Поиск единства между разделившимися христианами — обязанность христиан и попытка исполнить заповедь Спасителя «да будут все едины». Еще в 4 в. святитель Григорий Богослов говорил, что «мы хотим не победы над братьями, но нас терзает разлука с ними». Таким должно быть и наше отношение к Католической Церкви, которая не состоит в общении с Православной с середины 11 в., уже почти целое тысячелетие.

Что такое «общение» между Церквами как в древности, так и сегодня? По-русски здесь нет созвучия, но на латинском и греческом языках «общение» между Церквами обозначается тем же словом, что и «причастие» — communio, koinonia. И это неспроста, так как церковное единство проявляется не только в согласованности деятельности, административного устройства и проч., но в первую очередь — в общем причащении. Причащаясь из одной чаши, мы становимся едины со Христом и друг с другом, признавая таким образом полное единство нашей общины и той, с которой мы вступили в общение.

Именно поэтому в древности наказанием за грех было отлучение от причастия, то есть от общения церковного. А если та или иная христианская община вводила неправильное учение, то ее также «отлучали от причастия», то есть члены Церкви — духовенство и миряне — не могли больше причащаться вместе с членами отделенной общины. Возможно, что такие перерывы в общении происходили иной раз из-за церковной политики, из-за властолюбия архиереев или просто непонимания между людьми, но все же главной причиной было введение нового учения, не принятого всей полнотой Церкви. Поэтому восстановлению церковного общения, то есть взаимного причащения, предшествовало восстановление единого церковного учения.

В 9 в., как раз во времена свв. Кирилла и Мефодия, при патриархе Фотии в Константинополе состоялся последний общий собор Западной и Восточной Церкви, который должен был разрешить накопившиеся между ними противоречия и уврачевать временные конфликты (879-880 гг.). Восстанавливая общение, отцы собора подтвердили употребление Символа Веры без filioque, постепенно входившего в практику многих Церквей на Западе, и подтвердили неизменность всего учения неразделенной Церкви. Таким образом, этот собор, почитавшийся до разделения 11 в. Восьмым Вселенским как на Востоке, так и на Западе, восстановил общение между Церквами на основании единого древнего учения. Как писал о. А.Шмеман, «Византийская Церковь в спорах с Западной Церковью неизменно формулировала проблему не в понятиях присоединения к себе Западной Церкви или естественного признания Таинств или церковной организации, но исключительно в области догматической, в которой Западная Церковь «предала» истину и выпала из кафолического единства: Filioque и т.д. И происходило так потому, что только в догматическом согласии, еще точнее — в согласии веры — Таинства другой местной Церкви могут быть признаны нами так же, как Таинства нашей Церкви; другими словами, эта Церковь может быть признана той же самой Церковью. Догматическое согласие — необходимое условие признания другой Церкви, без него внешнее единство Церкви перестает выражать ее «онтологическое» единство»[1].

После разделения 1054 г. почти в каждом поколении, вплоть до падения Константинополя в 1453 г., предпринимались попытки восстановления единства. Конечно, они нередко предпринимались императорской властью для своих целей, но не подтверждает ли это, что разделение было не просто политическим или культурным, но догматическим? Естественно, что всем этим попыткам воссоединения сопутствовали многочисленные контакты, встречи и собеседования. Так что православные и католики отнюдь не избегали общения друг с другом. Последней великой попыткой восстановить единство был Ферраро-Флорентийский собор 1439 г., когда обе стороны сочли возможным назвать свою встречу Вселенским собором, хотя по ходу его не было и речи о совместном служении литургии. Поскольку древнее единство учения достигнуто не было, собор не стал подлинным объединительным собором.

В наше время, в 20 столетии, контакты между Православной Церковью и Католической стали более близкими. Это произошло как из-за эмиграции на Запад множества православных, так и из-за общей секуляризации, перед лицом которой христиане вновь начали осознавать свое единство. Пожалуй, главным стала отмена в 1965 г. анафем, наложенных в 1054 г. друг на друга Римской Церковью и Константинопольской, частью которой в то время была и Русская Церковь. Вот основные цитаты из этого документа, называемого Tomos Agapis:

«АФИНАГОР

милостью Божией Архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский Патриарх. Во имя святой, единосущной, животворящей и нераз­дельной Троицы.

«Бог есть любовь» (I Ин 4.8), любовь же — Богом данный знак, отличающий учеников Христа, эта сила, собирающая воедино Его Церковь, это начало мира, со­гласия и порядка, как постоянное и яркое явление Святого Духа в ней (...) И если случится так, что любовь охладится и единство в Господе прервется, должно всеми силами противодей­ствовать злу и стараться его устранить.

