция, которую активно потом делали русские революционеры Троцкий и Сталин, не может называться русской.

Православная церковь всегда называлась Русской. Хотя православным может быть и украинец, и белорус.

И, наконец, самое главное. Все мы говорим на великом и могучем русском языке. Так, может быть, мы все-таки русские, а не россияне? Вне зависимости от национальности, если ты говоришь на русском языке и уважаешь законы страны, в которой проживаешь, то ты русский.

А термин «россияне» только разобщает народы, проживающие в РФ. Россиянин может иметь гражданство РФ, но не знать русского языка. Или может танцевать лезгинку на Красной площади. Или плевать на свою страну из лондонского особняка. Или выходить с арматурой на Манежную площадь.

Так все-таки кто мы – русские или россияне?

P.S. Автор сразу же предупреждает всех ура-патриотов и прочих русофобов и русофилов, что статья не заказная. Что она не оплачивалась Госдепом США, английской разведкой МИ-6 и газетой «Завтра». Происхождением автор из поморов, то есть все предки из Архангельской области. Но поручиться за какую-нибудь из своих прабабушек, которая вполне могла завести роман с кем-нибудь из заезжих купцов, автор не может. И считает себя русским человеком.


http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-42543/
 

 

Жить — непросто. Особенно в российской деревне начала XXI века. Деревня, словно старый человек со страшным прошлым, пытается не вспоминать уже ни о чем, закрывая глаза на все новое и непонятное. Разнообразные и далеко не прекрасные традиции изживаются здесь с величайшим трудом, плохое прививается моментально, а то драгоценное и великое, что есть у человека,— живая душа и органичная вера в Бога — за ненадобностью пылится в чулане. За ненадобностью — потому что люди забыли, как хорошо от ощущения, что Господь рядом…
Священник Алексий Заславский, который служит на трех приходах Петровского района — в селах Оркино, Озерки и Ягодная Поляна, пытается это ощущение сельчанам вернуть. У него в гостях нам с фотокорреспондентом довелось побывать.

 

Путь к березовому свету

К отцу Алексию мы приезжаем в село Озерки — здесь он живет. Первыми нас встречают свежий утренний ветер и неугомонная кукушка — ее голос слышится повсюду, глубоким эхо перекатываясь по небольшим безлесным холмам округи. На остановке в центре села — несколько бабушек с сумками и три мужика, толкающие куда-то красный мотороллер. Неподалеку стоит телега с запряженной в нее лошадью, рядом пасется жеребенок. Подходит автобус «Оркино — Петровск», в нем исчезают и бабушки, и молодая пассажирка телеги с двумя тяжелыми сумками. Потом автобус уезжает, фыркнув напоследок, мотороллер в конце концов разгоняется до нужной скорости и, тарахча, уползает вместе с мужиками, ловко запрыгивающими на ходу в его маленький красный кузов. Остаемся только мы, кукушка и ветер. 

Из проулка появляется отец Алексий — его черный подрясник развевается, борода трогательно топорщится, глаза за большими квадратными очками улыбаются. Батюшка приводит нас домой — в избушку у самой околицы села. На пороге всю компанию встречает матушка Ирина, супруга отца Алексия. Ведет внутрь, в уютную кухню-гостиную, усаживает, наливает чаю, раскладывает оладьи по тарелкам. Начинаем неспешный разговор-знакомство, который перерастет в экскурсию по селам и храмам.

…Отцу Алексию Заславскому — 58 лет. Большую часть жизни он вместе со своей семьей прожил в Москве. Сан священника принял всего три года назад в Саратове и переехал в Петровский район поднимать три прихода. На мое удивление отец Алексий и матушка Ирина отвечают очень просто: 

— Мы хотели послужить Господу, людям. Подумали — у нас уже все есть, потому и поедем туда, где сможем помочь. 

Отец Алексий по образованию — физик, как сам о себе говорит — технарь. Когда-то он окончил Московский энергетический институт, много лет работал начальником лаборатории в институте прикладной физики, где занимались микроэлектроникой, приборами ночного видения, тепловизорами, проектировали большие интегральные схемы. Будущая матушка училась в институте культуры и работала библиотекарем. В Православную Церковь они пришли вместе двадцать лет назад, когда стали открываться в столице храмы. 

— Нам повезло, мы с мужем — единомышленники,— говорит супруга отца Алексия. — Духовный поиск был один на двоих. Начался он, когда стало очень душно в горизонтальном измерении жизни, когда поняли, что что-то не то с нами происходит, не так мы живем.

Начали с востока, с Индии, Рерихов. Закончилось же все учением Порфирия Иванова, когда его поклонники стали доказывать, что Иванов — бог, не меньше. 

— Тут словно пелена с глаз упала. Какой же он бог, если у меня один Бог, если я крещеная? — матушка искренне рассказывает о своих сомнениях и мыслях в ту пору, свидетельствуя, что пути Господни неисповедимы.— А потом мы увиделись с другом, который вернулся из Индии, долго искал там истину и понял, наконец, что искал не там. У нас есть Православие, к которому мы, русские, даже менталитетом своим приспособлены… 

Так Заславские пришли в храм — для них это был недавно открытый Новоспасский монастырь. 

— Там было так хорошо, так тепло! Красота и истина Православия открылась вдруг, и мы поняли, что нашли. Сердце свое мы отдали Христу, Церкви. Пока блуждали, умом пытались духовность понять, а сердце молчало. Ведь все эти секты, учения основаны исключительно на гордыне, на сознании того, что вот мы, в секте, не такие, как все остальные. А в Православии главное — смирение, осознание того, что мы такие же, как и все, мы все — вместе. 

Отец Алексий говорит, что священником быть хотел с момента прихода в Церковь, однако думал, что это уже невозможно — из-за возраста, ведь ему уже тогда было под сорок. Однако в Новоспасском монастыре Заславские много помогали: Алексей на клиросе, Ирина — в трапезной. Постепенно будущий батюшка стал певчим, пел на подворье Свято-Троице Сергиевой Лавры. Так бы все и длилось-длилось-длилось, однако Промыслом Божиим мечта технаря сбылась. Дочь Заславских, Анастасия, вышла замуж и стала матушкой — ее супруг, священник Сергий Вершков, стал служить в Аткарском районе Саратовской области, в деревне Ершовка (о семье Вершковых и храме в Ершовке читайте в следующем номере журнала.— Ред.). Отец Сергий рассказал о своем тесте Владыке Лонгину — так колесики и завертелись… Однако год ушел на раздумья. 

— Меня и самого смущал возраст, к тому же согласие мое означало, что жизнь придется круто изменить — уже навсегда. 

Теперь отец Алексий о перемене жизни не жалеет, да и что жалеть-то? Об обретении света не пожалеет никто.

Во время нашего разговора за окном колышет ветками береза — бело-зеленые всполохи кружат по прозрачной занавеске, играя с солнцем. И кажется, что в деревне, рядом с этой березой, можно провести всю жизнь. Однако отрезвляет рассказ отца Алексия об отсутствии водопровода и о жизненной необходимости огородничества и животноводства. Оправдан в селе «культ картошки» — без нее, кормилицы, нынче тут не выжить. Работы нет, инфраструктура сокращается… С этого начинается другой разговор — и путешествие по Озеркам и Оркино. 

«В Москве все совсем другое»

Эти слова, словно заклинание, которое не действует, произносят в России за МКАДом повсеместно. Произносят их и отец Алексий с матушкой Ириной. Да, в Москве все совсем другое — и темп жизни, и духовный подъем, и потребности людей иные. И храм построить и восстановить легче — просто легче найти человека или людей, которые помогут. 

Отец Алексий — настоятель трех приходов. В Озерках есть пока только молельная комната, где совершаются молебны, панихиды, необходимые требы. Литургию из-за маленькой площади и неприспособленности служить здесь нельзя, это священника очень огорчает. 

— Если Божественную литургию служить, все с места сдвинуть можно,— говорит он. 

Недавно администрация села передала православному приходу старинный купеческий особняк 1901 года из красного кирпича, с высокими потолками — его можно переделать под храм. Уже готов проект будущей церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение». Храм рассчитан на 150 человек, при нем предусмотрены помещения для крестильни и воскресной школы… Дело только в средствах, как всегда. Верующие Озерок жертвуют на храм, кто сколько может, и даже сверх того, но, к сожалению, это настолько малая лепта, что остается уповать только на чудо: здесь нет сильных фермерских хозяйств, мало кто заинтересован в строительстве храма. 

Молельная комната соседствует с АТС и кассой «Горгаза». Нам вслед из очереди к этой самой кассе смотрят любопытные тетечки в платочках, которые озабочены ростом тарифов ЖКХ и отсутствием кассира Любы. Видно, что отец Алексий для них — что-то вроде инопланетянина, к которому, впрочем, уже привыкли. Он безвредный, приветливый, ну, странный немного… 

Идем к Поклонному кресту, установленному посреди села на косогоре — некогда здесь стоял храм во имя Николая Чудотворца. Он был разрушен в 1936 году. Камни его фундамента недавно пустил под отмостку хозяин соседнего дома. Несколько глыбин удалось спасти. Теперь они лежат у подножия огромного деревянного креста с иконой архиепископа Мир Ликийских. Отец Алексий рассказывает, что остались еще в селе старожилы, которые помнят, как сбивали с храма колокола и пускали с горы. Кого-то из супостатов зашибло таким образом… 

Озерки — село немаленькое: более 1500 жителей. Школа — одна из самых больших в округе: 120 учеников. Вскоре еще прибавится детей — в связи с сокращением школы в Оркино. Это очень грустно, конечно, потому что подорвет и без того хилую жизнь некогда богатого и большого села. 

— В Оркино стоит мой, так сказать, основной храм — в честь Рождества Христова, построенный во второй половине XIX века тщанием жителей села. Его необходимо восстанавливать, что сделать гораздо сложнее, чем построить храм в Озерках. Оркино меньше, все работоспособное население подалось в город. 

Батюшка почти два года искал средства на то, чтобы сделать в огромном и красивом храме отопление. С большим трудом удалось, но теперь понятно, что это только капля в море — множество щелей не дают протопить здание как следует. 

