https://youtu.be/6kCbNKvQ_3I

10 русских слов, которые невозможно перевести на другие языки - Я с автором не согласна насчет некоторых слов...

В английском языке самый большой словарный состав, порядка 500 тысяч единиц. Однако и там часто не находится подходящего слова для адекватного перевода некоторых русских понятий. Большинство из них, разумеется, связаны с особенностями нашего менталитета.

1. Пошлость

Русский и американский писатель Владимир Набоков, который читал в Америке лекции студентам-славистам, признавался, что не мог перевести это понятное любому русскому человеку слово.

Что же такое пошлость? Набоков приводил такой пример: «Откройте любой журнал — и вы непременно найдете что-нибудь вроде такой картинки: семья только что купила радиоприемник (машину, холодильник, столовое серебро — все равно что) — мать всплеснула руками, очумев от радости, дети топчутся вокруг, раскрыв рты, малыш и собака тянутся к краю стола, куда водрузили идола,… а чуть в сторонке, …победно стоит папаша, гордый даритель. Густая пошлость подобной рекламы исходит не из ложного преувеличения достоинства того или иного полезного предмета, а из предположения, что наивысшее счастье может быть куплено и что такая покупка облагораживает покупателя». 

«Это слово охватывает тривиальность, вульгарность, сексуальную распущенность и бездуховность», — добавляет профессор Гарвардского университета Светлана Бойм.

2. Надрыв

В немецкой «Википедии» есть отдельная статья, посвященная слову надрыв (Nadryw): это ключевое понятие для русского писателя Федора Достоевского. Данное слово описывает неконтролируемый эмоциональный выплеск, когда человек извлекает наружу глубоко запрятанные, интимные чувства.

Кроме того, надрыв Достоевского означает ситуацию, когда герой так предается рефлексии, что может найти в своей душе то, чего в ней вовсе или почти нет. Поэтому с надрывом часто выражаются мнимые, непомерно преувеличенные или искаженные чувства. Одна из частей романа «Братья Карамазовы так и называется "Надрывы".

3. Хамство

Об этом явлении упоминал советский писатель Сергей Довлатов  в статье «Это непереводимое "хамство"»: «Хамство есть не что иное, как грубость, наглость и нахальство вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность». По мнению Довлатова, именно безнаказанностью хамство и убивает вас наповал, с ним невозможно бороться, перед ним можно только отступить. «Десять лет я живу… в безумном, дивном, ужасающем Нью-Йорке, и все поражаюсь отсутствию хамства. Все, что угодно, может произойти здесь с вами, а хамства все-таки нет. Здесь вас могут ограбить, но дверью перед вашей физиономией не хлопнут», - добавляет писатель.

4. Стушеваться

Некоторые лингвисты считают, что данное слово ввел писатель Федор Достоевский, впервые употребив его в переносном значении в повести «Двойник». Стушеваться – это стать менее заметным, отступить на задний план, утратить заметную роль, незаметно уйти, смутиться в неловкой или неожиданной ситуации, оробеть.

5. Тоска

Это русское слово можно перевести как «эмоциональная боль» или «меланхолия», однако, данные понятия не отражают всю глубину понятия. Владимир Набоков писал: «Ни одно слово в английском не передает всех оттенков слова «тоска». Это чувство большого духовного страдания без какой-либо особой причины. На менее болезненном уровне — неясная боль души,…смутное беспокойство, ностальгия, любовное томление».

6. Бытие

Это слово происходит от русского «быть». Данное философское понятие в русско-английских словарях часто переводится как being, однако бытие – это не просто жизнь или существование, это независимое от сознания человека существование объективной реальности (космоса, природы, материи).

7. Беспредел

Профессор-славист из Нью-Йоркского университета Элиот Боренштейн объясняет «беспредел» буквально — «без ограничений и пределов», переводчики же часто заменяют его синонимом lawlessness (беззаконие). Однако в русском языке значения этого слова намного шире: это оценка действий человека, который нарушает не только нормы закона, но и моральные, принятые в обществе нормы.

8. Авось

Объяснить людям других национальностей, что такое авось, довольно сложно. А между тем, многие считают “авось” чуть ли не главной русской национальной чертой. Надеяться на авось – значит делать что-то на удачу, на случай, не прикладывая особых усилий.

