Многие современные женщины с улыбкой воспринимают слова о том, что муж — глава семьи. Они получают образование и работают наравне с мужчинами, а нередко и зарабатывают больше. И не только потому, что им так хочется быть независимыми,— не каждый мужчина сегодня может полностью обеспечивать жену и детей. Словом, в наши дни все совсем не так просто в семейных отношениях, как это было когда-то при патриархальном укладе. Однако в Священном Писании сказано: Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу (Еф. 5, 22), а также: Досада, стыд и большой срам, когда жена будет преобладать над своим мужем (Сир. 25, 24). О том, какими должны быть отношения в семье с православной точки зрения, мы беседуем с настоятелем храма в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение» города Саратова священником Андреем Евстигнеевым.

— Во время венчания священник, совершающий Таинство, читает отрывок из Послания святого апостола Павла к Ефесянам, в котором говорится: «…Жена да боится своего мужа». Многих это смущает, кто-то считает это дискриминацией женщин…

— Так может показаться человеку, незнакомому со Священным Писанием, в котором сказано: Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал.3, 28). Именно христианство уравняло женщину с мужчиной, возвысив ее от положения рабыни до самостоятельной личности. До этого во многих странах, а на Востоке и до сих пор, женщина была полностью подчинена мужчине. Однако равноценность мужчины и женщины перед Богом как членов Церкви Христовой не означает равенства во всем: у каждого есть свои обязанности и своя роль в семье. Так исторически сложилось, что обязанности мужчины всегда были труднее, ответственнее и опаснее, чем обязанности женщины. Именно мужчина являлся добытчиком, кормильцем и защитником своей семьи как физически более сильный человек. А женщина была хранительницей домашнего очага, создательницей семейного уюта. Как у дерева — есть корни и есть ветви. Корнями оно достает воду и цепляется ими за землю, что позволяет дереву выжить и устоять при любом ветре. А на ветвях появляются листья и плоды.

— Почему жена должна бояться мужа?

— Слова апостола Павла вовсе не означают, что жена должна испытывать страх перед мужем. Скорее она должна уважать и почитать его — не как деспота и самодура, который делает то, что хочет, а как главу семьи, который несет за нее ответственность, заботится, помогает и защищает ее. А муж, и об этом говорится в Послании апостола Павла к Ефесянам, должен любить жену, как самого себя.

— В наши дни от женщин можно услышать, что мужья им не нужны: они сами могут родить и воспитать ребенка, а если нужно прибить гвоздь, всегда можно вызвать мастера, который так и называется — «муж на час».

— Разрушение семьи, ее традиций приводит к серьезным последствиям. Сегодня у нас имеется огромное число неполных семей, где дети воспитываются без отцов и, вырастая, сами не могут выстроить правильную иерархию в своей семье. Да и в полных семьях все перемешалось. Там, где женщина берет на себя управление домом, мужчина ложится на диван и смотрит телевизор. Однако в психологическом плане не каждый мужчина согласен подчиняться жене, что приводит к конфликтам. Семья становится похожа на уродливое дерево, ветви которого пытаются укорениться в землю, а корни вылезают наружу. Но даже если ветвям удастся врыться в грунт, они не смогут питать дерево, а на корнях никогда не вырастут плоды. Знаете, как сегодня можно определить, кто является главой семьи? Тот, кому первому наливают тарелку супа. А сегодня в большинстве семей это — ребенок. Именно он становится центром семьи, хотя физически и не может исполнять эту роль, поскольку еще не умеет отвечать за самого себя, не то что за других. Такие искаженные отношения зачастую приводят к развалу семьи,— когда дети вырастают, и родители понимают, что их больше ничего не связывает.

— Что же нужно делать, чтобы сохранить семью?

— Христианской основой семьи является любовь — жертвенная, терпеливая, вдумчивая, ответственная. Главой семьи должен быть муж, и жена должна признавать это, а муж — ответственно исполнять свою роль. Даже если жена зарабатывает больше, лучше разбирается в житейских вопросах и чаще принимает правильные решения — умная женщина никогда не даст своему мужу почувствовать, что он находится на вторых ролях. Каждый должен быть на своем месте — не бороться за власть, а делать то, что нужно для блага семьи. Только так можно сохранить семейный мир.

Ольга Новикова
Газета «Православная вера» № 17 (421) 2010 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10600&Itemid=4

История, которую мы вам сейчас расскажем, очень проста. Ее участники воспринимают собственный поступок как совершенно естественный, решительно не видят в нем никакого подвига и даже не считают, что приняли на свои плечи слишком большую тяжесть. Они считают, что Господь неисчерпаемо добр и щедр. Он привел их обоих в Церковь, помог им обрести друг друга, подарил двух сыновей, поддерживал и защищал в самые трудные, бесквартирные и безденежные времена, которые, кстати, еще не кончились… И, наконец, исполнил их давнюю мечту.

На окраине Саратова есть маленький храм с небольшим приходом. В нем служит 30-летний священник, рукоположенный всего год назад,— назовем его отцом Димитрием, хотя на самом деле его зовут иначе. Дадим его 26-летней супруге имя Татьяна. Сейчас вы поймете, почему мы не можем назвать их настоящие имена.

Батюшка с матушкой — не саратовцы; они приехали к нам из миллионного города, куда более приличного и перспективного, нежели наш. В тамошней семинарии есть отделение иконописи, Таня училась на этом отделении; Дмитрий же готовился стать священником. Незадолго до венчания Татьяна поделилась с избранником своей давней мечтой: вдобавок к родным, кровным детям принять когда-нибудь в дом и сироту. Избранник понял, Господь услышал — все произошло раньше, чем они думали. Петру, их старшему сыну, сейчас три года, младшему, Павлу, полтора… А вот как они обрели третье свое дитя, дочку Машеньку.

Летним утром, сразу после службы, к отцу Димитрию подошла молодая женщина с крохотным ребенком на руках. Она стала рассказывать — путано, многословно и лихорадочно. Дескать, шла откуда-то домой поздно ночью, услышала плач ребенка, подобрала, принесла домой, напоила молоком из холодильника, теперь вот не знаю, что делать, куда ее девать…

Родительский опыт нашего героя помог ему увидеть в рассказе незнакомки массу несуразностей. К тому же она назвала себя сначала Викторией, а затем, забывшись (от волнения, конечно!), Светланой. Вероятней всего, это была «биологическая», как выражаются правоохранительные органы, мать ребенка. Уличать ее в обмане было некогда — нужно было убедиться, что жизни и здоровью девочки ничто не угрожает. Виктория-Светлана исчезла, оставив несуществующий номер телефона, а батюшка с матушкой привезли дитя в ближайшую горбольницу. Врачи сообщили им, что ребенку не более двух суток. Рожала его мать, скорее всего, дома, без всякого родовспоможения. Однако девочка здорова. Слава Богу, что родившая ее не убила, говорит теперь отец Димитрий, что не бросила где-нибудь на вокзале, а принесла, по старинному обычаю, в церковь…

Приехала милиция, составила протокол. Никто, к счастью, не возражал против того, чтобы священник и его супруга сразу после осмотра отвезли ребенка к себе домой. Через несколько дней отец Димитрий крестил свою дочь Марией.

Теперь дело за малым — за тем, чтобы государство признало батюшку с матушкой законными родителями девочки. Органы опеки сразу пошли навстречу. Самым большим препятствием в оформлении временного опекунства стало то, что семья снимает квартиру и не имеет сколько-нибудь ясных жилищных перспектив. Но и эту трудность удалось некоторым образом преодолеть. Сейчас супруги готовят документы для обращения в суд с целью окончательного удочерения Машеньки.

Нет, конечно, все естественно. Конечно, никакого подвига. Вообще, чем больше детей, тем легче — вы этого не знали? Смотрите: трехлетний Петя уже заботится о полуторагодовалом Павлике. А что до материальной стороны… Есть ведь Промысл Божий!

— В том-то и проблема большинства людей сегодня, что они перестали надеяться на Бога и надеются только на свои силы,— говорит отец Димитрий.— Когда просто делаешь то, что должен делать, не задумываясь о том, что с тобой будет, Господь тебе все, что нужно, дает. Я в этом давно убедился.

Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 31–33).

Не надо, однако, думать, что супруги находятся в каком-то эйфорическом состоянии. Отец этого семейства очень хорошо понимает, как трудно теперь придется его жене:

— Если уж говорить о подвиге, то это, прежде всего, ее подвиг. Я ухожу из дома полседьмого утра, возвращаюсь в десять вечера. Она все время занята детьми, и ей не хватает поддержки, не хватает общения…

А матушка Татьяна говорит, что у нее все хорошо. И что она постарается вырастить дочь достойным членом Церкви.

Марина Бирюкова
Газета «Православная вера» № 17 (421) 2010 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10601&Itemid=4

Десять лет назад в Москве, в храме Христа Спасителя, прошел Юбилейный Архиерейский Собор. Пожалуй, самым главным деянием этого церковного собрания стало прославление в лике святых сотен исповедников и новомучеников Российских, претерпевших во времена гонений на Православную Церковь со стороны советской власти в ХХ веке всевозможные скорби и мученическую смерть за веру Христову. От них нас отделяет совсем немного времени — всего лишь несколько десятилетий, однако мы очень мало знаем о тех, чьей кровью и твердостью была спасена наша Церковь.

Однажды мне довелось услышать возле храма беседу двух милых барышень. Они советовались по поводу маршрутов будущих паломничеств, одновременно пытаясь рассказать друг другу о святых и почитаемых иконах. Конечно же, им хотелось поехать и в Псково-Печерский монастырь, и в Дивеево, и в Санаксары… Но вдруг одна из них сказала, что мама советует лучше съездить на Бутовский полигон в Москву.

— Бутовский полигон? А что это? — спросила ее подруга.

— Там, кажется, хоронили кого-то — то ли во время войны, то ли еще до революции…

Поняв, что девушки не знают, что же такое на самом деле Бутовский полигон и кого, как и когда там «хоронили», я бестактно вмешалась и удивила их своими познаниями в истории. Рассказала, как в 1930-е годы по ночам на окраине Москвы, в Южном Бутове, расстреливали тех, кто так или иначе мешал советскому строю: кто-то своими политическими воззрениями, кто-то просто нестандартностью мышления, а кто-то — верой в Единого Бога, Который несоизмеримо больше любой идеологии…

Ушли барышни ошарашенные. А я осталась думать о такой странности: почему в век стремительных информационных технологий многие не знают простых фактов родной истории? И почему до сих пор неизвестными для большинства христиан остаются судьбы тех, кто достоин почитания за духовный подвиг? Ответить на этот вопрос можно по-разному. И каждый ответ будет дополнять предыдущий.

Конечно же, новомучеников почитают. Вспомним, что во время богослужения мы молимся им, особо чтимым в своей епархии. В Саратове — это священномученики Косма (Петриченко), Гермоген (Долганёв), Герман (Косолапов) и Михаил (Платонов), мученик Александр (Медем). Даже если не все прихожане саратовских храмов знают в подробностях обстоятельства их судеб, то приблизительно понимают, за что их причислили к лику святых.

Святой Косма, выходец из крестьянской среды, ставший священником в грозные 20-е годы, был расстрелян после трех дней следствия в 1937 году. Святой Гермоген, епископ Саратовский, был брошен с гранитной глыбой на ногах в реку Туру в 1918 году. Святые Герман и Михаил, отпевшие сами себя, были расстреляны как заложники красных при наступлении войск Деникина на Саратов в 1919 году. Святой Александр, «добрый помещик», выстроивший храм в родном имении Александрия, умер в тюрьме после множества арестов и заключений в 1931 году. Разные жизни, но цель у всех была одна — войти в Царствие Божие, приблизиться ко Христу. Страдали они смиренно, благословляя палачей, потому что знали, ради Кого.

Конечно же, о большинстве новомучеников не знают — их сотни, если не тысячи. Труд игумена Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия», который попытался в нескольких томах свести воедино всю известную информацию о подвижниках XX века, доступен немногим. То, что публикуется на страницах церковной периодики, выходит в эфир на православных телеканалах,— всего лишь капля в море. И проблема усложняется тем, что распространению информации о новомучениках способствуют энтузиасты, единицы.

Человек по своей природе ленив, но ведь христиане призваны преодолевать свою природу, разве не так? Невозможно жить в Церкви и не знать тех, кто составляет ее славу. Нельзя верить в Бога и не почитать тех, кто стоит у Его Престола. Сегодня почти всё можно найти в Интернете. Если нет доступа к Интернету — в библиотеке храма. Если книги нет, то можно попросить купить ее для библиотеки — наверное, любой настоятель обрадуется, когда увидит неподдельный интерес своих прихожан к истории Церкви, которая является при этом и ее живой жизнью…

Есть люди, которые сомневаются в целесообразности института канонизации, в правильности молитвы тем, которые когда-то тоже были грешными людьми. Однако молитвы святым — это просьба о помощи, о посредничестве между нами и Богом. Это не поклонение, которое принадлежит только Господу. Тот, для кого «облако свидетелей» заслоняет Солнце Правды,— идолопоклонник.

Наши молитвенные обращения к ушедшим братиям и сестрам основаны на простом факте: Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых (Мк. 12, 27). Ведь здесь, на земле, мы поверяем друг другу свои нужды, просим друг друга о помощи, о совместной молитве (где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18, 20)), и потому можем рассчитывать на любовь тех, кто отошел от нас в сиянии славы небесной.

То, что души праведников взывают к Богу, известно из книги Откровения. То, что наставников наших надлежит поминать, прямо заповедовал Апостол. И мы просим ушедших поддержать нас. Обращение к святым — это свидетельство нашей веры в то, что любовь не умирает.

Наталья Волкова
Газета «Православная вера» № 17 (421) 2010 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10633&Itemid=3

Сложно задумываться над тем, как приход создать, когда уже несколько лет являешься прихожанкой храма, в котором этот приход есть. К хорошему привыкаешь быстро, оно становится столь же естественным, как чистый воздух и нормальные человеческие отношения. Оценить его в полной мере можно, только потеряв. 

Мне кажется, что хороший приход не создается, а рождается, как ребенок, стихотворение или научное открытие. Есть причины его рождения, есть условия, которые способствуют его появлению на свет, но никогда с уверенностью нельзя сказать, родится или нет. И все же об условиях и причинах рождения прихода я могу немного поразмышлять.

Главная причина рождения православного прихода — это богослужение. Прихожан храма в первую очередь объединяет совместное участие в Таинствах и молитва. Именно это отличает приход от всевозможных клубов «Для тех, кому за…» или, наоборот, домов творчества детей и молодежи. Чем дороже и ближе для человека богослужение, тем прочнее его связь с церковной общиной, с приходом. 

Когда мы выбираем себе друзей, мы создаем круг общения исходя из своих интересов, вкусов и взглядов на жизнь. Центр этого круга — наше «я». Приход же призван объединить людей вокруг Христа. И только в этом случае он жизнеспособен. Все остальное — настоятель, который приход создает, добрые дела, совершаемые прихожанами, красивое здание храма — должно прилагаться. Иначе приход будет подобен дому, построенному на земле без основания (см.: Лк. 6, 49).

Церковь Христову часто сравнивают с кораблем. А можно сравнить и с целым флотом, состоящим из множества небольших кораблей-приходов. А настоятель схож с капитаном корабля, и роль его в плавании по житейскому морю сложно переоценить. Неслучайно советские реформы, направленные на развал Церкви изнутри, в первую очередь вводили демократическое управление на приходе — печально памятные «двадцатки». 

А Церковь по природе своей иерархична. И потому на приходе должен быть глава, который управляет его жизнью. Не просто издает властные директивы и требует почтительного отношения, а несет отеческую ответственность за всех и за все, что происходит на его приходе. Если настоятель сам горит любовью к Богу и к людям, если он на деле, а не на словах готов жертвовать ради своей паствы временем, силами, здоровьем, люди обязательно это увидят и оценят. И он станет настоящим примером и образом.

Очень важно, чтобы настоятель, несмотря на свою занятость, находил время для личного общения с прихожанами. И хорошо, если это общение строится вокруг духовной жизни. Например, у нас, в Свято-Троицком соборе, очень важную роль в развитии приходских отношений сыграли еженедельные встречи-беседы настоятеля игумена Пахомия с прихожанами. На этих встречах отец Пахомий читает вместе с прихожанами творения святых отцов, прихожане вместе с батюшкой рассуждают о духовной жизни. И не только сами многое узнают, но и своим близким впоследствии смогут рассказать, каково мнение священника по тому или иному вопросу. Особенно это важно для людей, только перешагнувших порог храма.

Укрепляет приход совместная молитва, не только в храме за богослужением, но и в домашнем правиле. Келейное или домашнее правило — дело сугубо личное. Но иногда и здесь может быть место общему деланию. Практикуются, к примеру, молитвы по соглашению, когда несколько человек договариваются молить о чем-то Бога в определенное время, где бы они сами в это время ни оказались. Но к такому усилию над собой нас, к сожалению, чаще всего подвигает беда. 

А вот чтение Псалтири во время многодневных постов — это усилие запланированное. В нашем соборе читать Псалтирь начали по благословению настоятеля с Рождественского поста 2004 года. Двадцать человек ежедневно на протяжении всего поста прочитывали по одной кафизме в соответствии с графиком, поминая на славах священнослужителей, участников чтения, а также их живых и усопших сродников. Таким образом, все вместе прочитывали полностью Псалтирь за день, а каждый участник — за пост. Сейчас в чтении Псалтири участвует более восьмидесяти человек. Для многих это чтение стало первым по-настоящему вдумчивым знакомством с Псалтирью. Помимо этого, каждый участник чтения учится брать на себя ответственность за общее дело. 

Целым событием в жизни и важным этапом воцерковления стало для многих прихожанок нашего собора создание женского любительского хора в 2006 году. В раннехристианской Церкви не существовало хора, песнопения за богослужением исполнял молящийся в храме народ. Создание любительского хора дало возможность нашим прихожанкам участвовать в богослужении и лучше его узнать. У многих не было даже начального музыкального образования, но всех объединяло горячее желание научиться петь, и петь именно в храме. И благодаря терпению нашего регента Светланы Пьянковой это желание осуществилось. 

Участвовать в богослужении могут в силу разных причин не все, но принять посильное участие в жизни прихода может каждый. Помощь в уборке храма или прилегающей территории, в трапезной или в подготовке к празднику — все это дает гораздо больше самому помогающему, чем храму и его настоятелю. Помню, когда я начинала ходить в храм, мне очень хотелось стать как-то причастной к его повседневной жизни. Но даже самая простая помощь в храме казалась мне тогда чем-то недостижимым: как это я так, запросто, не зная никого из священников и прихожан, начну в чем-то участвовать? И была просто счастлива, когда на Крещение мне предложили разливать святую воду. 

Постепенно у меня появились и другие послушания в храме. Но то, первое время — время совместных уборок и помощи в трапезной — я до сих пор вспоминаю с ностальгией. Ведь именно тогда я поняла, что человек для Бога не может сделать ничего. Все, что он делает в храме, ему самому нужно в тысячу раз больше, чем Творцу и окружающим людям. За каждое дело, которое человек постарался сделать во славу Божию, он получает то, что во много раз превышает практическую пользу от его работы. Помогая в храме, человек что-то понял, чему-то научился, увидел себя со стороны. И это становится дороже любого подарка. Мы часто говорим с коллегами, педагогами воскресных школ, о том, что неизвестно, есть ли польза от нашего преподавания для детей и родителей, но для нас самих — несомненно есть, и огромная.

Кстати, именно воскресная школа помогает не только детям, но и их родителям почувствовать себя частью прихода, увидеть поле собственной деятельности. Многие семьи посещают храм вместе с детьми. И более того, я знаю множество случаев, когда именно из-за необходимости водить ребенка в воскресную школу родители начинают регулярно ходить в храм. Бывает и так: то, что преподают в воскресной школе ребенку, все больше и больше интересует его родителей, и они сами втягиваются в этот процесс.

Вообще, воскресная школа, на мой взгляд, является лучшим полем миссионерской деятельности. Ведь в нее приходят и дети, и взрослые, желающие что-то узнать, готовые что-то услышать. Если им в этой школе интересно, они приводят своих родных, друзей, знакомых. Но не стоит думать, что вновь пришедший важнее того, кто на приходе и в воскресной школе постоянно. Воцерковление длится всю жизнь. А правильно организованная воскресная школа воспитывает естественных миссионеров и сознательных прихожан, для которых приход является важной частью их жизни буквально с пеленок. 

Развитию приходской жизни содействуют и газета, и сайт Троицкого собора, которые также были созданы по благословению нашего настоятеля отца Пахомия в 2006 году. Ведь в епархиальных, а тем более общецерковных СМИ не освещаются события, незначительные для всей Церкви, но интересные для каждого прихожа-нина храма — реставрация храмовых икон, поездки, праздники в воскресной школе и многое другое. Если приход большой и на нем постоянно что-то происходит, многие прихожане могут даже и не знать обо всех событиях. А газета помогает им почувствовать себя «в курсе последних событий». 

Кроме того, в газете и на сайте есть возможность размещать интервью со священнослужителями храма. Ведь часто общение священника с прихожанами происходит либо в личных беседах, либо во время проповеди, посвященной празднику или Евангельскому чтению. А в интервью можно расспросить священника о его пути к Богу, о его отношении к различным явлениям в церковной жизни. Это помогает читателям-прихожанам ближе познакомиться с батюшкой, найти в нем что-то родственное.

Любой человек, имеющий опыт паломнических поездок по святым местам, знает, как отличается поездка в обществе чужих людей, объединенных лишь обращением в одну фирму, от поездки со своим приходом. К сожалению, организовать такие поездки непросто — тут и финансовые сложности, и невозможность вместить даже в самый большой автобус весь приход, и занятость священников, и многое другое. Но когда все-таки получается куда-то выбраться, поездка становится настоящим событием. И настоятель, и прихожане готовят доклады о тех святынях, которые предстоит посетить, по дороге мы слушаем их и все вместе молимся. И, конечно, любое путешествие сопровождают множество больших и малых ситуаций, когда нужно оказать помощь друг другу, проявить терпение, поддержать ближнего хотя бы словом. Эти моменты, как и впечатления от посещения новых мест, остаются в памяти надолго.

Но взаимовыручка бывает нужна не только во время паломнической поездки. Невозможно перечислить, да и ни к чему перечислять все маленькие и не очень ма-ленькие услуги друг другу, которые оказывают прихожане нашего храма. Не у всех есть деньги, чтоб материально поддерживать нуждающихся. Но помочь делом может каждый. У кого-то есть машина, и он подвозит старенькую прихожанку до дома после службы, кто-то работает врачом и может помочь заболевшим. Для приходской газеты и сайта нам постоянно требуются фотографии богослужений в соборе. Заодно наши фотографы печатают и раздают прихожанам их собственные фото, сделанные во время службы. Для человека публичного, привыкшего видеть свое лицо в газетах, это покажется незначительной мелочью. А для пожилой прихожанки храма это целое событие. 

Такую помощь нельзя запланировать, ее нельзя назначить в обязательном порядке. Она рождается спонтанно, как практический результат всего того, о чем слышит, что переживает человек в храме. Благодаря ей мы чувствуем себя пусть и не совсем идеальной, но все-таки семьей. 

Да, от самих людей — и священников, и мирян — зависит многое. Но все же приход рождается по воле Божией, по Ему одному ведомому Промыслу о нас. Он возникает, когда Господь в ответ на человеческие усилия творит чудо рождения новой человеческой общности — приходской семьи.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10647&Itemid=3

Иногда приходится слышать: «Я хотел бы чувствовать себя частицей целого, принадлежать к церковной общине. Должны же быть какие-то мероприятия по объединению, сплочению людей! Почему их нет в том храме, в который я хожу, почему священник их не организует?». Но в Церкви людей должно объединять богослужение, в котором выражается любовь ко Христу. Поэтому только вокруг богослужения может состояться приход. Если люди не объединены богослужением, если они этого не чувствуют — никакие мероприятия не помогут, все рано или поздно рассыплется. 

Кто-то скажет: а как же социальное служение, а как же миссионерство, а разве мы не должны помогать обездоленным? Но здесь надо просто все расставить по местам. Мы можем развести сколь угодно бурную деятельность, можем бегать по улицам и звать людей в храм, но если тем, кто уже пришел в храм, мы не в силах дать главного, то зачем мы их сюда звали? Мы говорим о миссионерстве, но, к сожалению, огромное количество наших постоянных прихожан плохо знают церковную жизнь, плохо знают Евангелие, вообще его не читали. 

То же можно сказать и о помощи обездоленным. Если мы поставим это выше богослужения, чем мы будем отличаться от обычной благотворительной организации? Мы кого-то накормим, может быть, кого-то оденем, но чью душу мы спасем?

Долг священника — объяснить людям, что такое богослужение, научить их читать духовную литературу и соотносить то, что они слышат в храме, то, что они читают — о смирении, терпении, подвиге — с собою, своей жизнью и жизнью ближних. Центр церковной жизни — богослужение, центр богослужения — Евхаристия. Если человек в этой бескровной жертве участвует, значит, он призван переносить ее в свою повседневную жизнь. Жить с постоянной мыслью о том, что происходит за Литургией, как это должно влиять на него, на его отношения с другими людьми. Если священник выносит Чашу, и люди рвутся к ней, отталкивая друг друга локтями,— тогда непонятно, что и зачем они сейчас собираются делать. Люди ведут себя так зачастую по привычке. Мы ведь много чего делаем по привычке — обижаем друг друга, опаздываем на работу и т.д. А что такое трезвение? Это именно способность человека в любую минуту своей жизни дать себе отчет в том, что он на самом деле делает. А умная молитва — это когда человек каждое мгновение своей жизни оценивает себя по отношению к Богу. Видит свои слова, свои поступки в свете Евангелия. Тогда человек, даже и сорвавшись по греховности своей, даже и произнеся нечто вроде: «Женщина, отойдите от стола, вы мешаете!» (бывает такое — возле столика с «теплотой» после Причащения), тут же остановит себя и подумает: так, что это я такое говорю? Это не «женщина», это моя сестра, мы только что причащались с нею из одной Чаши; а когда мы причащаемся вместе, мы становимся одним телом, не только одной душой. И боль моего брата или сестры должна стать моей болью, как боль ребенка становится болью матери.

Вот этому должен священник научить прихожан. Есть такая поговорка: «Каков поп, таков и приход». Я с нею согласен на сто процентов. Прихожане перенимают опыт священника, его отношение к людям. Как батюшка будет относиться к людям, так и они будут относиться друг к другу. 

