Постараемся выяснить, какие пути предлагают святые отцы для победы над страстями.

Чтобы искоренить страсть, мало перестать исполнять ее на деле – так злая привычка, пусть и перестанет воплощаться нами в жизнь, тем не менее никуда из нашего сердца не исчезнет. Что еще нужно сделать? Самое верное – вытеснить страсть, заменить ее чем-нибудь хорошим. Чем именно?

Чем какие страсти замещаются?

Преподобный Иоанн Лествичник выделяет восемь главных страстей:
 объядение – желание вкусно и/или много поесть;
 сребролюбие – любовь к деньгам;
 тщеславие – стремление делать все напоказ и ради похвалы;
 блуд – неуемное половое влечение;
 гнев – желание зла опечалившему;
 печаль – грусть, отнимающая духовные силы;
 уныние – состояние, когда ничего не нужно, неспособность терпеливо переносить скорби;
 гордость – чрезмерно высокое мнение о себе.

Почти каждая из этих страстей имеет противоположную ей добродетель, которой эта страсть может быть замещена:
 объядение – воздержанием;
 сребролюбие – милосердием;
 тщеславие – скромностью;
 блуд – целомудрием;
 гнев – безгневием и кротостью;
 печаль – милосердием и нестяжанием или терпением и кротостью (смотря от какой причины печаль произошла);
 гордыня – смирением.

Одно только уныние не имеет своей противоположности, и бороться с ним приходится рукоделием, пением духовных песнопений или размышлениями о смерти.

Как бороться со страстями?

Каждая из перечисленных нами страстей одна порождает другую или сама происходит от какой-либо другой страсти. Кроме того, в разных людях эти страсти развиты неодинаково. Святые отцы советуют найти господствующую, самую развитую страсть, определить ее источник, ее «подпитку», ее причины, и начать их искоренять, в первую очередь борясь именно с «корнем».

Ослабим или победим «корень» – ослабим или победим и саму страсть. Бороться следует, исполняя добродетели, «враждующие» с этой страстью, а также применяя различные хитрости (на войне ведь все средства хороши, не так ли?), сообразуясь с особенностями той или иной страсти.

Это было кратко. Теперь остановимся на каждой страсти поподробнее.

Объядение (именуемое у отцов также чревоугодием, «дверь всех страстей», в первую очередь – блуда) вытесняется посредством ограничения в пище, при этом следует не сразу резко переходить на хлеб и воду, а, если позволяют обстоятельства, ограничивать себя постепенно: сначала отказаться от жирной пищи, потом от острой, потом – от сладкой. Отсекается же эта страсть памятью о смерти и о последующем за ней Суде Божием, на котором придется дать ответ за все свои поступки.

Побеждая объядение, победим и страсть блуда, но только если наш подвиг будет сопряжен со смирением (в частности – с терпением поношений). Страсть блуда ослабляется ограничением во сне.

Людям гневливым ограничение себя во сне и пище, наоборот, противопоказано (иначе они станут еще злее) – таковым рекомендуется достаточный сон и умеренное употребление пищи (не переедать, иначе от обжорства в человеке начнут бушевать другие страсти).

Сребролюбие, «корень всех зол» (1 Тим. 6, 10), порождает страсти гнева и печали, а также служит причиной ненависти, воровства, зависти, вражды, смущения, злопамятности, жестокости и убийства. Побеждается милосердием и нестяжательностью.

Против печали, как мы уже и сказали, врачевство зависит от причины ее возникновения: это терпение, если печаль возникла после впадения в какой-либо грех; терпение и кротость, если нас кто-либо справедливо ругает за какой-либо проступок; милосердием и нестяжательностью, если печаль происходит от пристрастия к вещам.

Гнев происходит от надмения (гордости), тщеславия, сребролюбия, объядения, иногда – от блудной страсти. Порождает злопамятность, ненависть, вражду, самооправдание. Укрощается искренним плачем о погибельном состоянии своей души. Гневливым рекомендуется избегать одинокого жительства, а также побольше общаться с грубыми людьми, чтобы те их «пообтесали» (последнее применимо и к обладаемым страстью гордыни).

Примечание: кто-то может сказать, мол, «хоть я и гневаюсь, но быстро "отхожу"». О таких святые отцы говорят, что как бы быстро человек не «отходил», ему нет от этого абсолютно никакой пользы, пока он исполняет свою страсть на деле, а таковые подлежат только аду (см. об этом «Душеполезные поучения преподобного аввы Дорофея», поучение 10-е).

Злопамятство – это скрытый гнев. О пути избавления от этого порождения гнева прекрасно сказано в следующем изречении: «Не тогда узнаешь, что ты совершенно избавился от сей гнилости (т.е. от злопамятства), когда помолишься об оскорбившем, или за зло воздашь ему дарами, или пригласишь его на трапезу; но когда, услышав, что он впал в некое злоключение душевное или телесное, восскорбишь о нем, как о себе, и прослезишься» («Лествица», степень 10, отделение 12).

Страсть тщеславия паразитирует на всякой добродетели, видя в ней повод для возношения; изгоняется молчанием и любовью к бесчестиям (жизненным обстоятельствам, каким-либо образом уязвляющим наше чувство собственного достоинства). Укрепившись, тщеславие превращается в гордость.

Гордость порождает забвение своих согрешений, гнев, клевету, досаду, раздражительность, вопль, хулу, лицемерие, ненависть, зависть, прекословие, своенравие, непокорство; именуясь «матерью всех страстей», гордость является предтечей всякого греховного поступка; усиливается от объядения. Подобно кукушке, может вытеснить из сердца все прочие страсти (такой человек будет думать, что он бесстрастен, безгрешен, свят и… не горд).