Оркино — село мордовское, трехсотлетнее. По преданию, основал его разбойник Орька, который зарыл где-то в лесу поблизости богатства. Факт этот ни доказать, ни опровергнуть нельзя, но логика прослеживается железная: ведь если был разбойник, значит, должны были быть и сокровища. Эх, найти бы это злато-серебро — может, и хватило бы на восстановление местного храма. Он и внутри, и снаружи поражает своей оторванностью от мира, бедностью, древностью, светом. Как корабль, стоящий на дне высохшего моря — и плыть нельзя, и не плыть невозможно — по волнам времени и воспоминаний. 

Однажды приехал из Москвы молодой человек. Оказалось, что его прадед был священником в оркинском храме. Молодой человек этот был некрещен и как только переступил порог храма, сказал, что хочет здесь принять Святое Крещение. Таким странным путем пришел человек к Богу: через мгновенную радость встречи с далеким по времени, но родным ему человеком, тоже когда-то веровавшим и в Рождество, и в Воскресение Христово… 

Жители Оркино регулярно просят священника об отпевании. О крещении — гораздо реже. 

— Все-таки за три года удалось приучить людей к тому, что покойного нужно проводить достойно, отпеть в храме, как полагается, отслужить панихиду,— эти слова из уст отца Алексия не воспринимаются, да и не являются похвальбой. Достаточно оглянуться вокруг, стоя в центре села, возле обелиска павшим в Великую Отечественную войну. С одной стороны — один из немногочисленных колодцев с питьевой водой, с другой — разрушенные строения, некогда принадлежавшие колхозу, затем фермеру и наконец проданные на слом; несколько магазинчиков со стандартным набором алкоголя и конфет, а вдалеке, совсем далеко — небо сходится с зеленой кромкой леса. Сочетание убогости и красоты, серости и ярких свежих красок природы поражает в любой русской деревне. И как-то без слов становится ясно, как тут живется человеку…

— И в Озерках, и в Оркино в храм приходит не очень много людей, прямо скажем,— говорит батюшка.— Хотелось бы больше. Но Владыка Лонгин сказал однажды: сегодня священнику приходится не об урожае думать, а только пахать ту землю, на которой могут взойти семена. Люди расцерковлены, в Саратовской области особенно. Многие уехали в город, остались люди… хорошие, разные, но трудно… подвигаемые. 

Отцу Алексию приходится долго подбирать слова, чтобы невольно не осудить кого-то — ему этого не хочется. Видно, что очень жаль всех: и тех, кто уехал, и тех, кто остался. 

Философия верообразующей волны

Отчего такое запустение в селах, отчего ничего людям не нужно, не интересно? Почему в храм не идут, ведь это, по сути, единственное спасение для российских деревень? 

Отец Алексий считает, что необходимо приложить очень много усилий для того, чтобы людей поднять, заинтересовать. 

— Понимаете, в деревне люди стесняются приходить в храм. Здесь жизнь на виду. Мне часто говорят: если мы придем в храм, то про нас тут же станут какие-то небылицы рассказывать, что мы не вполне нормальные, грехи лютые замаливаем… Да и вообще считается, что в храм бездельники ходят и лодыри. 

Батюшка и матушка Ирина размышляют над деревенской психологией давно — с момента приезда. Их антропологические наблюдения достойны систематизации и констатации — чтобы не было напрасных иллюзий у тех, кто идет за ними. 

— Распространено представление, что церковь — это для пожилых людей, для бабушек. Причем люди к священнику относятся очень благожелательно, но в храм не спешат — присылают своих пенсионеров за себя молиться,— матушка Ирина тоже никого не осуждает, только жалеет. 

— Традицию надо восстанавливать, а это дело небыстрое,— утверждает отец Алексий.— Падение веры началось с городов, потом волна дошла до деревни. Теперь обратная волна пошла — возрождения веры. Снова — из города. Но когда теперь дойдет до деревни? Для себя так объясняю трудности в проповеди — силой инерции… 

Деревни сегодня — место дислокации неблагополучных или слабосильных людей. В Озерки, например, выселяют алкоголиков, которые в городе пропивают свои квартиры. Риэлторы привозят их сюда, покупают им какие-то хибары, они в них живут прежней жизнью, только еще хуже. 

Матушка пробовала их в храм звать, но результата не было: 

— Они все время навеселе, добрые, соглашаются со всем, что им говоришь, обещают, что придут помогать, прямо завтра с утра… Но, конечно же, никто не приходит — водка пленит их крепко. Хотя все они и крестики разобрали у меня, и слушают внимательно все, что им говоришь… Душой вроде бы согласны, но трудно с места их сдвинуть. 

Еще одна любимая отговорка у сельчан: «Постройте храм красивый — тогда придем». 

— Люди уже привыкли без церкви обходиться, потому и говорят так — винить их за это нельзя. Разве можно обвинять человека, если его так воспитали, вдолбили ему потребительское отношение к жизни? Изменить это возможно только по желанию самого человека. Они вспоминают о годовщинах смерти, о больших праздниках. Но даже на Пасху освящать куличи и яйца приходит не так много людей, как ждешь. 

Отец Алексий винит во всем так называемую атомизацию общества: каждый сам за себя. 

— Людей собрать очень сложно — по любому поводу. Однажды в Озерках прорвало водовод — нужно было собраться вместе и решить проблему. Со скрипом собирались, собирали средства, чтобы пробурить скважину… Но ничем это не кончилось. 

Как донести до человека красоту веры, понимание того, что бремя ее — легко? Батюшка отвечает для себя на этот вопрос ежедневно, основываясь на разных примерах. 

— Когда-то я тоже был неверующим, но нашел мужество признаться, что был неправ. Это означало признание того, что я всю жизнь прожил не так. И очень тяжело дается такое признание — особенно мужчине. Всю жизнь человек должен учиться. Некоторые люди живут, как заводные игрушки,— не хотят менять свою жизнь. Изменить — значит чем-то пожертвовать. В этом и заключается, мне кажется, основная причина того, что люди не ходят в храм, не хотят идти. Ведь поверить — это значит выделить в своей жизни место для Бога. А если оно уже занято? А если освободить тяжело? У людей все расписано — а тут придется менять приоритеты. Потому и начинаются отговорки — дела, заботы, горести, проблемы… Конечно, людей можно понять — многие сегодня существуют на грани выживания. Однако это парадокс — ведь в храме, у Бога, подается человеку облегчение в тягостях, но никто этого не понимает, воспринимая Церковь как еще одно ярмо. 

Отец Алексий уверен, что начинать возрождение необходимо с молодежи. Совсем скоро будет заниматься преподаванием ОПК в местной школе. Ведь дети пока открыты миру, их еще можно направить в правильное русло — в отличие от взрослых. У батюшки мало помощников, сил на все не хватает. Но больше всего не хватает единомышленников — их надо воспитать. 

* * *

Мы прощаемся у порога гостеприимного дома отца Алексия и его супруги. Батюшке скоро вновь ехать в Оркино — там отпевание. Потом надо успеть на богослужение в Петровск. О чем думает отец Алексий? Наверное, о насущном, о повседневном. О пастве своей, о том, ломать перегородки в старом купеческом особняке, чтобы быстрее начать служить Литургию, или подождать: вдруг найдется спонсор? Должны же, в конце концов, найтись добрые люди, которые захотят помочь селу, похожему своей неустроенностью на миллион других таких же российских деревень, селу, терпящему настоящую гуманитарную катастрофу. Кроме Бога и добрых людей пережить ее никто не поможет… 

Наталья Волкова
Фото Евгения Кирилловых
Журнал «Православие и современность» № 15 (31)

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10678&Itemid=4

Анатолий Филиппович Смирнов был человеком своей эпохи. Но вместе с тем - и это одна из главных особенностей его личности и его вклада в науку – он принадлежал к тем русским людям и ученым, в чьих переживаниях и исканиях непосредственно воплотилась преемственность отечественной духовной культуры.

И как личность, и как ученый он не отделял себя ни от дореволюционной России, ни от советского периода. Человек крови и плоти своего века, рожденный в алтайском селе с прекрасным названием – Родино, он вместе с державой пережил ее взлеты и падения державы, грехи и заблуждения, надежды и разочарования русской мятущейся души. В 15 лет он стал школьным учителем истории, в 17, когда началась война, пошел в артиллерийское училище, бежал на фронт, был возвращен и строго наказан, но всю жизнь помнил «сороковые грозовые, свинцовые, пороховые…», учился экстерном, будучи офицером. Но наука звала все более и более властно. Первые исторические изыскания были связаны с историческими судьбами народов Белоруссии, Литвы, Польши. «Бунташный» и судьбоносный ХIХ век, золотой век русской культуры, русской мысли Анатолий Филиппович не просто знал досконально, можно сказать, он в нем жил!

Он не искал легких и «успешных» тем, ему было трудно ограничивать свою мысль и просто возделывать узкий надел на академическом поле - слишком созидательного склада была наполнявшая его натуру жажда деятельности и, наверное, поэтому он успешно осваивал все новые и новые сферы: от классической истории и русской философии к славяноведению, истории освободительного движения ХIХ века, к истории русской правовой мысли и истории становления демократических институтов в России – Государственного Совета и Государственной Думы и – через все и неизменно – дума о русском мужике, о русском мире, о совести, о Боге.

А.Ф. Смирнов оказался одним из очень немногих историков, изучавших революционную и советскую проблематику, сознание которого оказалось неподвластным «марксистско-ленинскому» тотальному нигилизму ко всему русскому, православному и традиционному.

Сохранив самостоятельность и широту мышления, он был духовно, интеллектуально и академически готов к открытию новых горизонтов. Его уровень не нуждался в нарочитом отречении и самопредательстве, которое столь широко было проявлено в академических кругах, не имевших стержня и столкнувшихся с драмой мировоззренческой пустоты. Смирнов как ученый не опустился до того, чтобы отвергнуть ценность социально-экономического измерения исторических процессов, которым марксистский метод, бесспорно, обогатил научные подходы, и ему было совершенно чуждо то брезгливое отторжение всей советской истории, в котором себя пытались найти многие «доктора наук», оказавшись бесплодными или всеядными.