9. Юродивый

Юродивыми в древней Руси называли людей, которые добровольно отказывались от мирских благ во имя Христа. Такие люди принимали образ безумца, вели бродяжнический образ жизни с целью достижения внутреннего смирения, победы над корнем всех грехов – гордыней. Такие люди ценились и считались близкими к Богу, к их мнениям и пророчествам прислушивались и боялись их.

10. Подвиг

Это слово на английский часто переводят как feat или achievement, однако, у него есть другие значения. Подвиг – это не просто результат или достижение цели, это доблестный, героический поступок, действие, совершённое при особо сложных обстоятельствах. В русской литературе часто можно встретить упоминания о военных, гражданских подвигах и даже подвигах ученых.

https://zen.yandex.ru/media/rusbeyond/10-russkih-s...ff97800aa52675b?&from=feed

Более того, данное слово используется как синоним бескорыстного поступка, например -  подвиг во имя любви.

Паскаль Мерсье "Ночной поезд на Лиссабон". 
"...Дистанция между людьми еще больше увеличивается, когда мы осознаем, что другие видят нас не такими, какими мы предстаём собственному взору. На людей смотришь иначе, чем на дома, деревья или звезды. На них смотришь в ожидании того, что сможешь неким образом соприкоснуться с ними, так что они станут какой-то частью тебя самого. Силой воображения мы вырезываем их под себя, чтобы они соответствовали нашим желаниям и надеждам, оправдывали наши страхи и предрассудки. Достоверно и объективно наш взгляд не достигает даже внешних контуров другого. По пути он преломляется и замутняется нашими собственными вожделениями и фантасмагориями, составляющими суть того, что мы есть. 

Даже внешнее выражение внутреннего мира – это всего лишь ещё один кусочек нашего внутреннего мира, не говоря уж о том представлении, которое мы создаём себе о чужом внутреннем мире. Оно так неопределённо и сомнительно, что скорее говорит о нас самих, чем о другом." 

(перевод с немецкого Л.Ведерниковой)

Привет. Вот еще пища для размышления...

Ингмар Бергман "Латерна магика". 
"...Дружба, как и любовь, предельно проницательна. Сущность дружбы — в открытости, страсти к правде. Увидеть лицо друга или услышать по телефону его голос и высказать самое мучительное, самое неотложное — это освобождение. 

Либо же друг сам признаётся в чём-то, о чем он даже подумать не осмеливался. Дружба нередко окрашивается чувственностью. Фигура другая, глаза, губы, голос, движения, интонация запечатлены в твоём сознании — секретный код, открывающий твою душу навстречу доверию и сопричастности. Любовные отношения сотрясаются взрывами конфликтов, это неизбежно, дружба же не так расточительна, у неё не так велика потребность в стычках и чистке. 

Изредка на нежных поверхностях контактов оседает песок, и это причиняет горе и трудности. Дружба не зависима ни от клятв и уверений, ни от времени и пространства. Дружба не предъявляет никаких требований, кроме одного: искренности. Единственное, но нелёгкое требование." 

(перевод с шведского Александры Афиногеновой)

Свеча горела. Майк Гелприн

Опубликовал HUNTER | 18.02.2014

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.

— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло сердце, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?

— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.

«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.

— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?

— Я, собственно… — собеседник замялся.

— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…

— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.

— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.

— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.

— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».

Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.

— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?

Максим помялся, осторожно уселся на край стула.

— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.

— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.

— Нигде? — спросил Максим тихо.

— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?

— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.

Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!

— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.

— У вас есть дети?

— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?

— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.

— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.

— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?

Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.

— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература — это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.

— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.

«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».

Лермонтов «Мцыри».

Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…

Максим слушал.

— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.

— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.

Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.

Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.

Классика, беллетристика, фантастика, детектив.

Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.

— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.

— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.

— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.

— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.

— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?

— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.

— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?

— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.

— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.

— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?

— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.

— От… От кого?!

— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.

Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.

— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?

Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.

— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

Стихотворение до краёв наполненное нежностью....

Человеку нужен человек,
Чтобы пить с ним горьковатый кофе,
Оставаться рядом на ночлег,
Интересоваться о здоровье.

Серия сообщений " поэзия":
Часть 1 - Лилит
Часть 2 - Все!Хватит...
...
Часть 5 - Андрею Макаревичу - 60 !!!
Часть 6 - Ты создана для восхищения для удовольствий и любви
Часть 7 - Человеку нужен человек

Захватывающее чтение,это цитаты из романа Виктора Пелевина «S.N.U.F.F.». Получите удовольствие...