Гордым и тщеславным Господь часто посылает бесчестие, чтобы исцелить их от сих недугов. Гордости вредит все то, что способствует скромному мнению о себе (смирению): простота, нетщеславие, ненависть к похвале, кротость, почитание любого человека лучше себя, забвение своих добрых дел, неосуждение, терпение бесчестий и скорбей, терпение укорений от других, память о прежних согрешениях, сознание своих немощи и бессилия исправить свою жизнь, сокрушение сердца.

Как гордость именуется «матерью всех страстей», так и смирение является уничтожителем всех страстей. Даже одно только внешнее исполнение смиренных поступков уже делает душу хоть чуточку смиренней и менее гордой, потому, с какой бы Вы страстью ни вознамерились биться, призовите на помощь смирение – и дело пойдет значительно быстрее.

О страсти уныния было упомянуто выше. Уныние нападает, как правило, на людей, живущих одиноко; происходит от бесчувствия души, часто – от многословия, иногда от забвения о благах небесных, уготованных Господом для любящих Его, иногда от чрезмерности трудов, иногда от наслаждения, а иногда оттого, что человек не боится Бога. Вслед за унынием человека начинает одолевать блудная страсть. К упомянутым ранее методам борьбы добавим, что страсть умерщвляется молитвой с твердой надеждой сподобиться вечных благ, а также скажем, что «плачущий о себе не знает уныния» («Лествица», степень 14, отделение 13).

«Кто низложил первые три из главных страстей (объядение, сребролюбие и тщеславие), тот низложил вместе и остальные пять; но кто нерадит о низложении первых, тот ни одной не победит» («Лествица», степень 26, отделение 3).

Эта статья, как заметит уважаемый читатель, носит весьма конспективный характер (это примерно то же самое, как составить краткий пересказ вузовского курса химии).

Аскетика – это целая наука, и терпеливо изучающий ее будет за это щедро вознагражден. Не даром ведь сказано: «Стяжи дух мирен, и тысячи спасутся вокруг тебя» (преподобный Серафим Саровский, XVIII-XIX век).

Успехов вам!

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-42073/

Введем в наш обиход новое слово – страсти. Что это такое? Страсть (от слова «страдать») – это привычка (как правило, вредная), над которой утратился контроль, это навязчивая склонность, стремящаяся подчинить нас себе.

В лингвистике различают действительный и страдательный залог. Действительный – когда действие совершает предмет или человек; страдательный – когда действие совершается над предметом или над человеком. Например, когда я владею телевизором – это нормально. Когда телевизор владеет мной, это уже патология, или – страсть.

Каковы свойства страсти?

Страсти – это привычки, а как привычки они возникают, возрастают и укрепляются от времени и частого повторения (соответственно, чем сильнее укрепится в нас страсть, тем тяжелее будет впоследствии ее из нас «вытравить»).

Однако, внося в нашу жизнь неудобство и разлад, страсти имеют в себе еще и некую услаждающую часть (ведь если бы страсти все до одной были противными, то никто бы с ними вообще не связывался). Так что же это за наслаждение?

В обжорстве, беспорядочной половой жизни, лени, в новом сотовом телефоне – наслаждение; в любви к телевизору, играм – интерес и азарт; в гневе, обиде, злопамятности, мстительности, ропоте и самооправдании – чувство собственной правоты; в надменности, гордыне, эгоизме – чувство собственной важности, и так далее.

Благодаря некоей приятности от того или иного действия формируется психическая зависимость (страсть) – нам нравится повторять это действие, нам хочется этой приятности еще и еще...

Собственно, если это так приятно, то зачем с этим бороться?

Действительно, зачем? Живи себе, как живется, получай кайф от жизни – лафа! Согласен – наше право, никто нас насильно в рай не загоняет. Однако что читаем в Библии? «Все мне позволительно, но не все полезно» (1 Кор. 6, 12).

Да, мы свободны, но свобода подразумевает ответственность: «Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд» (Еккл. 11, 9). И на суде будет испытано, угодны были наши дела Богу или нет, поступали мы по закону Божию и заповедям Его или по закону своей плоти.

Неполный перечень дел плоти приводит апостол Павел в своем послании к галатам: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют». (Гал. 5, 19-21)

Опасность быть отвергнутыми Богом заставляет христиан бороться со своими злыми привычками, объявляя самую настоящую войну страстям, потому что невозможно безнаказанно служить одновременно и Богу, и диаволу (см. Мф. 6, 24, Лк. 16, 13).

Какие есть пособия и руководства по борьбе со страстями?

Со временем на основе поучений и наставлений подвижников благочестия сложилась целая наука о борьбе со страстями посредством самоограничения и духовных упражнений. Название этой науки – аскетика (собственно, с целью познакомить с ней уважаемого читателя и появилась данная статья). Аскетика учит о том, как, в каком случае и какие подвиги следует нести человеку, как правильно поститься, молиться, исполнять добродетели, чтобы достичь святости. Как и у всякой науки, у нее есть свои источники, своя научная литература. Разберем, на какие труды стоит опираться рядовому христианину, ищущему спасения своей души.

В первую очередь – это книги Священного Писания Нового Завета (четыре Евангелия, книга Деяний, а также послания апостольские) – они являются основанием христианских морали, веро- и нравоучения. Можно получить немалую пользу уже только от чтения этих книг. Далее идут: «Душеполезные поучения преподобного аввы Дорофея» (VI век) – популярно изложенное учение о монашеской жизни и о борьбе со страстями; «Лествица, возводящая на небо» преподобного Иоанна Лествичника (VI век) – более глубокий труд о свойствах страстей и добродетелей; пятитомник «Добротолюбие» (IV – XV века) – самый подробный и самый глубокий труд о подвижнической жизни. Однако если поучения аввы Дорофея и «Лествицу» может читать малоподготовленный или вообще неподготовленный человек, то «Добротолюбие» следует изучать с крайней осмотрительностью – неопытный чтец может вместо пользы нанести себе непоправимый вред.