А ведь за грехи наши (...) разразилась ужасная гроза: от­ношения между Римской и Константинопольской Церк­вами были подвергнуты испытанию, и любовь, прежде эти Церкви связывавшая, была ранена столь тяжко, что в лоне Церкви Божией прозвучала анафема: римские ле­гаты, Кардинал Гумберт и его спутники, предали анафе­ме Патриарха Михаила Кируллария и двух его помощни­ков; Патриарх же Михаил Кирулларий с возглавляемым им Синодом, в свою очередь, предал анафеме эдикт, вы­несенный посланцами Рима и тех, кто его вынес и их со­трудников. Римской и Константинопольской Церквам надлежало тогда, подражая доброте и человеколюбию Божиему, взяться за дело и восстановить мир (...).

И ныне наши Церкви сочли необхо­димым приступить к исправлению допущенных в прош­лом ошибок и устранению всего, что этому исправлению препятствует, во имя углубления, возрастания, укрепле­ния и совершенствования любви.

Вот почему (...) Мы решили пре­дать забвению и изгладить из памяти Церкви вышеупо­мянутую анафему, произнесенную Патриархом Констан­тинопольским Михаилом Керуларием и возглавляемым им Синодом.

Итак, Мы письменно заявляем, что эта анафема (...) отныне и навеки предается забве­нию и изглаживается из памяти Церкви. Да будут ходата­ями за нас перед всемилостивым Богом Пресвятая Вла­дычица наша Богородица и Приснодева Мария, святые преславные Апостолы Петр Первоверховный и Андрей Первозванный и все святые. Да пребывает Церковь в ми­ре Господнем во веки веков (...).

Год от Спасения 1965, месяц декабрь 7 число (подписи Патриарха и членов Синода)».

Аналогичный документ был оглашен в тот же день и со стороны Римской Церкви. Так что анафемы, то есть взаимные проклятия и отлучение, сняты. Но привело ли это снятие анафем, так явно свидетельствующее о наличии доброй воли у патриарха Афинагора и у папы Павла VI, к возобновлению церковного общения, то есть совместному служению Евхаристии? Конечно же нет, поскольку единство вероучения достигнуто не было. Снятие анафем стало лишь началом пути к укреплению любви и единства.

В конце 1969 г. Синод Русской Церкви издал постановление о возможности причащения католиков и старообрядцев в Православной Церкви.

«Допущение к Святым Таинствам Православной Церкви старообрядцев и католиков. Определение Священного Синода. (16.12.1969)

Имели суждение о различных случаях, когда старообрядцы и католики обращаются в Православную Церковь за совершением над ними святых таинств.

Постановили: В порядке разъяснения уточнить, что в тех случаях, когда старообрядцы и католики обращаются в Православную Церковь за совершением над ними Святых Таинств, это не возбраняется»[2].

Через три месяца после этого решения митр. Никодим Ленинградский дал свое разъяснение по поводу этого решения:

«Разъяснение председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Никодима о невозбранном допущении к Святым Таинствам старообрядцев и католиков. (17.3.1970)

В связи с запросами, поступающими от представителей прессы относительно решения Священного Синода Русской Православной Церкви от 16 декабря 1969 года о невозбранном допущении к Святым Таинствам старообрядцев и католиков в тех случаях, когда они обращаются с просьбой об этом к священнослужителям нашей Церкви, считаю своим долгом сделать следующее разъяснение:

Священный Синод, принимая это постановление, руководствовался практикой в жизни Русской Православной Церкви в СССР, когда члены Старообрядческой Церкви, имеющей трехстепенную иерархию, а также члены Римско-Католической Церкви в случае болезни или по иной причине обращаются к священнослужителям Русской Православной Церкви с просьбой о духовном утешении и за совершением Святых Таинств. (Это может быть в тех случаях, когда последователи старообрядческого и католического исповеданий не имеют возможности обратиться к священнослужителям своих Церквей.) В таких случаях духовенству Русской Православной Церкви надлежит проявлять пастырскую заботу и преподавать нуждающимся духовное утешение и Святые Таинства.

При этом следует иметь в виду, что Православная и Римско-Католическая Церкви имеют одинаковое учение о Святых Таинствах и взаимно признают действенность этих Таинств, совершаемых в них.

Упоминаемое решение Священного Синода, как мы надеемся, будет иметь значение и окажет доброе влияние на укрепление братских отношений Русской Православной Церкви с Церковью Римско-Католической и Старообрядчеством и таким образом облегчит следование по пути к вожделенному вероисповедному единству, заповеданному Христом Спасителем всем, кто исповедует Его всесвятое Имя»[3].