Священник не должен придумывать какие-то методики воспитания своих прихожан. Я спрашивал одного моего знакомого, у которого четверо детей: «Как ты их воспитываешь?».— «Никак. Просто живу. Стараюсь быть хорошим христианином, хорошим человеком, они это видят, вот и все». Мне кажется, так и в церковной жизни. 

Священник ведет человека ко Христу, его можно сравнить с указателем в незнакомом городе: «Господь — там, идите в ту сторону». Но если — продолжим это сравнение — человек не только указатель видит, но еще и людей, идущих в указанном направлении, ему легче прийти к цели. Когда человек приходит в храм и видит прихожан, которые истово молятся, но при этом не воспринимают его как помеху, не отталкивают, напротив, помогают, говорят: «Становись сюда, здесь лучше слышно», протягивают книжку с тропарем, который сейчас поется,— человек понимает, что он здесь не одинок. Каждому ведь нужно человеческое участие. Вот почему для меня как настоятеля очень важно, чтобы между людьми устанавливались добрые отношения. Чтоб была любовь меж ними. Чтоб они продолжали общаться после службы, перезванивались, узнавали, не надо ли помочь кому-нибудь. Когда это у нас появилось, я был очень рад. Общество сильно единством, и Церковь тоже. Сегодняшнее общество разобщено. Чтоб сосед помог соседу — это просто удивительно сегодня! А в Церкви не должно быть так. Священник должен проповедовать единство. Если человек приходит в храм и не находит единства с другими прихожанами, значит, в этом человеке что-то не так. 

«Посмотрите на христиан, как они любят друг друга»,— это было в древности сказано — язычником! Первые христиане, собираясь в своих катакомбах, знали, что это их собрание может стать последним. Они не ведали, доживут ли они до завтрашнего дня, потому каждую Литургию воспринимали как последнюю. И это их сплачивало. Если бы мы узнали, что мы видимся последний раз, мы, наверное, сразу стали бы очень хорошими, очень добрыми людьми друг для друга. Стало бы не до обид, не до раздражения. Нам не грозят гонения сегодня. И мы не всегда можем отнести к себе этот опыт древних христиан, задать себе вопрос: «А если бы эта Литургия была последней?» Но мы и сегодня — малое стадо (Лк. 12, 32). Христиане никогда не станут в обществе большинством. Мы живем в условиях нехристианской цивилизации. И это должно сплачивать нас.

В монастырской жизни отшельничеству всегда предшествует общежитие со всеми его утеснениями, иначе не приобрести человеку смирения, не достичь высоких ступеней духовной свободы в отшельничестве. Вот так и на приходе — пока мы не научимся быть рядом с ближним, предпочитать его себе — церковной жизни не будет. И об этом должен заботиться священник, и прихожане должны к этому стремиться. Это должен быть обоюдный процесс. Прежде чем упрекать священника, который мало делает для нашего воцерковления, вспомним, что и мы тоже что-то должны.

Очень важно, чтобы прихожанин не ждал, когда его возьмут за руку и куда-то поведут. Приходишь в храм — посмотри по сторонам, может быть, кому-то нужна твоя помощь. Не стесняйся спросить у священника, не надо ли чем в храме помочь. Начав помогать, сразу окажешься среди людей, ближе познакомишься с ними и со священником. 

Московскому старцу, священнику Алексию Мечеву, было видение — ответ на его размышления о том, что такое священство. Он лезет в гору и, изнемогая, тащит за собой на веревке толпу людей. Люди эти не хотят подниматься, толкаются, кричат, рвутся кто вбок, кто вниз. Силы оставляют его, и он срывается по склону. И чувствует, как эти люди, объединив свои силы, не дают ему съехать, подталкивают его вверх. Вот так и в храме, и в приходской жизни. Священнику бывает тяжело, он устает, изнемогает — и вдруг чувствует, что те прихожане, ради которых он трудился, поддерживают его и тянут вверх.

Но это касается не только взаимоотношений священника и прихожан. Это столь же применимо к отношениям между прихожанами: тот, кого я сегодня поддержал, завтра поддержит меня.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10650&Itemid=3

Зачем ходить в церковь, если Бог в душе? Не важнее ли быть хорошим человеком? Сегодня часто можно услышать эти вопросы. А может ли и должна ли Церковь делать людей хорошими? В чем истинный смысл церковной жизни? О «хороших людях» в церкви и вне ее мы поговорили со священником московского подворья Троице-Сергиевой лавры Сергием Фейзулиным.

Сегодня многие люди хотя и не отрицают веру, хотя и признают Бога, но с церковной жизнью не имеют ничего общего, считая, что Бог у них в душе, и искать Его нужно именно там, а не в построенном человеческими руками храме.

Сразу вспоминается один эпизод из моей священнической практики. Жена одного человека решила привести его в церковь. Она ходила уже сама несколько раз, была на исповеди, причащалась, а муж ее отказывался. И вот она как-то расстроенная стоит – муж рядом с храмом, но не заходит. Я предложил пойти познакомиться с ним. Очень хороший, приятный человек, но отказывался зайти, потому что у него «Бог в душе». Я помолился про себя, думаю, ну что ему сейчас сказать, и вдруг меня осенило, я говорю: «Скажите, а завтракаете вы тоже в душе?» Он как-то так смешался, задумался и так смущенно говорит: «Нет». Так вот, подумайте над этим, вера – это то, что должно быть осуществляемо практически, вера не может быть теоретическая, она должна быть живая, подтвержденная жизнью, непосредственно, нашими поступками.

Но почему нельзя осуществлять веру практически, просто живя по совести, стараясь исполнять заповеди, творить добрые дела? Многие считают, что гораздо важнее быть хорошим человеком, чем регулярно ходить в церковь.

Что такое быть хорошим человеком? Это настолько относительное понятие, все люди хорошие. Бог создал все свое творение хорошим, и человек есть венец творения, самая совершенная его часть. Человек может быть подобен Богу, он есть образ Божий – каждый человек! Независимо от того, знает он об этом или не знает, пытается ли он найти в себе этот образ Божий и осуществить его, приблизиться к Богу, стать похожим на Него, стать Ему родным. Этого Господь ждет от нас – чтобы мы уподобились Ему. А в этом смысле – каждый человек хорош, и не просто хорош, каждый человек прекрасен, человек – это совершенство.

Но в обыденном смысле хороший человек, говорят еще “порядочный человек”, – это очень относительная вещь, все мы для кого-то хороши, а для кого-то не очень хороши. Можно быть, скажем, замечательным врачом и скверным семьянином, невыносимым в личных отношениях. Можно быть готовым на самопожертвование ради своей Родины, и в то же время, жестоким, беспощадным и не иметь милосердия к врагу. Это хороший человек? Для кого хороший? Церковь не призывает нас быть хорошими, более того, желание «быть хорошим» – это очень опасно. Желание быть с каждым человеком хорошим – это не любовь к человеку, а человекоугодие и лицемерие. Об этом говорит сам Господь в Евангелии: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо». Человек приспосабливается к другому, чтобы произвести на него впечатление, таким образом вызвать о себе доброе мнение, на это затрачивается очень много душевных усилий, и это страшная вещь. Христос в Евангелии таких людей называет унылыми лицемерами.

Мы призваны не к тому, чтобы быть хорошими, а мы призваны быть святыми, это совсем другое измерение человеческого духа. Паскаль, французский философ и ученый, говорит, что условно можно разделить всех людей на праведников и грешников. Праведники, говорит Паскаль – это те, кто считает себя грешниками, а истинные грешники – это те, кто считает себя праведниками, чувствуют себя хорошими людьми. Именно поэтому они не видят своих недостатков, не чувствуют, как далеки они от Бога, от любви. Потому что любви всегда должно быть мало, должна быть великая жажда. Любовь – это когда я всегда во всем ищу собственную вину, в каких-то обстоятельствах, в общении с людьми, в семейных, в профессиональных отношениях. Я чувствую, что у меня всегда не хватает любви. Мы призваны – «Будьте святы, как Я свят». И в этом смысле хороший – это тот, кто постоянно чувствует себя, условно говоря, плохим, недостаточным, чувствует свои недостатки – недостаток веры, надежды, и конечно, любви, недостаток благочестия, молитвенности. В общем-то, это в любом творческом деле так – как только человек начинает удовлетворяться, возникает самодовольство, которое ограничивает его творческие импульсы, и человек замирает, остывает, его творческий огонь не освещает больше его жизнь.

Это как раз очень страшная мысль и очень обывательское представление, что достаточно быть хорошим человеком. Но, слава Богу, Господь помогает нам почувствовать эту свою недостаточность через какие-то обстоятельства, когда мы видим, что у нас нет любви к людям, что мы не можем устоять перед какими-то соблазнами, падаем,– это тоже милость Божья, таким образом самый главный грех обнаруживается – это самодовольство, это себялюбие. Оно противоположно любви. Любовь – это недовольство собой, это сознание собственной ничтожности, малости, и святые – это люди, которые всю жизнь живут в сознании собственной малости, именно поэтому им становится доступно величие Божие. Церковь не призывает нас быть хорошими, это глубочайшее заблуждение. Церковь помогает человеку почувствовать как раз свою греховность, почувствовать глубокую нарушенность личности, глубокую болезнь личности. И Церковь, одновременно обнаруживая эту болезнь, ее и исцеляет.

Почему же только Церковь может исцелить человека? Почему он не может спасаться сам по себе, зачем обязательно быть частью Церкви?

Надо для себя осмыслить, что такое Церковь вообще. Вопрос мирского человека, для которого Церковь – это что-то непонятное, чуждое, отвлеченное, далекое от его реальной жизни, поэтому он и не входит в нее. Апостол Павел отвечает на него так, как никто больше не смог ответить за всю историю человечества: «Церковь есть тело Христово», при этом добавляет – «столп и утверждение истины». И дальше добавляет, что мы все «уди от части», то есть члены этого организма, частички, клеточки, можно сказать. Здесь уже чувствуешь какую-то очень глубокую тайну, это уже не может быть чем-то отвлеченным – организм, тело, кровь, душа, работа всего тела и соподчиненность, соорганизованность этих клеточек. Мы подходим к вопросу отношения к вере в Бога мирского человека и церковного. Церковь – это не столько юридический институт и общественная организация, но, прежде всего, это то, о чем говорит апостол Павел – некое таинственное явление, общность людей, Тело Христово.

Человек не может быть один. Он должен принадлежать какому-то направлению, философии, взглядам, мировоззрению, и если в какое-то время ощущение свободы, внутреннего выбора, оно – особенно в молодости – интересно для человека, то опыт жизни показывает, что человек не может добиться ничего в жизни один, ему нужно иметь какой-то круг, какую-то социальную общность. На мой взгляд, чисто индивидуалистичен такой мирской подход к «личному» Богу вне церкви, это просто иллюзия человеческая, это невозможно. Человек принадлежит человечеству. И та часть человечества, верующая в то, что Христос воскрес, и свидетельствующая об этом – это и есть Церковь. «Будете Мне свидетелями», – говорит Христос апостолам – «даже до края земли». Православная церковь это свидетельство свое осуществляет, и во время гонений осуществляла, и эта традиция сохранилась поколениями людей в разных обстоятельствах.

В православии, в церкви есть очень важная вещь – есть реальность, есть трезвость. Человек постоянно вглядывается в себя и не своим собственным зрением исследует что-то в себе и в окружающей жизни, а просит помощи и участия в своей жизни благодати Божией, которая как бы просвечивает всю его жизнь. И здесь очень важен становится как раз авторитет традиции, тысячелетний опыт церкви. Опыт живой, действенный и действующий в нас через благодать Духа Святаго. Вот это дает другие плоды и другие результаты.

Однако, как часто мы видим одну только внешнюю «церковность», но на деле – отсутствие любви и какую-то закостенелость. Сколько людей исправно посещают церковь, но живут совсем не по Евангелию. И исповедь их нередко формальна, и причастие – «привычно». И в то же время, встречаются потрясающие люди, совсем далекие от церкви, даже убежденные атеисты, но живущие – на деле, а не на словах – истинно христианской жизнью.

Да, такое возможно, но это недоразумение, как в том, так и в другом случае. То есть человек чего-то недопонял в своей жизни. «По плодам их узнаете их», «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного»,– говорит Христос. Когда человек пытается воцерковиться, он как бы меняет оболочку, надевает длинную юбку, отращивает бороду или еще что-то такое, а сущность, внутренность его, она в каком-то замороженном состоянии пребывает. Он сохраняет себялюбие, сохраняет отчужденность от людей.

Если человек формально относится к себе, он поверхностно воспринимает и мало значения придает своему внутреннему миру (таких людей тоже много, к сожалению), то для него и исповедь формальна – перечисление, наименование грехов. Человек не сознает самое опасное как раз – он хочет быть «хорошим». Хочет быть хорошим в собственных глазах, быть в ладу со своей совестью, в ладу с людьми. Для него это страшное разочарование – оказаться ничтожным, пустым, далеким от великих каких-то вещей. И человек внутренне бессознательно сопротивляется такому страшному знанию, он выстраивает психологические защиты, он пытается спрятаться от самого себя, от Бога, в какую-то тень уйти. Поэтому для него проще назвать какие-то грехи, чем попытаться понять, в чем же он виноват на самом деле.

Ну, а если человек пришел в церковь только потому, что ему кто-то посоветовал – у тебя плохое самочувствие, ты болеешь, ты вот сходи, и у тебя все наладится в жизни – это глубоко противно христианскому отношению вообще к жизни, такая модель восприятия себя и своего места в жизни. Может быть, с этим, конечно, он и останется, к сожалению.

И атеист, который по сути своей христианин и по сути своей несет в себе любовь, радость – это тоже недоразумение, то есть недопонимание, недодуманность какая-то. Это атеизм иллюзии, когда человек не понимает, о чем он говорит. Когда начинаешь с таким человеком общаться, выясняешь, что он верующий человек, и жизнь его, по сути, церковна, то есть он любовью связан с другими людьми. Но он не додумал самую важную мысль. Он живет, подчиняясь не мысли, а своему сердцу, интуиции. Такие люди часто очень страдают в жизни, потому что многие вещи не могут принять, они пытаются отделить свет от тьмы, зерна от плевел, любовь от лицемерия и не могут этого сделать, очень часто ощущая тщету всего того, что они делают. Им недоступно Богообщение, поэтому полноты бытия у них все равно нет. У них есть любовь как деятельность, но любовь как полнота жизни для них недоступна.

А так ли доступно Богообщение в церкви? Ведь там мы встречаем так много несовершенного, неправильного, отвлекающего, множество людей, со всеми их недостатками. Чтобы общаться с Богом, люди ищут уединения, зачем же нужно это разноречивое скопление людей?

Первая церковь – это Адам и Ева, а вообще первая Церковь – это Троица. Ведь если мы говорим о любви, а Бог есть любовь, сказано в Евангелии, значит, любовь должна на кого-то изливаться. Любовь – это когда ради кого-то я готов даже жизнь свою отдать, я готов умереть ради этого человека. Поэтому не может человек, находясь один, находясь в одиночестве, осуществить высший смысл. Конечно, подвижники-пустынники являются в этом смысле исключением. У подвижников это особый дар Божий – находясь в одиночестве, точнее, в уединении, осуществлять высший смысл. А высший смысл – это любовь. Она неосуществима в одиночестве. Человек должен выйти за пределы, за собственную оболочку, чтобы разрешить проблему любви. Любовь – это когда кого-то ты любишь. Поэтому Бог – это Святая Троица. Как сказал один богослов, если мы понимаем Троицу, мы понимаем, что такое любовь. И напротив, если мы чувствуем любовь, то для нас тайна Святой Троицы становится очевидной. Потому что любовь – это когда ты стремишься отдать кому-то что-то. Когда ты любишь сам себя, то это не любовь, это замыкание в самом себе, это уже почти болезнь. Поэтому в наше время, когда многие люди думают, что можно прожить без Церкви, мы видим, я думаю, такую пандемию психических патологий. Особенно в странах, где религия совершенно четко отделена от государства, где у людей разрушена традиция общежития, где нарушено бытие народа, и люди разделены на островки индивидуальной жизни. Что интересно, после Реформации, когда в протестантских храмах люди перестали исповедоваться, через какое-то время психология становится самостоятельной наукой, и возникает психоанализ как попытка хоть какого-то исцеления. Возвращается языческое отношение к человеку как к мере всех вещей. Возникает сначала антропоцентризм – вокруг человека начинает вращаться вселенная, и потом это приводит уже через какое-то время к разным патологиям в области душевной жизни.

У человека должна быть ответственность и за себя, и за других. Отвечать за себя только перед самим собой – это трагизм, потому что рано или поздно мы чувствуем свою ограниченность и недостаточность, свою немощь и какую-то слабость. И любой человек чувствует потребность в прощении, потому что у каждого, каким бы прекрасным он ни был, все равно в тайниках души возникают какие-то помыслы, человек никакой не может быть идеален. А мы призваны к святости: «Будьте совершенны как Отец ваш Небесный», – говорит Христос. Поэтому святость непременно включает в себя чувство своей недостаточности, глубокое сознание своей греховности, но это одновременно и вера в то, что великий Бог, Владыка мира, тем не менее, любит меня вот таким, какой я есть. Это примиряет. Не я сам себе судья, а Бог мне судья. Бог, распятый на кресте за меня – вот суд Божий. Взять мой грех на себя, взять мою боль, умереть за меня. Когда это чувствуешь, когда невинный Бог берет нашу вину на себя, что может быть кроме благодарности? Любовь – это когда человеку стыдно за себя и за других людей, он чувствует зло, которое они совершают, как свое собственное. Чувствует, что другой человек совершил нечто, но меня это касается, потому что я тоже человек. Это и есть полнота церковности, это и есть жизнь в Церкви.

Православие и мир

Жизнь нашей общины начиналась с катакомбного периода. Храма в селе не было — он был разрушен в советские годы. Но нам очень хотелось узнать побольше о своей вере. Поэтому где-то с 2000 года несколько семей стали собираться у нас дома, читать Закон Божий, некоторые другие книги — какие могли достать. В результате у нас сложились представления о том, какой должна быть православная община, и мы стали искать духовного руководства.

Священники к нам в Елшанку приезжали крайне редко, поэтому при каждой возможности мы выезжали на богослужение в храмы Саратова и Вольска. Мне особенно запомнилась Литургия в саратовском храме Покрова Божией Матери. Почти всю службу я проплакала, внезапно ощутив, что я, наконец, дома. Это ощущение храма как дома только укрепилось со временем.

Я застала еще елшанских бабушек — прихожанок старого, разрушенного Михаило-Архангельского храма. Они поражали меня силой своей веры — в богоборческие годы, не боясь расправы, они ходили на святой источник, расположенный неподалеку от нашего села — там, по преданию, была обретена чудотворная икона святой Параскевы Пятницы. До революции каждую десятую пятницу после Пасхи, в день памяти святой Параскевы, от храма до источника совершался крестный ход с этой иконой. После революции икона была утрачена, но традицию ходить на источник свято хранили наши благочестивые бабушки. Что только не предпринимали власти — и засыпали источник землей, и выставляли вооруженную охрану, но бабушки в день святой Параскевы все равно шли к источнику. Они никогда не сомневались, что храм в нашем селе будет. Батюшки, к которым мы обращались за помощью и советом, говорили, что это невозможно — дескать, село небольшое, приход «нерентабельный». Но мы верили и вслед за нашими бабушками стали молиться об этом: каждый четверг читали акафист святителю Николаю Чудотворцу. Поначалу еще ничего не знали, коверкали слова, молились как умели. Но искренне. Может, это и была настоящая молитва — неграмотная, но от всего сердца.

Где-то через год часть нашей маленькой елшанской общины отправилась в Саратов, в Свято-Никольский монастырь — и как радовались дорогой: ехали на богослужение, словно в гости к святителю Николаю. Там все исповедовались, причастились. Батюшка — а это был иеромонах Никита (Сергеев) — вышел к нам после службы, долго разговаривал с нами, мы засыпали его вопросами, он отвечал и, как потом рассказывал, радовался: горожан не всегда удавалось убедить в том, что надо молиться, читать духовную литературу. А тут к нему приезжают из села, где и храма-то нет, и рассказывают, что собираются где-то на квартире, что-то читают. 

Отец Никита согласился приехать на Крещение послужить молебен. Как мы его ждали! Столько людей пришло! Тогда батюшка крестил несколько детей и пообещал приехать к нам еще.

Обещание он свое сдержал, и со временем наша квартира уже не могла вместить всех молящихся. Мы стали просить помещение у администрации села. Сначала нам дали раздевалку в музыкальной школе, потом — фойе в больнице, потом комнату в сельсовете. В то время было выставлено на продажу здание магазина — бывшего купеческого особняка — и батюшка как-то заметил: «Вот бы в этом здании сделать храм!». Но в администрации ответили категорично: «Даже не мечтайте».

Мы не мечтали, мы продолжали молиться. А потом созвали сход жителей, собрали подписи, написали заявление в администрацию с просьбой предоставить нам помещение для храма. На сход приехал глава Облпотребсоюза, которому тогда принадлежало здание магазина. Не помню, что я ему тогда говорила, но он согласился помочь. Дал разрешение продать нам это здание. Тут-то и встал вопрос: а сможем ли мы его купить?

Нам назначили неподъемную по тем временам цену — 80 тысяч. Разумеется, ни у кого таких денег не было. И вдруг нашлись люди, готовые внести нужную сумму — у них решался «квартирный вопрос», но между покупкой собственного дома и храма они выбрали храм (а вопрос их впоследствии решился-таки положительно!). Это было в начале Страстной Седмицы. В понедельник мы вошли в здание и почти не выходили из него до Великой Субботы — под руководством батюшки мы работали не покладая рук, прорубили в перегородке Царские врата, затянули стены тканью, и в воскресенье отец Никита уже служил Пасхальную литургию.

Первая Пасха в своем храме — это было незабываемо. Мы верили и не верили своему счастью, многие плакали. Уже через неделю отца Никиту назначили к нам настоятелем. Так создавался наш приход — и это было удивительное время. Сначала батюшке негде было жить, и он поселился у нас на квартире, а потом уже обустроил себе келью при храме.

Поначалу мы думали, что наш храм будет освящен, как и прежний, в честь Архангела Михаила. Но Владыка Александр (Тимофеев) благословил освятить его во имя новомучеников и исповедников Российских. Мы тогда о таких и не слыхивали. Стали читать литературу, и чем больше узнавали, тем больше убеждались, что наши бабушки — они тоже исповедницы. А во время ремонта с одной из стен обвалилась штукатурка, и явственно проступили буквы: «И М» — как мы подумали «Исповедники и Мученики». Вероятно, это были инициалы того купца, который строил дом. Но для нас это тоже стало свидетельством Промысла Божиего о нас.

В 2003 году Владыка Лонгин освятил наш храм, передал нам частицу мощей святой Параскевы Пятницы. Возобновилась традиция крестного хода на источник, который тоже с Божией помощью удалось обустроить — там поставлена новая часовня, купальни. И теперь уже к нам в Елшанку приезжают паломники из Саратова и Вольска.

Стройка не прекращается и по сей день — храм благоукрашается, и это при том, что спонсоров у нас никаких нет — все, что делается, делается на средства прихожан и совместными усилиями. Это укрепляет нашу общину, в которой, как и в любой семье, случаются и споры, и непонимание. Но есть главное, что объединяет всех,— совместная молитва. И жертвенная любовь, когда люди готовы поступиться многим ради общего дела — без жертвы прихода не бывает.

Елена Сердитова, педагог воскресной школы 
храма во имя новомучеников и исповедников Российских 
в селе Елшанка Воскресенского района Саратовской области

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10657&Itemid=3

Как создать приход? — Наверное, этот вопрос еще не так давно носил бы сугубо риторический характер. В наши же дни он имеет совершенно прикладное значение. Нередко можно видеть храмы, в которых налицо некое странное и, сильнее скажем, страшное разобщение: настоятель и духовенство живут своей жизнью, а прихожане — своей, каждый отдельно от всех остальных. И более того: всем кажется, что иначе и быть не может…

Болезнь потребителя

Наше общество привычно именуется обществом потребления. И это соответствует действительности. Современного человека характеризует именно это: привычка потреблять, пользоваться — не только теми благами, которые ему необходимы в плане материальном, но и людьми, и отношениями, всем вообще. Если продолжить эту мысль, то можно сказать, что дух потребления проник и в религиозную жизнь. Человек зачастую приходит сегодня в храм как в некий «духовный супермаркет», где в молитве он получает утешение, надежду на исполнение своих чаяний, «очищение» — в таинстве Покаяния, «подкрепление» — в таинстве Причащения. Все это носит сугубо личный, частный характер. Некоторые даже специально любят приходить в храм в будние дни, когда на службе народу немного — чтобы «никто не мешал», или вообще — между службами. С одной стороны, как это осудишь? Ведь духовная жизнь человека — его личное дело, неслучайно она называется нередко «внутренней жизнью». С другой, мы молимся в молитве Господней: «Отче наш…», молимся от лица всей Церкви или, если брать немного уже, той церковной общины, в которой мы состоим. Мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены (Рим. 12, 5),— говорит апостол Павел. И еще: Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба (1 Кор. 10, 17). Это не может быть реальностью лишь мистической, но обязательно должно иметь внешние, зримые и ощутимые каждым из нас на практике проявления. 

В Древней Церкви такое единство, общинный уклад жизни Церкви были совершенно естественны: человек входил в Церковь не как сейчас — переступая порог кем-то давным-давно построенного храма, а именно — в конкретную общину, услышав слово о Христе от возглавляющего ее епископа или священника либо от кого-то из ее членов. Либо — просто увидев жизнь этой общины, поразившись ее святости и чистоте, а еще более — той взаимной любви, которая связывала составлявших ее христиан.

Какое зло таит в себе обособленность современного христианина? Во-первых, не происходит то преодоление эгоизма, которое неизбежно будет понемногу, шаг за шагом совершаться внутри общины, человек живет своими интересами, «не замечая» тех, кто, по сути, ближе для него, чем кто бы то ни было,— людей, с которыми он молится в одном храме, причащается из одной Чаши. Во-вторых, он остается в плане церковной жизни «дикарем» — сколько бы ни молился дома, сколько бы ни читал, сколько бы ни приступал к таинствам. Он остается чуждым того опыта, который передается лишь в личном общении, воспринимает традицию церковной жизни поверхностно, внешне и, на деле, мистически, таинственно принадлежа к Церкви, сам является для нее человеком внешним. 