А как получить этот самый опыт? Опыт зарабатывается или путем набивания шишек, или перенимается от живого наставника, или из книг. Шишки набивать больно, малорезультативно и весьма опасно, живого наставника порою и днем с огнем не сыщешь, потому остаются только книги. В качестве настольного руководства по духовной жизни подойдут творения святителя Игнатия (Брянчанинова), в частности его двухтомник «Аскетические опыты» (XIX век), и творения святителя Феофана Затворника, в частности «Путь ко спасению» и «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться», а также его переписка к частными лицами (XIX век). Эти два человека сумели осмыслить опыт отцов-подвижников ранних веков и изложить его языком, понятным простому человеку своего времени.

Из современных нам авторов будет полезно почитать проповеди и беседы митрополита Сурожского Антония (XX – начало XXI века) и беседы старца Паисия Святогорца (XX век). Оба этих автора – наши современники, потому язык их наставлений очень доступен, прост и понятен.

В следующей части нашей статьи мы рассмотрим, какими бывают страсти и как с ними следует бороться.

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-42072/

Иисус Христос, как Он Сам и сказал, «пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9, 13).

Потому и основанную Им Христианскую Церковь следует больше рассматривать не как сообщество святых (то есть уже достигших абсолютной святости людей), но больше как больницу, в которую каждый приходит со своими скорбями и болезнями в поисках исцеления, утешения и помощи. Святость – вовсе не причина пребывания человека в Церкви, святость – это цель, к которой он стремится, это идеал, притом достижимый идеал.

За две тысячи лет немало людей шествовало этим путем, путем от порока – к праведности, от погибели – к святости. Христианская Церковь хранит не только предания о трудах и подвигах этих людей в назидание для молодых и неопытных, но и их «путевые записки» – творения, поучения, беседы и проповеди.

Попытаемся произвести краткий обзор наиболее знаменитых авторов, описавших свой путь, и постараемся определить, какую пользу из их трудов может извлечь современный человек, но перед этим необходимо ответить на ряд вопросов.

А оно есть, с чем бороться-то?

Христианские общины собираются во имя Иисуса Христа, Бога, Создателя всего видимого и невидимого, ставшего две тысячи лет назад ради нас Человеком, чтобы человек в конце концов смог стать богом. Бог для христиан – Источник всякого добра, радости, заботы, любви, счастья – словом, всякого блага, всякого доброго чувства и переживания, которое человек только может ощутить в этой жизни. Потому вполне естественно, что христиане пытаются стать поближе к Богу, угодить Ему, стать похожими на Него – они хотят приобщиться Его благости, ощутить на себе Его любовь, заботу и доброту.

Как можно угодить Богу? Ответ находим в Евангелии: «Любящий Меня заповеди Мои соблюдает» (ср. Ин. 14, 21), – говорит Господь. Какие это заповеди? «Возлюби Господа Бога Твоего всем сердцем твоим…, и ближнего твоего, как самого себя». (Лк. 10, 27).

Казалось бы – все просто. Нужно всего-то вести себя хорошо и любить всех.

Но не тут-то было – стоит человеку лишь попытаться исправиться, стать ко всем добрым, как начинает твориться что-то непонятное.

Помучившись сам с собой, человек в итоге восклицает: «Не понимаю, что делаю! Чего хочу – того не делаю, а что ненавижу – то совершаю. Умом я нахожу удовольствие в законе Божием, то в теле своем вижу другой закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником греха и неправды. О, бедный я человек! Кто избавит меня от этого тела смерти?» (ср. Рим. 7, 15, 22-25).

Что это? Сумасшествие? Сила привычки?

Христианская антропология дает на это следующий ответ: это повреждение целостности человеческого естества, выраженное расстройством всех внутренних сил человека, произошедшее в результате грехопадения прародителей.

Теперь скажем то же самое, но попроще. Разделим человека на ум (разумная часть человека), сердце (чувственная часть человека) и тело (телесная часть человека).

Человек изначала был сотворен совершенным, идеальным. В идеальном человеке все три его части согласованы друг с другом и строго иерархичны. Например, ум говорит: «Хочу стать философом», сердце сигналит: «Вперед!», и тело весело бежит в библиотеку.

Плюс к этому идеальный человек не имеет какой-либо предрасположенности к добру или ко злу, но имеет свободу выбора, и, какую сторону он в этом противоборстве изберет, таким он и станет – добрым или злым. Кроме того, идеальный человек был сотворен бессмертным.

Но вот случилось нечто ужасное и непоправимое: первые люди, Адам и Ева, вопреки предостережениям и запретам своего Создателя, вкушают плоды с древа познания добра и зла, и смерть входит в прежде бессмертного человека, внося с собой разруху, боль и хаос (на языке богословов этот момент истории человечества и называется «грехопадение прародителей»).

Повреждение человека было настолько велико, что Самому Богу пришлось умереть за нас, чтобы дать нам возможность исправиться, вернуться в изначальное, неповрежденное состояние.