Занимаясь давно, глубоко и вдумчиво революционными движениями, которые есть факт нашей многострадальной истории, Смирнов в своем их осмыслении поднялся над навязанными классовыми схемами. Как оказалось, он среди очень немногих оказался способен продолжить изучение революционной ситуации в России начала ХХ века, не повторяя ритуальные клише, но и не следуя моде легковесно опровергать все предыдущие акценты. Он слишком глубоко и сопричастно вникал в раскол русского общества на рубеже ХХ века. Он слишком добросовестно, а не следуя формально догмам, изучал драму русской истории на широчайшем фоне национальной традиции, религиозно-философских основ истории, национального сознания и политических теорий, и не мог не понять: как бы ни менялось наше отношение к революции, масштабы процессов и драмы разрушения исторического государства Российского, воздействие на мировую историю так грандиозны, что это не позволяет нам превращать обсуждение ее в фарс.

Анатолию Филипповичу Смирнову было в полной мере свойственно то, что именуется национальным самосознанием. Это не народническое обоготворение «низших классов», это не любование курной избой и замыкание в этнографических чертах, от чего он предостерегал, это не ностальгическая и сегодня экстравагантно-сектантская поза – романтизация допетровских институтов, или упорство в верности советскому периоду - это просто неискоренимое чувство сопричастности не только и не столько к сегодняшнему дню своего Отечества, а ко всему его многовековому прошлому и к его будущему. В таком сознании рама восприятия способна объять и принять все, «нами же сотворенное, а значит, наше», что так любил цитировать Анатолий Филиппович, а вечное Отечество – не тождественно государству – несовершенному и греховному институту – творению рук человеческих.

И именно на 80-90-е, на эти драматические для страны годы, приходится период подлинной зрелости Смирнова как историка-мыслителя и дивный, нечастый в этом возрасте яркий взлет его творчества. Диапазон его научных интересов и занятий быстро расширяется. Он все глубже погружается в изучение не фактов, а самих процессов и мировоззренческих оснований формирования государственности и различных ее интерпретаций.

Он подошел к главному труду своей жизни – анализу «Истории Государства Российского» Карамзина. Поразительно, как сам Анатолий Филиппович определил свое призвание на этом пути: открыть нам Карамзина так, как он открылся Пушкину…

Борьба за право публиковать в СССР труд Карамзина заняла не один год и отняла много сил. Нам сейчас, когда, слава Богу, Карамзин стоит в каждой библиотеке, это уже трудно представить. В середине 80-х, когда журнал «Москва» стал переиздавать великого историографа по нескольку глав в каждом номере с комментариями и сопроводительным текстом Смирнова, это было мировоззренческим прорывом!

Это неслучайно, ибо карамзинское «наше, мы» уже пронизало все его существо, и сопричастный, но не льстящий взгляд на русскую историю был крайне важен для самого Анатолия Филипповича как исследователя. Он проявился в полной мере и в его капитальном насыщенном труде «Государственная Дума Российской империи». Этот труд - подлинную энциклопедию политической борьбы на рубеже XIX-XX веков отличает проникновение в мировоззренческую дискуссию и накал столкновения взглядов на будущее государства, без которого бесплодны все попытки объяснить стремительное падение в обрыв революции. В этой работе можно найти столько уроков и столько параллелей с кипящими страстями 90-ми годами!

Его труд о Государственной Думе отличается не только необыкновенной насыщенностью фактами и документами, но и широким историческим фоном, где читатель погружается в густое переплетение идей, будораживших русское общество, и ощущает, как раскаляются края политического поля из нетерпеливых и самоуверенных партий, которым больше нужно было торжество своих умозрительных схем, чем выход государства из кризиса.

Работая над разного рода историческими документами для этой фундаментальной монографии, он стал вдумчиво анализировать самые серьезные проекты, когда-либо созревавшие в среде русских государственных мужей и мыслителей.

Так, Смирнов считал фатальной исторической драмой неспособность найти форму вовлечения в процесс поступательного государственного развития огромной народной крестьянской массы.

Безземелье крестьян в огромной крестьянской стране само по себе создавало в основании государства заряд страшной разрушительной силы.

Смирнов видел корни и причины постоянно повторяющихся неудач всех и всяческих реформ на протяжении всей русской истории вплоть до сегодняшнего дня - в полной отделенности и отдаленности крестьянской, а сегодня, - широкой народной массы от управления даже своей жизнью, почти цивилизационное деление общества. Недоверие между массой народа и властью, элитой, неспособность последней воспринять социальные чаяния народа и найти соединительный рычаг, навсегда выбив почву из-под революционных смут и сохранив национально-культурный стержень цивилизации, вот – причина большей части и наших сегодняшних нестроений. Смирнов отнюдь не был утопистом, не повторял бесплодный лозунг «дать кухаркам управлять государством».

Он понимал прекрасно, что многовековой разрыв общества создал порочный круг, в котором нужно преодолевать не только неготовность элиты, но и неготовность к масштабной и ответственной управленческой деятельности массы народа, отягощенного частными бедами. Но Смирнов был убежден: преодоление разрыва невозможно без создания механизма вовлечения народа в самоуправленияе, который бы без хаоса и рассыпания в местничество рождал бы в среде народа постоянно растущий социально-активный слой, объединяющий, обновляющий и питающий социум снизу доверху. Основы такого механизма необходимо было искать в собственном историческом опыте и нанизывать на него опыт мировой и европейский.

Взгляд Смирнова на многовековую российскую историю никак не умещался ни в прокрустово ложе советской официальной идеологии, ни в узкую логику ее презрительных отрицателей. Смирнов всем существом отторгал радикальный революционный нигилизм по отношению к отечественному историческому опыту, равно свойственный как интеллигенции начала ХХ века, ортодоксам-марксистам эпохи застоя, так и постсоветским гуру перестройки. Он принадлежал к тем историкам, кто в личном восприятии осознавал и чувствовал непрерывность многовековой истории России.

Для него, слишком хорошо знавшего преемственные, больные и поныне нерешенные вопросы русской жизни, наша история не распадалась на несоединимые русский, советский и постсоветский периоды.

И это оказалось дано немногим в смутные 90-е и в обнадеживающие, но противоречивые 2000-е годы.

Перу А.Ф. Смирнова принадлежат исследования не только исторических трудов Н.М. Карамзина, но и столь ярких и непохожих друг на друга историографов – Н.И. Костомарова и В.О. Ключевского. Их жизнеописания, созданные Смирновым, позволяют нам представить их эпоху, их творческую лабораторию, непростую судьбу их трудов, всю бурную и непреходящую дискуссию об историческом предназначении России…

Те, кому случалось соприкасаться с ним в неофициальной обстановке, тем более у него дома, могли видеть, каким он был радушным хозяином, весельчаком, любившим разделить любое волнующее его событие с единомышленниками и друзьями. Его дом жил полной жизнью с чадами и домочадцами, а за широким застольем гремел его неподражаемый голос, повергавшие гостей в громовой хохот остроты и метафоры.

Смирнов был таким русским! С него можно было писать русский характер. Было видно, как все проявления его натуры с трудом поддавались обузданию. Все он делал с размахом – сердился, огорчался и радовался, трудился и праздновал. Его невозможно было представить в состоянии уныния.

Душа его, поистине, была от рождения христианка, и путь ее в его земной жизни – это последовательный поиск дороги к Храму.

К Храму пришел и историк Смирнов - вершиной его преподавательской деятельности стал блестящий курс истории русской цивилизации, который он читал несколько лет в Сретенском Высшем духовном училище, несмотря на одолевавшие его смертельные недуги. В этом курсе его обширные знания, собственные духовные размышления, параллельная работа над Карамзиным и Сперанским обрели ту высоту и глубину, которая его сделала подлинным историком-мыслителем, способным характеризовать эпоху в полноте ее духовных, мировоззренческих и событийных потоков. Нанизанные на давно являвшийся ему сначала градом Китежем и обретенный духовный стержень, его знания и мысль системно оформились в глыбу, а слово обрело чеканную форму.

Как ученый, глубоко переосмысливший историю с христианско-православной точки зрения, Смирнов страстно переживал за судьбу славянских народов, которую блестяще знал, особенно Сербии в годы разворачивавшейся эпохальной драмы сербского народа в 90-е годы. В его доме мы рассказывали ему о своих переживаниях в поездках на Балканы, и вместе с его друзьями - писателем Юрием Лощицом и художником Сергеем Харламовым, мы порознь и вместе мечтали о дне исторического возмездия.

Весь его путь – это постоянное приумножение природного таланта исключительным по масштабам и напряженности трудом, преодоление противодействия со стороны обстоятельств и недугов, путь согласно любимой формуле любимого Пушкина: «Самостоянье человека – залог величия его…»

Новая книга выдающегося историка Анатолия Филипповича Смирнова, представляющая нам исполинский итог его научных поисков и размышлений о мыслителях, правителях и великих историографах русской истории, была задумана им самим. Она готовилась к его 85-летию, которое он и мы мечтали отпраздновать в кругу его чудной, яркой, как и он, талантливой и единой семьи и многочисленных друзей и учеников. Эту дату мы с печалью отмечаем уже без него, но его жизнь, непобедимая воля, бескорыстный труд и научный подвиг, будут для нас всегда светлым источником нашей собственной воли к самостоянью.