« — Дело не только в этом, — ответила Кая. — Власть над миром принадлежит финансовой элите. Кучке мерзавцев, которые ради своей прибыли заставляют всех остальных невыразимо страдать. Эти негодяи прячутся за фасадом фальшивой демократуры и избегают публичности. Поэтому для актуализации наслаждения им нужна группа людей, способная стать их скрытым символическим репрезентатом в общественном сознании… Я понятно говорю?

      Грым неуверенно кивнул.

      — А зачем им это надо? — спросил он.

      — Чтобы на символическую прокси-элиту, составленную из извращенцев, пролился дождь максимальных преференций, и реальная тайная элита испытала криптооргазм по доверенности. Это же очевидно.

      — Что ты несешь? — сказал Дамилола сердито. — По-твоему, все эти люди вокруг, которым небезразлична судьба пупарасов…

      — Всем вокруг глубоко безразлична судьба пупарасов и прочих говноедов, — перебила Кая, глядя почему-то на Грыма, — Просто люди трусливы, и все время лижут то воображаемое место, через которое, по их мнению, проходит вектор силы и власти. А реальная власть в демократуре никогда не совпадает с номинальной. Полный произвол элиты в выборе объектов ритуального поклонения и делает возможным криптооргазм по доверенности.»

"Я вообще люблю оркские передачи. Особенно мне нравится, когда их небритые пропагандисты начинают объяснять согражданам, что мы наверху, значит, спим и видим, как бы нам оккупировать Уркаину и заставить их жить по нашим законам. Правильно про них говорил Бернар-Анри — романтический народ-ребенок, всегда готовый поверить в сказку и мечту".

Здесь о романе ....http://www.gazeta.ru/culture/2011/12/08/a_3919114.shtml

здесь сам роман http://book-online.com.ua/show_book.php?book=8020

аудиокнига http://bookzvuk.ru/s-n-u-f-f-viktor-pelevin-audiokniga-onlayn/

Серия сообщений "книги":
Часть 1 - ЗАПИСКИ ПЕССИМИСТКИ.
Часть 2 - Владимир Солоухин. Смех за левым плечом.
...
Часть 7 - Рэй Бредбери - "Здравствуй и прощай"
Часть 8 - Елена Чижова - Время женщин
Часть 9 - УРКАИНА- страна орков!
Часть 10 - ДИНА РУБИНА - НА ВЕРХНЕЙ МАСЛОВКЕ
Часть 11 - АДАМ НЭВИЛЛ - НОМЕР 16
Часть 12 - Любимые сказочные герои и их зарубежные прототипы

Евгений Гришковец   драматург, режиссер    Неевропейцы
07 мая 2014, 16:53  http://echo.msk.ru/blog/evgeniy_grishkovetz/1315428-echo/

Здравствуйте!

Я долго не высказывался на самую главную и болезненную тему… Понятно, на какую. Я молчал, молчал, молчал… Не отмалчивался, а молчал. Не знал, что сказать. И вот два дня назад высказался. Я знал, что те, кто от гнева и усталости уже ничего и никого не способны слышать, кроме тех, кто говорит и думает в унисон, прочтут и увидят в моей записи что-то своё и только своё. Я знал это заранее, но уже не мог молчать, потому что начал бы отмалчиваться.

Мы – украинцы и русские. И именно мы знаем друг о друге то, что знаем. То есть, очень многое. И всё, что знаем друг в друге не хотим принимать. Сейчас отчаянно не хотим. Потому что знаем нутро друг друга по себе. Нутро-то одинаковое!

Однако именно мы так полны иллюзий по поводу Европы и европейского, мы ищем и находим в себе черты европейского сознания и характера, видим в зеркале европейские лица и ненавидим всё то, что мешает нам фактически оказаться частью Европы.

И на этом пути по направлению к европейским ценностям мы украинцам совершенно необходимы. Мы даже жизненно необходимы им. Они даже представить себе не могут, насколько мы им кровно нужны в этом их стремлении и пути!