Как грехопадение отразилось на естестве человека? Если изначально человек был цельным и гармоничным, то теперь он больше похож на многодетную маму, которую ее дети-тройняшки один сильнее другого тянут каждый в свою сторону. Вот пример. Ум: «Хочу почитать книжку»; сердце: «По телеку классный сериал показывают»; тело: «А я вообще есть хочу!». Ум: «Тетя Даша, кстати, просила к ней зайти»; сердце: «Забей! Давай на дискач сходим»; тело: «Ничего не знаю! Есть хочу!» – и прочее, и прочее, и прочее.

Однако самое печальное, что после грехопадения человек получил врожденную предрасположенность – склонность ко злу, которая передается по наследству от родителей к детям, от старшего поколения – младшему.

Человеку теперь очень тяжело даются добрые дела и значительно легче – злые. При этом зло часто маскируется под добро и по принципу ложки дегтя в бочке меда отравляет почти всякое наше благое начинание, всякую нашу попытку жить честно, свято и непорочно.

О свойствах этого зла и о методах борьбы с ним и призвана рассказать эта статья

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-42071/

1 сентября 2010 года, в ходе Первосвятительского визита на Дальний Восток, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл встретился с журналистами Патриаршего пула и ответил на вопросы корреспондента телеканала «Россия».

— Ваше Святейшество, Вы очень много путешествуете, и складывается впечатление, что Вы все время находитесь в пути, встречаясь с большим количеством самых разных людей. Что Вы выносите из этих поездок?

— Поездки являются очень важной частью служения Патриарха. Велика его ответственность за то, что происходит в Церкви, и для того чтобы решения были правильными, соотнесенными с реальной жизнью, учитывающими реальное положение в Церкви и в обществе, нужно многое видеть своими глазами и слышать своими ушами.

Но если говорить о впечатлениях, то от Западной Украины до Дальнего Востока встречаешься с народом, в основе жизни которого лежат огромной силы духовные ценности, пришедшие к нам из общей традиции; и это формирует определенный костяк, определенную основу бытия. Речь идет действительно о единой православной цивилизации: люди принадлежат к разным этносам, к разным культурам, а вот цивилизационный код — единый; и это особенно ясно выражается в том, как люди встречают проблемы.

Думаю, самая большая проблема и самый большой вопрос сегодня — то, как человек справляется с тем, что на современном языке мы называем «вызовами». Это то, что действительно обращается к нам как некий сильный раздражитель, то, что требует от нас принятия решений. И ведь чаще всего это не просто технологические решения — поступить так, а не иначе, сделать одно или другое. Чаще всего ответы предполагают нравственное измерение. И я думаю, что огромной проблемой современного человека является неспособность сопрягать эти ответы на вызовы современности со своей духовной и культурной основой.

Все это является большой задачей для Церкви. Когда мы говорим о воцерковлении народа, мы не говорим лишь о том, чтобы люди знали, по каким праздникам нужно в церковь ходить. Мы говорим в первую очередь о том, чтобы человек обрел способность задействовать этот огромный духовный и культурный пласт, который в нем находится, часто в некоем «спящем» состоянии, — особенно в моменты кризисов, стрессов, переживаний. Тогда межличностные отношения станут совершенно другими, и из нашей жизни уйдет многое, что сегодня огорчает и вызывает озабоченность.

— Позвольте мне задать вопрос, очень актуальный для современного человека. Сейчас многие люди живут очень насыщенной и крайне непростой жизнью. И они часто спрашивают: «ну для чего нам Церковь, для чего нам молитва — у нас нет на это времени». Что бы Вы ответили таким людям?

— В одной из молитв, которую православные христиане должны читать утром — должны, но многие, конечно, не читают из-за нехватки времени, — содержатся поразительные слова: «помози мне на всякое время, во всякой вещи, и избави мя от всякия мирския злыя вещи и от диавольского поспешения». Вот эти слова «избавь меня, Господи, от диавольского поспешения» надо было бы над кроватью повесить, чтобы человек, вставая, их сразу прочитывал. Ведь проблема времени — это проблема нашего внутреннего состояния. Мы действительно все время куда-то устремляемся, у нас катастрофически не хватает времени. Мы непременно что-то делаем, мы развиваем огромную энергию.

Иногда бывает так, что человек развивает энергию всю жизнь или полжизни, а потом вдруг, просто по внешним обстоятельствам — заболел, выбился из колеи, — срыв в карьере, как теперь говорят, и вынужденная остановка. И человек начинает задумываться: «а что я сделал-то? Ну да, вроде квартиру сменил, машину поменял… А что я сделал, что я оставил после себя?»

Огромное количество усилий — это диавольское поспешение, это бег на одном месте. И вот для того чтобы не попасть в это колесо — как белка, развивающая колоссальную скорость, но не передвигающаяся в пространстве, — мы должны научиться останавливаться. Молитва — это и есть способность остановиться. Когда вы к Богу обращаетесь, вы входите в совершенно иное измерение жизни. Вы как бы с высоты птичьего полета смотрите на свою жизнь. Вы видите: Господи, Боже мой, да все это суета сует, ну не в этом главное… И молитва помогает человеку выстраивать жизненные приоритеты, приходить в состояние спокойствия, справляться со стрессом.

Ну а то, что времени не хватает молиться, — так у нас и к врачу не хватает времени ходить. С точки зрения современной медицины, для того чтобы поддерживать здоровье, нужно примерно раз в два-три месяца сдавать кровь. Тогда ученые анализируют состояние крови и могут медикаментозно корректировать состояние здоровья человека. Но ведь у нас никто так не поступает. У нас к врачу идут тогда, когда заболит, особенно когда уж сильно заболит. Вот так и в духовной жизни — не хватает времени на молитву, а бежим в храм тогда, когда уж деваться некуда. Это изъяны нашей жизни, и еще одна задача Церкви — помогать людям понять значение молитвы. Это не просто ритуал, это не языческие действия — это в первую очередь способность правильно ориентировать свою жизнь, это методология жизни.