Созидание общей жизни

Очевидно, что создание приходской общины — дело по преимуществу возглавляющего ее священника, от него зависит в этом смысле очень многое. Если он ощущает себя пастырем словесных овец, то неизбежно будет заботиться о каждой овце, в том числе и о том, чтобы она не отбивалась от стада. Сегодня распространено убеждение, что настоятель должен быть хорошим администратором, хозяйственником. Или (тут зачастую наличествует некое противопоставление с предыдущим мнением) — усердным молитвенником. Это очень важные качества, но прежде всего он должен быть… отцом. Отцом для прочих клириков храма, отцом для прихожан. Что требуется от отца? — Любовь, забота, наставление и научение. Если все это есть, то приход постепенно превращается в одну крепкую семью. Как это достигается на практике? — У священника буквально под руками находится множество средств, которые это превращение совершают. 

Прежде всего, это исповедь. Один духовник как-то назвал ее «таинством усыновления». Усыновления не только Богу — вновь, через преодоление, разрушение разделяющей его с Творцом стены греха,— но и священнику, эту исповедь принимающему. Именно в таинстве Исповеди совершается поистине уникальное единение христианина и его наставника. Если священник понимает это и именно так подходит к исповеди, то достаточно скоро у него появляется то, что в Древней Руси называлось «покаяльной семьей», которая становится тем ядром, вокруг которого и формируется приход. В этой покаяльной, или, скажем иначе, духовной, семье царит один дух, одни и те же представления о церковной жизни — это естественно, поскольку от одного духовника люди научаются ее истинам, у него они получают сходные советы и наставления.

Но как возможна семья без внимания, заботы — реальных проявлений любви? И священник обязательно должен именно заботиться о своих прихожанах: знать их обстоятельства, проблемы, нужды и всегда быть готовым прийти на помощь, поддержать, утешить не только словом, но и самым делом. Это не во всех случаях реально? — Безусловно, поскольку в этом отношении возможности священника, как и любого другого человека, ограничены. Но разве он обязательно должен помогать сам? Ведь он же знает не только то, кому и какая помощь нужна, но и то, кто из прихожан и в чем может помочь. И так протягиваются невидимые нити, связывающие людей в приходе между собой в единое целое. Не обязательно, конечно, чтобы основой этого единения была только взаимопомощь (просто она — самое естественное, самое необходимое, без нее как говорить о деятельном христианстве?). Священник вообще должен использовать любой повод для того, чтобы дать прихожанам возможность друг друга узнать, познакомиться, сдружиться. Как? — Способов множество, если сказать кратко, то просто нужно использовать для этого любую «бытовую» возможность. Увидев это главное, преобладающее «направление», прихожане сами примут его. Обычно люди приобретают друзей в школе, в вузе, на работе… Но ведь так естественно для христианина быть связанным узами дружбы с теми, с кем он живет самой главной жизнью — жизнью церковной! И если священник «подсказал» это своим прихожанам, подтолкнул их к подобному «открытию», они будут ему искренне благодарны.

Общее дело

Общим делом в высшем смысле этого слова мы называем богослужение, Божественную литургию, то, что является общим не только для верующих во Христа людей, но и для Небесных Сил Бесплотных. Но каждый в разной мере участвует в этом деле, в разной мере отдает ему свои силы и свое сердце. Тут все зависит от глубины веры, от мистического настроя, от способности понять, наконец, в чем заключается то, что именуется «делом», и почему оно обязательно должно быть общим. 

Поэтому для единения христианской общины, для ее постепенного возрастания необходимы и более простые «общие дела» — вполне материальные, зримые. На приходе такими делами становятся труды по благоустроению этого прихода. Благодаря им вырабатывается чувство ответственности за Церковь, человек перестает быть «внешним» по отношению к ней. Для этого достаточно бывает порой совсем ненадолго взять в руки половую тряпку и ведро, или почистить картошку в трапезной, или убрать на церковном дворе снег. 

Это очень важно — знать, что в том благолепии, которое являет собой храм, в который мы регулярно приходим, есть доля и нашего участия, нашего труда. В особенности, опять-таки, общего труда. Мы можем стоять на службе, не говорить, разумеется, друг с другом, но краешком сердца помнить: вот здесь мы потрудились вместе, и здесь… И уже от этого на душе станет так хорошо и тепло, что не останется никакого сомнения: ты — среди родных людей, ты дома. 

Сотрудничество

Как уже говорилось выше, очень многое на приходе зависит от его настоятеля. Многое, однако не все. Требуется совместный труд, сотрудничество. Ведь священник — всего лишь навсего человек. Получивший в хиротонии дар Божественной благодати, которая «немощная врачует» и «оскудевающая восполняет», но тем не менее человек. И ему свойственно уставать, болеть, изнемогать, а иногда и попросту — унывать. И если прихожане «делегируют» все полномочия по созиданию общей жизни и всю ответственность в этом отношении ему, а сами предпочтут роль пассажиров в поезде, где он и машинист, и кочегар, то надолго его, скорее всего, не хватит. Не потому даже, что сил окажется недостаточно и здоровья — и того, и другого может быть в избытке. А просто — не видя отдачи, отклика, ответственности взаимной, можно впасть в духовное расслабление, потерять надежду на то, что подъемлемые труды не бесполезны. Конечно, неправ настоятель, который, глядя на прихожан, думает: «Я их учу, наставляю, служу, в конце концов, они должны!..». Как и прихожане, которые убеждены, что, напротив, «ему дана благодать, и он должен!..». Что-то доброе получится лишь в том случае, если каждый будет считать должником себя и делать все, чего этот долг требует: священник — осуществлять свою просветительскую, наставническую миссию, свою отцовскую заботу, а прихожане — помогать ему, участвовать в жизни прихода кто чем может — и духовно, и материально…

Друг друга тяготы…

Есть много частностей, о которых, вероятно, еще можно было бы сказать. Но они и есть частности, а о главном, думается, сказано. Есть, пожалуй, еще лишь одна маленькая, но очень важная деталь: памятование апостольского заповедания, без исполнения которого не получится вообще ничего: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2). И слов Христа Спасителя: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу (Лк. 22, 31). Каждый из нас представляет собой совокупность тех тягот, которые ближним надо нести, если они не хотят нас терять. Но и нам надо нести их тяготы, чтобы не лгать, когда мы называем кого-то «братом» или «сестрой». Без этого невозможна церковная жизнь в принципе, без этого невозможна и нормальная, полноценная жизнь приходская. Без этого враг и правда рассеет нас в разные стороны, как ветер пшеницу. А Господь хочет, чтобы мы были вместе, были едино, были одним целым — во имя Его и ради Него. И если мы к этому стремимся, то Он обязательно нам в этом поможет.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10667&Itemid=3

Стихиры и каноны на праздник Рождества Пресвятой Богородицы составлены несколькими церковными песнопевцами. В надписаниях стихир упоминаются имена Константинопольских Патриархов святых Анатолия, Германа и Патриарха Сергия, святого Андрея, Архиепископа Критского, Стефана Святоградца. Каноны надписаны именами преп. Иоанна Дамаскина и св. Андрея Критского.

Упомянутые авторы в своих творениях раскрывают историю и общецерковное значение Рождества Богородицы.

История праздника у них передается сжато, но во всех основных подробностях и сходно с древними апокрифическими сказаниями об этом событии.

Использование апокрифов знаменитыми песнопевцами в церковно-богослужебном творчестве, косвенно свидетельствует о достоверности апокрифических сказаний, касающихся передачи главных событий жизни Богоматери и сомнительности лишь некоторых апокрифических подробностей в сказаниях.

Литургическое изложение истории Рождества Пресвятой Богородицы изобилует библейскими терминами, сопоставлениями исторических сведений с ветхозаветными пророчествами.

Группировка богослужебных идей рассматриваемого праздника намечается самым историко-догматическим содержанием их. Применительно к этому мы изложим прежде историю Рождества Богородицы и после определим его догматическое значение.

* * *

Божия Матерь родилась от престарелых родителей Иоакима и Анны, не имевших детей до глубокой старости. Иоаким происходил из рода Давидова, Анна — из рода Аарона [1].

Бездетная супружеская чета отличалась праведностью, благочестием и благодатным целомудрием [2]. При всей непорочности личной жизни она долго несла тяготу поношения за бесчадие со стороны единоплеменников [3]. Однажды прав. Иоаким, по случаю какого-то праздника, приносил в Иерусалимский храм дары. Первосвященник не хотел принимать от него приношений, как от человека, отвергнутого Богом и наказанного бездетностью за грехи. Незаслуженная обида потрясла Иоакима. Он ушел в горы близ Иерусалима и там изливал свою скорбь в молитве к Бегу.

Поношение мужа оплакивала в своем доме и св. Анна. Облегчение в печали она искала естественно в молитвенном устремлении к Богу и просила Его даровать чадо. Молитва обоих супругов вошла в слух Господа Саваофа. Ангел, по Божию повелению, возвестил им о предстоящем рождении у них дочери и они действительно получили свыше силу деторождения. Неплодная Анна зачала дитя от Иоакима и по истечении естественного срока чревоношения родила Преблагословенную Марию — Богородицу [4].

Младенец Мария была чисто небесным даром от Бога праведникам. Неплодные Аннины ложесна отверз именно Сын Божий и повелел изойти из бесчадной утробы Источнику жизни [5].

Так Богосыновним мановением св. Анна соделалась плодоносной бороздой, произведшей добрый колос — Богородицу [6].

Можно себе представить радость праведных родителей, осчастливленных чадородием. Иоаким, ликуя, говорил в слух всех: "Мне родился жезл, от которого прорастет цвет — Христос" [7]. Праведная же Анна, кормя Младенца своим млеком, была готова "от радости плескать руками" [8] и говорила мысленно: "неплодная, родила Божию Матерь, ради Которой разрешится осуждение Евы... Сорадуйтесь мне, все сыны Израиля, ибо вот Господь дал мне одушевленную Палату Его Божественной славы, в общее веселие, радость и спасение" [9].

Счастливые родители обещали посвятить свою Дочь на служение Богу. С наступлением Ей трех лет они действительно отвели Ее на жительство в Иерусалимский храм для воспитания и воскормления рукою Ангела [10].

Говоря библейски — от Анны, малого чертога, — родилась Мария, Божий град, имеющий выход от утробной двери, но не знающий входа плотского общения [11].

Рождество Пресвятой Богородицы многозначительно для всего человечества, торжественно чтится во вселенской Церкви по устроению Сына Божия [12]. Иоакиму и Анне, высшим всех земных родителей сорадуется мир ангельский и человеческий не без глубокого основания [13].

Рождение Пресвятой Богородицы Марии служило преддверием явления на землю во плоти Солнца правды — Христа. Оно означало приближение времени разрушения греха, осуждения и смерти, тяготевших над людьми, указывало на скорое воссияние Божьего благословения и вечной жизни на земле [14].

В Лице Пресвятой Марии благодать родила Предызбранную из всех родов в жилище Христу Богу [15], начаток человеческого спасения и Ходатаицу о нем [16].

Всецарица Богородица есть по Своему достоинству Матерь жизни, Скиния всечеловеческого примирения грешных с Богом, Божий одушевленный престол, Чертог неприступного света Божества и Книга Слова жизни [17]. Пророк Иезекииль назвал Ее Божественной Девической Дверью, обращенной к востоку и ожидающей входа чрез Нее во вселенную великого Спасителя Христа [18]. Как Дверь Единородного Сына Божия Пресвятая Мария превзошла сиянием плоды чрева всех светлых жен на земле [19]. Ввиду этого, Ее рождение, предвозвещающее начало спасения людей от духовного бесплодия, вызывает шум празднующих и созидает церковное благолепное торжество [20].

Весть о том, по словам песнопевцев, достигает прародителей Адама и Евы [21]. Отлагая печаль, они побуждаются говорить: "Чрез Тебя, Пречистая, мы с явлением Христа избавимся от клятвы" [22]. Праматерь же Ева ублажает свою Внучку приветственным восклицанием: "Мне родилось ныне Избавление. Ради Девы я освобожусь от адских уз" [23]. Подобно Адаму и Еве о рождении Пресвятой Марии радуется праотец Ее Давид и объявляет всем: "Бог мне клялся и исполнил клятву, дав мне от плода моего чрева Девицу. Из Нее родится на моем престоле Царь Христос, имеющий вечно незыблемое Царство" [24].

С приведенным общим упоминанием о значении Рождества Богородицы церковные песнопевцы присоединяют еще ряд замечаний об участии Богоматери в восстановлении человеческого рода из состояния падения.

В богослужебных песнях и тропарях праздника, например, высказывается мысль, что чистая Богоматерь и Раба Христа Бога непрерывно ходатайствует пред Ним о даровании людям первого блаженства [25]. Для склоняющихся к аду Она — мост жизни [26]. Ею попран бесстыдный ад, а всеродная Ева введена в твердую жизнь [27]. Она отверзла вход в рай, затворенный древним преступлением [28] и, как непорочная Агница привела в наше существо Агнца — Христа [29]. От Нее родился Богомладенец — Огнь по Божеству и Отчее Слово [30] и в Ее чреве из всечеловеческой персти создал тело, не всеянное земным отцом [31].

Некогда уста Патриарха Иакова, благословлявшего сына своего Иуду, назвали Богородицу — Летораслью, произращающей Сына Божия действием Св. Духа [32].

Пречистая действительно была Посредницей Боговоплощения, Ее, во время Архангельского благовещения, по благоволению Бога Отца осенил Божественный Дух и вселилось в Нее Слово Отчее [33]. Рождением воплотившегося Сына Божия Она облагоухала миром благодати концы мира [34].

После всего сказанного становится понятною причина всемирного почитания зачатия, рождения и пелен Пресвятой Богородицы. Верующие люди по всей земле достойно чтут песнями и хвалами Ту, Которая рассеяла в мире тьму безблагодатности и принесла человечеству избавление от вечной смерти и дарование обожения [35].

  1. Рожд. Богород. утра, Седален по 2 стихосл., 2 тр. 5 п. ^

  2. Рожд. Богород. утра, 3 хвалитная стихира. ^

  3. Рожд. Богород. утра, Кондак по 6 п. Канона. ^

  4. Рожд. Богород. Вел. вечер., 2 стиховн. стихира; утра, 1 Канон, 1 тр. 6 п.. Икос по 6 п.; 2 Канон, 3 тр. 1 п., 4 тр. 5 п. ^

  5. Рожд. Богород. Велик, вечер., 2 стихира на Литии; Утра, 1 Канон, 2 тр. 6 п., 1 тр. 9 п.; 2 Канон, 1 тр. 8 п. ^

  6. Рожд. Богород. утра, 2 Канон, 2 и 3 тр. 8 п., 1 тр. 9 п., 2 хвалитная стихира. ^

  7. Рожд. Богород. утра, Седален по Полиелее. ^

  8. Рожд. Богород. Велик, вечер., 3 стиховная стихира. ^

  9. Рожд. Богород. Вел. вечер., 3 стиховн. стихира; утра, 2 Канон, 2 тр. 7 п. ^

  10. Рожд. Богород. утра, 2 Канон, 1 тр. 1 п., 1 тр. 3 п., 1 тр. 6 п. ^

  11. Рожд. Богород. утра, 2 Канон, 4 тр. 8 песни. ^

  12. Рожд. Богород. утра, 2 Канон, 4 тр. 8 песни. ^

  13. Рожд. Богород. Мал. вечер., 5 стихира на Господи воззвах. ^

  14. Рожд. Богород. Мал. вечер., тропарь праздника. ^

  15. Рожд. Богород. Велик, вечер., 6 стихира на Господи воззвах. ^

  16. Рожд. Богород. Мал. вечер., 1 и 2 стихиры на Господи воззвах, 1 стиховная стихира; Велик, вечер., 4 стихира на Господи воззвах. ^

  17. Рожд. Богород. Вел. вечерня, 1 стихира на Господи воззвах, 4 и 5 стихиры на Литии; утра, 1 Канон, 1 тр. 8 п. ^

  18. Рожд. Богород. Велик, веч., 2 стихира на Господи воззвах. ^

  19. Там же, 3 стихира на Господи воззвах. ^

  20. Рожд. Богород. Велик, вечерня, 6 стихира на Господи воззвах; 3 стихира на Литии, 4 стиховная стихира. ^

  21. Рожд. Богород. Мал. вечерня, 3 стиховная стихира. ^

  22. Рожд. Богород. утра, 2 Канон, 3 тр. 7 песни. ^

  23. Рожд. Богород. Вел. вечерня, 1 стихира на Литии; утра, Седален по 3 п. Канона. ^

  24. Рожд. Богород. утра, Седален по 1 стихосл., 2 Канон, 3 тр. 4 п. ^

  25. Рожд. Богород. утра, 1 Канон, 2 тр. 1 песни. ^

  26. Там же, 1 Канон, 3 тр. 1 песни. ^

  27. Рожд. Богород. Велик, веч., 4 стихира на Литии. ^

  28. Там же, 3 стихира на Литии. ^

  29. Рожд. Богород. утра, 2 Канон, 4 тр. 1 песни. ^

  30. Там же, 6 тр. 1 п., 6 тр. 5 п., 6 тр. 6 п. ^

  31. Там же, 2 Канон, 2 тр. 9 п. ^

  32. Там же, 1 тр. 4 п. ^

  33. Там же, 2 Канон, 5 тр. 6 п. ^

  34. Рожд. Богород. утра, Светилен по 9 п. Канона. ^

  35. Рожд. Богород. утра, 2 Канон,4 тр. 6 п., 3 тр. 9 п.; Великая вечерня, 5 стихира на Литии. ^

Епископ Вениамин (Милов)

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10671&Itemid=3

Жить — непросто. Особенно в российской деревне начала XXI века. Деревня, словно старый человек со страшным прошлым, пытается не вспоминать уже ни о чем, закрывая глаза на все новое и непонятное. Разнообразные и далеко не прекрасные традиции изживаются здесь с величайшим трудом, плохое прививается моментально, а то драгоценное и великое, что есть у человека,— живая душа и органичная вера в Бога — за ненадобностью пылится в чулане. За ненадобностью — потому что люди забыли, как хорошо от ощущения, что Господь рядом…
Священник Алексий Заславский, который служит на трех приходах Петровского района — в селах Оркино, Озерки и Ягодная Поляна, пытается это ощущение сельчанам вернуть. У него в гостях нам с фотокорреспондентом довелось побывать.

Путь к березовому свету

К отцу Алексию мы приезжаем в село Озерки — здесь он живет. Первыми нас встречают свежий утренний ветер и неугомонная кукушка — ее голос слышится повсюду, глубоким эхо перекатываясь по небольшим безлесным холмам округи. На остановке в центре села — несколько бабушек с сумками и три мужика, толкающие куда-то красный мотороллер. Неподалеку стоит телега с запряженной в нее лошадью, рядом пасется жеребенок. Подходит автобус «Оркино — Петровск», в нем исчезают и бабушки, и молодая пассажирка телеги с двумя тяжелыми сумками. Потом автобус уезжает, фыркнув напоследок, мотороллер в конце концов разгоняется до нужной скорости и, тарахча, уползает вместе с мужиками, ловко запрыгивающими на ходу в его маленький красный кузов. Остаемся только мы, кукушка и ветер. 

Из проулка появляется отец Алексий — его черный подрясник развевается, борода трогательно топорщится, глаза за большими квадратными очками улыбаются. Батюшка приводит нас домой — в избушку у самой околицы села. На пороге всю компанию встречает матушка Ирина, супруга отца Алексия. Ведет внутрь, в уютную кухню-гостиную, усаживает, наливает чаю, раскладывает оладьи по тарелкам. Начинаем неспешный разговор-знакомство, который перерастет в экскурсию по селам и храмам.

…Отцу Алексию Заславскому — 58 лет. Большую часть жизни он вместе со своей семьей прожил в Москве. Сан священника принял всего три года назад в Саратове и переехал в Петровский район поднимать три прихода. На мое удивление отец Алексий и матушка Ирина отвечают очень просто: 

— Мы хотели послужить Господу, людям. Подумали — у нас уже все есть, потому и поедем туда, где сможем помочь. 

Отец Алексий по образованию — физик, как сам о себе говорит — технарь. Когда-то он окончил Московский энергетический институт, много лет работал начальником лаборатории в институте прикладной физики, где занимались микроэлектроникой, приборами ночного видения, тепловизорами, проектировали большие интегральные схемы. Будущая матушка училась в институте культуры и работала библиотекарем. В Православную Церковь они пришли вместе двадцать лет назад, когда стали открываться в столице храмы. 

— Нам повезло, мы с мужем — единомышленники,— говорит супруга отца Алексия. — Духовный поиск был один на двоих. Начался он, когда стало очень душно в горизонтальном измерении жизни, когда поняли, что что-то не то с нами происходит, не так мы живем.

Начали с востока, с Индии, Рерихов. Закончилось же все учением Порфирия Иванова, когда его поклонники стали доказывать, что Иванов — бог, не меньше. 

— Тут словно пелена с глаз упала. Какой же он бог, если у меня один Бог, если я крещеная? — матушка искренне рассказывает о своих сомнениях и мыслях в ту пору, свидетельствуя, что пути Господни неисповедимы.— А потом мы увиделись с другом, который вернулся из Индии, долго искал там истину и понял, наконец, что искал не там. У нас есть Православие, к которому мы, русские, даже менталитетом своим приспособлены… 

Так Заславские пришли в храм — для них это был недавно открытый Новоспасский монастырь. 

— Там было так хорошо, так тепло! Красота и истина Православия открылась вдруг, и мы поняли, что нашли. Сердце свое мы отдали Христу, Церкви. Пока блуждали, умом пытались духовность понять, а сердце молчало. Ведь все эти секты, учения основаны исключительно на гордыне, на сознании того, что вот мы, в секте, не такие, как все остальные. А в Православии главное — смирение, осознание того, что мы такие же, как и все, мы все — вместе. 

Отец Алексий говорит, что священником быть хотел с момента прихода в Церковь, однако думал, что это уже невозможно — из-за возраста, ведь ему уже тогда было под сорок. Однако в Новоспасском монастыре Заславские много помогали: Алексей на клиросе, Ирина — в трапезной. Постепенно будущий батюшка стал певчим, пел на подворье Свято-Троице Сергиевой Лавры. Так бы все и длилось-длилось-длилось, однако Промыслом Божиим мечта технаря сбылась. Дочь Заславских, Анастасия, вышла замуж и стала матушкой — ее супруг, священник Сергий Вершков, стал служить в Аткарском районе Саратовской области, в деревне Ершовка (о семье Вершковых и храме в Ершовке читайте в следующем номере журнала.— Ред.). Отец Сергий рассказал о своем тесте Владыке Лонгину — так колесики и завертелись… Однако год ушел на раздумья. 

— Меня и самого смущал возраст, к тому же согласие мое означало, что жизнь придется круто изменить — уже навсегда. 

Теперь отец Алексий о перемене жизни не жалеет, да и что жалеть-то? Об обретении света не пожалеет никто.

Во время нашего разговора за окном колышет ветками береза — бело-зеленые всполохи кружат по прозрачной занавеске, играя с солнцем. И кажется, что в деревне, рядом с этой березой, можно провести всю жизнь. Однако отрезвляет рассказ отца Алексия об отсутствии водопровода и о жизненной необходимости огородничества и животноводства. Оправдан в селе «культ картошки» — без нее, кормилицы, нынче тут не выжить. Работы нет, инфраструктура сокращается… С этого начинается другой разговор — и путешествие по Озеркам и Оркино. 

«В Москве все совсем другое»

Эти слова, словно заклинание, которое не действует, произносят в России за МКАДом повсеместно. Произносят их и отец Алексий с матушкой Ириной. Да, в Москве все совсем другое — и темп жизни, и духовный подъем, и потребности людей иные. И храм построить и восстановить легче — просто легче найти человека или людей, которые помогут. 

Отец Алексий — настоятель трех приходов. В Озерках есть пока только молельная комната, где совершаются молебны, панихиды, необходимые требы. Литургию из-за маленькой площади и неприспособленности служить здесь нельзя, это священника очень огорчает. 

— Если Божественную литургию служить, все с места сдвинуть можно,— говорит он. 

Недавно администрация села передала православному приходу старинный купеческий особняк 1901 года из красного кирпича, с высокими потолками — его можно переделать под храм. Уже готов проект будущей церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение». Храм рассчитан на 150 человек, при нем предусмотрены помещения для крестильни и воскресной школы… Дело только в средствах, как всегда. Верующие Озерок жертвуют на храм, кто сколько может, и даже сверх того, но, к сожалению, это настолько малая лепта, что остается уповать только на чудо: здесь нет сильных фермерских хозяйств, мало кто заинтересован в строительстве храма. 

Молельная комната соседствует с АТС и кассой «Горгаза». Нам вслед из очереди к этой самой кассе смотрят любопытные тетечки в платочках, которые озабочены ростом тарифов ЖКХ и отсутствием кассира Любы. Видно, что отец Алексий для них — что-то вроде инопланетянина, к которому, впрочем, уже привыкли. Он безвредный, приветливый, ну, странный немного… 

Идем к Поклонному кресту, установленному посреди села на косогоре — некогда здесь стоял храм во имя Николая Чудотворца. Он был разрушен в 1936 году. Камни его фундамента недавно пустил под отмостку хозяин соседнего дома. Несколько глыбин удалось спасти. Теперь они лежат у подножия огромного деревянного креста с иконой архиепископа Мир Ликийских. Отец Алексий рассказывает, что остались еще в селе старожилы, которые помнят, как сбивали с храма колокола и пускали с горы. Кого-то из супостатов зашибло таким образом… 

Озерки — село немаленькое: более 1500 жителей. Школа — одна из самых больших в округе: 120 учеников. Вскоре еще прибавится детей — в связи с сокращением школы в Оркино. Это очень грустно, конечно, потому что подорвет и без того хилую жизнь некогда богатого и большого села. 

— В Оркино стоит мой, так сказать, основной храм — в честь Рождества Христова, построенный во второй половине XIX века тщанием жителей села. Его необходимо восстанавливать, что сделать гораздо сложнее, чем построить храм в Озерках. Оркино меньше, все работоспособное население подалось в город. 

Батюшка почти два года искал средства на то, чтобы сделать в огромном и красивом храме отопление. С большим трудом удалось, но теперь понятно, что это только капля в море — множество щелей не дают протопить здание как следует. 