Важно, что это постановление касалось не причащения православных у католиков, но причащения католиков или «умеренных» старообрядцев в Православной Церкви, когда рядом нет их духовенства. Это постановление, согласно разъяснению митр. Никодима, объяснялось «практикой жизни в СССР, когда последователи старообрядческого и католического исповеданий не имеют возможности обратиться к священнослужителям своих Церквей». Возможно, во многом это было вызвано ситуацией на Западной Украине, а также разрешением Второго Ватиканского собора причащать в подобных же случаях православных. В схожей ситуации, константинопольский синод разрешил в свое время (1878 г.) причастие в Православной Церкви армян в тех областях Малой Азии, где отсутствовало армянское духовенство. Все это можно считать пастырским попечением о тех людях, которые не считают возможным во всей полноте присоединиться к Православной Церкви, но по независящим от них причинам не имеют возможности приступать к Таинствам в своей Церкви. Конечно же, во всех этих случаях речь шла совсем не о туризме и не о пророческом предзнаменовании будущего единства.

Интересно, что решение московского Синода 1969 г. было опротестовано Константинопольской Церковью, считавшей, при всей своей открытости к диалогу, что такое решение не может приниматься на уровне одной поместной Церкви. Ответ из Москвы был таков, что это дело пастырское, касающееся ситуации в Советском Союзе.

Через 17 лет после этого решения, в 1986 г., русский Синод приостановил его действие:

«Имели суждение о Разъяснении Священного Синода от 16 декабря 1969 года о допуске в порядке икономии к Святым Тайнам римо-католиков. Постановили: Ввиду поступающих запросов по поводу данного Разъяснения Священный Синод сообщает, что практика эта не получила развития, и определяет отложить применение синодального Разъяснения от 16 декабря 1969 года до решения этого вопроса Православной Полнотой»[4].

Напомню, что ни в 1969, ни в 1986 гг. не шло речи о причащении православных у католиков.

Здесь позволю себе привести отрывок из интервью митр. Кирилла, нынешнего Московского Патриарха, данного в 1991 г. Я.Кротову:

« - А евхаристическое общение с Католической Церковью?
- В 1970-х годах Синод принимает решение о допуске к причастию католиков и старообрядцев в случае крайней нужды. Почему такое решение приняли? По пастырским соображениям. В целом ряде районов было много католиков, которые не имели своих храмов и регулярно посещали православные, принимали участие во всех службах, вели себя как "добропорядочные православные", активные члены православных приходов, и не могли причащаться. А католических церквей вообще не существовало — на многие тысячи верст вокруг. Особенно это касалось Украины. И тогда Синод, учитывая эту ситуацию, разрешил их причащать в крайних случаях. К тому же, Второй Ватиканский Собор разрешил католикам причащаться в православных храмах. И в 1970-х годах у нас был интенсивный диалог с Католической Церковью, и в этом диалоге мы также обсуждали униатскую проблему. Формально все говорили о том, что униатской церкви на Западной Украине не существует. Но было хорошо известно, что всегда были люди, которые разделяли убеждения греко-католиков. И обращаясь к ним, папа Павел VI сказал, что они, оставаясь католиками, находятся под пастырским окормлением Русской Православной Церкви в связи со сложившимися историческими обстоятельствами. И вот для того, чтобы дать возможность этим людям иметь таинства, Синод принял это решение. И мне кажется, что это был правильный путь решения униатской проблемы. В 1980-х годах отменяется решение Синода, причем речь шла только о католиках. Сыграли свою роль два фактора. Во-первых, было довольно сильное давление на Русскую Церковь со стороны Греческой, и особенно афонских монахов, которые утверждали, что это решение Синода является неправомерным. Но, правда, к этому времени начинает меняться и ситуация внутри нашей страны. Тогда еще не было массового открытия католических храмов, но уже было какое-то предчувствие начала этого процесса. И Синод отменил это решение.
- А православные могут причащаться в католических храмах, если они находятся в эмиграции, где нет православных церквей, или в туристической поездке за границу?
- С точки зрения официальной позиции Церкви — не имеют права причащаться в католической Церкви. А что касается реальной жизни, то знаю, что бывало по-разному. Иногда в госпитале на смертном одре принимали русские люди причастие у католиков, хотя это бывало довольно редко...»[5].

Кажется, что это на сегодняшний день остается позицией Русской Церкви. По словам митр. Илариона (Алфеева), «у нас (с католиками) фактически существует взаимное признание Таинств. У нас нет общения в Таинствах, но мы признаем Таинства... Если католический священник обратится в православие, мы его принимаем как священника, мы не рукополагаем его заново. А это значит, что де факто мы признаем Таинства Католической Церкви». В отношении причастия — «бывают исключительные случаи, когда, например, умирает католик где-то в городе, где нет вообще поблизости католического священника. Он приглашает православного священника. Вот в таком случае, я думаю, православный священник должен прийти и дать причастие этому человеку»[6].