Мы в своих европейских иллюзиях ненавидим Путина, свою апатию, трусость, свою внутреннюю несвободу, нецивилизованность, дикость, а также чрезмерную чувствительность, ненужную интеллигентность, нерешительность и прочее, прочее и прочее. Но это мы ненавидим или, как минимум, не любим в себе. Это наше!

А для украинцев – это тоже наше. Но не их. Это наш Путин, это наша апатия, наше плебейство и нерешительность, дикость и прочее и прочее, мешают им влиться в европейский мир. Они ненавидят нас.

Насколько проще и приятнее иметь внешний объект ненависти!!!

http://echo.msk.ru/blog/evgeniy_grishkovetz/1315428-echo/

4 мая 2014

М.А.Булгаков:  «Перед нами тяжкая задача - завоевать, отнять свою собственную землю.

Расплата началась.

Герои-добровольцы рвут из рук Троцкого  (читай Турчинова/Яроша) пядь за пядью русскую землю. И все, все - и они, бестрепетно совершающие свой долг, и те, кто жмется сейчас по тыловым городам юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдется без них, все ждут страстно освобождения страны. И ее освободят. Ибо нет страны, которая не имела бы героев, и преступно думать, что родина умерла».

Но придется много драться, много пролить крови, потому что пока за зловещей фигурой Троцкого (читай Турчинова/Яроша) и еще топчутся с оружием в руках одураченные им безумцы, жизни не будет, а будет смертная борьба. Нужно драться. И вот пока там, на Западе, будут стучать машины созидания, у нас от края и до края страны будут стучать пулеметы. …Мы начали пить чашу наказания и выпьем ее до конца.... Мы будем драться. Ибо нет никакой силы, которая могла бы изменить это. Мы будем завоевывать собственные столицы. И мы завоюем их. …..

Негодяи и безумцы будут изгнаны, рассеяны, уничтожены. И война кончится. Тогда страна окровавленная, разрушенная начнет вставать... Медленно, тяжело вставать.

Те, кто жалуется на "усталость", увы, разочаруются. Ибо им придется "устать" еще больше...

Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить и в переносном, и в буквальном смысле слова. …..И мы выплатим. И только тогда, когда будет уже очень поздно, мы вновь начнем кое-что созидать, чтобы стать полноправными, чтобы нас впустили опять в версальские залы. Кто увидит эти светлые дни? Мы? О нет! Наши дети, быть может, а быть может, и внуки, ибо размах истории широк и десятилетия она так же легко "читает", как и отдельные годы. И мы, представители неудачливого поколения, умирая еще в чине жалких банкротов, вынуждены будем сказать нашим детям:

Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию!

Цитата из произведений Михаила Булгакова. Грядущие перспективы, 13 ноября 1919г (впервые - в газете Грозный)   http://www.bulgakov.net.ru/llb-sa-author-28/

Новая книга Виктора Савченко «Двенадцать войн за Украину».

Именно столько битв, происходивших в 1917–1922 гг., рассматривает автор, связывая их со стремлением украинского народа к государственной независимости.

Появление Украинской Народной Республики вызвало неприятие и красных и белых. Время превратило трагические события тех грозных лет в легендарный факт далекой истории. И в результате — более 80 лет полуправды, искажений, умолчания…

http://www.litmir.net/bd/?b=136873   Читаю здесь  .... 

Серия сообщений "книги":
Часть 1 - ЗАПИСКИ ПЕССИМИСТКИ.
Часть 2 - Владимир Солоухин. Смех за левым плечом.
...
Часть 4 - Слушать книги онлайн
Часть 5 - откройте для себя Роберта Хайнлайна.
Часть 6 - 12 войн за Украину
Часть 7 - Рэй Бредбери - "Здравствуй и прощай"
Часть 8 - Елена Чижова - Время женщин
...
Часть 10 - ДИНА РУБИНА - НА ВЕРХНЕЙ МАСЛОВКЕ
Часть 11 - АДАМ НЭВИЛЛ - НОМЕР 16
Часть 12 - Любимые сказочные герои и их зарубежные прототипы

Серия сообщений " поэзия":
Часть 1 - Лилит
Часть 2 - Все!Хватит...
Часть 3 - Понравилось! Все! Хватит....
Часть 4 - Она всегда была немного кошкой...
Часть 5 - Андрею Макаревичу - 60 !!!
Часть 6 - Ты создана для восхищения для удовольствий и любви
Часть 7 - Человеку нужен человек