Поэтому религия для жизни современного человека необходима как воздух, а ведь дальше диавольское поспешение будет еще больше. Всякое новшество, на которое я взираю, начиная с мобильного телефона, убеждает меня в том, что любое новое технологическое внедрение в человеческую жизнь сокращает время — увеличивает возможности и сокращает время. Поэтому религиозный фактор является очень важным в условиях интенсивного научно-технического развития и подчинения жизни тем законам, которые в результате этого развития формулируются.

— Но ведь некоторые люди, выросшие в советское и постсоветское время, воспринимают Церковь как нечто устаревшее, из другого мира. Вот таких людей можно научить молитве, можно их призвать в Церковь?

— Призывает Господь. Конечно, дело священника — расположить человека, помочь понять. Не знаю, может быть, и наша с вами простая беседа кому-то что-то поможет понять. Бога буду благодарить за это. А кто-то, может быть, скажет: «да послушали, и ладно». Но чаще всего Бог нас призывает, каждого по-своему. Кого-то в легком дуновении ветра — что-то прикоснулось к тебе, и ты почувствовал, а кого-то — грозой и молнией.

Когда с нами что-то происходит, особенно неприятности, люди воспринимают это как нечто очень плохое, неправильное в своей жизни. На самом деле даже на болезни, на скорби нужно смотреть как на Божие вразумление. Ну вот, крутится такой преуспевающий человек, он или она, все вроде получается, времени нет ни на что — какая там молитва, все подчинено достижению этих сиюминутных целей… И вдруг какой-то звоночек, и человек вдруг остановился. Иногда через эти звоночки меняется вся жизнь. Вот поэтому очень важно современному человеку понять, что обращение к Богу — это всегда участие Бога в его жизни. Это некий сигнал, на который мы можем, конечно, ответить, но можем и не ответить. Дай Бог, чтобы как можно больше наших современников умели распознавать эти сигналы, выделяя их из шумов нашего шумного времени.

— А может ли человек, воспитанный в атеизме, стать верующим?

— Вы знаете, идеологический атеизм, если он человеком воспринят серьезно, несет в себе такое огромное количество мировоззренческих вызовов, что беспокойный человек — в хорошем смысле слова, то есть критически относящийся к состоянию своего ума, своих взглядов, — непременно дойдет до идеи Бога.

Не буду называть имя, но в 2005 году я посетил Дальний Восток и встретился с одним местным государственным деятелем, который был атеистом и постоянно говорил о своем атеизме. Чем больше я с ним беседовал, тем больше я убеждался в том, что рано или поздно этот человек станет верующим. Потому что такая заточенность на тему религии и атеизма уже свидетельствует об отсутствии безразличия.

Ну а наша интеллигенция, которая так мощно повлияла на развитие религиозной идеи в стране? Ведь все же вышли из атеизма — через муки, через страдания, через чтение, через сопоставление, через тяжелую внутреннюю работу. Да и сегодня многие так к Богу приходят. Поэтому я не вижу здесь ничего невероятного: если человек неверующий, тем более неверующий в бытовом смысле (кто у нас вообще о каких-то идеях думает, когда живем в условиях диавольского поспешения — и книжку почитать некогда), то у него в жизни появится множество обстоятельств, когда вдруг придется подумать о небе, подумать о вечном.

Бог призывает любого человека. Самое страшное, чтобы верующий не стал практически атеистом, — вот о чем Патриарх очень сильно молится.

— Ваше Святейшество, но есть и другая сторона. Часть людей — слава Богу, их немного — говорит, что Русская Православная Церковь не отвечает запросам современного мира, и ищет свои духовные ожидания в нетрадиционных для нашей страны религиях, оккультных силах, движениях. Что бы Вы могли сказать таким людям?

— Вообще увлечение различного рода вероучениями, которые появляются как грибы после дождя, представляет собой очень специфический феномен, в основе которого, в первую очередь, религиозная и, простите меня, культурная безграмотность. Например, человек становится христианином, но не православным христианином, а научил его чему-то какой-то заезжий миссионер.

Нужно просто задать самому себе вопрос: а это учение, которое мне предлагается как истинное, как спасающее, а чаще всего как единственно спасающее, — когда оно появилось? Это либо это XXI век, либо XX, либо XIX век. Но от Господа Иисуса Христа до момента, когда основателя этого учения осенило, прошло девятнадцать веков. А в это время что, никто не спасался? Ничего не происходило в духовной жизни? Конечно, спасались, и в жизни духовной многое происходило. Стало быть, перед тем, как слушать и отдавать свое сердце и разум заезжему миссионеру, который сказал тебе, что он истина в последней инстанции, удосужься хоть что-то почитать — историю Церкви, историю культуры, историю своей страны, и ты увидишь огромное количество святых, подвижников, людей, озаренных Духом Божиим, которые донесли до нас эту веру, — и ведь все это от святых апостолов.

Я знаю, что к Православной Церкви люди по-разному относятся, но это та Церковь, которая продолжается от святых апостолов до XXI века. На каждом епископе лежала рука его предшественника — и так, если я буду говорить о себе, от меня до святых апостолов, и можно прочертить эту линию, назвав всех по именам. Один передает другому веру, Предание, идущее от Самого Господа, наказывая сохранять эту веру, не подвергать ее эрозии, хранить ее в чистоте. Даже внешне рукоположение епископа другими, как это полагается, несколькими епископами является символом верности передачи этого Божественного Предания.

