Вечер. Прохладный ветерок забирает тепло у нагретых солнцем ступенек. Я подставляю лицо под напоенные ароматом леса воздушные пальцы. Ветер перебирает пряди выбившихся из-под платка волос, качает  занавеску на входе и летит дальше, в деревню. Там, на улицах, крутит дорожную пыль, ерошит траву на обочине, и, пропитавшись запахом дыма и навоза, мчится дальше.

Но мне нет дела до его забав. Высоко над головой по темнеющему бархату неба вышивает серебром ночь. Еще немного - и замерцает алмазами Дорога.

Недаром люди боятся её, ох, недаром. Сначала она красиво переливается, притягивая взор, а потом… Потом начинает манить. Ненавязчиво, осторожно, обещая что-то чудесное. Люди считают этот зов проклятием. Тот же, кто ответил звездам – чудесным даром. И уходят, оставляя за спиной дома и семьи. Уходят, надеясь вернуться. Но это уже зависит от тех, кто остался. Мне повезло.

Свет, падающий из открытых дверей, на мгновение закрыла тень. Сильные, крепкие руки обняли меня за плечи.

- Смотришь на звезды?

- Не ревнуй. Я же обещала, что больше не уйду.

Вместо ответа муж крепко прижал меня к себе, и мы стояли так, пока ночь окончательно не прогнала вечер.

- Она зовет, да?

- Зовет.

                Я с трудом оторвала взгляд от Дороги и повернулась к мужу. Обычный крестьянин. И чем он привлек меня? В странствиях я встречала много мужчин и красивее, и умнее. Но нет. Мне нужен был только этот, и к нему я рвалась сквозь паутину дорог.

- О чем ты думаешь?

Он со вздохом разомкнул объятия, указав на куст:

- Наверное, уже пора? Почки набухли.

                Да, пора. Куст лунной ивы, что вырос у калитки, готовился зацвести. Крохотные почки уже светились в ночи. Еще чуть-чуть - и они взорвутся призрачными лепестками, чтобы к утру опасть белым покрывалом.

                Только одну ночь в году можно любоваться светящимися звездочками цветов. Но люди отгораживаются закрытыми дверьми и ставнями, боясь даже взгляд кинуть наружу. И только Проклятые  собираются у печальных кустов, что вырастают из их следов.

                Муж выносит мне большую корзину. Чуть сгибаясь под её тяжестью, я спускаюсь с крыльца. Из почек уже показались бутоны, и воздух вокруг моей ивы синевато мерцает.

Осторожно, стараясь не задеть ветки, я расстилаю покрывало.  Аккуратно расставляю невесомые тарелки. На белом,  полупрозрачном фарфоре лаконичными, тонкими штрихами художник нарисовал Лунную иву. И, глядя на рисунок, я чувствую незримую связь с мастером. Потому что так выразить тоску умеют только Ждущие.

За этот сервиз лорд Зеленого Дола предлагал мне четырех коров из своих стад, лучших коров. Но я отказалась.  Какая еще посуда больше подойдет для Ночи Цветения?

Не торопясь, раскладываю по тарелкам еду. Целиком изжаренный на вертеле кролик. Лепешки, испеченные на раскаленных камнях. Откусишь – и захрустят на зубах запекшиеся в тесте крохотные угольки и зола. Колбаса, что коптилась в печной трубе до каменной твердости. Резать её надо на тонкие-тонкие ломтики, и долго держать во рту, размягчая. Зато не портится в дороге.

В завершении выставляю в ряд четыре толстостенные бутылки. Такие выдувают в далекой стране на Западе.

У одной из границ этого крохотного государства плещется море. У другой - высится горная цепь. Холмы между ними увиты гибкими лозами. Но только один – по южному склону. А в северном зияют провалы пещер. Там, в прохладе и покое, зреет сок золотых ягод, впитавших жар солнца и вкус южного ветра. Семьсот бутылок дивного вина дает этот виноградник, и потому не каждый лорд может позволить себе подобное расточительство. 