Оркино — село мордовское, трехсотлетнее. По преданию, основал его разбойник Орька, который зарыл где-то в лесу поблизости богатства. Факт этот ни доказать, ни опровергнуть нельзя, но логика прослеживается железная: ведь если был разбойник, значит, должны были быть и сокровища. Эх, найти бы это злато-серебро — может, и хватило бы на восстановление местного храма. Он и внутри, и снаружи поражает своей оторванностью от мира, бедностью, древностью, светом. Как корабль, стоящий на дне высохшего моря — и плыть нельзя, и не плыть невозможно — по волнам времени и воспоминаний. 

Однажды приехал из Москвы молодой человек. Оказалось, что его прадед был священником в оркинском храме. Молодой человек этот был некрещен и как только переступил порог храма, сказал, что хочет здесь принять Святое Крещение. Таким странным путем пришел человек к Богу: через мгновенную радость встречи с далеким по времени, но родным ему человеком, тоже когда-то веровавшим и в Рождество, и в Воскресение Христово… 

Жители Оркино регулярно просят священника об отпевании. О крещении — гораздо реже. 

— Все-таки за три года удалось приучить людей к тому, что покойного нужно проводить достойно, отпеть в храме, как полагается, отслужить панихиду,— эти слова из уст отца Алексия не воспринимаются, да и не являются похвальбой. Достаточно оглянуться вокруг, стоя в центре села, возле обелиска павшим в Великую Отечественную войну. С одной стороны — один из немногочисленных колодцев с питьевой водой, с другой — разрушенные строения, некогда принадлежавшие колхозу, затем фермеру и наконец проданные на слом; несколько магазинчиков со стандартным набором алкоголя и конфет, а вдалеке, совсем далеко — небо сходится с зеленой кромкой леса. Сочетание убогости и красоты, серости и ярких свежих красок природы поражает в любой русской деревне. И как-то без слов становится ясно, как тут живется человеку…

— И в Озерках, и в Оркино в храм приходит не очень много людей, прямо скажем,— говорит батюшка.— Хотелось бы больше. Но Владыка Лонгин сказал однажды: сегодня священнику приходится не об урожае думать, а только пахать ту землю, на которой могут взойти семена. Люди расцерковлены, в Саратовской области особенно. Многие уехали в город, остались люди… хорошие, разные, но трудно… подвигаемые. 

Отцу Алексию приходится долго подбирать слова, чтобы невольно не осудить кого-то — ему этого не хочется. Видно, что очень жаль всех: и тех, кто уехал, и тех, кто остался. 

Философия верообразующей волны

Отчего такое запустение в селах, отчего ничего людям не нужно, не интересно? Почему в храм не идут, ведь это, по сути, единственное спасение для российских деревень? 

Отец Алексий считает, что необходимо приложить очень много усилий для того, чтобы людей поднять, заинтересовать. 

— Понимаете, в деревне люди стесняются приходить в храм. Здесь жизнь на виду. Мне часто говорят: если мы придем в храм, то про нас тут же станут какие-то небылицы рассказывать, что мы не вполне нормальные, грехи лютые замаливаем… Да и вообще считается, что в храм бездельники ходят и лодыри. 

Батюшка и матушка Ирина размышляют над деревенской психологией давно — с момента приезда. Их антропологические наблюдения достойны систематизации и констатации — чтобы не было напрасных иллюзий у тех, кто идет за ними. 

— Распространено представление, что церковь — это для пожилых людей, для бабушек. Причем люди к священнику относятся очень благожелательно, но в храм не спешат — присылают своих пенсионеров за себя молиться,— матушка Ирина тоже никого не осуждает, только жалеет. 

— Традицию надо восстанавливать, а это дело небыстрое,— утверждает отец Алексий.— Падение веры началось с городов, потом волна дошла до деревни. Теперь обратная волна пошла — возрождения веры. Снова — из города. Но когда теперь дойдет до деревни? Для себя так объясняю трудности в проповеди — силой инерции… 

Деревни сегодня — место дислокации неблагополучных или слабосильных людей. В Озерки, например, выселяют алкоголиков, которые в городе пропивают свои квартиры. Риэлторы привозят их сюда, покупают им какие-то хибары, они в них живут прежней жизнью, только еще хуже. 

Матушка пробовала их в храм звать, но результата не было: 

— Они все время навеселе, добрые, соглашаются со всем, что им говоришь, обещают, что придут помогать, прямо завтра с утра… Но, конечно же, никто не приходит — водка пленит их крепко. Хотя все они и крестики разобрали у меня, и слушают внимательно все, что им говоришь… Душой вроде бы согласны, но трудно с места их сдвинуть. 

Еще одна любимая отговорка у сельчан: «Постройте храм красивый — тогда придем». 

— Люди уже привыкли без церкви обходиться, потому и говорят так — винить их за это нельзя. Разве можно обвинять человека, если его так воспитали, вдолбили ему потребительское отношение к жизни? Изменить это возможно только по желанию самого человека. Они вспоминают о годовщинах смерти, о больших праздниках. Но даже на Пасху освящать куличи и яйца приходит не так много людей, как ждешь. 

Отец Алексий винит во всем так называемую атомизацию общества: каждый сам за себя. 

— Людей собрать очень сложно — по любому поводу. Однажды в Озерках прорвало водовод — нужно было собраться вместе и решить проблему. Со скрипом собирались, собирали средства, чтобы пробурить скважину… Но ничем это не кончилось. 

Как донести до человека красоту веры, понимание того, что бремя ее — легко? Батюшка отвечает для себя на этот вопрос ежедневно, основываясь на разных примерах. 

— Когда-то я тоже был неверующим, но нашел мужество признаться, что был неправ. Это означало признание того, что я всю жизнь прожил не так. И очень тяжело дается такое признание — особенно мужчине. Всю жизнь человек должен учиться. Некоторые люди живут, как заводные игрушки,— не хотят менять свою жизнь. Изменить — значит чем-то пожертвовать. В этом и заключается, мне кажется, основная причина того, что люди не ходят в храм, не хотят идти. Ведь поверить — это значит выделить в своей жизни место для Бога. А если оно уже занято? А если освободить тяжело? У людей все расписано — а тут придется менять приоритеты. Потому и начинаются отговорки — дела, заботы, горести, проблемы… Конечно, людей можно понять — многие сегодня существуют на грани выживания. Однако это парадокс — ведь в храме, у Бога, подается человеку облегчение в тягостях, но никто этого не понимает, воспринимая Церковь как еще одно ярмо. 

Отец Алексий уверен, что начинать возрождение необходимо с молодежи. Совсем скоро будет заниматься преподаванием ОПК в местной школе. Ведь дети пока открыты миру, их еще можно направить в правильное русло — в отличие от взрослых. У батюшки мало помощников, сил на все не хватает. Но больше всего не хватает единомышленников — их надо воспитать. 

* * *

Мы прощаемся у порога гостеприимного дома отца Алексия и его супруги. Батюшке скоро вновь ехать в Оркино — там отпевание. Потом надо успеть на богослужение в Петровск. О чем думает отец Алексий? Наверное, о насущном, о повседневном. О пастве своей, о том, ломать перегородки в старом купеческом особняке, чтобы быстрее начать служить Литургию, или подождать: вдруг найдется спонсор? Должны же, в конце концов, найтись добрые люди, которые захотят помочь селу, похожему своей неустроенностью на миллион других таких же российских деревень, селу, терпящему настоящую гуманитарную катастрофу. Кроме Бога и добрых людей пережить ее никто не поможет… 

Наталья Волкова
Фото Евгения Кирилловых
Журнал «Православие и современность» № 15 (31)

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10678&Itemid=4

На новогодних каникулах Сережа Кириллов поехал в бабушке в деревню. Городская слякоть осталась позади; за окном автобуса тянулись бескрайние поля. Несмело порошил снег. Бабушка встретила Сережу на остановке и по пути домой рассказала последние деревенские новости.

— Священника к нам из города прислали,— между прочим сказала она.— Он даром что молодой, да такой ученый… Академию в Москве закончил! — Слово «академия» бабушка произнесла шепотом, будто раскрывая внуку какую-то страшную тайну.— В храме тепла нет, мороз, а он все равно служит. Купол худой, снег идет, а ему все нипочем.

Перекусив с дороги горячими постными пирогами, Сережа решил сходить в сельский храм. Огромная каменная церковь с обвалившимся куполом стояла высоко на пригорке. На дверях висел новый замок, окна были затянуты полиэтиленом. У входа прикреплен лист с расписанием богослужений. «3 января. Божественная литургия. Начало в 9.00». Внизу стояла подпись: «Настоятель Михаило-Архангельского храма священник Николай Ильин».

— Отлично,— подумал мальчик.— Завтра придем, помолимся.

* * *

Отец Николай оказался худым широкоплечим человеком с черной, как смоль, бородой. Узнав, что Сережа умеет пономарить, батюшка сразу же позвал его в алтарь. Храм как снаружи, так и внутри пребывал в страшном запустении. Через обвалившийся купол было видно зимнее небо. Иконостас отсутствовал вовсе. Пол раскатан колесами грузовиков с тех времен, когда в церкви располагался склад зерна. Задувая лампады и свечи, разгуливал студеный ветер.

Батюшка, облачившись, начал Литургию. Хор, состоящий всего из двух человек — молодой женщины и девочки с выбившимися из-под платка русыми косичками, звонко пропел: «Аминь». Сережа, греясь около электроплитки, на которой он разжигал уголь для кадила, почему-то сразу понял, что это матушка отца Николая и его дочь. В храме, кроме них, никого не было: видимо, сельчане были не великие молитвенники.

По окончании службы мальчик прочитал для батюшки благодарственные молитвы и вышел из храма. Но не успел он сделать и двадцати шагов, как в спину ему ударил снежок. Сережа рассерженно повернулся. У выхода из церкви стояла та девочка с русыми косичками и лепила второй снежок.

— Читать молитвы-то ты не умеешь,— улыбаясь, сказала она.— Двоечник!

— Я?! — от удивления задохнулся мальчик.— Да я с третьего класса в храме читаю. Утреннее и вечернее правило наизусть знаю.

— Не умеешь,— повторила она,— и, размахнувшись, снова запустила в Сережу снежком.

В общем, они подружились. Оказалось, что это действительно дочь отца Николая. Зовут ее Аней, и учится она в деревенской школе, в пятом классе, в котором всего три человека, а Анина мама в той же школе работает учительницей.

— А у тебя дома в этом году елка есть? — вдруг спросила девочка.

— Конечно, есть,— мальчик пожал плечами.

— А у нас нет, мы недавно приехали, купить не успели, а в лесу папа рубить не разрешает. Может, к Рождеству где-нибудь раздобудем.

Сережа проводил свою новую знакомую домой. Аня сказала, что знает, где в здешних окрестно­стях есть крутая-прекрутая гора, откуда можно будет завтра покататься на санках.

— Если ты, конечно, не забоишься,— добавила она.

— Я?! Да я в городе с таких гор катаюсь, где разгоняешься до скорости света! — возмутился мальчик.

* * *

Наступил Рождественский сочельник. Накануне всю ночь падал снег, а утром вышло яркое солн­це и завернул небольшой морозец.

Сережа с Аней до обеда убирались в храме. Мальчик долил в лампады масло, прибрался в алтаре и начистил кадило. Девочка разложила ноты. Затем отправились по домам.

— Что тебе на Рождество подарить? — спросил Сережа.

— Ничего не надо,— улыбнулась девочка.— У меня все есть.

— Как это?

— А вот так. Если бы ты смог подарить мне что-нибудь необычное…

— Проси что хочешь!

— Я ведь могу такое попросить, чего ты сделать не сможешь.— Они подошли ко двору, где жила Аня. Девочка отворила калитку и шагнула к дому.— Я, может быть, хочу, чтобы на вон той нашей березе мандарины росли.— Она показала рукой на березу, которая росла посреди двора и, засмеявшись, убежала домой.

Сереже от обиды хотелось плакать. «Чего она надо мной все время смеется? — думал он.— Ладно, я ей покажу, что Сергий Кириллов слов на ветер не бросает».

Мальчик направился в единственный сельский магазин. За прилавком дремала продавщица.

— Мандаринов нет,— вяло отозвалась она,— еще перед Новым годом кончились.

— А где есть? — растерянно спросил мальчик.

— Не знаю. Может быть, в городе.

Сережа, повесив голову, вышел из магазина и побрел восвояси. Отойдя на полсотни шагов, он услышал, что его окликнули.

— В Мироновке мандарины есть,— приот­крыв дверь, крикнула из магазина продавщица.— Я туда сейчас звонила.

— Хорошо! — ответил мальчик и стремглав кинулся домой.

* * *

Дома он отыскал в сарае дедовы охотничьи лыжи, натер их специальной смазкой, подладил крепления и вышел со двора. До Мироновки было по дороге восемь километров, напрямую через лес — около трех. На опушке Сережа надел лыжи и, выдыхая на бегу клубы пара, скрылся в лесу. Под полозьями хрумкал снег. В лесу стояла звенящая тишина. Там и сям виднелись заячьи следы. Мальчику стало совсем страшно, когда нужно было переходить через замерзшую реку. Кое-где, вылизанный ветром, виднелся серо-зеленый лед, под которым скрылась студеная водная толща. Но мандарины в Мироновке действительно были. На обратном пути очень быстро стало темнеть. Лес уже почти утонул в морозном зимнем мраке, как впереди между деревьями показались огоньки бабушкиной деревни. Дома Сережа наскоро перекусил сочивом и, взяв прочную шелковую нитку с большой иглой, к каждому мандарину приделал петлю, чтобы можно было повесить на ветки…

«Я тоже с юмором»,— подойдя к Аниному дому, подумал про себя мальчик. Он перелез через забор, подошел к березе и, дотянувшись до нижних ветвей, начал развешивать мандарины, радуясь своей находчивости.

Вдруг краем глаза он увидел, как через двор по снегу на него несется нечто черное, и, к своему ужасу, понял, что это Анин дворовый пес, которого вечерами обычно спускали с цепи. В мгновение ока мальчик оказался на макушке дерева. Пес, клацнув зубами, залился лаем. Из дома на шум выскочили Аня, отец Николай и матушка. Пса посадили на цепь.

— А вы шутник, молодой человек,— сказал батюшка, посматривая то на сидящего на макушке березы Сережу, то на развешанные на ветвях мандарины.

Сережа, покраснев от стыда до корней волос, слез с дерева.

— А нам елку пожертвовали,— когда ушли взрослые, сказала Аня.— А игрушек не пожертвовали. Предлагаю нарядить ее твоими мандаринами. Это будет для меня самым лучшим рождественским подарком.

* * *

Наступило Рождество. В храме шла Литургия. Через обрушившийся купол снова падал снег, устилая пол церкви белым пушистым ковром. После службы Аня пригласила Сережу в гости, где их ждало праздничное угощение и самая не­обычная в мире елка.

Денис Каменщиков

Рисунок Федора Гаазе

Газета "Православная вера", № 1, 2011 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=55206&Itemid=67

11 января (29 декабря) — память мучеников 14000 младенцев, от Ирода в Вифлееме избиенных (I)

Когда Господь Иисус Христос родился в Вифлееме, в Иерусалим пришли из далекой восточной страны мудрецы-волхвы, желавшие поклониться Ему. Услышав от волхвов о рождении Спасителя мира, Царя Иудейского, потомка Давидова, царствовавший в то время в Иудее царь Ирод, не понимая, что Иисус Христос родился, чтобы устроить царство не земного владычества, а вечного спасения, увидел в Нем соперника своей власти и замыслил убить Младенца.

У первосвященников и книжников узнал царь, где должно родиться Христу. Тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды и, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему (Мф. 2, 7-8).

Звезда, воссиявшая волхвам на Востоке, шла перед ними и остановилась над местом, где был Младенец (Мф. 2, 9). Поклонившись новорожденному Царю, они принесли ему свои дары: золото — как Царю, ладан — как Богу и смирну — как Истинному Человеку, Которому надлежало пройти через врата смерти. И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою (Мф. 2, 12).

Обманутый волхвами, Ирод пришел в ярость и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов (Мф. 2, 16). Исполняя этот жестокий приказ, воины врывались в дома жителей Вифлеема и его предместий, отнимали сыновей у матерей и предавали их смерти. 14000 убиенных младенцев стали первыми мучениками за Христа. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет (Мф. 2, 18).

Не зная, где именно находится Иисус, Ирод желал в числе этих 14000 невинных страдальцев погубить новорожденного Христа. Но, после ухода волхвов, святой Иосиф Обручник, получив через Ангела во сне откровение бежать в Египет с Богомладенцем и Его Матерью, в ту же ночь исполнил повеление Божие.

Тогда гнев Ирода обрушился на всех окружающих: он не позволил совершить достойное погребение скончавшегося старца, Симеона Богоприимца, а также приказал умертвить первосвященника Захарию (Мф. 23, 35) за то, что тот не указал, где скрывается его сын — святой Иоанн, Предтеча Господень. Были убиты 70 членов Синедриона, первосвященники и книжники иудейские, от которых Ирод узнал, где должно, по Писанию, родиться Христу.

За свои великие злодеяния Ирод не избежал наказания Божия. Тело его покрылось ранами, в которых кишели черви, рядом с ним не было ни одного человека, который бы сочувствовал его страданиям. Но и на смертном одре Ирод продолжал умножать зло: приказал убить своих брата, сестру и ее мужа, наконец, предал смерти свою жену Мариамну и трех сыновей, видя во всех соперников своей власти.

Память избиенных в Вифлееме младенцев Церковь начала совершать во II веке. Преподобный Андрей Критский (†712, память 4 июля) написал песнопения на день избиения Вифлеемских младенцев.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=3302&Itemid=257

В старинных изданиях Евангелия название этой книги часто писалось по-русски – Благовествование. Действительно, буквальный и точный перевод греческого слова «Евангелие» – Благая весть, на современном языке – добрая, или радостная, новость.

И действительно, для первых читателей Евангелия все, о чем говорилось в этой книге, было не просто хорошей новостью, но сообщением, которое полностью изменяло представление о сущности человека, о его месте в мироздании, о его взаимоотношениях с Богом.

Оказывалось, что Бог, всемогущий Творец вселенной, создатель огромного, многообразного и прекрасного мира, бесконечно любит человека — это ничтожное, как говорил философ Платон, «двуногое существо без перьев». И не просто любит, но и сострадает ему. Воплощаясь, Сам становится Человеком, проживает исполненную печали человеческую жизнь, остается Человеком, претерпевая мучительную смерть на Кресте.

Такой Бог приобретал куда больше прав на человеческое сердце, чем легкомысленные олимпийцы, для которых человек был всего лишь забавой, игрушкой, расхожей вещью в их наполненной страстями и приключениями жизни. Больше — чем запредельный и непонятный Бог иудеев, повелевающий, карающий и милующий без особых объяснений, любящий человека с той же ревностью, с какой хозяин любит дорогую ему вещь, предпочитая уничтожить ее, но не допустить, чтобы она стала достоянием другого …

Об этом воплотившемся Боге, имя Которого — Иисус, что означает Спаситель, и повествуют Евангелия. Христианская Церковь включила в канон, то есть признала достоверными, написанными не от себя, но по воле Божией, по внушению Святого Духа, не имеющими ничего лишнего, неважного, второстепенного, четыре Евангелия. Два из них принадлежат непосредственным ученикам Иисуса Христа апостолам Матфею и Иоанну; еще два — ученикам и помощникам апостолов Петра и Павла Марку и Луке. Три первых Евангелия, хотя и имеют отличия, написаны по одному образцу. Вероятно, Матфей, Марк и Лука имели в своем распоряжении какую-то раннюю запись событий земной жизни Господа Иисуса, какой-то конспект Его бесед. Поэтому первые три Евангелия называются синоптическими, а сами евангелисты — синоптиками, потому что они смотрели на жизнь и учение Иисуса Христа с одной общей точки зрения: греческое слово оптика означает наблюдение, си(н) - оптика — совместное наблюдение.

Четвертое Евангелие от Иоанна отличается от синоптических. Написанное значительно позже, оно восполняет синоптические Евангелия, которые особенно подробны в отношении земной жизни Христа, учением о превечном бытии Воплотившейся Ипостаси Бога, о сущности спасения, о природе христианской Церкви.

В первые десятилетия существования христианства Благая весть о спасении жила исключительно в устной традиции. Были живы люди, слышавшие Иисуса Христа, испытавшие на себе силу Его любви, исцелившиеся от недугов, получившие ответы на самые важные вопросы своей жизни. Канонические Евангелия были написаны во второй половине первого столетия, когда число христианских общин значительно увеличилось. Большинство из них находилось далеко от Палестины. Входившие в них христиане не были иудеями и хорошо понимали только греческий язык. Очевидцы земной жизни Иисуса не могли побывать во всех общинах Малой Азии, Балканского полуострова, в Сирии и Египте, отдаленных провинциях Востока и Запада. Нужны были книги — и они были написаны.

О том, насколько были востребованы Евангелия, свидетельствует одна трогательная археологическая находка. В Египте среди остатков военного снаряжения начала II столетия был найден небольшой кусок папирусного листа с фрагментом Евангелия от Иоанна. Это Евангелие было написано последним. Любимый и самый молодой ученик Христа написал его незадолго до своей смерти на рубеже I и II столетий. И уже через десяток или другой лет безвестный солдат, погибший вдали от родины, хранил его как святыню.

Евангелия широко цитируют авторы II века — в это время Евангелия становятся самым авторитетным источником христианского вероучения. Скрытые цитаты из синоптических Евангелий присутствуют в посланиях апостола Павла.

По мнению большинства исследователей, первым было написано Евангелие от Матфея. Знаменитый церковный историк Евсевий Памфил, живший в первой половине IV столетия, приводит сообщение епископа Иерапольского Папия (первая половина II столетия) о том, что Матфей записал на арамейском языке — разговорном языке евреев Палестины I века — изречения Иисуса Христа, которые впоследствии кем-то из христиан были переведены на греческий.

Это сообщение Папия, подтвержденное его младшим современником Иринеем Лионским, позволяет увидеть и объяснить все отличительные особенности Евангелия от Матфея. Его автором был мытарь, оставивший свое ремесло и сделавшийся одним из самых преданных учеников Иисуса Христа. О призвании Матфея ничего не говорят другие евангелисты, для них это событие не имело особенного значения, он был одним из многих. Однако сам Матфей, для которого вхождение в общину учеников Христа стало полным переустройством жизни, глубинным изменением внутреннего существа, считает необходимым хотя бы вскользь рассказать об этом (Мф. 9, 9).

Профессия наложила свой отпечаток на этого евангелиста. Он хорошо знает, как быстро в его покоренной римлянами стране человек мог разориться и впасть в полную нищету, с какой жестокостью кредиторы выколачивали деньги у своих должников, как путем быстрого торгового оборота или ростовщичеством можно было приобрести состояние. Матфей пишет для современников, которые находились в гуще этих торгово-денежных отношений. Он запоминает и записывает то, чего не запомнили другие евангелисты, но что было очень актуальным для людей его страны: притчу о немилосердном заимодавце (Мф. 18, 23-35), о работниках, получивших равную плату (Мф. 20, 1-16). Он сохраняет понятное для его современников сравнение Царства Небесного с кладом небывалой ценности или с драгоценной жемчужиной, для приобретения которой купец, очарованный ее красотой, отказывается от всего своего достояния (Мф. 13, 44-46). Он точно знает величину подати на храм, напоминая о том, что Сам Учитель не отказывается от исполнения этого долга (Мф. 17, 24-27).

Зная, что Евангелие от Матфея обращено к его соплеменникам, нужно учитывать и то, что иудеи были первыми гонителями Христианской Церкви. В то время, как Римская империя долгое время не видела в христианских общинах никакой угрозы и вообще не отличала христиан от иудеев, в Иерусалиме был побит камнями юный диакон Стефан, еще через несколько лет был убит апостол Иаков Зеведеев, и еще через несколько лет — Иаков Старший, епископ Иерусалимской общины, «брат Господень», пользовавшийся ранее непререкаемым авторитетом у самых ортодоксальных иудеев. Поэтому первой целью Матфея было убедить иудеев в том, что Христос, которого они распяли, это и есть тот самый Мессия, о ком писали древние пророки, пришествия которого благочестивые евреи ожидали в течение столетий.

Именно поэтому Матфей начинает свое Евангелие с родословной Иисуса, доказывая, что Христос, как и должно было быть по пророчествам Ветхого Завета, является прямым потомком Давида. Вероятно, Матфею, как сборщику податей, были известны какие-то родословные списки. Поэтому, пропуская несколько иудейских царей-богоотступников, он помещает в свою родословную многочисленные имена неизвестных из книг Ветхого Завета земных предков Христа. Примечательно, что в этой родословной помещены имена двух женщин-иноплеменниц: иерихонской блудницы Раав и моавитянки Руфи. Матфей хочет сказать, что для осуществления Своего Промысла Бог не гнушается иноплеменниками, Божественная благодать может «из камней пустыни создать детей Аврааму» (Мф. 3, 9), а Христос является Спасителем не только иудеев, но и всего человечества.

Эта «родословная по плоти», хотя и касается только видимого земного происхождения Иисуса, в Евангелии, обращенном к иудеям, совершенно необходима. Матфей не мог начать свое повествования с сообщения о том, что Христос в подлинном смысле — Сын Божий. Для любого иудея, воспитанного в духе абсолютного монотеизма, это было бы страшным богохульством. Книга, которая начиналась бы с этого утверждения, была бы с отвращением отброшена в сторону и никогда бы не была прочитана.

Враги христианства не раз отмечали, что Евангелия не свободны от противоречий, точнее от некоторых хронологических и смысловых несоответствий. Например, Тайная вечеря, последняя беседа Иисуса с учениками, в изложении Иоанна происходит на день раньше, чем у синоптиков. Женщина, помазавшая миром ноги Спасителя, у евангелистов появляется в разные моменты времени. Изгнание торговцев и менял из Иерусалимского храма в версии Иоанна происходит в начале служения Иисуса, в то время как у синоптиков это изгнание совершается за несколько дней до ареста во время Его последнего прихода в Иерусалим.

Разумеется, эти и другие нестыковки не могли оставаться незамеченными и для самих христиан. Однако для них все это было аргументом в пользу достоверности Священного Писания. Как считал, например, святитель Иоанн Златоуст, противоречия в свидетельствах евангелистов подтверждают самостоятельность и независимость работы каждого, поскольку фальсификаторы обязательно позаботились бы о том, чтобы никаких противоречий в созданных ими текстах не было.