Никого не хочу критиковать — не мое это дело; я просто болею за тех людей, которые идут по ложному пути. Иногда это связано просто с обманом и нечестностью, с желанием материально заработать на простодушных людях. Но есть еще один, если хотите, социальный момент, общественно опасный — религиозный плюрализм, религиозная раздробленность создают новые линии разделения внутри общества.

Раньше бывало так: богатый и бедный, правый и левый приходили в храм, и все становились одним народом; и в этой единой вере единого народа был колоссальный потенциал единства, солидарности, соработничества. Но если еще и через духовную жизнь общества проходят эти разделяющие линии, часто сопровождаемые очень резкими конфликтами, то что тогда у людей остается? Вот почему Церковь настаивает на необходимости хранить веру православную — и как действительно спасающую силу, и как духовный фундамент и прочную основу национальной жизни.

— Ваше Святейшество, социальные проблемы очень сильно ударили по коренным народам Севера. Скажите, пожалуйста, каким образом Русская Православная Церковь выражает свою позицию к коренным народам Севера и к их защите?

— Православная Церковь хранит в своей истории, в своем Предании замечательные имена святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. В каком-то смысле мы Церковь Кирилла и Мефодия. Они вышли из просвещенного греко-римского мира и пошли с проповедью славянам. А кто такие были славяне? Это варвары, люди, говорящие на непонятном языке, это люди второго сорта, это почти звери. И вот к ним пошли просвещенные мужи, принесли им свет Христовой истины и сделали что-то очень важное — они стали говорить с этими варварами на их языке, они создали славянскую азбуку, славянскую грамматику и перевели на этот язык Слово Божие.

Эта традиция настолько глубоко живет в нашей Церкви, что для нас все народы равны, среди них нет варваров. Потому что для кого-то и мы были некогда варварами, хотя на самом деле варварами никогда не были. Так вот, все народы равны и ко всем нужно обращаться, причем желательно с использованием их культуры, их языка.

Если же от церковной темы перейти к более практическим вещам, то можно отметить, что природа Севера очень хрупка, ее очень легко погубить, ведь это не мощные вековые дубы и не стометровые сосны — это травинки, лишайник, кустарники, мхи. Их так легко истоптать, изрубить, изничтожить, а кто знает, вырастет потом или не вырастет, ведь холодно и погода совсем не располагает к тому, чтобы природа расцветала. Вот точно так же и северные народы — это хрупкие народы, очень подверженные отрицательным воздействиям современной цивилизации.

Я благодарю Бога за то, что во время этого путешествия имел возможность очень близко увидеть жизнь этих народов. И мне кажется, что для их сохранения, для того чтобы они жили комфортно, мы должны научиться двум вещам. Во-первых, не навязывать свой образ жизни тем людям, которые веками жили иначе, — к сожалению, в советское время так и делалось. И другое, что нужно, — это помогать им заниматься тем, чем они привыкли заниматься и чем они любят заниматься. А для этого необходимы сохранение природы, сохранение экосистемы, в которой живут северные народы, предоставление им возможности заниматься традиционными промыслами, ловить рыбу, охотиться, сбывать продукцию, получая за это хорошие деньги, — чтобы люди чувствовали свою вовлеченность, нужность и, одновременно, значимость, потому что зарплата — это эквивалент значимости.

При всем этом важно заботиться и о здравоохранении, о более комфортных, чем сейчас, условиях жизни. Сюда должно входить, конечно, и развитие транспортной инфраструктуры. Человек, живущий на Крайнем Севере или где-то в Корякии, не должен взирать на окружающий мир, как жители Москвы взирают на космос, — любое передвижение должно быть для него вполне реальным. Очень важно озаботиться не только транспортной инфраструктурой, но и энергетикой, созданием достойных условий жизни, особенно в поселках, чтобы малые народы, живя на своей собственной земле, прославляли Господа и были счастливы. Ну а Церковь должна обращаться к этим людям, неся слово истины, укрепляя нравственные основы жизни, содействуя тому, чтобы люди были способны бороться с такими соблазнами, как алкоголизм, наркомания, — то, что очень сильно разрушает жизнь людей.

Нам есть, чем заниматься, — это добрая, созидательная работа. Я очень надеюсь, что Церковь, как и государство, будут активно работать для того, чтобы жизнь этих людей менялась к лучшему.

телеканал «Россия», корр. Дмитрий Кайстро

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

http://www.pravmir.ru/dlya-sovremennogo-cheloveka-religiya-neobxodima-kak-vozdux/

Серия сообщений "Святейший Патриарх Кирилл":
Часть 1 - Для современного человека религия необходима как воздух
Часть 2 - Успешное развитие России невозможно без опоры на духовность - патриарх Кирилл
Часть 3 - Святейший Патриарх Кирилл
...
Часть 8 - Рождественское интервью Святейшего Патриарха Кирилла
Часть 9 - Жизнь в служении
Часть 10 - Патриарх Кирилл: со мной всегда одиночество...

«Историей образована пропасть
между нашей и Западной Церковью.
Но как ни глубока эта пропасть,
всё-таки она вырыта не Божиими,
а человеческими руками».

В. С. Соловьёв

Церковь – это живой организм, нельзя этот благодатный живой организм человеческими руками сковать и держать в мире собственных идей. Многие вещи, к сожалению, судятся под углом зрения не Божественным, а человеческим. Разделение между христианами накладывает со временем на каждого определенный психологический отпечаток – стагнация, обособленность друг от друга, взаимные претензии. Необходимость преодолеть этот исторический христианский партикуляризм сегодня ощущается остро, ибо христианство призвано быть «одним телом в едином духе» (ср. Еф.4,4). И это призвание должно быть актуализировано в экуменическом движении. Православные христиане по-разному реагируют на слово «экуменизм». Зачастую неадекватная реакция некоторых христиан обусловлена тем, что они рассматривают экуменизм через призму собственных «богословских» стереотипов, идей и предрассудков, не имеющих никакого отношения к истинным предпосылкам экуменического диалога. Поэтому цель данной статьи представить богословское осмысление основных предпосылок для сближения и единения во Христе.

