Простуженную, кашляющую и сопливящую Разю растаскивал на части внутренний гнев, обида и ощущение несправедливости. Она злилась, раздражалась и чувствовала себя никем не понятой. Все, воспитывавшие её в этот момент, кроме, разве что, мамы, говорили чушь, а если и не совсем - то как они могли о чем-то судить, у самих-то рыльце в пушку!
Когда она говорила им об этом, они страшно обижались, склоняли головы и, грустные, уходили.
А Разя не могла, не была в состоянии, не имела возможности даже посидеть за компьютером, была совершенно лишена справедливости, а никто этого абсолютно не замечал!
В общем, Разя досиживала последние свободные минутки в урезанном всеми (ага, сами-то попользовались, а мне не дают!) времени (и даже не жалеют теперь! Эгоисты!), и вдруг справа раздалось шебуршание - как словно в давно не работающем видике начала крутиться после стольких лет кассета, - и из-за желтой ткани, оставленной мамой на пошив чего-то, вылезла маленькая тоненькая палочка с глазками и сказала:
- Не злись, Разя, ни на кого.
Разя изумилась, потыкала палочку пальчиком, осмотрела со всех сторон и спросила, что она такое.
Палочка хихикнула:
- Как это кто? Спррраведливость!
Разя охнула, не поверила, скорчила гримаску "Да ну" и засомневалась вслух.
Палочка грустно-печально покачала головой, но тут к Разе прибежала сестра прогонять с компьютера, палочка куда-то делась, а Разе пришлось идти болеть в другую комнату.

Палочка не шла у неё из головы, конечно, но в гости она снова тоже идти не собиралась, поэтому Разя решила дождаться мамы (не говорить же вредной старшей сестре о такой тайне!) и все рассказать ей.
С тем она и отвлеклась до поры до времени.
Мама, кстати, за Разю пошла к врачу, но Разя это не ценила.