Не следует забывать, что евангелисты писали именно Евангелия — радостную весть о Боговоплощении и Спасении, по сравнению с которой все географические, исторические и бытовые обстоятельства, включая точные даты и последовательность событий, были мелочью. Кроме того, жизнь этих людей была наполнена такими страхами, что забыть о чем-то и что-то перепутать было очень легко.

Следует помнить и о том, что все погрешности и противоречия текстов Нового Завета, а по большому счету и всей Библии, входят в Божий Промысел. Ведь документальная точность Евангелий заставила бы каждого человека, способного мыслить логически, признать Иисуса Богом. Но абсолютно достоверное знание убивает веру. А вера ценна именно тем, что, существуя на грани с неверием, побеждает сомнения. Именно поэтому никогда со стопроцентной неопровержимостью не будет доказана подлинность Туринской Плащаницы, равно как не будет доказана и ее стопроцентная поддельность. Всегда должно оставаться место для веры, для личного нравственного выбора, для духовной свободы…

Убеждать неверующего человека в истинности Евангелия — дело неблагодарное; у него всегда найдутся аргументы против. И сам Христос иронически замечает: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят (Лк. 16, 31).

Другое дело, что граница между верой и неверием определена не очень четко, и среди наших современников найдется немало людей, способных воскликнуть вместе с одним из современников Христа: верую, Господи! помоги моему неверию (Мк. 9, 24).

Нетрудно заметить, что каждое Евангелие несет черты характера своего автора, содержит в себе такие подробности, которые неопровержимо убеждают в том, что именно этот человек, с его характером, со своим жизненным опытом, со своей судьбой, — должен был запомнить их и обратить на них внимание читателя.

Даже в самом лаконичном Евангелии от Марка читатель сможет обнаружить присущие только этому автору детали, подтверждающие истинность его повествования. Марк по молодости лет не входил в общину двенадцати апостолов, однако в доме его матери собирались ученики Иисуса Христа, и он сам в силу сложившихся обстоятельств оказался свидетелем Его ареста в Гефсиманском саду. Описывая смятение, охватившее всех присутствовавших при этом событии, Марк говорит о некоем юноше, который завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них (Мк. 14, 51-52). Перед глазами встает живая картина, когда некий молодой модник, облаченный не в привычную для иудеев одежду, а, ни много, ни мало, в римскую тогу, оставляет ее в руках преследователей и спасается бегством. Это настолько непосредственная и в то же время необязательная деталь, что поневоле соглашаешься с тем, что этот убежавший голым молодой человек ни кто иной, как сам евангелист Марк.

Тот же евангелист, руководствуясь одному ему ведомыми соображениями, называет имя не только человека, помогавшего Иисусу нести крест на Голгофу, но и его детей: И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его (Мк. 15, 21). Никакой необходимости в этой дополнительной информации нет. Однако, вероятно, что Александр и Руф были хорошими знакомыми Марка, возможно, они были достаточно известны в христианских общинах того времени, и он просто не мог их не вспомнить.

В Евангелии от Луки так же можно отыскать множество деталей, которые характеризуют именно этого евангелиста. Лука более подробно, чем Матфей говорит о Рождестве. К этому повествованию присоединяется подробный рассказ о рождении Иоанна Предтечи, а также о встрече Марии с его матерью Елисаветой. Лука — единственный из евангелистов — говорит о детстве Иисуса. На первый взгляд кажется непонятным: откуда могут быть такие сведения у человека, который даже не входил в число ближайших учеников Господа. Однако Священное Предание сообщает о том, что Лука был художником, написавшим первые портретные изображения Божией Матери, ставшие прототипами наиболее известных и почитаемых ее икон. Художник-портретист обычно разговаривает со своей моделью для того, чтобы схватить и передать наиболее характерные черты человека. Поэтому представляется совершенно естественным, что все сведения об обстоятельствах рождения и детства Спасителя Лука получил от Самой Богородицы во время работы над Ее изображением.

Замечательно, что Лука не скрывает того факта, что он не был участником всех описываемых им событий. В начале своей книги он честно предупреждает: Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен (Лк. 1, 1-4). Безусловно, в число этих «очевидцев и служителей Слова» входила и Пресвятая Богородица, от которой, до последнего момента стоявшей у Креста, Лука мог получить сообщение и о «благоразумном разбойнике», которое отсутствует у других евангелистов.

Евангелие от Иоанна очень непохоже на синоптические. Однако и в нем нетрудно найти черты автора, который был самым молодым и самым любимым учеником Иисуса. Цепкая память юноши сохранила для человечества многое из того, о чем забыли взрослые апостолы. Более того, присущая молодости острота ума выделила из слов Христа и сохранила в памяти самую существенную и важную для Церкви часть. Это особенно заметно в изложении последней беседы Спасителя с учениками (см.: Ин. 14, 1 – 16, 33.

Пасхальной трапезе предшествует омовение ног — обряд, характерный для Древнего Востока, где людям приходилось много ходить, часто босыми. Христос омывает ноги своим ученикам, в том числе и самому юному из них — Иоанну. Глубина смирения Учителя, уподобившегося ничтожному рабу, поражает юношу настолько, что он едва ли не через восемь десятилетий вставляет этот эпизод в свое Евангелие (см.: Ин. 13, 1-11).

Синоптики ограничиваются сообщением об установлении Таинства Причащения. Для них важна реальность вещественного порядка. Память юного Иоанна сохранила слова Господа, произнесенные после окончания трапезы. Последняя беседа в изложении Иоанна занимает целых три главы его Евангелия. Христос снова и снова повторяет главное, что должны запомнить ученики: Бог никогда более не покинет человека, но обитать среди людей он будет не в личной Ипостаси Сына, а в безличной Ипостаси Святого Духа. Христос говорит о первенствующей заповеди любви, которая вмещает в себя все остальное, о единстве, как фундаментальном свойстве еще не явившейся Церкви. С одной стороны, это неоднократное повторение одного и того же связано с неготовностью учеников вместить знание, для которого требовалось преображения ума и сердца. Но кроме этого внимательный читатель чувствует, что затягивая разговор, Иисус по человеческой Своей природе, может быть, неосознанно, старается отдалить, хотя бы на несколько минут страшный для всякого человека миг смерти.

Психологическая достоверность Евангелия от Иоанна поразительна. Он единственный из евангелистов вспоминает о чуде в Кане Галилейской. Понятно, что для здорового, жизнерадостного шестнадцатилетнего юноши превращение нескольких бочек воды в первоклассное вино куда интереснее, ярче, удивительнее, чем исцеление многочисленных инвалидов (Ин. 2, 1-11).

Получив известие от Марии Магдалины об исчезновении Тела Иисусова, Петр и Иоанн отправляются ко гробу. В их испуганных сердцах загорается надежда: может быть, слова Учителя о грядущем воскресении нужно было понимать в буквальном смысле? Может быть, Тело не украдено, не спрятано первосвященниками или Пилатом? Может быть, Он действительно воскрес? Петр и Иоанн не просто идут к гробу — они бегут. И молодой Иоанн, который скромно называет себя «другой ученик», бежит, конечно, скорее пожилого Петра. Но, прибежав к месту, он робеет, не осмеливается заглянуть внутрь и дожидается своего старшего друга (Ин. 20, 1-8).

Верующий человек спокойно относится к проблеме согласования Евангелий. Для него куда важнее всех исторических свидетельств и текстологических изысканий оказывается собственная духовная интуиция. Подобно тому, как философ Кант, показав несостоятельность традиционных «доказательств» бытия Божия, придумал свое нравственное доказательство, верующий человек, не вникая в библейскую текстологию, в самой своей вере находит совершеннейшее подтверждение истинности Евангелий. Ценность такой духовной интуиции прекрасно описана Антоном Павловичем Чеховым в рассказе «Студент». Подлинность свидетельства евангелистов вытекает из нашей сегодняшней способности сопереживать всем участникам последних событий земной жизни Христа.

Невнимательному читателю Библии может показаться, что Ветхий Завет с четко прописанной системой заповедей — делай - не делай — требует от человека куда больше, чем Евангелие. Категоричность Декалога дополняется длинным перечислением наград, приготовленных праведнику, и наказаний, грозящих грешнику. Евангелие с его приглашением к блаженству, кажется, не требует от человека ничего конкретного. Однако стоит дочитать до конца Нагорную проповедь, чтобы убедиться: Христос ожидает от человека гораздо большего нравственного совершенства, нежели Моисей: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48).

О том, как непросто приобрести такое совершенство, видно из повествования Христа о последнем Страшном суде, которое евангелист Матфей передает значительно подробнее других авторов Нового Завета (Мф. 25, 31-46). Старательно записывая слова Иисуса о том, на основании чего будет судиться каждый человек, Матфей настойчиво проводит мысль о тождестве двух заповедей, известных еще из Ветхого Завета: любви к Богу и любви к человеку. Оправданным оказывается тот, кто угодил Богу, накормив голодного, напоив жаждущего, одев нагого и посетив находящегося в темнице. Осужденным — тот, кто этого не сделал. При этом не идет речи ни о каком количественном соотношении добрых и недобрых дел; нет фарисейского подсчета — какое число добрых поступков возмещает один грех; нет шкалы — какой грех страшнее и какая добродетель является более ценной; нет никакого взвешивания, прокравшегося в средневековое христианство из языческой древности.

А это означает, что системе конкретных моральных предписаний, характерных для Ветхого Завета, которые, регулируя все стороны человеческой жизни, в значительной степени освобождают человека от ответственности выбора, Христос противопоставляет духовную интуицию и нравственную свободу. Богу угодно не точное исполнение Закона, но куда более трудная праведность от веры (Гал. 5, 5). И христианин обязан руководствоваться не уголовным кодексом, а верой, действующей любовью (Гал. 5, 6). Эта нравственная свобода, подлинная свобода от зла может быть достигнута только тогда, когда каждый момент жизни станет моментом максимально напряженного нравственного выбора, осознанного решения: с кем оставаться — со Христом или лежащим во зле миром.

Священник Михаил Воробьев

— Слово епитимья (епитимия, эпитимия) с греческого переводится как наказание. Это действительно наказание? Или выплата своеобразного штрафа? Или некое духовное упражнение, способствующее избавлению от греха, неповторению его? Может быть, епитимья нужна для того, чтоб человек не расслаблялся и не забывал о своей «удобопреклонности» к какому-либо греху?

— Можно сказать, что епитимья — наказание, если мы обратимся к церковнославянскому значению этого слова: наказание — это не кара, а научение. Епитимья не наказание в современном значении этого слова и не штраф, потому что не может человек принести Богу какую-то компенсацию за совершенные грехи — слишком неравные это субъекты, Бог и человек. Господь ищет не удовлетворения в юридическом смысле, а другого — сердца сокрушенного и смиренного, сердца, от греха отвращающегося. Епитимья — это деятельное выражение нашего покаяния. Если человек совершил грех, особенно если это грех тяжкий — требуется нечто, что помогло бы ему самому этот грех прочувствовать и осознать. Виждь смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя — это слова из 24-го Псалма. Человек смиряется и трудится, а Господь посылает ему Свою благодать.

— Современный прихожанин очень мало знает о епитимье — разве что понаслышке…

— К сожалению, у нас сегодня нет единой епитимийной практики. Многие священники не дают епитимьи вообще; есть отдельные священники, которые дают, и подчас слишком тяжелую, неудобоносимую, скорей подавляющую и разрушающую человека как христианина, как личность, нежели созидающую его. Есть, конечно, и те, кто руководствуется в своей духовнической практике разумными принципами: назначают такую епитимью, которая помогала бы человеку и с грехом справиться, и более глубоко воцерковиться, и была бы при этом посильна.

— В чем может заключаться епитимья, кроме чтения определенных молитв?

— Она может заключаться, например, в более строгом посте, если человек физически способен более строгий пост выдержать; в отказе от каких-либо удовольствий; но наиболее распространенная епитимья — это определенное молитвенное правило. Либо какое-то количество поклонов с покаянной молитвой, либо чтение Покаянных канонов — Спасителю, Божией Матери. Примеры применения епитимьи можно брать из практики архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и архимандрита Кирилла (Павлова). Чаще всего, эти епитимьи выражались в чтении молитвенного правила, и бывало так, что люди, исполнившие уже эти епитимьи, не хотели потом от этого молитвенного правила отказываться. Таким образом, эти два старца через епитимью приучали человека к молитве.

Архимандрит Кирилл (Павлов) нередко назначал в качестве епитимьи чтение Священного Писания — Евангелий, Апостола. Ну, казалось бы, что это за епитимья — читать Евангелие? А отец Кирилл давало такую епитимью людям, которые и Евангелия-то никогда не открывали и не могли себя заставить. Он говорил: ты совершил такой-то грех, вот теперь читай Евангелие. Человек начинал читать и втягивался, и привыкал читать его постоянно. А у схиигумена Саввы (Остапенко) была такая епитимья для некоторых людей: не произносить более тридцати трех слов в день. Не при всяком образе жизни это возможно, конечно, но, видимо, он назначал ее тем, для кого это было реально. И многие потом, когда он разрешал их от этой епитимьи, просили ее оставить, поскольку чувствовали духовную пользу.

— Приходилось читать, что при искреннем раскаянии епитимья не обязательна; в каком же случае ее все-таки налагают и как определяется ее «размер»?

— Это очень индивидуально. Иной человек настолько убит своим грехом, что ему не епитимью надо давать, а поддержать и утешить, и убедить, что Господь простит.

Иногда бывает так: человек приходит в храм и кается в таком наборе тяжких, смертных грехов, что священник ужасается. Но в то же время он видит этого человека и понимает: этот человек ни разу в жизни своей не молился иначе, чем словами «Господи, помоги», и то только в самые страшные минуты своей жизни. И заставлять его читать Покаянный канон, в котором он не поймет ни единого слова,— наверное, неправильно. Лучше дать ему какую-то самую простую епитимью: клади хотя бы утром десять поклонов с молитвой «Боже, буди милостив ко мне, грешному» и вечером клади, но только с чувством. Наверное, это оправдано, потому что большей епитимьи этот грешник не исполнит. С другой стороны — к священнику может прийти постоянный прихожанин, регулярно исповедующийся, ведущий вполне благочестивую жизнь — и покаяться, например, в том, что съел мороженое в постный день. Здесь важно помнить: чем ближе человек стоит к Богу, чем больше он уже получил, тем больше с него спрашивается. Потому вполне естественно дать этому человеку какую-то епитимью для того, чтоб это расслабление не поразило его еще глубже. Но епитимья и в этом случае может быть разной. Если перед священником человек, для которого мороженое — сильнейший соблазн, можно дать, например, такую епитимью: не ешь мороженого месяц. А в другом случае за то же мороженое можно назначить епитимью в виде чтения Покаянного канона. Но надо всегда знать, к чему в человеке отнестись по-настоящему серьезно. Епитимья должна быть чувствительной, но не ломающей человека.

— Всегда ли епитимья сопровождается запретом в Причащении? Может ли человек, не исполнивший еще до конца своей епитимьи, причащаться?

— Запрет на Причащение Святых Христовых Таин в качестве епитимьи налагается в тех случаях, когда человеком совершены смертные грехи, не дающие возможности допустить человека до Причастия. Это убийство, блуд, прелюбодеяние, обращение к магии. Что касается сроков — мы не можем сегодня руководствоваться канонами, предписывающими для этих людей запрещение причащаться в течение долгих лет. Если мы сегодня отлучим человека от Причастия на десять лет, он, скорее всего, будет потерян для Церкви и погибнет. Меж тем, все, что делается в Церкви, делается ради спасения человека, а не наоборот. Поэтому за тяжкие, смертные грехи (я не говорю об убийстве, это вообще отдельный случай) те же отец Кирилл и отец Иоанн давали епитимью кому-то на два месяца, кому-то на четыре. Если в грехе была какая-то особая тяжесть, то порой епитимья могла длиться и до года.

Я сам в свое время задавал отцу Кириллу такой вопрос: приходит человек в храм, кается в тяжких грехах, и я понимаю, что если я сейчас этого человека до Причастия не допущу, он уйдет и не придет больше. Можно ли его допустить — и лишь потом дать ему епитимью, не связанную с запретом Причащения? Отец Кирилл отвечал: в некоторых случаях ради пользы человека так можно сделать. Но если видно, что человек в силах понести епитимью, что он не уйдет и не пропадет — тогда лучше поступить иначе, отлучить его от Причастия на какое-то время.

— Одно дело — когда перед священником (духовником) хорошо известный ему человек, другое — когда к священнику на исповедь потоком идут незнакомые люди. В этом, последнем случае также возможно наложение епитимьи?

— Врач, который хорошо знает наш организм, назначает лечение с учетом особенностей организма. А когда мы приходим к врачу незнакомому — он вполне может прописать нам лекарство, которое не принесет пользы, напротив, навредит. То же самое и в Церкви: если духовник хорошо знает человека, он знает, что ему сказать и какую епитимью необходимо дать. Если же перед священником незнакомый человек — он должен прежде всего помнить древнюю врачебную заповедь «Не навреди». И идти срединным путем, давая человеку епитимью не строгую, но ощутимую.

— К сожалению, в церковной жизни последних лет мы часто сталкиваемся с различными перекосами. Как быть человеку, на которого наложена епитимья действительно неудобоносимая или просто жестокая, например — отлучение от Причастия на много лет?

— В этом случае надо писать прошение на имя правящего архиерея той епархии, в которой человек живет. Отменить епитимью, назначенную священником, может только архиерей. Впрочем, есть исключения. Известны случаи, когда епитимья назначается за грех, который уже исповедан, и за который человек понес уже в свое время епитимью. Особенно часто это случается в некоторых сомнительных паломнических поездках. Если человек после этого приходит к своему духовнику и спрашивает его: «Что мне теперь делать?» – духовник должен объяснить ему, что епитимья в данном случае наложена некорректно и исполнять ее не надо. Чтобы не стать жертвой перекоса, лучше исповедоваться всегда у одного и того же священника.

— Но почему, на Ваш взгляд, епитимья уходит из церковной практики?

— Мне представляется, что одна из причин отмирания епитимийной практики заключается в частоте повторения грехов. То, что ранее воспринималось самим человеком как падение, сегодня воспринимается как «естественное», т.е. вполне простительное прегрешение. Человек, переживавший свое падение, был готов исполнять длительную суровую епитимью, и с Божьей помощью справлялся, в конце концов, с грехом. А человеку, который, даже и каясь на исповеди, внутренне относится к своему греху очень легко — епитимья не поможет. Он будет исполнять эту епитимью и падать раз за разом. И священником может овладеть своего рода малодушие — ну что ж я буду опять давать ему епитимью, если она бесполезна, если он все равно упадет. Хотя в данном случае надо было бы вспомнить преподобного Иоанна Лествичника: если человек падает, но раз за разом восстает и полагает начало покаянию — рано или поздно его Ангел-хранитель почтит такое постоянство и твердость, подаст помощь против греха, в котором человек кается. Поэтому не надо, наверное, отказываться от епитимьи.

— Но только ли поэтому от нее отказываются, или еще и потому, что современный человек совершенно к этому не готов, нет у него на это ни смирения, ни послушания?

— Да, бывает, что человек настолько горд и обидчив, что само слово «епитимья» вызывает у него неприятие. Но дело в том, что епитимья — она как раз и служит к начальной выработке смирения, послушания, терпения. Преподобный Исаак Сирин говорит, что милость Божия дается человеку в первую очередь все-таки не за труды, а за смирение. Труды без смирения не спасают, а смирение без трудов может спасти. Смысл епитимьи именно в том, чтоб не сам человек назначил себе какое-то испытание или наказание, а именно принял то, что заповедует ему исполнить Церковь.

Почему уходим от епитимьи? Есть такое слово — апостасия. Отступничество. Это понятие объемлет, пожалуй, все недостатки нашей церковной жизни. Отступничество и как следствие — охлаждение. Отмирание епитимийной практики имеет причиной именно это. Но все зависит от конкретного человека. Если священник серьезно относится к своему служению и к людям — он обязательно будет прибегать к епитимье.

— Но я боюсь в своей церковной жизни столкнуться с епитимьей. И не я одна, наверное, боюсь. Причина — вынесенный из детства страх наказания (точнее, страх оказаться в унизительном положении наказанного), и страх чьего-то вторжения в мою личную жизнь: «Не навязывайте, сама разберусь, что и когда мне делать». Как это преодолеть?

— Здесь нет, наверное, смысла говорить: «Вы все равно должны». Лучше говорить о том, чего человек на сей день еще не может — в силу каких-то душевных особенностей. И о священнике. Отношение священника к человеку в идеале сродни отношению реставратора к иконе — испорченной, искореженной, закопченной, да еще и заляпанной какими-то современными красками. Опытный реставратор старается понять намерение автора, который эту икону писал. И ради этого всматривается в те черты, которые сохранились. И очень легкими, очень осторожными движениями начинает понемногу возвращать иконе первоначальный образ. У священника та же задача — вернуть человека к его первообразу, к тому образу Божьему, который напечатлен в нашей душе, и при этом не навредить. Он должен очень деликатно действовать, чтобы не было вот этой реакции отторжения — страха, о котором вы говорите. Не внешней властью для человека быть, а сотрудником. Чтоб человек чувствовал: священник пытается что-то сделать — не с ним как с каким-то внешним объектом, а вместе с ним. Тогда возникает доверие, и человек внутренне успокаивается, справляется с этим страхом. Отец Кирилл (Павлов) никогда не вмешивался бесцеремонно в жизнь человека, более того: когда приходил к нему человек и спрашивал: «Как поступить?..» — он спрашивал в ответ: «А как надо, по-твоему? Как ты сам думаешь?». И зачастую выяснялось, что человек думает правильно. Он несет уже в себе знание о том, как надлежит ему поступать, но не находит сил сделать выбор. Бывало и иначе: отец Кирилл молится, и ему от Бога приходит ответ, и это видно — что ему от Бога ответ пришел, и это сразу ложится на сердце человека. Какое же здесь вторжение, какое насилие?

Если человеку не дает епитимью священник, ему дает ее Господь. Только человек это не всегда замечает. Очень важно и заметить вовремя, и правильно отнестись. Это могут быть болезнь, невзгоды, неурядицы. Если человек понимает, что это ниспослано ему во исцеление его грехов и страстей, тогда такая епитимья, наложенная Самим Богом, бывает спасительна. Безусловно, Господь епитимью человеку подбирает гораздо вернее и правильнее, чем подобрал бы священник, но если бы мы понесли епитимью от священника, то, возможно, Господь не стал бы нам епитимью давать Сам. И нас не ждал бы путь куда более скорбный и трудный, нежели чтение Покаянного канона в течение какого-то недолгого времени.

Беседовала Марина Бирюкова
Журнал «Православие и современность» № 12 (28) 2009 г

Человек приобретает способность говорить на родном языке, как правило, в раннем детстве. Не потому ли чистота и красота языка, его сохранность так мало волнуют людей? К сожалению, в наши дни нам все реже приходится слышать правильную, красивую, образную речь. Клирик Свято-Троицкого собора Саратова протоиерей Евгений Ланский вспоминает об отношении к русскому языку Архиепископа Пимена (Хмелевского) – глубоко образованного человека, умевшего ценить родную речь.

Говорить о Владыке Пимене очень трудно и очень легко. Легко, потому что вообще легко говорить хорошее. А о Владыке, кроме хорошего, говорить нечего. А трудно — потому что столько было уже сказано, столько написано, столько вспомянуто. Трудно что-то добавить.

Мне пришлось в течение девяти с лишним лет работать с Владыкой Пименом (или, как сейчас говорят, у Владыки Пимена). Сначала в качестве архивариуса, затем личным секретарем.

И вот в связи с этим я хотел бы обратить ваше внимание на то, что еще, может быть, недостаточно освещалось, – на отношение Владыки к русскому языку. Если бы мне пришлось писать статью об этом, я назвал бы ее: «Язык архиерея». Настолько своеобразно, красиво и правильно он говорил. Коротко, ясно, но глубоко.

Любимым автором Владыки Пимена был А.С. Пушкин. Каждый год 10 февраля Владыка служил панихиду об упокоении души раба Божиего Александра. Владыка изумлялся тому, как Пушкин мог всегда найти единственно возможное и верное в данном контексте слово. «Этого, – говорил Владыка, – кроме него не может больше никто».

Конечно, Владыка признавал, что в юности Александр Сергеевич позволял себе, мягко говоря, литературно шалить. Но затем он вырос в глубоко верующего, по-настоящему церковного и знающего историю Церкви человека. Вспомните хотя бы его «Пророка» или знаменитое «Отцы пустынники и девы непорочны …» Да и не только в них дело.

Владыка обладал очень цепкой памятью. Он запоминал наизусть целые отрывки прозы на немецком, русском, английском языках. Он помнил множество эпиграмм, дружеских шаржей. Надо сказать, что Владыка был крепко дружен с юмором. При этом он призывал заботиться о красоте, о чистоте своей речи.

Например, Владыка Пимен предостерегал всех от излишних слов в речи, от всех этих «значит», «так сказать» и т. п. Он говорил, что за два подлежащих, рядом стоящих в предложении, в дореволюционной гимназии сразу ставили «двойку». К примеру, нельзя говорить «девушка она была образованная». А сейчас почти все так говорят. И это неправильно.

В те времена в «Литературной газете» была опубликована статья известного лингвиста, академика Л. В. Успенского, который писал, что ни в коем случае нельзя говорить «в этой связи». Это верх неграмотности. Русские люди всегда говорили «в связи с этим». Эту статью обсуждали, многие филологи высказывались в поддержку автора. Но через несколько дней прошел очередной партийный съезд, на котором генеральный секретарь несколько раз в докладе употребил «в этой связи».

Владыка говорил о том, как неграмотно часто используют деепричастные обороты. Как верх нелепости он приводил в пример фразу «войдя в комнату, стоял сундук».

И вот, дорогие мои, я представляю, что было бы с Владыкой Пименом, если бы он сейчас услышал, что мы делаем с великим русским языком. Владыка просто пришел бы в ужас, услышав все эти англосаксонизмы. Никак нельзя сказать «звуковая дорожка», надо говорить «саундтрек». Нельзя сказать «контора». Что вы?! Обязательно надо говорить «офис». Нельзя сказать «городской глава», «глава города», надо говорить «сити-менеджер». Вот представьте себе громадный город, забитый дурно пахнущим мусором, со вздыбленными тротуарами. И во главе всего этого безобразия стоит не больше не меньше как сити-менеджер. Такая катастрофа (иначе не назовешь) происходит с русским языком.