Публикуемая статья Н.А. Нарочницкой – предисловие к новой книге А.Ф. Смирнова «Великие историки России. Мыслители и правители», только что выпущенной издательством «Вече» к 85-летию со дня рождения историка. В аннотации пишется «Действующие лица русской истории – так можно было бы озаглавить книгу, в которую вошли статьи-размышления А.Ф.Смирнова разных лет – от1980-х до 2000-х. Его исследования - это и портретная галерея великих русских историков: Карамзина, Костомарова, Ключевского - взгляд на события русской истории из их творческой лаборатории, и их эпоха – Х1Х век - со всеми его войнами, реформами, интеллектуальными дискуссиями. В книгу также вошли жизнеописания таких исторически значимых фигур, как императоры Николай I и Николай II, а также выдающихся деятелей и мыслителей – Горчакова, Муромцева, Питирима Сорокина. Объединены они в этой книге не случайно – все они были озабочены судьбой России, ее процветанием. Это было и главной темой всей творческой судьбы самого Анатолия Филипповича Смирнова – ученого, мыслителя, учителя».

http://www.stoletie.ru/obschestvo/on_byl_takim_russkim_2010-09-17.htm

Серия сообщений "Наталия Нарочницкая":
Часть 1 - Он был таким русским!.. Памяти профессора, доктора исторических наук А.Ф. Смирнова (1925-2009)
Часть 2 - Наталия Нарочницкая: «Участвуя в таких форумах, держишь руку на пульсе идей и настроений»
Часть 3 - ACADEMIA. Наталия Нарочницкая. "Религиозно-философские основы культуры" (эфир 23 марта 2011 года)
...
Часть 5 - Наталия Нарочницкая: Вдруг ощущаешь, что с Богом все под силу!
Часть 6 - Без русских не может быть России
Часть 7 - Россия – гарант справедливости Размышления над книгой Наталии Нарочницкой «Русский код развития»

История, которую мы вам сейчас расскажем, очень проста. Ее участники воспринимают собственный поступок как совершенно естественный, решительно не видят в нем никакого подвига и даже не считают, что приняли на свои плечи слишком большую тяжесть. Они считают, что Господь неисчерпаемо добр и щедр. Он привел их обоих в Церковь, помог им обрести друг друга, подарил двух сыновей, поддерживал и защищал в самые трудные, бесквартирные и безденежные времена, которые, кстати, еще не кончились… И, наконец, исполнил их давнюю мечту.

На окраине Саратова есть маленький храм с небольшим приходом. В нем служит 30-летний священник, рукоположенный всего год назад,— назовем его отцом Димитрием, хотя на самом деле его зовут иначе. Дадим его 26-летней супруге имя Татьяна. Сейчас вы поймете, почему мы не можем назвать их настоящие имена.

Батюшка с матушкой — не саратовцы; они приехали к нам из миллионного города, куда более приличного и перспективного, нежели наш. В тамошней семинарии есть отделение иконописи, Таня училась на этом отделении; Дмитрий же готовился стать священником. Незадолго до венчания Татьяна поделилась с избранником своей давней мечтой: вдобавок к родным, кровным детям принять когда-нибудь в дом и сироту. Избранник понял, Господь услышал — все произошло раньше, чем они думали. Петру, их старшему сыну, сейчас три года, младшему, Павлу, полтора… А вот как они обрели третье свое дитя, дочку Машеньку.

Летним утром, сразу после службы, к отцу Димитрию подошла молодая женщина с крохотным ребенком на руках. Она стала рассказывать — путано, многословно и лихорадочно. Дескать, шла откуда-то домой поздно ночью, услышала плач ребенка, подобрала, принесла домой, напоила молоком из холодильника, теперь вот не знаю, что делать, куда ее девать…

Родительский опыт нашего героя помог ему увидеть в рассказе незнакомки массу несуразностей. К тому же она назвала себя сначала Викторией, а затем, забывшись (от волнения, конечно!), Светланой. Вероятней всего, это была «биологическая», как выражаются правоохранительные органы, мать ребенка. Уличать ее в обмане было некогда — нужно было убедиться, что жизни и здоровью девочки ничто не угрожает. Виктория-Светлана исчезла, оставив несуществующий номер телефона, а батюшка с матушкой привезли дитя в ближайшую горбольницу. Врачи сообщили им, что ребенку не более двух суток. Рожала его мать, скорее всего, дома, без всякого родовспоможения. Однако девочка здорова. Слава Богу, что родившая ее не убила, говорит теперь отец Димитрий, что не бросила где-нибудь на вокзале, а принесла, по старинному обычаю, в церковь…

Приехала милиция, составила протокол. Никто, к счастью, не возражал против того, чтобы священник и его супруга сразу после осмотра отвезли ребенка к себе домой. Через несколько дней отец Димитрий крестил свою дочь Марией.

Теперь дело за малым — за тем, чтобы государство признало батюшку с матушкой законными родителями девочки. Органы опеки сразу пошли навстречу. Самым большим препятствием в оформлении временного опекунства стало то, что семья снимает квартиру и не имеет сколько-нибудь ясных жилищных перспектив. Но и эту трудность удалось некоторым образом преодолеть. Сейчас супруги готовят документы для обращения в суд с целью окончательного удочерения Машеньки.

Нет, конечно, все естественно. Конечно, никакого подвига. Вообще, чем больше детей, тем легче — вы этого не знали? Смотрите: трехлетний Петя уже заботится о полуторагодовалом Павлике. А что до материальной стороны… Есть ведь Промысл Божий!

— В том-то и проблема большинства людей сегодня, что они перестали надеяться на Бога и надеются только на свои силы,— говорит отец Димитрий.— Когда просто делаешь то, что должен делать, не задумываясь о том, что с тобой будет, Господь тебе все, что нужно, дает. Я в этом давно убедился.

Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 31–33).

Не надо, однако, думать, что супруги находятся в каком-то эйфорическом состоянии. Отец этого семейства очень хорошо понимает, как трудно теперь придется его жене:

— Если уж говорить о подвиге, то это, прежде всего, ее подвиг. Я ухожу из дома полседьмого утра, возвращаюсь в десять вечера. Она все время занята детьми, и ей не хватает поддержки, не хватает общения…

А матушка Татьяна говорит, что у нее все хорошо. И что она постарается вырастить дочь достойным членом Церкви.

Марина Бирюкова
Газета «Православная вера» № 17 (421) 2010 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10601&Itemid=4

 

Многие современные женщины с улыбкой воспринимают слова о том, что муж — глава семьи. Они получают образование и работают наравне с мужчинами, а нередко и зарабатывают больше. И не только потому, что им так хочется быть независимыми,— не каждый мужчина сегодня может полностью обеспечивать жену и детей. Словом, в наши дни все совсем не так просто в семейных отношениях, как это было когда-то при патриархальном укладе. Однако в Священном Писании сказано: Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу (Еф. 5, 22), а также: Досада, стыд и большой срам, когда жена будет преобладать над своим мужем (Сир. 25, 24). О том, какими должны быть отношения в семье с православной точки зрения, мы беседуем с настоятелем храма в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение» города Саратова священником Андреем Евстигнеевым.

— Во время венчания священник, совершающий Таинство, читает отрывок из Послания святого апостола Павла к Ефесянам, в котором говорится: «…Жена да боится своего мужа». Многих это смущает, кто-то считает это дискриминацией женщин…

— Так может показаться человеку, незнакомому со Священным Писанием, в котором сказано: Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал.3, 28). Именно христианство уравняло женщину с мужчиной, возвысив ее от положения рабыни до самостоятельной личности. До этого во многих странах, а на Востоке и до сих пор, женщина была полностью подчинена мужчине. Однако равноценность мужчины и женщины перед Богом как членов Церкви Христовой не означает равенства во всем: у каждого есть свои обязанности и своя роль в семье. Так исторически сложилось, что обязанности мужчины всегда были труднее, ответственнее и опаснее, чем обязанности женщины. Именно мужчина являлся добытчиком, кормильцем и защитником своей семьи как физически более сильный человек. А женщина была хранительницей домашнего очага, создательницей семейного уюта. Как у дерева — есть корни и есть ветви. Корнями оно достает воду и цепляется ими за землю, что позволяет дереву выжить и устоять при любом ветре. А на ветвях появляются листья и плоды.

— Почему жена должна бояться мужа?

— Слова апостола Павла вовсе не означают, что жена должна испытывать страх перед мужем. Скорее она должна уважать и почитать его — не как деспота и самодура, который делает то, что хочет, а как главу семьи, который несет за нее ответственность, заботится, помогает и защищает ее. А муж, и об этом говорится в Послании апостола Павла к Ефесянам, должен любить жену, как самого себя.

— В наши дни от женщин можно услышать, что мужья им не нужны: они сами могут родить и воспитать ребенка, а если нужно прибить гвоздь, всегда можно вызвать мастера, который так и называется — «муж на час».

— Разрушение семьи, ее традиций приводит к серьезным последствиям. Сегодня у нас имеется огромное число неполных семей, где дети воспитываются без отцов и, вырастая, сами не могут выстроить правильную иерархию в своей семье. Да и в полных семьях все перемешалось. Там, где женщина берет на себя управление домом, мужчина ложится на диван и смотрит телевизор. Однако в психологическом плане не каждый мужчина согласен подчиняться жене, что приводит к конфликтам. Семья становится похожа на уродливое дерево, ветви которого пытаются укорениться в землю, а корни вылезают наружу. Но даже если ветвям удастся врыться в грунт, они не смогут питать дерево, а на корнях никогда не вырастут плоды. Знаете, как сегодня можно определить, кто является главой семьи? Тот, кому первому наливают тарелку супа. А сегодня в большинстве семей это — ребенок. Именно он становится центром семьи, хотя физически и не может исполнять эту роль, поскольку еще не умеет отвечать за самого себя, не то что за других. Такие искаженные отношения зачастую приводят к развалу семьи,— когда дети вырастают, и родители понимают, что их больше ничего не связывает.

— Что же нужно делать, чтобы сохранить семью?

— Христианской основой семьи является любовь — жертвенная, терпеливая, вдумчивая, ответственная. Главой семьи должен быть муж, и жена должна признавать это, а муж — ответственно исполнять свою роль. Даже если жена зарабатывает больше, лучше разбирается в житейских вопросах и чаще принимает правильные решения — умная женщина никогда не даст своему мужу почувствовать, что он находится на вторых ролях. Каждый должен быть на своем месте — не бороться за власть, а делать то, что нужно для блага семьи. Только так можно сохранить семейный мир.

Ольга Новикова
Газета «Православная вера» № 17 (421) 2010 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10600&Itemid=4

Если начинать издалека, то тогда прямо из детства, из сказок. Психологи утверждают, что именно сказки формируют у ребенка образ окружающего мира и помогают найти в этом мире себя. Уже в будущем. Ещё сказки – это первые уроки добра и зла, дающие правильные ориентиры в сложных отношениях между людьми.