Основой единства Церкви является Господь Иисус Христос, Святой Дух созидает это единство. В символе веры — Никео-Константинопольском (381 г.) — мы единодушно исповедуем и веруем в единую, святую, соборную (кафолическую) и апостольскую Церковь. Единство Церкви, конечно же, не определяется и не обуславливается только церковно-политическим и каноническим единством, но единство, соборность, святость, кафоличность и апостольство актуализируются, прежде всего, в единстве исповедании кафолической веры в Триединого Бога: христиане в эмпирической действительности объединены исповеданием в то, что в Иисусе Христе, который именуется и исповедуется Сыном, сам Бог открыл себя как Отца, и в Святом Духе Он дарит людям общение с собой, призывая их в Церковь. В этом суть «онтологии», реальной основы единства. Подобно тому, как в самом факте Боговоплощения обе природы во Христе (божественная и человеческая) соединены (в единстве Божеской Ипостаси Сына Божьего) неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно («ἐκ δύο φύσεων [ἐν δύο φύσεσιν], ἀσυγχύτως, ἀτρέπτως ἀδιαιρέτως, ἀχωρίστως γνωριζόμενον». Из халкидонского догмата 630-ти св. отцов IV Вселенского собора, 451 г.), — так и в Церкви, которая в мистическом измерении есть Тело Христово, ее видимая, историческая, сторона соединена неслито и нераздельно с ее невидимой (мистической) стороной. Таким образом, Церковь Христова в своем земном историческом воплощении онтологически неотделима от небесной.

Проблема христианского исторического единства является актуальной проблемой Церкви. Разделение между Востоком и Западом – это конфессиональный исторический грех. Для экуменически мыслящих христиан, эта неполнота вселенского христианского единства вызывает чувство тревоги и беспокойство в том смысле, что видимое каноническое разделение является соблазном перед лицом нехристианского мира. Проблема христианского единства, это проблема христианской полноты – полноты истины, но при этом каждая историческая христианская конфессия осознает себя носителем этой полноты. Мы забываем о том, что христианство, единое по своей богочеловеческой природе, в культурном, социальном, интеллектуальном плане – многообразно: в истории действует не только Бог, но и человек. Синергия Божества и человечества определяет сущностный конфессиональный признак и экологию духовной жизни. Таким образом, Церковь как Богочеловеческий организм актуализируется в культурном многообразии, но культурный элемент (традиция, обряд) является этническим атрибутом, а само христианство по своей природе – универсально: во Христе культуры «объединяются, не сливаясь» (ср. Кол. 3,11). Но зачастую божественный элемент в Церкви усложняется элементом человеческим, поэтому гарантий чистоты божественного вне христианского единства не может быть. И речь идет не столько об искажении истины, сколько о способах выражения этой истины. Христианское единство – это символ благодатной полноты, и в этой полноте истина осуществляется «в единстве многообразия». Но что есть истина? В христианстве истина персонифицируется и возводится в сакральный ранг. Ее воплощением — стал Христос; Он стал образцом всякой правды и отражением вечной истины (1 Пет. 2,22). Большая привилегия — знать Христову истину, но каждый познает истину в той мере, в какой это может быть необходимо и полезно для него.

Церковь имеет духовный и мистический характер в том смысле, что земной (видимый) аспект Церкви возможно мыслить только во Христе и Духе Святом. Это положение говорит о том, что сущностное единство Церкви актуализируется через Христа в Духе. Но человеческий элемент, как творческая (позитивная/негативная) сила в земной Церкви, в силу своего несовершенства выражает христианское Откровение сугубо в рамках конфессионализма, тем самым нанося ущерб вселенскому сознанию. Мы православные говорим, что вселенская истина осуществляется в поместной евхаристической полноте, в евхаристическом союзе Поместных Церквей; говорим, что святая, соборная и апостольская Церковь — это и есть Православная Церковь (восточно-христианская поместная полнота). Однако нельзя с этим вполне согласиться, потому что «ортодоксия» — это внутреннее качество всей Церкви Христовой, а не атрибут конфессионализма. Римско-Католическая Церковь (западный тип христианства) также является святой, соборной и апостольской Церковью, исповедующая во всей своей полноте ортодоксальную кафолическую веру. Само слово «православие» означает исповедание Истины. Поэтому каждый католик в душе — православный, а каждый православный в душе — католик. Таким образом, конфессионализм (как и каноническое «единство Церкви») есть категория историческая, обусловленная эволюцией церковного богочеловеческого организма. Человеческий элемент накладывает сам границы на свое исповедание кафолической веры в Бога. Экуменически мыслящий православный христианин верует и исповедует, что вселенская Церковь Христова актуализируется не в конфессионализме, а в мистическом единстве и целостности двух земных христианских Церквей — Запада и Востока.