Я хочу пожелать, чтобы тот шестикрылый Серафим, который некогда явился на перепутье Александру Сергеевичу Пушкину, являлся и нам с вами, обещая награду нашим сердцам и душам от Владыки мира. И помоги нам в этом Господь!

Протоиерей Евгений Ланский
Троицкий листок

Мы продолжаем рассказ о первой части Божественной литургии — литургии оглашенных, которая завершается чтением Слова Божия — главным литургическим моментом перед таинственной частью богослужения.

"Блажени нищие духом…"

Во время пения третьего антифона совершается малый вход, или вход с Евангелием. Эта часть литургии символизирует, или, точнее, являет нам выход Христа на общественное служение и начало Его откровения о Царстве Божием как цели существования человеческого рода. 

Мы уже говорили о том, что чаще всего в качестве третьего антифона во время малого входа поются "Блаженны", то есть евангельские заповеди блаженств. Это уже не ветхозаветные тексты, а само учение Христа, которое Он преподал во время так называемой Нагорной проповеди. С ее содержанием должен быть знаком каждый христианин, поскольку в ней в тезисной форме, емко и доступно, изложено учение Христа о новой жизни, которую Он пришел насадить на земле.

Важность заповедей блаженств, с которых начинается Нагорная проповедь, заключается в том, что они являются как бы проводниками христианина в Царство Небесное. Об этом мы слышим уже в первой заповеди: "Блажени нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное". То есть нищета духовная — смирение, оставление своеволия — это то, что прежде всего необходимо для достижения Небесного Царства. "Это сознание побуждает человека всецело предаться воле Божией и последовать учению Христа Спасителя. Ублажая нищих духом, смиренных, Господь усвояет им Царство Небесное. Еще в этой жизни смиренные духом уже предвкушают сие Царствие, то есть они ощущают мир своей совести и то благодатное утешение, которым характеризуется Царство Божие… Полное наслаждение нищие духом ощутят в будущей жизни, когда будут в общении со Христом" [1],— сказал в одной из своих проповедей архимандрит Кирилл (Павлов). Таким образом, мы видим, что напоминание заповедей блаженств непосредственно перед малым входом должно настраивать присутствующих на главный смысл литургии — общение со Христом. Во время пения "Блаженных" каждый молящийся еще раз проверяет свою совесть по этим заповедям и, видя свое глубокое несоответствие основному евангельскому закону, старается привести себя в покаянное настроение (нищету духовную), без которого просто опасно приступать к грядущему богообщению в Таинстве Причащения.

"Сотвори со входом нашим входу святых ангелов быти…"

В завершении пения третьего антифона (если это "Блаженны" — на словах "Радуйтеся и веселитеся…") священник и диакон поклоняются престолу, после чего иерей передает диакону Евангелие. Они сразу же переходят на Горнее место в алтаре, где еще раз крестятся и кланяются в сторону иконы, находящейся на Горнем месте. После поклонения диакон произносит вполголоса: "Господу помолимся. Господи, помилуй",— разворачивается лицом к иерею и чуть приподымает Евангелие перед собой; священник также поворачивается в сторону диакона и делает поклон Евангелию — это поклонение Самому Господу, грядущему на проповедь.

Сразу же после этого начинается шествие (от Горнего места в алтаре, через северные диаконские двери — к амвону перед Царскими вратами иконостаса), возглавляет которое свещеносец с зажженной свечой, символизирующей воссиявший свет учения Христова, а также предшествовавшего Спасителю Иоанна Крестителя. Затем следует диакон, держащий приподнятое вверх Евангелие — Самого Иисуса Христа, а за ним иерей, как бы идущий за Самим Господом; он держит руки опущенными, склоняет голову, выражая таким образом покорность воле Божией и осознание того, что глава Церкви — Христос, а мы — только его служители.

Здесь надо пояснить, почему данное священнодействие называется входом, когда мы видим, что духовенство, наоборот, сначала выходит из алтаря. Дело в том, что в древности литургия начиналась именно с этого момента. Евангелие и вообще все необходимое для совершения литургии хранилось в особом помещении, и поэтому вход в храм для служения совершался вместе с Евангелием, которое полагалось на престоле. Мы наблюдаем и еще один символический момент малого входа: духовенство приближается к Святому престолу, переходит в алтарь — как в иной мир, совершенно отличный от нашего земного мира, который управляется законами, изложенными в Евангелии.

Во время малого входа священник читает положенную тайную молитву. С содержанием этой молитвы полезно ознакомиться и мирянам с целью более полного понимания смысла происходящего во время входа с Евангелием. Например, в ней священник обращается к Господу с такими словами: "Сотвори со входом нашим входу святых ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость". Это означает, что Небесные Силы входят в алтарь вместе с духовенством для сослужения ему во время литургии. Более ярко и уже во всеуслышание об этом поется во время литургии Преждеосвященных Даров, когда вместо Херувимской песни звучат такие слова: "Ныне Силы Небесныя с нами невидимо служат…".

После того как заканчивается пение третьего антифона и священник с диаконом уже заняли свои места перед Царскими вратами, диакон обращается к священнику: "Благослови, владыко, святый вход". Священник произносит слова: "Благословен вход святых Твоих, всегда, ныне, и присно, и во веки веков". Диакон подносит священнику Евангелие для целования, а затем в Царских вратах, поднимая его вверх и делая им крестоообразное движение, возглашает: "Премудрость, прости!". Слово "премудрость" здесь относится к предстоящему чтению Слова Божия, а призывание "прости!" (то есть стойте прямо, просто) адресовано к молящемуся в храме народу, поскольку с этой минуты требуется особенное внимание: начинаются подготовительные действия перед чтением Евангелия — самой торжественной части литургии оглашенных.

"Святый Безсмертный, помилуй нас"

После возглашения "Премудрость, прости!" диакон заходит в алтарь Царскими вратами и полагает Евангелие на престоле. Священник следует за диаконом, но несколько задерживается у Царских врат, чтобы поклониться иконам Спасителя и Богородицы и благословить свещеносца, уже спустившегося под амвон. В этом случае священником благословляется не народ, а именно свещеносец, поскольку он ожидает разрешения вернуться в алтарь. В это время поется песнопение, всегда начинающееся словами "Придите, поклонимся…", но заканчивающееся по-разному, в зависимости от характера богослужебного дня (воскресный день, празднование Божией Матери или какому-либо святому). Священник также входит в алтарь вслед за Евангелием, символически указывая на то, что Христос ведет всех последователей Своего Слова в Царство Божие. Так завершается малый вход, и сразу же поются песнопения — тропари и кондаки, прославляющие подвиги воспоминаемых в этот день святых или объясняющие смысл празднуемого события. Устав пения тропарей и кондаков очень сложен, они поются в иерархическом порядке, согласно указаниям Типикона.

При пении тропарей и кондаков священник читает тайную "Молитву Трисвятого пения", которая заканчивается возгласом: "Яко свят еси Боже наш, и тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне, и присно". Перед этим диакон берет благословение у священника и выходит через Царские врата на амвон, где ждет окончания возгласа, после чего возглашает: "Господи, спаси благочестивыя и услыши ны", а затем, обводя орарем, показуя на людей, лицом к западу, заканчивает возглас священника, возглашая: "И во веки веков". Возглас "Господи, спаси благочестивыя" сохранился до нашего времени из церемониала византийской царской службы, когда на литургии присутствовали византийские цари, к которым и относился этот возглас.

Иерейская "Молитва трисвятого пения" имеет непосредственную связь с молитвой малого входа и продолжает развивать тему о единстве Церкви Небесной и земной. Более того, в этой молитве священник просит у Господа: "Сам, Владыко, приими от уст нас грешных трисвятую песнь и посети ны благостию Твоею". Мы призываемся к пению ангельского славословия, когда-то услышанного в Константинополе поднятым вверх вихрем маленьким мальчиком. В тот момент ему было открыто, как ангелы перед Престолом Царя Славы непрерывно воспевают "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный". Когда мальчик рассказал об этом народу, то люди только добавили "помилуй нас", и со временем Трисвятое вошло в состав литургии. Хор поет эту молитву трижды, а духовенство читает ее у престола с троекратным поклонением. Затем священник и диакон переходят на Горнее место в алтаре, где обычным порядком возглашается прокимен, предшествующий чтению Священного Писания.

"И мысленныя наши отверзи очи…"

Наступает самая торжественная и одновременно заключительная часть литургии оглашенных — чтение Слова Божия. Подготовительное пение прокимна, чтение Книги Апостолов, затем каждение храма перед Евангелием и, наконец, торжественный вынос Евангелия на амвон для чтения народу — все это указывает на особую важность происходящего и исключительную роль Евангелия в жизни Церкви: "Проповедь Евангелия, провозглашение Слова Божиего есть, несомненно, самая суть Церкви. Церковь стоит свидетельством. Но это свидетельство — не только указание на прошлое, не только воспоминание, но и открытие — вновь и вновь — Вести, когда-то дарованной святым и с тех пор хранимой верою" [2]. Другими словами, Евангелие — благая весть, свидетельство об иной жизни — является той реальностью, от которой ни один человек, слышащий это Слово, не может отойти без изменения, без влияния этой реальности на душу человека.

Во время пения аллилуария (особо распеваемых стихов перед чтением Евангелия) священник про себя читает молитву "прежде Евангелия". В ней он просит Бога дать ему и народу страх блаженных заповедей, чтобы попрать плотские похоти и пройти духовную жизнь. В этой молитве есть также важные слова, которые помогают понять, почему обязательно надо молитвенно готовиться к чтению Евангелия как в храме, так и дома. Священник молится: "Мысленныя наши отверзи очи во евангельских Твоих проповеданий разумение" — только Господь может сделать так, чтобы мы восприняли евангельское слово именно мысленными, духовными очами, и не просто прослушали, но уразумели то Слово, которое может оживить погибающую душу. После прочтения Евангелия в древней Церкви положено было назидательное слово, истолкование прочитанного. В современной практике это используется очень редко, хотя нельзя не отметить, что это самый удобный момент для донесения пастырем до молящихся глубокого смысла Священного Писания, к тому же такое общение священника с паствой очень объединяет церковную общину.

Как говорит святитель Николай Кавасила, чтение Священного Писания приготовляет нас и предочищает пред великим освящением через Таинство Причащения [3]. Таким образом, чтение Слова Божия на Литургии создает необходимую атмосферу благодарения, без которой немыслимо совершение Евхаристии. Услышав о главном в жизни христианина — о дарованных Богом благодеяниях человеческому роду, о новой жизни, новых благодатных законах любви, мы готовимся вступить в самое Таинство, литургию верных, когда Само Слово явится посреди молящихся.

Иеромонах Дорофей (Баранов)

1. Архимандрит Кирилл (Павлов). Проповеди. СТСЛ, 2003. С. 319.

2. Протоиерей Георгий Флоровский. О Священном Писании.

3. Св. Николай Кавасила. Изъяснение Божественной Литургии.

– В наше время у многих людей отсутствуют самые элементарные представления о церковной жизни, о смысле и значении Таинств. В частности существует множество мифов, страхов и просто вымыслов в отношении исповеди. Как бы Вы определили суть этого Таинства?

– Исповедь, покаяние – это удивительное Таинство, которое позволяет человеку измениться, начать жизнь заново. Мы помним, что в Евангелии проповедь Христа предваряется словами: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное».

В наше время путь к Богу также начинается с покаяния. Именно с исповеди, с осознания своих грехов начинается подлинное воцерковление. Зачастую человек, приходящий в храм, посещает богослужения, читает церковную литературу, занимается какой-либо полезной деятельностью. Но при этом он должен понимать, что всего этого недостаточно, если нет покаяния. Любые внешние перемены нужно начинать с очищения от страстей своего собственного сердца.

– Многие наши соотечественники называют себя православными. Они приходят в храм, посещают богослужения, но не могут заставить себя подойти к аналою. Почему современному человеку столь сложно прийти на исповедь?

– Современное общество живет по законам, которые существенно отличаются от христианских. В любой ситуации, независимо от истинного положения вещей, человек стремится к самооправданию и осуждению других. В то время как на исповеди необходимо мужественно признать свои ошибки, не ища оправдания в каких-либо внешних обстоятельствах. Во время исповеди человек призван увидеть свою душу в истинном свете. Путь покаяния очень сложен, но без подвига личного исповедания грехов невозможно спасение.

– А почему нужно личное общение со священником? Ведь Господь видит сердце человеческое, неужели Он не примет тайного воздыхания?

– Да действительно, сердце человеческое, его глубину видит только Бог. И только Он может оценивать силу, искренность покаяния. Но священник – это не простой человек, которому можно рассказать о своих грехах или проблемах. Ему, как преемнику апостолов, Самим Христом дана великая и страшная власть: вязать и решать (см.: Мф. 18, 18). Но при этом прощает грехи, милует человека, безусловно, Сам Господь. Священник же является только свидетелем, который на Страшном Суде даст ответ за души кающихся.

– Насколько священник отвечает за своих чад?

– Ровно настолько, насколько доверяет ему исповедующийся, насколько он имеет мужество и решимость поступать по благословению священника. А если человек, подходя за благословением, уже имеет свое собственное решение, которое для него дороже мнения духовника, если желание услышать свое мнение из уст батюшки понуждает его просить совета у разных священников, если нет решимости менять свою жизнь согласно христианским заповедям, вряд ли можно говорить о какой-либо ответственности священника за такого человека. При этом следует понимать, что недопустимо перекладывать на плечи священника ответственность за свою жизнь.

– Священнику на исповеди приходится слышать о самых неприглядных поступках, о самых темных движениях души. А ведь зачастую на исповедь приходят люди, с которыми священник общается и вне богослужения. Как выносит он этот огромный груз?

– Ответ на этот вопрос можно услышать во время рукоположения. Ведь именно в Таинстве священства человеку дается Божественная благодать, которая «немощная врачует и оскудевающая восполняет». Священник не простой человек. Ему Богом дается не только власть отпускать чужие грехи, но и возможность понести боль других людей, помочь страждущему встать на путь исправления. К тому же любой священник радуется, когда человек приносит искреннее покаяние и решается изменить свою жизнь. Ведь он в первую очередь видит не грязь, не страсти, а напротив – прекрасные качества человеческой души, которые и побуждают ее начать борьбу с грехом.

– Приходилось слышать даже от церковных людей, что не стоит называть каких-либо грехов или исповедовать нечистых помыслов, чтобы не обидеть батюшку, не поранить его душу.

– Это неправильный подход. Священника, который за свою жизнь исповедовал сотни, а то и тысячи людей, сложно чем-то удивить. Практически нет таких поступков, о которых бы он не слышал. Зачастую причиной такого рассуждения становится скрытая гордость. Человек, сознавая свою греховность, представляет, что его падения какие-то особенные, что такого от него никто не ожидал. Но ведь многие страсти священник видит еще до исповеди. Так родители зачастую без каких-либо признаний видят, что с их ребенком творится недоброе. А когда он решается в этом признаться сам, попросить прощения, родители радуются. Хорошо, когда человек, готовящийся к исповеди, думает о том, как не поранить сердце батюшки, по возможности проявить любовь и деликатность. Но это благое стремление должно иметь разумные пределы. Ведь приходя к врачу, мы не спрашиваем, боится ли доктор крови, а надеемся на помощь. И врач должен абстрагироваться от переживаний пациента именно для его блага. Конечно, аналогия с врачом не совсем совершенна. Врач, исцеляя тело больного, не может чувствовать душевной боли. Священник же, врачуя души, разделяет страдания и боль своих чад. В каком-то смысле священник постоянно умирает за совою паству. В этом и есть суть истинного жертвенного служения пастыря.

– Что доставляет особую скорбь исповедующему священнику?

– Очень тяжело видеть, когда человек, приходя на исповедь, начинает осуждать других, а себя оправдывать, выставлять в выгодном свете. В таком случае бывает трудно объяснить ему, что причина скорбей и нестроений находится в его собственном сердце. Зачастую люди подходят к исповеди формально. Таинство покаяния воспринимается в качестве некоего «пропуска» к Причастию. Огромной проблемой для многих современных христиан становится душевная леность. Человек вроде бы кается, осознает неправедность своих поступков, стремится к исправлению. Но когда священник начинает предлагать ему совершить конкретные действия, исправить что-то в жизни, то встречает полное нежелание работать над собой, что-либо всерьез изменить. Еще одной трудностью, с которой сталкиваются люди, по мере воцерковления, является привыкание к исповеди. Когда человек начинает постоянно посещать богослужения, участвовать в Таинствах, очень сложно бывает сохранить внутренне горение, живое чувство покаяния. Для этого необходимо постоянно работать, быть внимательным к своим поступкам, мыслям. Большую пользу приносит чтение святоотеческой литературы. Вообще, следует отметить, что без чтения невозможно развитие христианина, положительные изменения в его духовной жизни. Большую скорбь вызывает лицемерие, неискренность исповедующегося. Не стоит на исповеди вспоминать падения далекой юности, в которых уже неоднократно принесено покаяние. Ведь для каждого возраста и состояния свойственны свои грехи. Каяться нужно в том, чем согрешает человек в настоящее время. В наше время многим людям не с кем поделиться своими проблемами, просто поговорить. И потому исповедь зачастую превращается в разговор о жизни. Это также неправильно.

– А что больше всего радует во время исповеди?

– Самая большая радость для священника – искреннее обращение страждущей души к Богу. Нет большего утешения для священника, как видеть искреннее покаяние, слезы, решимость бороться с грехом.

– Священник помогает очень многим людям: поддерживает их, утешает, дает совет в самых безвыходных ситуациях. А что исповедь дает ему самому?

– Любой исповедующий священник, безусловно, должен постоянно исповедоваться сам. Он не сможет помочь приходящим к нему людям, если сам опытно не проходит путь покаяния. Что же касается исповеди, которую он принимает, она помогает лучше увидеть и свои грехи, найти ответы на некоторые личные вопросы.

– Сейчас много говорится о проблемах духовного руководства, о необходимости выбора духовника. Но если на приходе нет священника, которого бы человек смог назвать своим духовным отцом, ему все равно стоит исповедоваться у одного батюшки?

– Я думаю, да. В духовной жизни обязательно необходимо постоянство, некая система. Зачастую человек, который стремится исповедоваться у разных священников, не хочет смирить себя, свое мнение ценит выше благословения священника. Поэтому, даже если нет на приходе священника, к которому чувствуется особое расположение, необходимо выбрать одного духовника. К тому же отношения между духовником и исповедующимся, как правило, складываются годами. Необходимо молиться, чтобы Господь послал человека, который сможет стать духовным отцом.

– Нужно ли открывать на исповеди не только греховные поступки, но и греховные помыслы?

– Это зависит от уровня доверия между священником и исповедующимся. Если между ними есть по-настоящему искренние доверительные отношения, стоит рассказывать не только о своих действиях, но и открывать помыслы, исповедовать страсти. Особенно, если эти помыслы постоянно возвращаются к человеку. Ведь бывает, что человек в течение дня много раз согрешает, например, осуждением. А когда он задумывается о причине своих падений, то понимает, что за этим стоит страсть гордости, самолюбия.

­– Зачастую помыслы ненависти, осуждения, раздражения возникают в отношении самого духовника. Стоит ли рассказывать об этом на исповеди?

– Конечно, полное откровение помыслов возможно только в монастыре. Когда такие помыслы возникают у послушника в отношении своего духовного отца, у братии в отношении игумена, их необходимо исповедовать. В миру несколько иные отношения. Здесь все зависит от того же доверия и рассуждения. Но если подобные помыслы возникают у человека постоянно, их в любом случае следует исповедовать.

– В качестве одной из ошибок исповедующегося Вы назвали многословие. Насколько краткой и лаконичной должна быть исповедь?

– Все зависит от времени, обстоятельств. Так, если постоянный прихожанин исповедуется в двунадесятый праздник, когда за ним стоит очередь из нескольких десятков человек, он должен избегать многословных рассуждений. Для продолжительной беседы с обсуждением проблем и тонкостей духовной жизни более подойдет какой-нибудь будний день.

Вообще существует две крайности. Либо человек прячется за общими фразами типа «грешен во всем, согрешил делом, словом и помышлениями», либо он пытается дать подробное описание своей жизни с младенчества. И тот и другой вариант неверен. Необходимо четко, кратко, но в то же время понятно обнажить грех или страсть, а не прятать его за плетением словес. Зачастую причиной чрезмерно детальной исповеди становится чисто формальное стремление «полностью расплатиться» с Богом. Дескать, вот, Господи, я во всем покаялся, и ничего больше Тебе не должен. Это также неправильно.

– Но ведь многие прихожане просто не умеют исповедоваться. Они выросли вне церковной традиции. И многие ошибки, которые доставляют скорбь священнику, следствие этой неопытности.

– Да, это действительно так. Но ведь очень многое зависит от самого человека, от его искренности, желания понять церковную жизнь. Если в нем есть некая жертвенность, стремление меняться, он обязательно научится исповедоваться. Такому человеку поможет Сам Господь.

Беседовала Марина Шмелева
Троицкий листок

На книжных полках многих приходских библиотек по соседству с нетронутым глянцем легко найти потрепанные поэтические сборники с надписью на корешке: «Иеромонах Роман (Матюшин)». С его песнями-молитвами, негромко, «не публично» звучащими с кассет, сроднились многие из тех, кто в трудные 90-е искал свой путь к Богу. На вопрос, чем вам дороги эти стихи, его почитатели нередко пожимают плечами: сложно сказать. Но едва ли не каждый второй при этом задумчиво произносит: «Я бы очень хотел с ним встретиться…».
В его скиту Ветрово живет огромный пушистый кот Барсик, на полках по периметру стен ― библиотека из сотен книг. Недалеко от кельи ― деревянная церковь в русском стиле. И ни единой души на несколько километров вокруг. Без лодки, без местного проводника сюда не добраться.
В мирском пространстве об отце Романе говорят и пишут разное ― от героических легенд до пошлых небылиц. Возможно, это неизбежное следствие того, что о его сегодняшнем дне практически ничего не известно. Впрочем, ничего особенного и не происходит, священник-поэт по-прежнему служит, трудится, пишет новые стихи и продолжает свой монашеский подвиг. Восемь лет он молчал — потерял голос, был «нем», но не глух ни к общественным событиям, ни к человеческому горю. Его сегодняшнее творчество — стихотворная публицистика, наполненная болью о мире, все больше погружающемся в «одноклеточное» существование. Однако и в этих стихах виден «лирический герой» — монах и философ, о котором мы пока так мало знаем.

 ― На Ваше мировоззрение, творчество повлияли какие-то сильные впечатления детства и юности? Хотелось бы узнать немного о том времени, когда Вы еще не были ни монахом, ни поэтом.

― Вера была во мне с ранних лет, но укреплялась в молодости. Мать преподавала в школе, а, приходя домой, доставала потайной чемодан, вынимала оттуда иконы и молилась. Когда я заболел, она стала читать мне Евангелие. Оно было на русском языке, с прекрасными иллюстрациями. Из всего Евангелия я запомнил Христа и Иуду. И душа приняла Христа ― сразу, поскольку еще не знала грехов.

Но что такое вера без Церкви… Жизнь без исповеди, умножение страстей, когда ты без покаяния, без благодати варишься в собственном соку. В студенческом возрасте я стал искать смысл жизни вне церковных стен. К кому бы ни обращался тогда, первый вопрос задавал такой: для чего вы живете? В поисках ответа хотелось прочесть Библию. Но священник, к которому я пришел с этим, дал мне только «Журнал Московской Патриархии»…

Самый трагикомичный момент ― я подошел к преподавателю философии и спросил: «В чем смысл человеческого бытия?». А он ответил: «Да брось ты об этом думать. Живи, как растение». Это меня убило. Ведь так сказал тот, кто, кажется, уж точно должен был ответить студенту, для чего нужно жить. Человек — не растение. Даже кошка выше растения. Получается, что он мне и собачьей жизни не предложил.

Я подумал: ладно, пусть так. И занялся арифметикой: представил себе весы. На одну чашу я кладу свою временную жизнь, на другую — вечную. Допустим, я проживу здесь восемьдесят лет. Хотя, для ровного счета, возьмем шестьдесят. Треть жизни мы спим ― вычтем ее. Ближе к старости начинаются костыли, аптеки, больницы… Остается всего два десятка продуктивных лет, из которых, может быть, наберется один счастливый год. Неужели этот год, да пусть даже десять лет, может заменить вечность? Даже если бы в ней ничего не было, если бы… И вообще, почему ты должен радоваться одному счастливому мигу, а потом ты умрешь и станешь удобрением. Был ли ты хорошим или плохим, нет разницы — ведь ты же удобрение. Меня поразил этот вывод, и следующая мысль была: «Господи, помоги! Сохрани от такого жуткого самоуничтожения, от пути в никуда». Я понял, что невозможно, проводя жизнь без Бога, стать человеком.

― Тогда к Вам и пришло решение оставить мир и связать свою жизнь с Церковью?

― Еще будучи школьником, я полюбил Божию красоту природы. Мог часами смотреть на холмы, на разлив Десны, на звезды. Хотелось жить так, чтобы никогда с этой красотой не расставаться. И в предпоследнем классе школы я сказал, что поеду поступать в семинарию. Но мать попросила: сынок, дай мне хотя бы до пенсии доработать. Ведь в случае поступления ее бы просто выгнали, лишили учительского места. Пришлось поступать в университет, на филфак.

Но «искра» ― осталась, никуда не исчезла. Однажды, уже студентом, как-то попал на сакман. Это такая «точка» в степи: домик чабана, вокруг на десять-пятнадцать километров никого нет, только стада овец. И вот, в уединении, среди полыни вдруг родились такие строки:

Я хочу стать схимником, высохшим скелетом,
Быть длинноволосым, типа чернеца,
И в озерной глади видеть не поэта,
А лицо бродяги-мудреца.

Мне было восемнадцать или девятнадцать лет. Я ничего не знал ни о жизни в монастырях, ни того, где они находятся. Тогда никто ничего не говорил, не объяснял ― и вдруг мысли о монашестве. Это был призыв, Господь стучал в сердце. И вот этот звук ― глас Божий ― стал слышен среди тишины и коснулся души.