Пожалуй, на этом вводную часть можно завершить и перейти к основной. Итак, разговор пойдёт об отношениях между людьми, но поскольку в небольшой статье раскрыть всё их многообразие и сложность не представляется возможным, то мы этого делать и не будем. Поговорим о странностях... нет, не любви, но уважения. И в разговоре этом нам очень помогут сказки.

Небольшое напоминание бывшим детям. Пришла Маша в чей-то домик – так уж сложились у неё обстоятельства! – а хозяева домика куда-то отлучились по своим медвежьим делам, дверь не закрыли. Поела наша девочка, покачалась на стульчике, да и заснула в мишуткиной кроватке. А проделывала она это всё, заметим в скобках, со свойственной детям непосредственностью, ничуть не заботясь о последствиях и не думая о плохом. Импульсивная была девочка, немного капризная и избалованная своими любящими родственниками.

А что же медведи? А медведи имели полное право обидеться на девочку до той высшей степени обиды, которая переходит в желание съесть. Спасло Машеньку открытое окно спальни, куда она не замедлила выпрыгнуть. И сказка учит: вот так обычно бывает с людьми, неуважительно себя ведущими по отношению... А неважно, по отношению к кому!

А ещё есть сказка про взаимное неуважение. Друзьями были Лиса и Журавль, изучили привычки и особенности друг друга, а вот общаться не научились, делали всё так, чтобы было удобно и вкусно только себе, любимому. Вот приготовила бы хоть раз Лиса окрошку в кувшине, а не размазывала кашу по тарелке, и всё! – цепочка взаимных обид была бы прервана, дружба «противоположностей» могла продолжаться. Что ни говори, а дружба без взаимоуважения – как сторожевая собака без цепи.

Каким образом можно «укоротить» язычки грубым, нетерпеливым и жадным маменькиным дочкам, отвечающим старику: «Поди ты к черту! Разве слеп, вишь у нас руки и ноги отмерзли», – подробно инструктирует сказка «Морозко». Причём градус воздействия первоисточника в его народном варианте, а не авторском (фильм А. Роу) существенно выше, ведь если первый – это жёсткий триллер со смертью в «морозильной камере», то второй – увлекательный экшн.

Не щадит сказка слушающего её ребёнка, бьёт в самые болезненные точки неокрепшего сознания, бьёт и на протяжении многих веков попадает в цель. Вообще, в сказках частенько «эксплуатируется» тема неуважительного отношения к старости и неотвратимости наказания за подобное легкомыслие, ведь есть у сказочных стариков какие-то особые возможности в их сказочной жизни, могут они гораздо больше, чем другие персонажи, даже более молодые и сильные. Правда, не всегда.

Совсем уж забитым недотёпой предстаёт перед нами запутавшийся в повторах цифры «три», как в своём неводе, старый рыбак. Такую «старуху», как у него, не пожелаешь и врагу. Обычно молодожёнам советуют прежде всего быть любящими, верными, но где-то в конце длинного списка обязательно промелькнёт взаимоуважение. Удивительное дело: старик со старухой из сказки прожили вместе треть века, а связывала их, видимо, одна только пряжа. Золотая рыбка всё расставила по местам, хоть в какой-то мере воздав старухе за полное пренебрежение интересами мужа.

Ещё немного об уважении к сединам. Иногда в сказках встречается фраза: «Уважь меня, старика!» Так близко стоят в словаре «уважение» и «уважь», ведь это однокоренные слова, а вот разница есть. «Уважь» – это тоже окажи уважение, но всё-таки скорее «ублажи». И как правило, просить об уважении к себе не принято, как-то не воспринимается такая, например, фраза: «Ну, пожалуйста, ну, начни меня с этой минуты уважать, а?» Чаще можно услышать вопросительно-пьяное: «Ты меня уважаешь?» И как после утвердительного ответа ликует душа спросившего, не передать словами!

Просить не принято, а вот требовать уважения – это можно! Засучил рукава и пошёл с грозным видом: «Ты чего тут про меня вякаешь? Ишь, какой выискался!» Требовать можно, даже если не заслуживаешь, даже если сам знаешь, что не заслуживаешь, но из сказки «Теремок» в детстве упустил тему про уступчивость и терпимость, усвоив лишь то, что силу всегда уважают. Да только в последнем случае уважение у «вякающего» как-то незаметно трансформируется в страх, презрение и даже, возможно, в ненависть, а «сильная личность» этого не замечает. Идёт она по жизни напролом, эта личность, такая важная, но уважаемая ли?

И в заключение новая сказка, на современном, так сказать, материале. Ехал как-то Волшебник в автобусе (нынешние волшебники частенько ездят в общественном транспорте, а вы не знали?), сидел ближе к окошку, а рядом с ним сидела молодая женщина. И вот Волшебнику уже скоро выходить нужно, он, как всегда, решил применить свои супер-способности, повернулся к соседке и так вежливо, мягко и уважительно спросил: «Вы на следующей остановке выходите?» Женщина ответила отрицательно и продолжала сидеть.

Тут автобус сделал резкий поворот, Волшебник ждал, что вот теперь-то женщина обязательно встанет и пропустит его к выходу, уже и портфель свой приподнял, давая понять – мол, сударыня, я уже готов! – но она почему-то продолжала сидеть. Автобус остановился. Волшебник был обескуражен, раздосадован: «Мне нужно выйти на этой остановке, пропустите меня! Я ведь спросил, выходите ли Вы?!?» На что женщина резонно заметила: «А я и ответила Вам – «Нет!» Так и проехал Волшебник свою остановку, вышел на следующей, посмотрел сквозь грязное автобусное стекло на женщину долгим внимательным взглядом – не иначе, что-то очень хорошее пожелал ей от всего сердца.

С тех пор работает женщина чиновницей в городской управе, как-то особенно неуважительно отказывая любому обратившемуся к ней с заявлением, отчего её очень ценит начальство. А вот с личной жизнью у женщины не заладилось, потому что на любое предложение, вопрос или просьбу очередного воздыхателя она, сама того не желая, всегда отвечает: «Нет!»

А ведь нет никаких странностей в уважении – они иногда есть у людей.

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-37728/

Если бы меня внезапно спросили: «Что тебе нужно для полного счастья?», я бы с ходу ответила: «Второй ребенок! И непременно девочка!» Правда, потом крепко задумалась бы, проанализировала бы ситуацию – взвесила все «за» и «против». Всей душой, всем материнским существом, конечно же – «за»! Но в нашем обществе – «против».

Никогда не любила тех, кто ругает свою страну. Не люблю и сейчас. Но одно дело – родина, а другое – общество.

Моя родина была справедливой социалистической страной, где вождь и партия заботились о том, чтобы у детей были ясли, детские сады, школы, чтобы у детей были мамы и папы – счастливые и жизнерадостные, не затюканные бытом и вечным поиском средств к существованию, не замордованные пресловутым «квартирным вопросом». Работаешь – на тебе хоть общежитие, а там и на квартиру через пять-десять лет очередь дойдет. Поэтому мы – мое поколение 70-х – росли счастливыми детьми, несмотря на очереди за когтистыми синими цыплятами, колбасой и кефиром, а также извечный дефицит всего – от детского бельишка до качественной мебели.

Доморощенные «демократы» принесли нам в начале 90-х свои сюрпризы. Одна за другой вспыхнули на карте бывшей советской страны горячие точки. В одной из них была опалена моя юность. Сгорело в этом огне самое дорогое – вера в людей и справедливость. Как будто карточные домики, складывались на моих глазах грозненские девятиэтажки, а вместе с ними – планы на будущее, в котором я могла бы стать как минимум – кандидатом филологических наук, и уж непременно – матерью большого семейства. Под жуткий грохот установок залпового огня я поняла, что лучше не иметь, чем так жестоко, необъяснимо, нелепо терять! Поняла, потому что видела, как матери теряют своих детей. И прошли долгие десять лет, прежде чем душа моя оттаяла. Тогда я стала Мамой. Это благородная, святая миссия, однако кто, кроме самих матерей, считает, что это так?

Вы видели когда-нибудь работодателя, пришедшего в восторг от того, что подчиненная собралась в декретный отпуск? А если она собирается выйти на работу, оставив малыша заботам нянечки? Восторга, мягко говоря, никакого. Еще бы! Ведь маленький ребенок – это частые простуды. А частые простуды – это вынужденное отсутствие женщины на рабочем месте. Тем не менее, благо, что корь, ветрянка и ангина поддаются лечению. Зато у Матерей есть враг гораздо страшнее и опаснее. Это бездушие чиновников.

Мы уже отвыкли от понятия «дефицит» и от очередей в магазинах. А очереди в учреждениях по-прежнему отравляют нам жизнь. К сожалению, хоть возмущайся, хоть нет, а без долгих часов, проведенных в ожидании под казенными дверями, не обходится ни одно мало-мальски важное дело. Хочешь получить паспорт или оформить регистрацию малыша по месту жительства – очередь, да еще какая!

Недавно я пыталась попасть к начальнику паспортного стола несколько дней подряд. Удалось с третьей попытки. Чего я там только не увидела: и старушку, упавшую в обморок от духоты и тесноты, и омерзительную потасовку, когда здоровый мужик, пытаясь пройти без очереди, схватился в драку с женщиной. Молодой матерью, между прочим!

Еще одно недоразумение, недостойное цивилизованного общества, – перерасчет оплаты коммунальных услуг за малолетних детей с самого рождения. Вы можете себе представить, как много наши малыши «съели» газа и выпили воды в России – стране, теряющей год от года численность населения, зато богатой на природные ресурсы! Олигархи этого не переживут! Их-то капиталы из наших крох складываются!

Да не объедят Россию дети! Ежегодно нас становится меньше ровно на столько, сколько народу живет в любой российской губернии! Мы вымрем, как динозавры, но не уступят магнаты нашим детям права бесплатно, или хотя бы за 50% стоимости, пользоваться газом, водой и другими благами цивилизации! За перерасчетом коммуналки – та же очередь, в конце которой тебя могут просто облаять за нерасторопность и несвоевременное оформление регистрации.