Католическая позиция в этом вопросе менялась, но в принципе она схожа с позицией Русской Церкви. Цитируя один из документов II Ватиканского Собора, папа Иоанн-Павел II говорил в своей энциклике 1995 г., что, «учитывая тесные узы между Католической и Православной Церквами в сфере совершения таинств, Декрет о Восточных Католических Церквах Orientalium Ecclesiarum провозглашает: «... Пастырская практика показывает, что можно и должно принимать во внимание отдельные личные обстоятельства, когда не терпит ущерба единство Церкви и нет никаких опасностей, но к тому настоятельно понуждают необходимость спасения и духовное благо душ. Поэтому Католическая Церковь, смотря по обстоятельствам времени, места и лиц, часто применяла и применяет более мягкий способ действия, предлагая всем средства спасения и свидетельство любви между христианами посредством участия в таинствах и иных священнодействиях» (Энциклика Иоанна Павла II об экуменическом долге — Ut unum sint «Да будут все едино». 1995. §58).

Что касается православных на Западе, более вовлеченных в диалог и в общую жизнь с инославными, то их наиболее распространенная позиция заключается в широких контактах и диалоге с инославными, однако при воздержании от участия в Таинствах Церквей, не состоящих в общении. Почему? Пастырской необходимости в совместном причащении нет, а чему служит причащение без единства? Ложному представлению о том, что единство уже достигнуто? Совместные встречи — да, общая молитва (даже в некоторых случаях общее служение Литургии Слова — Литургии Оглашенных на уровне патриархов) — да, но не совместная Евхаристия. В тех случаях, когда инославные «случайно» причастились за православной литургией, им объясняется, что в этот момент они стали членами Православной Церкви, так что за ними остается серьезный выбор — остаться ли им в этой Церкви.

Итак, на сегодняшний день не существует церковного разрешения православным участвовать в Таинствах инославных Церквей. Хотя подобные случаи имеют место, еще никто не обосновал церковную необходимость таких действий. При этом есть определенная возможность совершать Таинства над инославными при наличии пастырской необходимости. И здесь должно быть осознание всей серьезности этого шага и его последствий. Если наша цель — единство друг с другом и с неразделенной Церковью древности, то может ли иметь место то, что достижению этого подлинного единства препятствует или создает о нем ложное представление?

В одной из энциклик папа Иоанн Павел II говорил: «Будучи взаимно исключенными из евхаристического общения, мы ощущаем нашу нищету и необходимость прилагать все усилия, чтобы приблизить день, когда мы вместе сможем разделять единый хлеб и единую чашу» («Свет с Востока», май 1995 г., §19). Не является ли такая позиция более трезвой, нежели попытка различными «партизанскими» действиями приблизить чаемое единство? И кого в конце концов представляют православные и католики, которые решили сами, без своих Церквей, восстановить евхаристическое общение? Не приведет ли такое не к единству с дальними, но, напротив, к разделению с ближними?

Вопрос, который в подобной ситуации кажется логичным, это вопрос о том, как же мы можем «признавать» католические таинства, но при этом не участвовать в них? На это я могу ответить словами такого широкого человека, как покойный о. Георгий Чистяков. Как-то его спросили, можно ли считать действительной англиканскую литургию, за которой все же ни православные, ни католики не дерзнут причаститься. На это о. Георгий ответил: «Для них она может быть действительной». Что это значит? То, что Церковь не дерзает выносить суждение о том, что происходит за ее каноническими пределами. То обстоятельство, что «перегородки между нами — по словам святителя Филарета (Дроздова) — не доходят до неба», не означает возможности для нас принимать участие в таинствах тех общин, которые все еще пребывают вне вероучительного и евхаристического единства с Православной Церковью.

Позволю себе закончить словами о. А.Шмемана, сказанными в свое время на встрече с англиканами:

«В заключение скажу, что перед нами лежит трудный и, возможно, долгий путь — путь, ведущий к "интеграции" вселенского и кафолического Предания Церкви. Любая попытка свернуть с этого пути и найти некую форму "эсхатологического" единства за пределами его "адекватного" исторического выражения приведет не к истинному единству, а к искусственному, чисто человеческому единству и к развоплощению Церкви. И лишь в том случае, если мы будем держаться этого пути, слова "воссоединение с Православием" перестанут восприниматься нашими западными братьями как проявление человеческой гордыни и откроются как единственно возможный конец и истинное завершение пути»[7].

[1] Прот. Александр Шмеман. Собрание статей. М., 2009. с.362.

[2] ЖМП. 1970. № 1.С.5.

[3] ЖМП. 1970. № 5. С. 25.

[4] ЖМП. 1986, № 9, стр. 7-8.

[5] http://www.krotov.info/spravki/persons/bishops/gundyaev.htm

[6] Из передачи «Церковь и мир» на телеканале «Россия» 17 октября 2009 г.

[7] Прот. Александр Шмеман. Собрание статей. М., 2009. с.363.