Согласно Максиму Исповеднику, если Христа кто-то исповедует ложно, то общение с ним становится невозможным. Видимое единство Церкви, таким образом, определяется и обуславливается не столько церковно-политическим, каноническим единством, а сколько исповеданием ортодоксальной кафолической веры. Вся суть ортодоксии кафолической веры выражена в Никео-Константинопольском символе веры. Символ веры исторически связывает христиан Запада и Востока исповеданием в то, что в Иисусе Христе, единородном Сыне Божьем, сам Бог открыл себя как Отец, и в Духе Святом Он дарит людям общение с собой, призывая их в Церковь. Таким образом, критерием ортодоксальности («православности») является догматизм этого символа – в свете Троичного догмата определяется ортодоксия. Римско-Католическая Церковь исповедует и признает непреложное достоинство этого символа, как выражение единой кафолической веры Церкви Христовой.[1]

Сущностной связью между христианскими Церквями является верность апостольскому Преданию, апостольская преемственность во всей своей полноте и Евхаристия. Взаимное признание таинств – это видимая форма невидимой, мистической, связи между обеими земными Церквями. По своей природе Евхаристия — одна во времени и пространстве, она не может быть разделена, потому что Тело Христово — неделимо. Таким образом, Евхаристия воплощает в земном измерении мистические узы единства.

Христианство это не только откровение Истины, но и откровение Любви: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин. 13,34). Новая заповедь потому, что она – Сам Христос, сама Любовь Божия, которая даруется нам, и Церковь Христова пребывает в Его любви. И главная цель христианского экуменизма – это восстановления видимого единства в любви. В любви Церковь Христова актуализируется и воплощает Истину во всей своей полноте. Правая вера во Христа объединяет, а любовь — скрепляет узы единения. Но видимая актуализация единства — это дело Святого Духа — Дух побуждает, а христианин воплощает. Тот, кто верен Христу не может грешить против Его любви, не может идти против истины, а истина в том, чтобы христианские сердца пребывали в единстве и любви, следуя завету Христа. Христианину, который жаждет видимого христианского единства, помогает Дух Святой – Дух изменяет его сердечное настроение, ум, преображает его психологическую ментальность. Ведь экуменизм – это не просто какое-то внешнее движение, «борьба за что-то», это, прежде всего, состояние души.

Теологическая основа экуменического движения выражена в евангелии от Иоанна: «да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17,21). В этих словах выражается христоцентризм экуменизма, христианское чаяние единения в любви. Христос – это целостная Истина, поэтому христианская целостность может быть только во Христе. Христос выражает свое желание и призывает быть всем вместе – это Его сакральный завет. Поэтому христиане должны стремиться к единству во Христе, чтобы осуществить на деле свою христианскую бытийность: «Заповедь Его та, чтобы мы веровали во имя Сына Его Иисуса Христа и любили друг друга, как Он заповедовал нам» (1Ин. 3,23). Экуменизм характеризуется, прежде всего, реставрацией видимых потерянных отношений между конфессиональными Церквями. «Борьба» за единство требует честности и открытости, нужно быть готовым к изменению, чтобы, в конце концов, актуализировать в земном историческом измерении невидимую полноту вселенской истины в форме видимой единой Церкви Христовой. В этом и заключается главная экуменическая миссия конфессиональной Церкви – осуществить на деле мир, любовь и полное христианское единение.

Нужно понять, что трагическое разделение между Западом и Востоком имеет условный характер и существует больше на поверхности церковной жизни, поскольку этот раздор не коснулся самой сути кафолической веры, апостоличности и мистического единства Церкви Христовой. Все, кто был крещен во имя триединого Бога, включается в единое тело Христово и, тем самым, в мистическое сообщество «единой, святой, кафолической и апостольской Церкви». Таким образом, экуменизм в основе своей не только христоцентричен, но и пневматологичен: живое общение в Духе с теми, кто вошел в общение (в таинстве крещения) с Христом, а через Него и с Отцом. Но поскольку наши догматические абстрактно-спекулятивные концепты, наш излишний рационализм и логизм, не способны вместить в себя мистические категории, «трансцендентный божественный мир», поэтому мы не может пока что на каноническом уровне адекватно реализовать (видимым образом) нашу экклезиологическую кинонию.

Важно уяснить еще то, что экуменизм не проповедует догматическую толерантность и религиозный релятивизм. Формула «единство в многообразии» не выражает в буквальном смысле униформизм и конформизм. Единство – это koinonía между членами единого Тела Христова; это мистическое благодатное единство сохраняется исповеданием общей ортодоксальной кафолической веры. Koinonía – это дериват от греч. koinos, что означает «связь, соучастие в чем-то общем». Вертикальное измерение кинонии — это «я и Бог», горизонтальное измерение — это «другие христиане, которые также живут во Христе». Таким образом, «единство в многообразии» выражается в равноправном признании вариативности опыта веры в другой конфессии и культуре, считая его благодатным обогащением: обе Церкви — Запад и Восток — в плане веры и духовного опыта взаимно дополняют и восполняют друг друга. Общность глубока, она затрагивает самые корни христианской бытийности, ибо берет начало от прикосновения к единому Духу Святому, Который и вводит нас в общение с единым Христом и единым Отцом. В этом сущностный опыт кинонии, общения со всеми теми, кто включен в единое благодатное тело Христово, в мистическое сообщество «единой, святой, кафолической и апостольской Церкви».  

[1] Прп. Максим Исповедник в вопросе «о вечном исхождении Святого Духа» в письме к Марину, пресвитеру Кипрской Церкви, расставил все точки над «и», изложив два равнозначных подхода – каппадокийский и александрийский, т.о. доказав, что данное добавление не искажает и не изменяет самой сути кафолической веры (См. Письмо к Марину, пресвитеру Кипрскому. PG 91, 136A-В). Более того, в свое время проф. В.В. Болотов хорошо доказал правомочность существования «filioque» в качестве святоотеческого теологумена (См. B.B. Болотов. К вопросу о Filioque. СПб, 1914).