Монашество я принял позже. Не мог оставить мать, сестра работала на Севере. После университета трудился в разных местах, пел в доме культуры. Было такое состояние, когда тобой довольны все, и ты всем доволен, но отдаешь себя и ничего не приобретаешь. Люди расходятся, остаешься один на один с аппаратурой, и начинается встреча с собой. Вдруг понимаешь, насколько ты нищ. Страшный момент… Почувствовал, что задыхаюсь, хотя меня никто не считал ни унылым, ни грустным. А в какой-то момент понял: дальше так жить не могу. Мать была к тому времени устроена (впоследствии приняла монашеский постриг), и я ушел в монастырь.

― Как поэт, как человек творческий Вы сформировались, уже будучи иеромонахом?

― У меня были мирские стихи и песни. Первые тетрадочки ― самое детство, потом в десятом классе очень много писал. Были рассказы, несколько повестей, одна сатира… Все это уничтожил. И слава Богу. Ведь это было творчество нецерковного человека ― что оно могло дать?..

Еще до перестройки, в восьмидесятые годы, принес свои сборники, прозу и поэзию, в Брянское издательство. Решил прийти в литературу «огородами» ― не через газеты и журналы, а как автор книг. Мне пообещали: посмотрим, приезжайте через месяц. И в следующую встречу, с уважением таким, говорят: издадим, только нужен «паровоз» ― стихотворение о Ленине и партии. Очень хотелось иметь свой сборник, но на сделку с совестью пойти… Если бы я исполнил тогда их просьбу, то был бы не знаю кем. И носился бы потом с этим сборничком: смотрите, какой я великий! Потом был бы второй сборник, третий ― а понятий-то духовных нет. Только бы тщеславие росло. Милость Божия, что я боялся сфальшивить — и Господь сохранил от этого пути.

Помню, как уже в монастыре открыл одну из духовных книг — это была «Невидимая брань» Никодима Святогорца. И был так потрясен, что чуть не заплакал. Читал и думал: вот что мне надо было в юности! А нас в университете кормили Боккаччо и ему подобными «шедеврами». Не хочу оценивать свою поэзию. Но если поэтическое слово коснулось сердец слушающих или читающих и привело в храм Божий, то это и есть высшее предназначение поэзии. Тот, кто ходит перед людьми, а не перед Богом, еще не состоялся как личность: он не имеет опоры, ведь опора ― один Господь.

― Более десяти лет Вы пребываете совершенно один, в настоящей глуши, в скиту. Там легче пишется?

― По состоянию здоровья я ушел за штат, по благословению архиерея и старца ― в скит Ветрово. Сначала по болезни, а потом так и остался. Работаю там, пишу иконы, хотя не считаюсь иконописцем, только учусь. Меня всегда влекло уединение, в котором по-другому воспринимаешь красоту. Слышишь пение соловьев, разбойничий свист скворцов, крики журавлей. Не можешь надышаться ароматом цветущих лип. Не устаешь удивляться красоте белых лилий. А как прекрасен заснеженный лес! В любое время природа славит Бога.

Процесс творчества необъясним. Читаешь Псалтирь и вдруг видишь поэтическую строку «темна вода во облацех воздушных» ― это же такой образ! И я его, конечно, включил в одно из своих стихотворений.

Темна вода во облацех воздушных,
Черна вода моих прошедших дней.

Разные бывают состояния. Не пишу, когда не пишется. Быть ремесленником ― зачем? Если во мне что-то начинает звучать, стараюсь эту тему раскрыть, оформить в стихи. Если ничего не звучит, лучше пойду почитаю, потружусь.

Работая над стихами, держу под рукой старославянскую Библию и словарь Даля. Это такая гармония… Откройте словарь, почитайте хотя бы о масти лошадей: вороной, пегий, саврасый… Сколько забытых слов! Учим детей чирикать по-иностранному и забываем наш величайший язык.

Стихов у меня сейчас, изданных ― более тысячи. Но большинство из них не могу прочесть наизусть. Просто не запоминаю — зачем?.. Дай Бог нам, монахам, не забыть имя Божие — это самое главное. А стихи — это только путь к Церкви. Понимаете — путь, а не самоцель. Цель — Христос.

― Ваш последний на данный момент сборник, вышедший небольшим тиражом в прошлом году, включает много гражданских, злободневных стихов. И называется «Одинокий путь». Кажется, Вы действительно во многом одиноки. Почему так? Это доля «пророка в своем отечестве»?

― Пророк ― это тот, кто говорит по воле Божией, и именно то, что Господь хочет сказать людям. А есть просто трезвый взгляд на происходящее. Если вижу, что ребенок ползет к горячему утюгу, не нужно быть пророком, чтобы сказать, что он обожжется. Если мы видим, куда все устремились, да еще с нарастающей скоростью — необязательно быть пророком, чтобы понять, куда придем.

Иногда стихи приходят после молитвы. Это как передышка для души, перед тем как нырнуть в окружающий мир. Иные пишутся на злобу дня. Возможно, их и не стоит называть поэзией в полном смысле слова — трудно на поэтическом языке говорить о нашей современности. Но как патриот не могу молчать. Хотя и «получаю» порой за это ― и слева, и справа. Стихотворения, выражающие гражданскую позицию, не всех устраивают. У меня есть неизданная книга, называется «Ратные стихи». И пока нет издательства, которое согласилось бы их напечатать. Слишком ратные, говорят. Но монах, христианин — это воин Христов. Мне больно за свое Отечество, за свой народ ― не кривлю душой, потому и касаюсь этих тем.

Невозможно угодить всем. У Достоевского есть такие слова: «Мое направление, за которое не дают чинов». Кому-то нужно говорить, невзирая на лица, чины, не идя на компромиссы с совестью.

Беседовали Дмитрий Андреев,
Елена Сапаева

Слава Богу, снова я один...

Слава Богу, снова я один,
Снова я лампадку затеплю,
Суету оставив позади,
Господу молитву пролию.

В эту ночь в сиянии луны
Хорошо тебе, душе, одной
Воззывать к Нему из глубины:
Господи, услыши голос мой.

За окном морозится — январь,
Млечный путь без края и конца.
Всякое дыхание и тварь
Славит, славит Своего Творца.

Стекла в украшениях резных,
Замер под сугробами погост.
На верхушке стынушей сосны
Птицами таится стайка звезд.

Сосны клонят головы свои,
Совершая воздеянье рук,
И перебирают в забытьи
Четки ледяные на ветру.

И земля, не зная суеты,
Дышит чистотою голубой.
Дерева, дороги и кусты —
Все кругом исполнено Тобой.

Служит Богу весь подлунный мир,
Тихий лес над спящею рекой.
О, места, забытые людьми,
Лобызаю дивный ваш покой.

Все внимает Богу не дыша,
Господи, дела Твои святы.
Что ж ты плачешь, глупая душа,
Иль и ты коснулась чистоты?

Слава Богу, снова я один,
Снова я лампадку затеплю,
Суету оставив позади,
Господу молитву пролию.

16 марта 1987 года

Прибит на крест моей неправдой...

Прибит на крест моей неправдой,
Чем оправдаюсь пред Тобой?
Моя поруганная Радость,
Моя распятая Любовь!

В Твоей любви спасенье чаю,
Молясь, прошу только о том,
Чтоб жизнь минутою молчанья
Прошла перед Твоим Крестом.

А на Распятье непрестанно
Глядит Превысшая Небес
И со скорбящим Иоанном
Сораспинается Тебе.

И я стою, свидетель третий,
Повесив на плечо клобук.
Звонарь вещает, аки петель,
Мою порочную судьбу.

И проклял я свое лукавство,
В котором с колыбели рос.
— Душе моя, душе, покайся,
Да пощадит тебя Христос!

О, Боже мой, я весь проказа!
Целуя Твой кровавый пот,
Гвоздиные целуя язвы,
Рыдаю горько, аки Петр.

23 мая 1982 года, г. Печоры
* * *
И обошли стороною
Некогда верные, что ж,
Разве замечено мною —
Всяк человек ложь?

Правда сия сдавила,
Словно венец тернов.
Впрочем, и это было,
Нет, этот мир не нов.

Он разделен на жертвы,
На палачей и зевак.
И ублажаю мертвых:
Их не предать никак.

Горечь сего ублаженья
Немощь мою выдает:
Кто не отверг утешенья,
Тот не для Бога живет.

И опускаю руки
В невыносимый час.
Да, дорогие други,
Я не святее вас.

Мне б затвориться, каясь,
Не отвечать на стук,
Но, никого не впуская,
Вдруг не открою Христу?

...Воды, взыдоша воды,
Мрак над моей главой...
Больно, душе? Да что ты!
Будто тебе впервой!

Боль растопчи и выбрось,
Следуй путем утрат,
(Много садов, но выбрал
Он Гефсиманский сад).

Не упивайся болью —
Прошлого не вернешь.
Был бы Господь с тобою,
Все остальное – ложь!

20 мая 1991 года, Киев, Феофания
* * *
Луна и снег. И шорохи вдали.
Искрят покойно липы вековые.
Окошки от мороза поросли
Невиданною, сказочной ковылью.

Обилие и полногласность звезд.
Мерцание, созвучное хваленье.
И необъятен, и безмерно прост
Подлунный мир в полночном просветленье.

Во всем — отображенье Красоты,
Свечение Немеркнущего Света.
И сердце тает, тает в эту стынь
Благодареньем Первому Поэту.

17 декабря 1994 года, скит Ветрово
* * *
Земное воплощенье Чистоты,
Дыханье вод, божественный цветок,
О лилия! Благословенна ты:
Из всех цветов тебя возвысил Бог.

Невинность, непорочность — всепокой,
Мой белый цвет, склоняюсь над тобой.
Ты беззащитна пред любой рукой,
Доверясь, как дитя, руке любой.

Я отплываю молча, не дыша,
Веслом волнуя зыбкие листы.
Хвала Творцу! Жива моя душа,
Пока еще взыскует Чистоты.

31 июля 1995 года, скит Ветрово
* * *
Не омрачить бы ненароком совесть,
Не обрести злосилие в руке.
На Троицу в зеленую веселость
Я окунусь душой в березняке.

Не поломаю ветки не единой,
Не трону животворные листы.
Я стану здесь родным, не господином,
Роднясь со всеми Духом Всесвятым.

Я надышусь березовым настоем,
И нагляжусь на чудо Торжества.
И радостью великою святою
Наполнит боготканная листва.

30 мая 1996 года, скит Ветрово
* * *
Хочу молчать, за всех и вся смиряясь,
Вбирать в себя целительную боль.
Не словоблудить, знаньем надмеваясь,—
Кровоточить безмолвно пред Тобой.

Язык мой косен. Спутаны напевы,
Любое слово ложью отдает.
Обвисли четки безнадежно в левой,
Но сердце чует, знает Твой приход.

Мое неутолимое Желанье!
Прими немое воздеянье рук.
Слова, понятья поглотит молчанье,
Лишь Ты и я, и никого вокруг.

О тишина! О мрак Богопознанья,
Затмивший жалкий человечий свет.
Истаял я от Твоего дыханья.
И изнемог: Тебя уж боле нет.

14 февраля 1994 года, скит Ветрово
* * *
Внимая Божьему веленью,
Его Десницей одарен,
Поэт приходит на мученья
В земной удел — Лифостротон.

Не воспевать земные краски,
Не восхвалять мятежный путь —
Боренью ночи Гефсиманской
Открыть в уединенье грудь.

Страданьем отзеркалив бисер,
Небесным отсветом сиять
И с высоты Голгофской выси
К Творцу народы призывать.

Но здесь известные препоны
Чинит ему известный льстец,
Как судия Лифостротона
Дает лавровый свой венец:

«Прими! Мой долгожданный сыне,
Освободись ненужных пут,
Иначе славящие ныне
Тебе иное поднесут».

Взглянул певец на подношенье
(Не сразу на него взглянул),
И в час великий искушенья
О Боге он не помянул.

И тотчас лесть коснулась слуха,
Как лист — мрачнеющего лба.
И сыновство Святаго Духа
Меняет на ярмо раба.

Забыты прежние стремленья,
Во тьму направлены стопы.
И глохнет Божее веленье
В рукоплескании толпы.

19 февраля 1994 года, скит Ветрово
* * *
Знать не было от Миросотворенья
Страшнее дня Великого Пятка.
Глумленье твари. Богоубиенье!
Тоска в народе, в Небесах тоска!

Померкло солнце. И бездушный камень
Под каждою стопою задрожал.
Но Ты и пригвожденными руками
От разрушенья Землю удержал.

Ты — Бог! Тебе не невозможно это!
В ответ на зло, на принятый позор,
Благословил Крестом все части Света,
И для объятий руце распростер!

Так возлюбить! До смерти! Боже! Боже!
Кого? За что? И кто вместит сие?
Собор убийц Любовь познать не может,
— И Мертвого пронзает копие!

13 апреля 2001 года, Великий Пяток, скит Ветрово
* * *
Один и тот же, да не тот.
Да будет к лучшему теченье!
И Петр отрекшийся — не Петр,
Слезой омывший отреченье.

Непостоянство, что вода,
То бурны, то покойны воды.
Гонитель Савл обрел Христа
И стал Апостолом народов.

О переменчивость души!
Святым — паденье, нам — отрада:
Сегодня ты служитель лжи,
А завтра — мученик за Правду!

Господь оставил нам сие
Для оправдания борьбою,
Чтоб мог исправить житие
И Петр, и Савл, и… мы с тобою.

Иеромонах Роман (в миру — Александр Иванович Матюшин) родился 16 ноября 1954 года в селе Рябчевск Трубчевского района Брянской области. Учился на филологическом факультете Калмыцкого государственного университета. В 1983 году принял монашеский постриг в Псково-Печерском монастыре. В 1985 году рукоположен во иеромонаха. С 1994 года живет и служит в скиту Ветрово (Псковская епархия). Автор духовных стихов и песен, член Союза писателей России. В период с 1991 по 2008 год вышло в свет пять его поэтических сборников, а также песенные альбомы — «Все истинное, вечное — не здесь», «Вся Россия стала полем Куликовым», «Души моей святыня» и др.

14 февраля Православная Церковь совершает память святого мученика Трифона. Однако за стенами храмов в этот день уже несколько лет подряд люди поздравляют друг друга с новым праздником, пришедшим из-за границы — с "днем влюбленных" или "днем святого Валентина". О чем же идет речь?

Валентин, епископ итальянского города Интерамна, жил в III веке по Рождестве Христовом, обладал даром врачевать болезни, душевные и телесные. Видя чудесные исцеления по его молитвам, многие люди обращались ко Христу. Святой Валентин особо почитается как наставник юношества: среди новообращенных христиан было много знатных юношей Интерамны. Именно это и прогневало градоначальников-язычников. Священномученик был предан казни в 273 году.

Православная Церковь отмечает память святого Валентина 12 августа по новому стилю, Католическая — 14 февраля. Однако, как правило, и православные, и католические священники выступают против празднования "дня святого Валентина" в том варианте, который порождает нездоровый ажиотаж.

"То, что в настоящее время происходит в рамках празднования "дня святого Валентина" или "дня влюбленных", не имеет ничего общего ни с памятью мученика Валентина, ни с теми понятиями об отношениях между мужчиной и женщиной, которые присущи христианству,— считает иеромонах Дорофей (Баранов), клирик Архиерейского храма в честь иконы Божией Матери "Утоли моя печали".— То, на первый взгляд невинное выражение "влюбленности" (или даже ее имитация), которое составляет основное содержание праздника, с точки зрения христианина является крайне опасным. Даже самые хорошие и искренние отношения между людьми приобретают легковесность и поверхностность и теряют ту красоту, которая не "кричит" о себе яркими открытками, а постепенно развивается в тайне от остального мира.

Можно сказать, что нет ничего плохого в лишнем свидетельстве о возвышенных чувствах между любящими друг друга людьми, однако их выражение может и должно быть более глубоким, без напускной театральности и элементов культа.

Есть еще один важный момент. Ни для кого не секрет, что крупные производители товаров, активно продающихся накануне "дня влюбленных", имеют огромные прибыли. Чтобы их приумножить, через СМИ разворачиваются агрессивные рекламные компании. Понятно, что в них содержится отнюдь не "гимн любви", а циничная, хотя и очень изящно и тонко оформленная, пропаганда новой "культуры половых отношений". К сожалению, приходится констатировать тот факт, что современный человек во многом не осознает того, что его заставляют почитать новых идолов, подобных тем, против которых как раз и боролся мученик Валентин".

Епископ Клеменс Пиккель, управляющий Римско-католической епархией Святого Климента в Саратове, говорит о "дне святого Валентина": "Современное празднование так называемого Дня Святого Валентина, которое имеет свое основание не в церковном культе святых, но, скорее всего, в интересах коммерческих структур не почитающей Бога среды.

Кстати, по Римскому календарю, мы в своей литургии 14 февраля празднуем Святых просветителей славян Св. Кирилла (монаха) и Св. Мефодия (епископа). Св. Валентин (мученик) им молча уступает".

Наталья Волкова

Чем старше становишься, тем больше приобретаешь то неоценимое, что называется опытом. События в жизни, кажется, происходят случайно, и не подчиняются никакой закономерности. Но это только на первый взгляд, если взять человеческую жизнь в целом и внимательно её рассмотреть, то закономерность непременно отыщется. Всем нам с самого начала предлагается идти к единой цели, только у каждого к ней собственный путь, предназначенный ему от рождения. Ты волен идти этим путём, а можешь отказаться, но тогда, жизнь, как правило, «не ладится». Порою, исправляя ошибки, пройдя через испытания и даже страдания, человек возвращается к предложенному ему изначально. И тогда вопрос: остались ли у тебя ещё силы и время, чтобы двигаться к цели? Какую часть пути успеешь преодолеть до финального свистка?

Помню, как в начале 1980-х из горячо любимого мною Гродно я приехал в посёлок, где живу до сих пор. Кстати, сколько потом ни делал попыток уехать отсюда, ничего из этого не вышло. Словно я попал в некий город «Зеро», как в том фильме. Приехал зимой и временно остановился у одного своего родственника. Пока меня представляли тамошнему начальству и оформляли на работу, было достаточно времени оглядеться и посмотреть куда я попал. Посёлок наш был совсем новый, в те годы за пределы Москвы выносились некоторые исследовательские институты. Одновременно рядом с ними строились и профильные предприятия. А для людей в некотором отдалении от институтов и фабрик возводили небольшие благоустроенные посёлки.

Наш городок вырос на месте двух бывших деревень, а соседнего с ними села строительство не коснулось. В этом селе на возвышенности, господствуя над всем окружающим пространством, одиноко высилась громада заброшенного храма. Поскольку других достопримечательностей в округе не наблюдалось, я и решил сходить рассмотреть храм поближе.

Зима в тот год была, на удивление, снежная. Снег выпадал, и его не успевали убирать. Стал искать дорогу к храму, долго бродил вокруг, а как выйти непосредственно к церкви, так и не понял. Решил идти по полю напрямую. По моим прикидкам нужно было преодолеть с полкилометра по пересечённой местности. И я решился. Метров четыреста удалось пройти, утопая в снегу по колено, а вот остальное расстояние пришлось, что говорится, брать с боем. Периодически проваливаясь по пояс, а где-то даже и по грудь, я медленно пробирался к моей одиноко стоящей цели. Идти было очень тяжело, и я уже сто раз пожалел, что вообще пустился в эту авантюру. Но и назад возвращаться было бы не легче.

В конце концов, часа через полтора, мокрый и потный, я всё-таки вышел к храму. Вход в него был открыт, а вернее, попросту не было дверей. На окнах старинные решётки и рамы с выбитыми стёклами, пол с многочисленными проломами в подвал. Везде чувствовалась рука дачника-мародёра, а в углах строения и за столпами виднелись обильные следы пребывания людей, использующих храм в качестве отхожего места. В потолке одного из боковых приделов торчал старинный крюк с куском чудом сохранившейся кованной цепи, на которой почему-то висела негодная дверь с коробкой. Под порывами ветра дверь, периодически открывалась и закрывалась, издавая ржавыми петлями резкий неприятный звук.

Осторожно ступая, чтобы не провалиться в подвал, я по наитию стал пробираться к одному из амвонов. На амвон, я видел это в кино, в древности выходил священник и произносил ектению. Мне давно, ещё в детстве, хотелось услышать как будет звучать мой голос в пространстве храма. Правда, я не знал что поют в храме, кроме одной единственной фразы: «Паки и паки миром Господу помолимся…». Это я тоже в кино видел. На всякий случай, оглянувшись, и успокоившись, что за мной никто не наблюдает, я встал на амвон и запел.

«Паки и паки, миром Господу помолимся…», пел, всякий раз повторяя одну единственную фразу из малой ектении. И думал: – Зачем люди крушат храмы, ведь наши предки зачем-то их строили? Голос поднимался вверх к куполу, и, отражаясь в нём, рассыпался на множество самостоятельно живущих подголосков. Эти подголоски, прежде чем, окончательно растворится в толстых церковных стенах, повторялись по шесть – семь раз. На душе было очень хорошо, я никогда ещё не переживал такого, вдруг внезапно охватившего меня, светлого чувства.

Представляю себе нынешнему себя тогдашнего: некрещёный комсомолец, забравшийся на амвон в заброшенном храме. Сам мокрый и потный, но ликующий от какого-то непонятного ему чувства, не сознавая что делает, поёт песнь Богу, в окружении многочисленных следов человеческих экскрементов. Может, именно в тот момент Он и выбрал меня восстанавливать этот храм, только сам я Его пока ещё не выбирал.

Потом оказалось, что к храму можно было подойти с другой стороны. Всего каких-то метров 30 до широкой расчищенной дороги.

А года через три, я отправился, как бы сегодня сказали, в паломническую поездку по Золотому кольцу. По плану поездки у нас целый день отводился на Владимир. Ещё учась в школе, я знал о храме Покрова на Нерли. Смотрел на его изображения в учебниках истории, и думал: – Какая красотища, и это же не в Америке, это у нас, недалеко от Москвы. Нужно будет обязательно съездить и подержаться собственными руками за стены этого древнего храма.

Предупредив руководителя группы, утром следующего дня я выехал в Боголюбово. Подъезжая автобусом к нужной мне остановке, уже с моста увидел внизу маленькую церквушку. Пожалуйста, выходи и спускайся. – Ну, нет, это неинтересно. Столько лет мечтать увидеть, и вот так запросто взять и подойти. Наверное, в тот момент я вспомнил, как три года назад, увязая в снегу по пояс, пробирался к нашему храму, а может ещё по какой причине, но вместо того, чтобы сойти с автобуса, решил проехать ещё несколько остановок, а потом уже возвратиться к нему пешком. А когда сошёл, меня осенило: – Пойду ка я по течению Нерли, ведь это же интереснее, чем по дороге.

И вот, прекрасным летним утром я бодро шагаю вдоль речки, обращая внимание на многочисленных загорающих. Молодые симпатичные девчонки, они улыбаются мне, а я в ответ машу им рукой, а вот какой-то толстый дядька пытается по крутому берегу вылезти из воды. Какой он смешной.

Не учёл я только одного, Нерль в этих местах делает многочисленные изгибы в стороны, и все эти колена, мне пришлось обходить. Таким образом, ожидаемый мною час пути превратился, как минимум, в четыре.

В конце пути, когда я уставший огибать бесчисленные изгибы, не снимая обуви и одежды, стал бросаться в реку и пересекать её вброд, мне уже было всё равно. Всё равно, какие девчонки загорают на берегу, улыбаются они мне или нет, кто там входит в реку, толстый он, или тонкий. Главное было дойти. Вот уже тот мост, рядом с которым я не стал выходить из автобуса, а проехал дальше.

Возле самой церкви Покрова на Нерли небольшая заводь, в ней купаются и кричат дети, но их я уже не видел, передо мной стоял храм. Долгожданная мечта исполнялась наяву, стены, к которым я бы мог утром запросто подойти и, панибратски похлопав по ним рукой, мысленно написать: «здесь был Вася», превратились в драгоценность, на которой что-либо писать, даже мысленно, означало бы святотатствовать. Эти стены можно было только обнимать, прижимаясь лицом к их белым горячим от солнца камням.

Может в тот момент я и выбрал Его? Ещё неосознанно, там где-то глубоко в подсознании и созрело это решение? Во всяком случае, с того времени я стал интересоваться историей рода князей, что построили церковь в селе рядом с нами, и историей самой церкви. Храмы, они ведь, словно люди, имеют свои биографии. Храмы, как люди, и люди, как храмы. Через год в моей жизни произошла первая встреча с верующим человеком. Каждая встреча в жизни оставляет свой след, а тем более с человеком верующим. Господь готовил меня к ней целых четыре года.

Помню, как мы с женой приехали в Беларусь и временно поселились в одном большом селе. На постой нас определили в дом к Зофье Францевне, одной из тамошних коренных жительниц. Когда мы вошли к ней во двор, из дома нам навстречу вышла сухенькая согбенная старушка. С возрастом и от постоянной тяжёлой работы её спина согнулась, и кисти рук, со вздувшимися на них венами, висели на уровне колен. Бабушка, общаясь, обычно собирала их на груди в один большой кулачёк. Будучи маленького роста, она вынуждена была смотреть на других снизу вверх, своими светлыми широко открытыми, и словно удивляющимися глазами.

Наш сопровождающий, попросил хозяйку приютить нас на время, обещая заплатить за постой. Зофья Францевна быстро запричитала: – Ой, да заходьте, милинькия вы мое. Ой, да якия гроши, не надо грошей, так живите. Бабушка говорила на обычной для той местности смеси польского, белорусского и русского языков.

Она поселила нас в большой горнице с печкой, а сама спала в маленькой проходной комнатушке. Хотя старушка и любила поговорить, но досаждать нам особо не досаждала. Она много трудилась у себя на большом огороде, выращивая, в основном на корм скотине, свеклу и кукурузу. Бабушка держала коровку и часто угощала нас парным молоком. Когда мы пили молоко, она что-то быстро произносила на своём малопонятном языке, при этом её губы растягивались в добродушной улыбке. – Ой, да якия же гроши, милинькия вы мае, пейце, пейце на здаровье, хвала Пану Иезусу, дае каровка малачка. Но сама Зофья Францевна молока не пила, во всяком случае, мы никогда этого не видели. – Ой, да не принимае уже моё нутро малачка. – А куда же вы тогда молоко деваете? – Як куда? Важу у Щучин на рынок, там у мене постоянные покупатели.

