Остро и резко, но откровенно и с болью Сергей Крючков пишет:

По известным причинам, по тем же самым, по которым не мечут бисера перед свинством. Я бы добавил еще, что папуасам не дарят икон, а Ростроповичу не нужно было вручать Ленинскую премию. Мироощущение дикаря не позволяет понять сакральность иконы. А космос Ростроповича был на удивление мелок и грязен, чтобы понять суть советских наград и званий, которые он с животным равнодушием втоптал в грязь.

Хорошо водил он смычком по своей виолончели, плохо ли – суть не в этом. Была ли его звуковая гамма искренней гармонией или техническим набором нот из мира «чистого искусства» – сказать не берусь, далек от этого. Я о человеческих качествах именитого музыканта, что становятся все более отчетливыми с течением времени. Потому как душевная неопрятность Ростроповича как то органически вписывается в картину так называемого «демократического мира», где подобные ему с усердием строят свое личное благополучие и капитализм в России. И если вы хотите понять нынешний общественный строй в стране, то должно взглянуть на его идолов - кумиров, столь пропагандируемых в недалеком прошлом и сегодняшний день. На плисецких, на рязановых, на солженициных…. И на Ростроповича. Да – Да. В их делах, в их поступках, в их судьбах – геном той системы, что довлеет ныне проклятием частной собственности над Россией.

Так что же Ростропович как личность? Как нам его понимать, когда он был искренним? Когда принимал Сталинскую и Ленинскую премии из рук советских вождей и проедал их под подушкой … или когда принимал высшую награду США Президентскую медаль Свободы из рук Рональда Рейгана, пламенного антисоветчика и утробного русофоба? Когда стал народным артистом СССР…или когда с восторгом двигал смычком у разрушаемой Берлинской стены, освящая своим творчеством новый НАТОвский миропорядок в котором СССР и России отводилась роль изгоя, подлежащего ядерному уничтожению?

Да и была ли у него Родина, что бы задумываться над этими вопросами? С легкостью меняла семья Ростроповичей города и страны с первых дней зачатия этого самого Мстислава: Оренбург, Баку, Москва, бегство от фронта в Оренбург, вновь уже безопасная Москва, семнадцать лет проведенных в Вашингтоне, гастрольная карусель по европам. Ему было хорошо везде, где его отменно кормили и холили, не подвергая его драгоценнейшую жизнь никакой опасности. Какие трудности он, гражданин мира, разделил с Россией?

За что ельцинисты наградили его медалью « За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»? Какой же там был доблестный труд в исполнении Ростроповича? Если уже в 1943 году, шестнадцати лет от роду, он возвращается в безопасную Москву из мирного Оренбурга, где благополучно и совсем не по граждански учится в консерватории. Никаких фронтовых концертов! Или, быть может, пятнадцатилетний мальчик вложил душу в госпитальные гастроли, где своей музыкой сострадал раненым советским солдатам в 1942 году? Быть может в начале 1945 года он пришел в военкомат и подал заявление о призыве в воюющую Советскую Армию, тем более, достигнув к этому времени 18 лет, достаточных для законного, официального призыва? А ведь тот же Дмитрий Шостакович, живая легенда русской музыки, уже в ипостаси живого бога от симфонии во время немецких налетов дежурил на крыше здания своей Консерватории. В качестве бойца пожарного расчета тушил немецкие зажигательные бомбы. Тем и вошел в иллюстрированную историю «Таймс» 1942 года. И боль, и славу, и горечь блокады и радость Великой Победы разделил Шостакович со своим Городом, со своей страной.

А что до Ростроповича, то вся беда, вся трагедия…и вся слава России прошли мимо него. И то, где он картинно позировал, пиарясь как герой страны, было не более чем предательством России, обыкновенным банальным предательством. И когда он привечал иуду Солженицина на своей даче, и когда он принимал позы с автоматом в дни так называемого путча. Старичок именитый с больными амбициями в своих жестах на публику даже понять не мог, как он смешон в том печальном августе. Потому как люди усталые спят совсем по другому, и автомат держат по другому те, кто взял его для борьбы. Не был никогда по настоящему усталым Ростропович. Откуда ему знать, как мгновенно засыпаю люди, работающие в две смены, в теплых трамваях. Как гонит нужда капитализма работать с утра до вечера выжимая все силы, что бы элементарно свести концы с концами.

В ноябре 91 года покончила счеты с жизнью поэтесса Юлия Друнина. Фронтовой старшина медицинской службы, кавалер почетной солдатской медали «За отвагу» и ордена «Красной Звезды» Юлия Друнина не могла пережить крушения тех общественных идеалов, ради которых умирали ее боевые товарищи в ту войну. Последними ее строфами были:

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

Но боюсь, что и вы бессильны.

Потому выбираю смерть.

Ее можно понять…и преклонить колени перед ее памятью, святой памятью. Совсем девчонкой, приписав себе год в военкомате, она ушла на фронт:

Я пришла из школы в блиндажи сырые,

От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,

Потому что имя ближе, чем «Россия»,

Не могла сыскать.

Юлия Друнина была всего на три года старше Ростроповича. Ее дважды комиссовали после тяжелых ранений, и она возвращалась в строй, пока Ростропович извлекал музыкальные звуки в уже безопасной Москве. Думаю, он вряд ли озадачивал себя всеми теми переживаниями, что волновали Юлию Друнину и ее боевых товарищей. Но истинно говорю вам, что отважная медаль поэтессы для России символ света, а американская медаль Свободы Ростроповича – символ позора и предательства.

Ушла из этой жизни Юлия Друнина, а потом в капиталистических реформах до срока умерли миллионы наших соотечественников, граждан Советского Союза. И в этом есть заслуга «нашего» виолончелиста, что так радовался уничтожению советского строя, что с легкостью принимал вполне понятные знаки внимания всех врагов нашей страны, и действовал им во благо.

Потому то и не должно было давать ростроповичам советских премий и регалий. Так.. гонорар в кассе…на общих основаниях стол. И все.

Источник

P.S. Кто-то скажет, зачем же так - наотмашь? А мне вспоминаются отборные высказывания российских либералов.