Неонила Дереповская-Гареева безнадежно опаздывала на рейс − будильник почему-то не прозвонил. Пришлось ловить такси. Да еще, как назло, намертво застряли у переезда, пропуская бесконечные товарняки. Городские власти давно обещали выстроить путепровод. Да только, как водится, дальше обещаний дело не шло.

Ника (так звали ее домашние) достала из сумочки пудреницу. Улыбнулась, вспомнив, как целовала утром сонного свернувшегося калачиком в кроватке сыночка Денька. В зеркальце отразились безукоризненная прическа и правильно наложенный макияж.  И вообще – хороша! Строгая белоснежная блуза и синяя юбка, обтягивающая стройные ножки в дефицитных итальянских колготках.

Форму Нике еще не выдали – лишь девятнадцатый день в летном отряде. Да и взяли-то временно, лишь на лето.Но если сегодня все сложится хорошо и инструктор останется доволен, она станет настоящей стюардессой. Только бы успеть! В семь часов предполетная медкомиссия. Опоздать никак нельзя…

Ирина Поляченко нервно поглядывала на часы: стажерка задерживалась. Можно было, конечно, плюнуть, отменить контрольный полет и инспектировать другой рейс, но так уж получалось, что именно борт 87826 19 июня 1987 года возвращался в Запорожье к 16 часам.

Она как раз успеет забрать сына Кирюшу из яслей. И порадовать его новой игрушкой, купленной в Одессе.

Ника выскочила из «Волги» с шашечками на боку. Она бежала к Ирине, а глаза столь искренне и наивно молили не лишать счастья полета, что суровая наставница оттаяла. Отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

Старательная ведь девчонка, надежная. Словно из песни любимого барда. Ирина узнавала в ней себя. Ту, что 11 лет назад пришла в отряд, чтобы быть рядом с отцом-летчиком, и отчаянно влюбилась в небо…

Трагедия

Полет к морю длится чуть больше часа. Кажется, едва взлетели, а уже посадка. У Ники в салоне полный порядок. Командир даже предложил Ирине прогуляться по Одессе, пока их Як-40 слетает в Бердянск и обратно.

А уже потом, вместе, домой в Запорожье. Лишь отмахнулась: инструктор – это ведь не только контроль, но и помощь. Надежное плечо рядом девочке не помешает.

После команды «Пристегнуть ремни» в полной темноте долго снижались, пробивая сложное фиолетово-серое месиво облаков. Метеосводка внушала тревогу: над Бердянском клубились в порывах ветра наливающиеся чернотой свинцовые тучи, в глубине которых постоянно вспыхивали молнии, а ниже беспрестанно стегали по земле дождевые потоки. Попадать в передряги Ирине не впервой. Всякое было: горел двигатель в воздухе над Волгоградом, жестко садились на брюхо в Киеве, так что шутливый тост бортпроводниц, обращенный к пилотам: «Спасибо, что не убили!» − произносила вполне серьезно. А вот побледневшей Нике, что сидит рядом в хвосте по правому борту, к этому еще надо привыкнуть.

Взлетно-посадочную полосу командир увидел лишь в 20 метрах над землей, проскочив едва ли не половину. Тяжелая машина коснулась бетонки, не снижая скорости, скользнула по ее мокрой поверхности, у края попыталась взмыть вверх, да где там…

Ломая стойки шасси, Як-40 выкатился на грунт. Сшиб на своем пути деревья, перемахнул через шоссе и, перевернувшись на левую плоскость крыла, развалился на части. Из поврежденных баков в салон прямо на людей хлынула остро пахнущая жидкость.

Придя в себя после удара о землю, Ника сперва услышала в темноте спокойный голос инструктора, которая вежливо, но строго просила пассажиров сохранять спокойствие и в первую очередь пропускать к выходу женщин и детей, а потом увидела и саму Ирину. Насквозь пропитанная керосином, та вспыхнула факелом, безуспешно пытаясь освободить пылающую сухонькую старушку, которую намертво зажало в искореженном кресле. Ника бросилась на помощь.