Хотя, если рассудить, куда уж молодым мамашам думать об этом, если есть насущные проблемы, не терпящие отлагательств – накормить, одеть, обуть ребенка (хорошо, если денег хватит не только на китайский ширпотреб!), оплатить ему приличную няньку, потому что мамочке, прежде всего, нужно заработать на все это, да еще и на свое пропитание! И, кстати, общество наше таково, что зачастую никому, кроме нее самой, до этого нет дела!

Оформление любых документов – очередь. А в муниципальный детский сад попасть – записываться нужно тогда, когда малыш еще не появился на свет, иначе очереди можно вообще не дождаться – ребенок просто перестанет быть дошкольником!

Это все – проблемы матерей. Но нужно пройти круги ада, чтобы матерью стать.

В конце осени, сырым, морозным ранним утром случайно стала свидетельницей просто шокирующей своим цинизмом сцены – очереди из беременных женщин на улице, под дверью женской консультации. Чтобы попасть на УЗИ, будущие мамаши пришли занять очередь пораньше, часов с семи, и стояли, прикрывая от ледяного ветра животы, на дорожке из бетонных плит. Приковыляла одна женщина в халатике поверх ночнушки, обтягивающей крупный живот, просит: «Девчонки, пропустите без очереди! Похоже, у меня началась отслойка плаценты – из стационара срочно прислали!» Очередь загудела – до начала приема еще добрых полчаса, а тут такая ситуация, да еще и на холоде в одном халатике. Спрашиваю у мужика в камуфляже с надписью «охрана»: «Почему внутрь женщин не пускаете? Когда такое было?» Оказывается, раньше восьми никого впускать не велено. Наверное, в свете последних решений по борьбе с терроризмом...

Сейчас иногда думаю, чем закончилась эта история – выжил ли ребенок у той, в халате? Все понятно, порядок есть порядок. Но как теперь смотрит в глаза беременным тот мужик в камуфляже, для которого жизнь женщины и будущего ребенка стоит дешевле, чем собственный комфорт?! Не смог он подвергнуть себя опасности потерять такую работу, нарушив единожды предписание. Зачем тогда ему камуфляж? Это одежда воина! Рыцаря! Наденьте на него юбку! И интересно, что думают чиновники от медицины?! Детишки у нас рождаются болезненные. Так вот вам! Закаливайте их на морозе еще в утробе! И неважно, что у будущей мамы могут возникнуть серьезные проблемы с почками и другими весьма важными для деторождения органами.

Тема эта сложная. Говорить вслух и писать об этом не принято, но я пишу. Может, общество проснется и по-настоящему повернется лицом к Матери. Выходит, что детей – не только наше конкретно будущее, но и будущее человечества, просто вытравливают в подобных очередях. А потом – в очередях в детской поликлинике, где даже платно ребенку работающей матери не всегда возможно попасть ко многим узким специалистам.

Я очень люблю детей. Если бы моя судьба сложилась иначе, наверняка я с радостью была бы многодетной матерью. Да вот только давно закончилась эпоха Рыцарей. Президентскими посулами сегодня сыт не будешь. Да и не в них дело. Не Женщина, не Мать та, кто соглашается на материнство ради денег. Поэтому у меня только один ребенок. Смогу ли я воспитать из сына Рыцаря, Мужчину, Отца для своих будущих внуков? Смогу, если общество не помешает.

В любом случае, знаю одно: мой сын – самое дорогое, что есть в этой жизни. Мой главный и единственный материнский «капитал». И он даст мне силы поставить его на ноги – выкормить, одеть, обуть, выучить и сделать Рыцарем, Защитником, Мужчиной.

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-39575/

После того, как древний человек научился мыслить и писать, он начал сочинять правила своего бытия. Иногда получалось очень даже неплохо: вспомним десять заповедей. Со временем законы множились, порой вступали в противоречие со здравым смыслом, а частенько использовались для того, чтобы оправдать вседозволенность власть имущих. Так возникли неправовые законы. Ещё Карл Маркс отмечал, что с помощью закона можно узаконить самое страшное беззаконие.

Неправовые законы плодятся и поныне. Право и закон – это ведь не одно и то же. Юристы хорошо знают, что закон, даже принятый надлежащим субъектом и в должной процедурной форме, может не иметь правового содержания и выражать политический произвол. Вообще говоря, неправовыми принято считать те нормы, которые нарушают принципы равенства и свободы всех людей.

В сегодняшней России одним из примеров неправового закона является, пожалуй, Кодекс об административных правонарушениях (КоАП РФ). Достаточно упомянуть его положения (глава 12), регламентирующие преимущества в движении или требование о полном отсутствии алкоголя в крови у водителей. Право внеочередного проезда было разумным в средние века, когда на узких улочках европейских городов вооружённый рыцарь не мог разъехаться с кем-либо ещё. Время феодалов кануло в лету; улицы современных городов стали широченными. Однако российские чиновники и поныне гордятся феодальными привилегиями, оборудуя свои автомобили мигалками и спецсигналами, а КоАП РФ их привилегии узаконивает.

Что же касается абсолютного отсутствия алкоголя в крови у водителей, то сочинителям сего нововведения не мешало бы заглянуть в учебник по нормальной физиологии, а уж потом заниматься законотворчеством в этой области. А так – просто показали своё невежество. В результате возникла норма, полностью игнорирующая особенности организма человека.

Как отличить правовой закон от неправового? Точных критериев нет. Но существует следующий подход: чем больше людей удовлетворено содержанием того или иного закона, тем больше оснований считать такой закон правовым. Если закон отвечает интересам общества, то он правовой для общества на данном этапе развития. Из чего, впрочем, следует вывод, что на каком-то новом этапе развития этот же закон может трансформироваться в неправовой. Каково общество, таковы и его представления о справедливости.

Другая проблема заключается в том, что действующие законы подлежат безусловному исполнению. А значит, должен исполняться и неправовой закон. Как разрешить эту коллизию? Реальный путь только один: отмена любого неправового закона. Именно этим и должен заниматься Конституционный суд по заявлениям заинтересованных граждан. Если закон не соответствует конституции, то он должен быть признан неправовым и отменён.

В то же время и конституция как основной закон не является панацеей. Важно, что в ней написано, но ещё важнее, кто и как гарантирует её исполнение. Ведь и Сократа приговорили к смерти в демократичных Афинах внешне вполне законно – это сделали 500 членов ареопага. Просто не было тогда норм о свободе слова, о свободе совести и запрета смертной казни. За 400 лет до нашей эры Сократ был приговорён к смерти и принял яд цикуты за «поклонение новым божествам» и «развращение молодёжи». А сейчас? Да теперь в подобных деяниях можно обвинить практически каждого, кто служит, например, в Останкино. И никакого яда цикуты...

И всё-таки, что такое право? Одни говорят, что право – это система норм. Другие идут дальше и считают, что право – это свод неких справедливых идей, реализованных в общественных отношениях и получивших нормативное закрепление. И тогда получается, что право существенно уже, чем совокупность законов, поскольку не все нынешние законы являются справедливыми. Некоторые законы курьёзны и вызывают лишь улыбку. Где-то запрещается ловить рыбу, сидя на лошади; где-то считается преступным спать, не сняв ботинки. Да и в России никто ещё не отменял петровского указа – доносить о всяком, кто запершись пишет.

А лично мне больше всего нравится старинная норма из американского штата Техас, гласящая: лицо, которое собирается нарушить закон, должно письменно или устно предупредить жертву о предстоящем нарушении не менее чем за 24 часа. До сих пор не могу понять, правовая это норма или нет. Но ведь даже Бог никого не наказывает, не предупредив заранее.

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-39178/

В трагедии Андрея Платонова «14 красных избушек» есть некий персонаж, ученый всемирного значения, председатель Комиссии Лиги Наций по разрешению мировой экономической и прочей загадки по имени Эдвард-Иоганн-Луи-Хоз, который приехал в СССР посмотреть, как строится социализм на краю ойкумены. Результат его глубоко не удовлетворяет. «Шестнадцать лет с коммунизмом возятся, до сих пор небольшой земной шар не могут организовать. Схоластики! Я штрафовать вас буду», — выносит возмущенный старик приговор.

Это желание выписывать «штрафы» присуще, однако, не только ироничным иностранным гостям и не только в адрес обанкротившихся держателей коммунистических акций. Нечто похожее можно услышать сегодня и в адрес Русской Православной Церкви. Логика тут такая: вот уж скоро двадцать лет как Церковь не подвергается никаким гонениям и ущемлениям, а моральное состояние общества еще хуже, чем было в советское время. Нравы испорчены, преступность, наркомания, разводы, детская беспризорность растут и растут… И зачем тогда нужна Церковь? Зачем все эти открывающиеся храмы, пышные церемонии и торжественные богослужения? А тут еще дружба с олигархами и властями…

Тот факт, что подобные вопросы и сомнения возникает чаще всего в сознании людей, от церкви далеких, не означает их (вопросов) неправомерности. Но, во-первых, информационное пространство так устроено, что на негативные факты оно реагирует живее, чем на позитивные. Рутинная, повседневная социальная деятельность и дела милосердия не вызывают такого интереса, как скандалы и острые вопросы. А, во-вторых, в отличие от политиков, кандидатов и депутатов Церковь не давала никаких предвыборных обещаний, не сулила построить новую, свободную Россию, не клялась улучшать нравы, и никто не вправе от нее этого требовать.

Попытка судить Церковь по светским, по партийным и медийным законам, относиться к ней как к структуре, которая некогда была под запретом и ни за что не отвечала, а потом была легализована и должна теперь отвечать за все — или наивна, или лукава. В политике, в журналистике, в партийной жизни все стремительно меняется — новости живут один день, звезды вспыхивают и гаснут, людей надо удерживать и завлекать, каждые четыре года тащить на выборы и убеждать голосовать за того, а не за другого кандидата. Там относятся к народу как к избирателям, а еще точнее сказать — как к бюллетеням в урнах для голосования, используемых для достижения своих политических целей — посчитать и выкинуть. За церковной оградой иначе течет время и организовано пространство, и хотя своих неустройств и нестроений хватает, они другой природы и породы.