Иногда по вечерам к нашей хозяйке приходила внучка. Бабушка и её угощала молоком, а потом выносила из своей комнатки толстенную книжку Нового Завета и клала её перед девочкой. А малышка, чуть ли не по слогам, читала ей вслух Евангелие. Зофья Францевна слушала, затаив дыхание, иногда по-детски рукой вытирая набежавшие слёзы. Потом бабушка уходила к себе и молилась.

Однажды наша хозяйка подошла к нам и, извиняясь, стала просить за одну молодую пару. Он солдат, проходил срочную службу в части неподалёку от этого села, а она его жена, приехала навестить. Оказалось, что Зофья Францевна ещё до того, как мы попали к ней в дом, обещала молодым приютить их у себя, когда жена солдата приедет к нему в увольнение. Свободных помещений в доме больше не было. И пришлось нам всем вместе ночевать в одной комнате. Мы с женой легли за печкой, а молодые расположились на диване.

Помню, когда погасили свет, я представил себя на их месте, и мне стало очень жалко этих молодых ребят, поэтому я сделал вид, что мгновенно уснул, боясь малейшим скрипом выразить наше присутствие.

Понятно, что и с молодёжи хозяйка денег за постой не взяла. У них с Зофьей Францевной была предварительная договорённость, что те привезут ей из города необходимые лекарства. Те привезли, а когда потом, проверив срок их годности, мы указали бабушке, что лекарства давно просрочены и принимать их даже опасно, она всё причитала и повторяла: – Только вы им об этом ничего не говорите, а то молодые расстроятся. То, что люди могли заведомо привезти негодные лекарства, ей даже и в голову не приходило. Она всех и всегда пыталась оправдать. Согласно её логике плохих людей нет. Поэтому весь мир она делила на тех, кто знает Бога, а потому зла не творит, и на тех, кто к Нему по какой-то извинительной причине пока ещё не пришёл, но со временем придёт, и тоже станет хорошим.

А ещё, оказалось, что наша Зофья Францевна в купе с такими же старушками восстанавливали их сельский костёл. – Я же себя ещё за польским часом помню, мы тогда в костёл детьми бегали. А пан ксёндз нас учил, – и она бойко начинала разудалую речёвку, знакомую с детства каждому поляку. «Кто ты естешь? Поляк малы. Яки знак твуй? Ожел бялы…» В 1939 нас присоединили к Советскому Союзу, коммунисты первым делом увезли пана ксёндза и разорили костёл. Потом началась война и пришли немцы. У нас в деревне стоял небольшой немецкий отряд. Они нас не трогали и с партизанами не воевали. Партизан был полно, но и они немцев не обижали. Деревню поделили пополам, один конец немецкий, другой партизанский. А на танцах, бывало, собирались и те, и другие. Тогда мы снова ходили в костёл молится, правда, без священника. После войны храм совсем закрыли, и он стоял разрушался.

Сейчас начальству, видать, не до верующих, никто нам не мешает, вот и задумали мы, местные бабки, Анна, Тереза, Катерина, всех с десяток, да ещё дед Тадик с внуком, костёл восстановить. А эта ж якакия грошы нада иметь, вот кто из нас, как может, так и зарабатывает. Я коровку завела, молочко продаю, а деньги отдаю на костёл, Тереза, та рушники такие хорошие вышивает, в Минске иностранцы покупают. А дед Тадик с внуком ездили в Гродно да касцёла, там всё хорошо глядели и написали Пана Иезуса и Матку Божию. Скоро да нас ксёндз приедет, будем служить первую службу.

Я жил в доме Зофьи Францевны наблюдал за её жизнью, слушал её рассказы, и представление о людях верующих, как о злобных религиозных фанатиках, чему нас тогда учили, стало меняться на противоположное.

– Зофья Францевна, а у нас в России, там, где мы живём, тоже есть большая разрушенная церковь, только очень уж она большая. – Так надо ж её восстанавливать, миленькия, нельзя дому Божию быть в поругании. Вертайтесь до дому и обязательно восстанавливайте. Ничего, что большая, Бог поможет, а если вы что восстановить не поспеете, так они, – кивнув головой в сторону внучки, – они доделают. А если вы откажетесь, так они уж, тем паче, ничего делать не станут.

В одном из разговоров я сознался, что мы с женой ещё даже не крещёные. Факт, что мы до сих пор не покрестились, так потряс нашу добрую хозяйку, что она даже переспросила: – Як гэта некрещёные? Миленькия вы мае, як гэта некрещёные, да разве ж можна жить без Бога? И с этого дня она озаботилась над нашим просвещением. Человек очень тактичный, старушка ненавязчиво стала предлагать нам пригласить пана ксёндза и покреститься. Но мы тогда ещё не были готовы вот так вот сходу взять, и креститься, а, во-вторых, зная о наших православных корнях, мы понимали, что если и будем креститься, так только в своей церкви.

Помню, однажды Зофья Францевна подходит к нам и срывающимся голосочком говорит: – Миленькия, а можа у вас грошей няма, так вы не стесняйтесь, скажите, я сама пану ксёндзу за вас отдам. А потом добавляет: – Ой, якия же вы счастливые, сейчас покреститесь, и Бог простит вам все ваши грехи, а мне старой за всё самой отвечать придётся. С какой бы радостью я с вами зноу бы покрестилась.

Наш отъезд совпал с днём первой службы в восстановленном костёле. Жена вернулась в Гродно немного раньше, а я уезжал в субботу утром. До автобуса у меня ещё оставалось время, и я решил зайти посмотреть их храм. Как назло, сломались часы, но у меня с собой был будильник, сам небольшой, но с могучим громким звонком. Чтобы не доставать поминутно будильник из кармана и не справляться о времени, я завёл его на пять минут до прихода автобуса и пошёл на службу.

Людей в храме было полно, ещё бы, первая литургия после такого долгого перерыва. На стене с двух сторон от алтаря висели картины, написанные талантливым дедом Тадиком и его внуком. Это сегодня я знаю их подлинную ценность, а тогда они показались мне такой мазнёй, что я даже рассмеялся. Было интересно посмотреть на ксёндза, и я стал потихоньку продвигаться вперёд. Служили на польском, я разбирал отдельные слова, но сам смысл происходящего мне был непонятен. В момент, когда я уже почти вплотную приблизился к алтарю, вдруг все опустились на колени. На ногах остались стоять только священник с чашей в руках, и я.

Сейчас я знаю, что люди опустились на колени перед причастием, и ксёндз уже собрался идти вдоль рядов причащать народ. В церкви было тожественно и очень тихо, только кто-то читал в полголоса слова молитвы. И в тот момент в моём кармане заорал будильник. Этот звук, буквально, взорвал тишину торжественного момента, а я краем глаза увидел, как от неожиданности подпрыгнул священник, едва удержав чашу в руках.

И как это всегда бывает, когда хочешь что-то быстро сделать, то выходит всё с точностью до наоборот. Как я не старался, мне всё не удавалось отключить звонок будильника, и тогда я побежал на выход. Помню, как мне поначалу было неудобно и стыдно за тот звонок, одно утешало, что не специально же я это сделал. Но потом, спустя какое-то время, рассказывая об этом уже, как о забавном приключении, я смешно представлял в лицах подпрыгнувшего от неожиданности пана ксёндза и себя, бегущего с орущим будильником мимо, стоящих на коленях людей, с глазами, опущенными в пол.

С того случая прошло уже очень много времени. Мы с женой крестились, и даже служим в храме. И каждый раз я выхожу на амвон, тот самый амвон, на котором, будучи ещё некрещёным, пытался произнести малую ектению. Вот уже много лет мы восстанавливаем наш огромный храм, Бог действительно помогает.

И почти не бывает такой службы в нашем деревенском храме, чтобы у кого-нибудь не заорал мобильный телефон, и хотя всюду у нас напоминания с просьбой отключать телефоны, ничего не помогает. Но я не ропщу, знаю, за что мне это. Людей вот только жалко, каждый такой звонок в храме, он же потом тебя обязательно догонит.

Правда, есть во всём этом и светлая сторона. Когда звучит звонок, у меня перед глазами снова и снова встаёт старенькая согбенная Зофья Францевна, со сложенными на груди руками: – Миленькия вы мае, да як же ж гэта можна, жить без Бога? Миленькия, зачем же тогда жить, если без Бога?

Священник Александр Дьяченко
Блог священника Александра Дьяченко/Православие.ru

мне задали вопрос: как связаны между собою трезвение и трезвость — понятие из сферы духовной жизни и из области насущно-бытовой? Существует ли вообще эта связь двух практически однокоренных слов? По моему мнению, безусловно существует, и даже более глубинная, чем это может показаться на первый взгляд.

Трезвость, или точнее, трезвение — это одна из основных христианских добродетелей. Современным языком понятие “трез­вость” можно объяснить как потребность в абсолютно честном, незамутненном взгляде на самого себя и на окружающий мир. Этот взгляд невозможно взять и приобрести просто так, сказав себе, например: “С понедельника стану трезвомыслящим человеком”.

Как и другие христианские добродетели, трезвение неразрывно связано с настоящей, правильной духовной жизнью: усвоение его возможно только для человека верующего, постоянно обращающегося к Богу в покаянии и молитве. Тогда, исправляя свое сердце, человек исправляет и внутреннее зрение своей души — “око сердечное”.

Вообще ни одна добродетель не является некой “вещью в себе”, которой можно овладеть быстро и просто. Я очень люблю одно выражение преподобного Серафима Саровского, может быть, немного смешное, но простое и точное: “Доброде­тель — не груша, ее вдруг не съешь”. То есть это всегда плод определенных трудов и усилий. Трезвение приобретается, с одной стороны, постоянной духовной работой человека над собой, но, будучи обретено, оно, в свою очередь, открывает ему уже новые пути в том же духовном делании. Раскрытие в человеке добродетели возводит его на другую, гораздо более высокую ступень, а возрастание в любой добродетели бесконечно.

Трезвение — это свобода от самообмана, в духовном смысле— состояние, противоположное прелести. А человек в прельщении — это тот, кто доверился самому себе, своему испорченному, искаженному грехом мнению. Есть пословица: “Кривое правило и прямое сделает кривым”. Сегодня весь мир поражен этой болезнью, не сознавая ее опасности.

В духовной жизни прелесть проявляется как самоуверенность, исключительное доверие своим суждениям, когда собственное “я” становится единственным критерием в отношении человека к миру, Богу и ближним. Признаки прелести обычно бывают яркими и легко различимыми: экзальтация, видения, готовность человека слышать разного рода “голоса” и доверять им, изобретение новых учений и “религий”. К сожалению, с прельщенными людьми сейчас приходится встречаться все чаще и чаще, достаточно вспомнить известного всем Г. Грабового и его “учеников”.

Но и в повседневной жизни самомнение характерно сегодня практически для каждого. Чем публичнее род деятельности человека, тем заметнее последствия его самоуверенности. Наверное именно поэтому, наблюдая за некоторыми политиками, общественными, а порой и “религиозными” деятелями, мы поражаемся неадекватности их поступков и видим, что люди находятся в состоянии страшного самообмана. Тем не менее, повторяю, в той или иной мере самомнением поражен каждый человек, и это отражается на всей его жизни: действия, совершенные под действием страсти, пусть и неосознаваемой, имеют иногда самые неожиданные и чаще всего неприятные последствия.

Спасение без трезвости, конечно же, невозможно, потому что только человек, видящий самого себя таким, каков он есть, может правильно оценить ситуацию и в собственном внутреннем мире, и в мире окружающем. У преподобного Петра Дамаскина есть замечательные слова: “Начало спасения человека — это видение своих грехов, бесчисленных, как песок морской”. И действительно, человек, трезво оценивающий свои возможности, свои силы, свое состояние имеет шансы его исправить. Так же, как в случае болезни: врач, зная диагноз, может назначить правильное лечение. Но пока диагноз по какой-либо причине не определен, больной будет мучиться, не понимая, в чем дело.

Таково значение трезвости в духовном смысле. Второе значение этого слова — для многих и более привычное — обычно понимают как противоположность опьянению, подверженности определенной зависимости: алкогольной, наркотической. Я бы продолжил этот ряд, поставив рядом с пьянством и наркоманией современные виды зависимостей, актуализировавшихся буквально за последние годы: игроманию, пристрастие к виртуальной реальности. Все эти пороки имеют в своей основе поражение воли, обеднение души.

Опыт показывает, что пить (играть и т. д.) начинают люди, которые очень хотят быть уверенными в себе, но у них это не получается. Парадоксальным образом нетрезвость связана с тем, что человек хочет видеть свое положение достаточно высоким, а действительность показывает ему его реальное состояние. И если он не хочет с ним примириться, но и не собирается ничего исправлять в своей жизни — тогда неимение трезвости как духовной добродетели становится поводом для нетрезвости чисто практической — и человек уходит в иллюзорный мир.

Мы знаем, что главный фантазер — это диавол. Он знакомит с миром фантазий, иллюзий всех людей без исключения, потому что человеческая природа изначально повреждена грехопадением. И чем слабее сопротивление — тем больше внимания уделяет человек своим фантазиям. Очень часто вместо того, чтобы жить, он “проигрывает” свою жизнь, выстраивает альтернативный способ существования в своем воображении. И порой именно эта жизнь становится настолько увлекательной, что он каждую свободную минуту бежит от действительности в мир своих иллюзий и находит средства чисто материального свойства для того, чтобы пробыть как можно дольше и как можно “надежнее” в этом ирреальном мире [1].

* * *

Наше основное делание называется словом спасение. Но для того, чтобы стремиться ко спасению, надо осознать, что ты в опасности, и принять меры, чтобы этой опасности избежать. Поэтому трезвый взгляд на себя не имеет ничего общего с принципами современной популярной психологии, когда человеку объясняют: ты — такой вот, и в этом нет ничего страшного, нет поводов для беспокойства. Прими себя таким, какой ты есть! Всевозможные извращения — “вариант нормы”, наркомания — твое личное дело, только постарайся при этом не заразиться ВИЧ, употребляй одноразовые шприцы... Нам внушается, что в такого рода многообразии и заключается все самое хорошее в нашей жизни.

Показателен для нашего времени ставший очень популярным мультфильм “Шрек”. Я бы сказал, что эта “сказка на новый лад” полностью переворачивает цивилизационную парадигму человечества. Все мы воспитаны на сказках, в которых чудище превращалось в прекрасного принца, а лягушка — в красивую и мудрую царевну. И это было совершенно нормально, естественно, потому что уродство появлялось в результате действия злых сил и воспринималось как нечто однозначно отрицательное, с чем нельзя примириться. И сюжет сказки был основан на том, что это уродство волшебным образом преодолевалось, добро — и вместе с ним красота — побеждали зло [2]. В “Шреке” все наоборот: прекрасная принцесса превращается в огра-людоеда, и все довольны — пляшут, веселятся, радуются тому, что чудовища, которые живут рядом с нами — такие же, как и мы. Страшная сказка… И во многом характерная: она иллюстрирует собой очень устойчивую в современном мире тенденцию, которая имеет своей целью разрушение христианского фундамента нашей цивилизации.

Иногда нам говорят: какая разница — пойти на исповедь к священнику или на прием к психоаналитику? И тот, и другой помогают людям, разбирают какие-то движения души, помогают вглядеться в самого себя. Но есть не просто коренное различие, а полная противоположность духовной работы, как ее понимает христианство, и психоанализа — в отношении человека к своему “я”. Психоанализ основан на том, что человек, разглядев свои немощи, должен примириться с ними, иногда — “подкорректировать” отношения с окружающими людьми, исходя из того, что сначала надо “научиться любить самого себя”. Христианство дает человеку глубинное знание человеческой природы, показывая, что только труд покаяния дает ему возможность изменить себя с помощью Божией.

* * *

Каждый человек находится в состоянии внутреннего конфликта: между тем, каким он хочет себя видеть, и тем, каков он есть — а он всегда хочет видеть себя лучше! Самое трудное в жизни — признать правду. Мы лжем самим себе, изворачиваемся, пытаемся забыть свои грехи, злые, подлые поступки, предательства, которые мы совершили, стараемся заглушить в себе голос совести и жить так, как будто ничего этого не было. А лучший способ забыть все то, что не льстит нашему самолюбию — уйти в мир иллюзий.

Трезвость требует мужества. Единственная возможность вырваться из порочного круга любой зависимости — только покаяние в истинном смысле этого слова: то сокрушение пред Богом, которое ведет к изменению сознания, исправлению.

Мы говорим: человек создан по образу и подобию Божию, а это означает, что каждый из нас интуитивно знает, каким он должен быть. Даже самый погибающий человек не теряет в глубине души знания о том, в чем его жизнь сегодня не соответствует норме. Образ Божий в нас неразрушим, надо только обрести решимость к Нему вернуться.

Епископ Саратовский и Вольский Лонгин
"Альфа и Омега" №3 (47), 2006

1. Сказанное о фантазии никоим образом не относится к творческому воображению как Божиему дару. Это различение может стать темой отдельного исследования.^
2. В пьесе-сказке “Тень” Евг. Шварца звучит рассказ о том, как прекрасная принцесса вышла замуж за обманщика, который ее не любил, и от ужаса и омерзения превратилась в лягушку; но там это и воспринимается как трагедия. В пьесе, написанной с христианских позиций, “переворот” сказочного сюжета призван иллюстрировать именно разрушение нормального порядка вещей ложью и отсутствием любви. — Ред.^

Однажды я услышала притчу о трех строителях храма. Когда каждого из них спросили: «Чем ты занимаешься?», первый ответил: «Таскаю кирпичи». Второй: «Зарабатываю на хлеб, чтобы прокормить детей». И лишь третий сказал: «Строю храм».
Раб, наемник и сын — у них общее дело, а вот мотивация разная. Раб безучастен к происходящему, он просто делает то, что нужно. Наемник ожидает получить за это вознаграждение. Сын созидает во имя любви. Трудится во славу своего Небесного Отца.

«Во славу Божию». Впервые я услышала эти слова в ответ на «спасибо», когда пришла работать в Церковь. И первое время даже думала, что у православных это такой «пароль-отзыв», чтобы проверить: свой человек или чужак. И на пожелание «спаси, Господи» неуклюже отвечала «не за что». Да и что я такого могла сделать, чтобы еще более приумножить славу Господа? Одно дело — писать статьи, субъективные размышления человека, который в Церкви без году неделя, да еще получать за это зарплату, и совсем другое — делать что-то важное, например, ехать куда-то за тридевять земель, чтобы потрудиться на благо Церкви, не ожидая вознаграждения.

Поэтому все рассказы о том, как кто-то летом работал в монастыре или помогал в восстановлении храма, мне казались чем-то настоящим, чем обязательно должен заниматься православный христианин вместо того, чтобы стучать по клавиатуре и весь день проводить за монитором.

Вот успешный менеджер приехал в монастырь на экскурсию и остался там на весь отпуск. Привыкший ворочать миллионами, он с радостью выковыривал кирпичи из навоза и выполнял другую не менее тяжелую работу, а потом написал в своем блоге, что в эти дни был счастлив как никогда в своей жизни.

Другая паломница не менее восторженно делилась своими впечатлениями… о мытье посуды. В монастыри приезжают много людей, которых надо накормить, поэтому послушание в трапезной считается одним из самых трудных. Но эта девушка, три дня не разгибая спины простоявшая над раковиной с горой тарелок, похоже, была не менее счастлива. Хотя, собственно, увидеть саму обитель и побывать на богослужениях ей почти что и не довелось.

А я пришла в Церковь… работать. Мне повезло — я попала в коллектив единомышленников, многие из которых стали моими настоящими друзьями — такими, что из любой беды выручат. В наших кабинетах перед иконами горят лампады, в то время как другие не имеют возможности даже перекреститься перед едой, а в Рождественский пост вынуждены идти на «новогодние корпоративы», «иначе начальство не поймет». Моя подруга — тоже журналист — спросила как-то: «Мало того, что пишешь о том, что нравится, так тебе еще и деньги за это платят?».

Конечно, платят. Любой труд должен оплачиваться. Кроме труда «во славу Божию». Тут-то я и попала в тупик. С одной стороны, хотелось «подвига» — уехать куда-нибудь, чтобы потрудиться «просто так». А с другой — любая «сверхурочная» работа, не за гонорар, а за «спаси, Господи», начинала вызывать внутренний протест. Как выяснилось — чувство, знакомое и другим моим коллегам, когда начинаешь задумываться: «Что, как и почему я делаю в своей жизни? И что для меня важнее: материальный или нравственный стимул?».

Виноваты ли рыночные отношения, при которых выстраивается четкая градация: продавец — покупатель, или просто время такое, призывающее потреблять и получать от жизни все, или просто я принадлежу к прагматичному поколению «новых верующих», поскольку желающих поработать во славу Божию среди моих знакомых оказалось не так-то и много. По крайней мере, как утверждают те, кто пришел в Церковь десятилетием раньше меня, у них все было совсем по-другому.

Когда храмы только начали открываться, туда ринулся поток духовно изголодавшихся людей, которые способны были горы свернуть. Сами и кирпичи носили, и облачения для священников шили, и полы мыли. Так создавался приход. Но вот внешнее благолепие восстановлено, церковная жизнь вошла в определенное русло — появились штатные единицы: охранник, уборщица, продавец за свечным ящиком. И нередко на призыв остаться после богослужения помочь в храме, настоятель видит не лес рук, а лес ног, торопливо спешащих по своим делам.

Бывает и по-другому. Приходят и спрашивают: «Я хочу поработать в храме. Сколько вы мне за это заплатите?». Иеромонах Никон (Поляков), настоятель Свято-Никольского мужского монастыря, считает, что в этом случае дело заключается даже не в вере человека, просто жизнь и экономические сложности диктуют свое. Поэтому люди иной раз вынуждены спрашивать, сколько они получат за то или иное дело. И все же энтузиасты остаются — были случаи, когда люди приходили и предлагали безвозмездную помощь. Даже из Москвы приезжали, чтобы потрудиться на восстановлении небольшого монастыря в Саратове:

— Есть люди, которые ощущают потребность в этом. Не денег заработать, не решить какую-то проблему, а именно потрудиться во славу Божию. При этом они понимают, что приобретают гораздо больше. Хотя охотнее едут в большие обители,— считает отец Никон.— К преподобному Сергию, в Оптину пустынь. Я знаю лично таких людей, которые туда на месяц, на два могут приехать и во славу Божию трудиться. Но вот в таких монастырях, как наш,— маленьких и неизвестных — желающих поработать немного. Опять же, это от маловерия происходит. Люди не понимают, что это одинаково: Богу все равно, где ты потрудишься — в Троице-Сергиевой Лавре или в Оптиной пустыни или в Свято-Никольском монастыре, который никто не знает. И что, может быть, наоборот, здесь, отдав свой труд, ты больше Богу угодишь, чем в Оптиной, где и без того полно людей. Бог всякий труд приемлет.

Но иной раз бывает и так, что человеку лучше заплатить. Потому что когда кто-то трудится во славу Божию, с него и спросить нечего: «Сделал? Спаси Господи». Хорошо, если это такая работа, где особенных навыков не требуется — вскопать что-то или мусор убрать. А если, к примеру, плитку положить? Поэтому на более квалифицированную работу отец Никон все-таки ищет специалистов, которые отвечают за свой труд и могут гарантировать качество. Дилетанты в Церкви опасны, а профессионалов, настоящих специалистов своего дела, мало. Бывает, к сожалению, что и за деньги не желают трудиться, хотят просто заработать любой ценой. С такими приходится быстро расставаться.

— Вообще, для меня не вопрос — платить или не платить деньги,— признается отец Никон.— Работал бы человек нормально. Но сегодня просто катастрофическое положение со специалистами. Их нет — просто нет. По пальцам можно пересчитать. Как это у святых отцов: «Яко оскуде преподобный…», так и у нас. Оскудели специалисты. Ни специалистов нет, ни преподобных…

Настоятель Свято-Троицкого храма города Саратова игумен Пахомий (Брусков) считает, что сегодня, реставрируя храмы и восстанавливая церковную жизнь, мы пытаемся сесть в последний вагон уходящего поезда:

— Наиболее благодатное время, если можно так сказать, упущено. Еще несколько лет назад можно было спокойно, не торопясь, делать ремонт в храме, были и средства, необходимые для этого, и люди, желающие потрудиться. Сейчас ситуация несколько иная. Сегодня мы за день должны успеть то, на что раньше уходило как минимум три.

И все же люди, предлагающие свою помощь, еще приходят в храмы. В основном это те, для кого Церковь — родной дом, а Православие — не просто образ поведения, а настоящая жизнь.

— Такие люди есть и, дай Бог, всегда будут. Их никогда не может быть большинство, но они много могут в Церкви сделать,— уверен отец Пахомий.—Заходишь в храм и видишь, что там люди собрались, что-то делают вместе, и это душу трогает. И знаете, что очень важно? Нужно обязательно дать людям, желающим что-то сделать для храма, потрудиться, чтобы не было разделения «свое — чужое», чтобы они знали, что храм — это их дом тоже. Если в храме грязь, бардак, то надо что-то делать. Многое зависит, конечно, от священника, да практически все от него зависит. Реалии сегодняшней жизни таковы, что священник — глава прихода, и он определяет его жизнь. Но если ты видишь, что в храме что-то не так, подойди и скажи: «Батюшка, я вот хочу что-то сделать, благословите меня». Например, человек умеет камень класть, или может полы мыть, или в трапезной помощники нужны рабочих кормить. А то ведь, знаете, большинство людей как думают: «О, как хорошо, ремонт, да, да… Помоги Господи». Но ты, если имеешь возможность, поработай сам. Будешь потом своим внукам рассказывать: «Я принимал участие в реставрации такого-то храма». Не отвечай на просьбы: «Бог поможет». Он, конечно, поможет, но только ты-то останешься в стороне.

К слову, однажды мне все-таки удалось и в разрушенной церкви потрудиться, и гору посуды для паломников перемыть. Радость во время работы испытываешь удивительную. Почти как тогда, когда пишешь статью о храме или его прихожанах. Потому что, как мне кажется, я поняла главное — любое дело в своей жизни надо посвящать Богу.

А еще — трудиться во славу Божию не всегда означает работать бесплатно. Главное — добросовестно делать свое дело. Делать его хорошо. Чтобы не было стыдно. Этим, наверное, и отличается раб и наемник от сына. Раб страшится наказания, наемник — что ему не заплатят за его работу. Сын боится только одного — огорчить Своего Отца. И трудиться ему не трудно.