− Не подходи, девочка! Выводи пассажиров! – то ли прошептала, то ли прохрипела инструктор. – Открывай скорее аварийный выход.

Ника помогла выбраться из самолета десятку перепуганных людей и, уже оказавшись на земле, с удивлением увидела пилотов, безучастно сидевших чуть поодаль. И тогда она вновь вернулась к багровеющему разлому фюзеляжа и взялась за раскаленный край металла, который не смог остудить безжалостно хлеставший ливень…

Последней, едва передвигая ногами, которые жег прилипший к почерневшей коже оплавленный нейлон, она выводила из салона Ирину, чья страшная обугленная под сгоревшей дотла формой нагота уже мало напоминала тело молодой и красивой женщины.

Огненные бортпроводницы

В старом альбоме семьи Поляченко сохранилось удивительное пророческое фото, сделанное задолго до катастрофы. На ней все смешалось, словно при неумелой съемке один кадр наложился на другой: могильные ограды, памятники, кусты каменистой кладбищенской аллеи и языки пламени. А посреди она – Ирина. Ах, если бы человек всегда мог вовремя прочитать знаки, посланные ему судьбой…

По дороге в больницу Ирина, сама периодически впадающая в беспамятство, крепко держала за руку стонущую от боли 15-летнюю одесситку, читала ей стихи и озабоченно спрашивала у спасенных ею пассажиров, сильно ли обгорели у нее волосы. Люди, пряча слезы за натужными улыбками, больше похожими на гримасы, отрицательно мотали головами.

Ирина, вопреки самым смелым прогнозам прилетевшего в Бердянск из Киева знаменитого комбустиолога (специалиста по тяжелым ожоговым поражениям), прожила еще три дня. Крепилась, скрывая нестерпимую боль. Лишь просила не отходившую от нее маму позаботиться о Кирюше. И еще неловко извинялась перед врачами и медсестрами за доставленные хлопоты.

Еще через несколько дней в запорожской областной больнице скончалась Ника. Врачи не сумели справиться с развившимся сепсисом.

Потом были комиссия из министерства и суд. Вину пилотов и их бездействие уже после аварии, которые были очевидны всем, замяли. И то, как бросил без помощи экипаж и пассажиров командир. И то, как выбирался через разбитую форточку кабины, забыв табельное оружие, второй пилот. И то, как он же на суде требовал возместить ему стоимость якобы сгоревших во время аварии облигаций трехпроцентного займа на кругленькую сумму. Уж больно негативно это могло отразиться на судьбе руководства авиаотряда. Крайними сделали диспетчера наземных служб.

О бортпроводницах вообще не говорили. Да, девчонки выполняли свою работу, но возможно ли поверить, чтобы сильно обгоревшие женщины были способны кого-то спасать? Сомнительно. Даже если есть многочисленные свидетельства пассажиров.

Поверили люди, приносившие на могилы бортпроводниц свежие цветы и открытки со стихами. И сын Ирины Кирюша. Когда ребенок видел самолет, он объяснял окружающим:

− Это летит в небо моя золотая мамочка!

Мама Ирины, пока была жива, вела для внука памятные записи о дочери и часто приводила Кирюшу к могиле на центральной аллее Капустяного кладбища. А к соседней могиле мама и сестра Ники приводили маленького Денька.

…Давно нет страны, в которой жили Ира и Ника. Состарились пассажиры, ради которых они пожертвовали жизнью. Едва теплится жизнь запорожского аэропорта. Документы по аварии и судебному процессу давно в Москве, местные ведомственные архивы основательно подчищены, все лишнее уничтожено. Цветы к обезображенным вандалами-металлистами могилам бортпроводниц приносят все реже. И в дряхлеющем дымном городе на берегу Днепра до сих пор нет улицы имени незаслуженно и несправедливо забытых огненных бортпроводниц. По-настоящему золотых мамочек уже давно взрослых Кирюши и Денька. И еще двух десятков пассажиров борта 87826, которым они когда-то подарили жизнь.

Борис АРТЕМОВ

http://tayni.info/52679/