Церковь не дискретна, а непрерывна, ее история насчитывает не двадцать, не семьдесят, а две тысячи лет, в ней нет жажды сорвать куш, а после меня гори все синим пламенем, и знаменитая фраза Остапа Бендера «вы не в церкви, вас не обманут» замечательна своей стопроцентной ложью.

Я не хочу ничего и никого идеализировать, были разные исторические периоды и разные люди, земная Церковь сжималась или расширялась, знала расцвет и упадок, расколы и ереси, но в глубине никогда ее живительный поток не пересыхал. Известны слова Пушкина из письма Чаадаеву о том, что «нынешнее наше духовенство отстало», ибо «носит бороду» и «не принадлежит к хорошему обществу» (хотя духовенство по-прежнему носит бороду, а вот хорошее общество — где оно?), часто цитируется к месту или не к месту выражение Достоевского о Церкви, лежащей в параличе, да и книга Николая Семеновича Лескова «Мелочи архиерейской жизни» актуальна во все времена, не говоря уже о той жесткой критике, которой была подвергнута Церковь графом Л. Н. Толстым, но всех этих случаях речь идет о людях, которые хорошо знали предмет и были к нему глубоко неравнодушны. Про нынешних критиков Церкви такого не скажешь. Здесь или спекуляции, или раздражительность и досада.

Нетерпение, жажда немедленного переустройства мира и требование зримых результатов этого переустройства были во все времена свойственны русскому человеку, а в советском и постсоветском, похоже, только усилились. В самом деле, не одной лишь психологической усталостью от коммунизма была пропитана митинговая романтика конца 80-х, но и верой, что едва коммунизм рухнет, как наступит царство свободы и справедливости. И невероятное разочарование, когда этого не произошло.

А между тем Церковь к этой эйфории никакого отношения не имела, не осквернив себя ни безоглядной поддержкой бесчеловечных экономических реформ, ни «ностальгией» по советскому времени, ни дурным либерализмом, ни сомнительными политическими союзами, когда ультра-демократы объединяются на почве ненависти «к режиму» с ультра-националистами, хотя трудно представить, какой кошмар ждал бы страну, если б их вожди дорвались до власти и принялись ее делить.

Для переменчивой, взрывной русской истории и безмерного, тяготеющего к разрывам нашего пространства это тем важнее, что Церковь есть некая константа, скрепа, не вынимаемый ни при каких потрясениях, войнах, революциях и нашествиях иноплеменников фундамент российской государственности, а церковные деятели, начиная от святителя Алексия Московского и Сергия Радонежского — строители и хранители русской земли. И если говорить о современности, то за последние 20 лет никто в стране не вел себя так последовательно и достойно, стратегически и тактически точно и умно, как глаголемая в средствах массовой информации РПЦ (жаль, что эта аббревиатура, против которой в Церкви протестовали, прижилась).

Вспомним прошлогодний пастырский визит Патриарха Кирилла на Украину, когда Святейший повел себя так, как не дано ни одному политику, и обжигающая разность человеческих, личностных масштабов тогдашнего украинского президента и предстоятеля нашей Церкви бросилась в глаза всему миру.

В социальном плане все последние годы нашего смутного времени Церковь примиряла, смягчала удары и вспышки ненависти, сберегая народ. От неверных политических шагов ее пастырей предостерегал исторический опыт: земная власть обманчива и непостоянна, князья сменяются царями, цари генеральными секретарями, а те президентами, президентов рано или поздно сменит кто-то или что-то еще — Церковь ориентируется не на них (но в той или иной форме признает их ограниченную земную власть и выступает за то, что на политическом языке называется стабильностью), а на своего Царя Христа. И поэтому из-за церковной ограды многие вещи много лучше видны. В частности, глубина той пропасти, на дне которой Россия оказалась в ХХ веке и которая по сей день нами плохо осознается. Нам хочется считать, что мы тот кровавый век взяли и проскочили, и миллионы невинно убиенных, горы содеянного зла — все это изгладится, мы устремимся со всем прогрессивным человечеством в сверкающую даль капитализма, глобализма, потребления или что там еще нам предложат. Ан-нет. Не получается. ХХ век назад тянет и не пускает. Наши сорок лет хождения по пустыне после долгого египетского плена не прошли еще, а разве только что начались.

Это не оправдывает реальных проблем и нежелания, неумения с ними бороться, но это означает, что ни от кого, и от Церкви, в том числе, не надо ждать чуда по немедленному преобразованию России в процветающую благополучную страну, если только таковые страны в мире вообще существуют. Александр Исаевич Солженицын говорил о том, что нам потребуется, как минимум, лет 150, для того, чтобы ликвидировать последствия коммунизма. Звучит, может быть, и невесело, зато — пустых иллюзий меньше и требовать не надо ни от кого, кроме как разве от самих себя — вынь да положь нам нормальное общество без наркомании и преступности.

А если и предъявлять Церкви счет за истекшие двадцать лет «свободы», как она ими воспользовалась и на что свои «таланты» потратила, то отчитаться она может не только открытыми храмами и обителями, растущими приходами, изданными книгами, рукоположенными в сан священниками, воскресными школами, делами благотворительности, церковной дипломатией и прочимыми видимыми достижениями, а тем, что если б не Церковь, еще неизвестно, уцелела бы Россия на сломе эпох. В те годы, когда страна была готова развалиться на части, когда словно бубонная чума свирепствовали заморские ереси и секты, считавшие наше отечество выжженной дотла землей, а ее обитателей — нуждающимися в срочном спасении дикарями, Русская Церковь удержалась сама и удержала на краю пропасти Россию. Обрушившаяся на нас тогда «свобода» могла б таким духовным рабством и кошмаром для всех обернуться, по сравнению с которыми беззубые под конец своего царствования коммунисты показались бы робкими гувернантами. Только один факт приведу: в 90-е секта «Аум Синреке» имела каждый день по полчаса в прайм-тайм на «Маяке». А Кашпировский, а Чумак, а колдуны и экстрасенсы, хироманты и астрологи — кто с этой нечистью боролся и борется, как не приходские батюшки в своих проповедях и тонких брошюрках?

В пусть кому-то не очень заметном, но постоянном присутствии Церкви в нашей жизни, в тех службах, что изо в день совершаются в приходских храмах и обителях, в молитвах, что возносятся за богохранимую страну нашу российскую, за власти и воинство ея — обретается таинственная чудесная сила. Она — главное, сокровенное, остальное — вторично, земно.

Но и это земное, сиюминутное важно. Образ Церкви, существующий в сознании людей как верующих, так и нет, проповеди, участие священников в общественной жизни, их присутствие в медийном пространстве, фильмы, книги, телепередачи, дела благотворительности, вопросы церковной собственности — все это подлежит обсуждению, размышлению и разномыслию. Один из последних и очень красноречивых примеров — выставка картин в притворе домовой церкви мученицы Татианы, вызвавшая противоречивую реакцию в церковном сообществе. Но это и есть реальное участие в мирских делах и попытка того диалога, которого нам всем не хватает. Православная Церковь — в отличие от многих других конфессий, в том числе христианских — никого к себе не заманивает и никому не навязывает, но она и не стремится от общества отгораживаться. Ее цель — не потерять себя в мире, где одни соблазны и искушения сменяются другими, более изощренными.

И хотя не всегда удается им противостоять, Русская Православная Церковь сегодня остается единственной свободной территорией, не захваченной той идеологией наживы и потребления, той стремительной дегуманизацией и обезличиванием, что подгребли под себя страну с ее очень ослабленным за последний век иммунитетом. Церковь — гарант не конституции, но сущности более важной — духовной независимости, нашего самостоянья, последнее прибежище в стремительно дичающем, гламурном и болезненно раздражительном, наэлектризованном мире, где, по выражению Алексея Михайловича Ремизова, человек человеку бревно.

Пройдите по центру Москвы — реклама, банки, бутики, бессмысленные учреждения и фонды, парадные подъезды, развлекательные центры, культ сытости и праздности, торжествующая идеология денег и среди всего этого надпись на высоком фасаде университетской церкви: Свет Христов просвещает всех.

Алексей Варламов
Фото Владимира Ештокина
Фома

Огромная поляна позади московского храма преподобного Сергия Радонежского, что в Рогожской слободе, только на первый взгляд кажется воплощением хаоса: повсюду тюки, короба, мешки, коробки, среди которых снуют люди. На самом деле здесь все продумано, четко организуется и выполняется: есть штаб – Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению, где каждый отвечает за свой участок работы; есть сотни волонтеров. И не иссякает день за днем сбор помощи пострадавшим от пожаров в Центральной России. Помощи, о которой можно сказать двумя словами, исстари имевшими в годину бедствий на Руси сакральный смысл – «всем миром».
[Полина Юферева]

На столбиках храмовой ограды – листовки, оповещающие о том, что вещи и обувь сейчас уже не принимаются, и списки того, что требуется прежде всего. На «вахте» перед входом на территорию синодального отдела – столик, где всех желающих поработать или передать свои посылки встречает Светлана в белой косынке с красным крестиком.

– Разъясняем добровольцам, где и какая идет сортировка и упаковка вещей: постельного белья, продуктов, лекарств и прочего; ориентируем на разгрузку машин, доставляющих гуманитарные грузы, – объясняет свою задачу Светлана. – Вообще-то я состою в Сестричестве благоверного царевича Димитрия, постоянно работаю в интернате для детей-инвалидов в Южном Бутове. Сегодня у меня выходной, и вот я тут…

«Рабочие цепочки» взаимодействуют динамично: прием и разгрузка легковых и грузовых машин, разборка вещей, подготовка их к дальнейшей отправке в регионы России, обработка полученных с мест отчетов. Все документируется в Синодальном отделе на компьютерах. И остается только поражаться тому, как сотрудники и помогающие им добровольцы успевают, без ненужной спешки и суеты, находиться одновременно и на поляне, и в здании, организуя четкий порядок.

– Это наша работа, – улыбается Полина Юферева, сотрудник синодального отдела и координатор программы помощи погорельцам. – Наша команда работает круглосуточно, а прием людей мы просим ограничить с 9 часов утра до 9 часов вечера, чтобы у нас была возможность ночью отгрузить машины, как-то привести в порядок территорию.

Сейчас мы приступаем к большой акции: инициатива была проявлена ОМОНом и ГУВД Москвы, предложившими транспортную помощь. Как раз 15 минут назад от нас отъехал десятитонный «Камаз» московского ОМОНа с гуманитарным грузом синодального отдела: при помощи «Дойче лизинг Восток», дочерней структуры «Дойче банка», на 1 миллион рублей закуплены и сформированы в 330 комплектов средства гигиены: тазы, ведра, мыло, стиральный порошок, зубные пасты, шампуни, а также одеяла, подушки, постельное белье. Два других омоновских «Камаза» загружаются продуктами питания, водой, молоком и средствами для тушения пожаров прямо с магазинных складов. И в четверг, 12 августа, в 7 часов утра, все эти грузовые машины стартуют из Строгино. Они войдут в состав единой колонны – вместе с тремя семитонными «Уралами» помощи, собранной московской милицией. Колонна сопровождается представителями синодального отдела и сотрудниками ОМОНа, которые обеспечат разгрузку вещей на месте. По прибытии в Рязанскую область «Камазы» разделятся: одна машина пойдет в Рязань, в центр социальной адаптации «Семья», а две другие – также по 10 тонн каждая – направятся в штаб МЧС в поселке Ласковском.

– А на что именно перемещается сейчас акцент помощи для пострадавших районов? – интересуюсь у Полины.

– Мы стараемся работать очень оперативно, ведь ситуация меняется ежедневно. И мы ориентируемся именно на реальное положение дел. Поначалу мы оперативно оказывали массовую помощь погорельцам одеждой, продуктами, посудой, средствами гигиены. Сейчас занимаемся теми людьми, которые тушат пожары, потому что им тоже очень требуется помощь: топоры, лопаты, пожарные рукава, специальные рукавицы, обувь на толстой подошве и так далее. С пострадавшими семьями продолжаем работать более адресно, формируем для них грузы и отправляем на небольших машинах: джипах, минивенах, «Газелях», которые предоставляют нам их хозяева или компании, откликнувшиеся на призыв о помощи. Эти люди выезжают от нас каждое утро, по приезде на место связываются с нами, сообщая о конкретной ситуации и о том, что требуется там вдобавок…

– Какие это маршруты на сегодняшний день?
[Игорь, дежурный по Синодальному отделу]

– В первую очередь, это Рязанская, Воронежская, Нижегородская области, то есть наиболее пострадавшие. Есть районы и в Подмосковье, например сгоревшее село Белоомут Луховицкого района. Мы уже формируем заказы для его жителей; вчера, например, увезли холодильник; сейчас нас просят о телевизоре: люди хотят знать новости. Погорельцев обычно размещают сначала в местных школах, пансионатах, иногда в больницах, но затем они часто разъезжаются по родственникам, и в этом случае наша задача усложняется: приходится искать этих людей, созваниваться с ними, уточнять, какие у них нужды, и адресно доставлять помощь.

– Могли ли вы, приступая к сбору помощи, предположить, что будет такой отклик и помощь пойдет в таких масштабах? – задаю следующий вопрос.

– Так всегда бывало на Руси: пришла беда, и проявляются лучшие черты характера русского народа. Конечно, мы надеялись, что поддержка будет, но что она проявится так массово, мы не ожидали. Ведь к нам сюда приходят люди и очень богатые, и среднего достатка, и просто бедные, и каждый хочет чем-то поучаствовать в делах милосердия! Наши горожане с таким открытым сердцем и душой, с такой отзывчивостью и самоотверженностью отнеслись к постигшей страну беде! И это нас вдохновляет и очень утешает. Мы видим также, что сегодня люди разных национальностей, разных вероисповеданий доверяют Церкви. Это факт, который не может не радовать.
[Яна Белова]

Возвращаясь к нашим нуждам, хочу сказать, что сейчас нам нужны добровольцы, готовые выезжать на места пожаров, – «первопроходцы», как мы их называем. Чтобы, выехав, например, в погорелое село, они могли бы узнать, куда эвакуированы его жители, какие у них потребности, а потом вернулись бы к нам с отчетом. Нужны также люди в помощь – сортировать здесь какие-то вещи, грузить-разгружать машины. Ведь пока есть пожары и потребность в нашей помощи, мы будем продолжать работать.

И давайте вместе молиться о дожде, чтобы все это горе прекратилось как можно быстрее! Будем очень надеяться, что Господь помилует нас.

У Игоря, сегодняшнего дежурного по синодальному отделу, нет ни одной свободной минутки. На ходу он потчует меня легкими бутербродами, яблоками и водой, выставленными у входа в отдел для всех добровольцев, желающих подкрепиться.

– Я встречаю каждого приходящего в синодальный отдел, поэтому все проходят через меня, а дальше я уже распределяю кого куда, – говорит Игорь. – Сам я из храма благоверного царевича Димитрия, служу там алтарником. А сюда приходят совершенно разные люди: церковные, околоцерковные, нецерковные… То, что в синодальном отделе очень четко организована работа, – полностью заслуга его руководителя отца Пантелеимона (Шатова). У него уникальный талант организатора. Все работает слаженно, как некий единый организм, как одна семья.

Яна Белова, координатор добровольческой службы «Милосердие» при синодальном отделе, занимается отчетами о совершенных рейсах.

– Когда мы отправляем машину в дорогу, у нас два варианта, – сообщает она. – Первый: водитель везет адресную помощь либо до штаба МЧС, либо до ресурсного центра, где собираются и аккумулируются гуманитарные грузы, которые потом раздаются людям. Второй вариант, когда мы отправляем «первопроходца». Например, поступает информация о том, что в такой-то области вспыхнуло такое-то село, информация еще не проверенная. Это может быть сообщение в Интернете или чей-то звонок, и нужно узнать, что же там произошло на самом деле. «Первопроходца» отправляем с самыми необходимыми вещами: продуктами, водой, предметами гигиены, и он на месте все осматривает и потом докладывает нам.
[Восьмилетний москвич Гриша]

Нашим добровольным помощникам, которые отправляются в дорогу, мы всегда выдаем специальную анкету, которую они заполняют на месте: какая доставлена помощь, какие просьбы остались невыполненными. Это очень важно, ведь только на месте можно узнать конкретную информацию о каждом погорельце, о каждой семье, которую невозможно собрать из Москвы и даже из областного центра. Например, у погорельца могут быть какие-то специфические заболевания – астма или диабет, и ему нужны соответствующие препараты; если он лежачий инвалид, ему нужны противопролежневые средства, специальный матрас и так далее. Когда «первопроходцы» возвращаются назад, они сдают эту анкету, показывают фото.

Зачастую бывает так: мы звоним куда-то в официальные источники, а там лишь самая общая информация. Сами пострадавшие находятся в шоковом состоянии. Они не могут сообразить, что им потребуется через месяц, через несколько месяцев, когда наступит зима. Им надо задавать очень конкретные вопросы, подталкивать их мысли, помогать сосредоточиться. «Первопроходцы», лично общаясь с пострадавшими, могут собрать необходимые сведения об их нуждах лучше, чем кто-либо иной.

– Получается, что вы нацелены на долгосрочную помощь? – уточняю у Яны.

– Конечно! И мы уже начали собирать эту помощь сейчас. Мы отправляем ее, если у пострадавших есть возможность ее хранить. Да, потребуется много новых вещей осенью-зимой. И когда к нам поступит информация о том, что у людей появилось временное жилье, а не койко-место и они стали обживаться, мы сможем отвозить им то, что будет актуально на то время.

Во время акции, в которой участвуют три омоновских «Камаза», отправившиеся в Рязанскую область, наши представители соберут необходимые данные о погорельцах на местах, а мы будем думать, как дальше работать с ними.
[Евгений Зеленов]

Тем временем к зданию Синодального отдела подъезжают три черных «Тойоты». Это благотворительный груз от сотрудников департамента банковского регулирования и надзора Центробанка, в который входят продовольствие, вода, медикаменты. Сопровождающая не хочет называть своего имени, лаконично сообщает: деньги собрали, купили и привезли – это от чистого сердца.

Только отъезжают эти машины, как под разгрузку встает специализированный грузовик с рефрижератором по доставке продуктов от московской компании «Утконос». Шофер объясняет, что это уже пятый рейс, на завтра его тоже заказали. На этот раз – грузы от Евразийского банка развития; его сотрудники собрали средства и закупили продукты питания, которые не портятся: крупы, вермишель, воду, чай… Одна машина – это полторы тонны.

Спустившись в подвал, захожу в помещение, где сортируют привезенные лекарства.

– Сначала мы скажем вам, что нам не нужно: это «Корвалол», валерьянка – их уже много. А нужны йод, зеленка, мазь «Спасатель», уголь активированный в больших количествах, «Мезим», «Но-шпа», «Анальгин», препараты от повышенного давления, «Глицин», глазные капли, капли в нос… Бинты пока есть, но они все время нужны, – поясняет Татьяна, и ее дополняют другие женщины: – В одну коробку мы кладем всего понемногу, чтобы у каждой семьи погорельцев было все необходимое. Один мужчина обещал нам завтра привезти еще одну огромную коробку пластырей. К нам очень многие приходят во второй, в третий раз. То одно, то другое кончается. Все это помогают разбирать волонтеры. И мы все волонтеры здесь!

Один из добровольцев, помогающих разгружать машины, – 28-летний менеджер из подмосковного Королева Евгений Зеленов, рассказал, как в это воскресенье вместе с другими добровольцами, в том числе и из Федерации автовладельцев России, закупившими респираторы для пожарных, отвозил столь необходимые везде воду, продукты, лопаты, пожарные рукава в охваченные пожарами леса. И в Егорьевском районе Подмосковья потрудился и на тушении пожаров.

–– Там пожары сильные, низовые, переходящие в верховые, – рассказал Евгений. – Нужны были добровольцы в помощь. Мы вышли из машин и принялись отсекать низовой огонь, сдерживать его на подступах к деревне. Работали так, что вчера я весь день отсыпался… Везде нужны руки, нужны частные машины, материальная помощь, перечисление средств. Нужно все!

Василий Писаревский
Православие.ru