Пока я возилась, бутоны почти раскрылись, и серебристый свет заливал накрытый  стол. Изящная посуда с Востока, драгоценное вино Юга и грубая крестьянская пища. Странное сочетание. Как и мы, Странники.

                Полюбовавшись на цветы, я открыла первую бутылку. Терпкая жидкость потекла в широкую чашу. Первый глоток – за тех, кто в Пути. Второй – за тех, кто остался ждать. От них зависит, найдет ли Странник дорогу назад.

                Отдав первый долг, отставила чашу. Светящиеся цветы отразились в вине. Светлячки в зыбкой тьме. Сейчас их станет больше.

Кроме посуды и еды корзина хранила плетеные ларцы.  Из одного достала подсвечники, свитые из тончайшей серебряной проволоки. Из другого - маленькие, с лесной орех, свечи.

Зажигаю первую. Осторожно вешаю на ветку и, глотнув вина, призываю память.

Альми. Подруга. Звезды вселили в нас жажду странствий одновременно. Но я ушла на их Зов, а ты… осталась. Только много позже я узнала, как выла ты, запертая в чулане, как ломала ногти о деревянные стены, в кровь разбивала кулаки. Родные любили тебя и решили спасти, избавить от безумия. Но вместе с проклятьем умер и разум.

Второй глоток, и вторая свеча. Орке. Мальчишка. Ты отправился в Путь, не имея Ждущего. Это странствие стало для тебя последним…

Эйри…. Молодой муж не захотел делить жену со звездами, и ты угасла в золотой клетке, в которую превратился красивый дом.

Лиарат…

После очередного глотка закружилась голова, подсвечник все же занял свое место на дереве. И только после этого я перевела дух.

Отломила кроличью лапку, прожевала мягкое мясо. Нужно поесть. Ночь длинная, а вспомнить надо многих. Опьянею!

Тайри. Мейрат. Астор. Их женам надоело ждать, и они просто позволили свечам погаснуть.

Эсмель. Коол. Руви…

Имя. Воспоминание. Вскоре заключенных в серебряную клетку огоньков стало на Лунной иве едва ли не больше, чем цветов. Они погаснут одновременно, как только проснется солнце. И пусть свечи малы – их хватит до рассвета. Недаром отчаянные горцы, рискуя сорваться в пропасть, ищут гнезда, что вьют на вершинах скал фениксы. Сгорая, дивные птицы плачут, и их слезы, освещенные солнцем, превращаются в янтарь. Если переплавить застывшие капли с желтым воском диких пчел и отлить свечу - обретет она чудные свойства.

Ни злой дух, ни демон, ни ведьма не смогут вступить в круг, очерченный зачарованным пламенем. Колдовство, направленное на дом, в котором горит свеча, растает, не причинив вреда. Но гаснет огонь, едва коснется его солнечный свет, а на закате вспыхивает снова.

Потому-то эти свечи и зажигают в ночи те, кто ждет. Чудесный, робкий огонек яростным маяком пробивает мрак, указывает верный путь сквозь бездну расстояния. Скиталец видит его всегда и, пока живет огонек, сможет найти дорогу обратно. Ни смерть, ни болезнь, ни злые чары не коснутся путника, пока ему есть, куда возвращаться.

Очередной подсвечник закачался на ветке. А я оглянулась на деревню. Ни огонька. Боятся. Они всегда боятся ночи. И звезд. Что ни вечер, на все засовы запирают двери и ставни. Так, чтобы ни один серебристый лучик не пробился в случайную щель.

Как всегда, накатила злость.

Они называют нас Проклятыми. Но никогда не откажут в крове. Из еды отдадут лучший кусок. Потому что нас они боятся не меньше, чем звезд. Ведь позвать могут не только звезды. Оттого и в лачуге бедняка, и в замке лорда нет гостя страшнее, чем Скиталец.

Но при этом они с большим удовольствием пользуются тем, что мы приносим. Не знающие покоя купцы везут шелка и фарфор, разноцветный жемчуг и ясные зеркала. Лорды не скупятся, и семьи торговцев не знают нужды.

Жрецы и алхимики дорого платят за диковинки, привезенные издалека. За описания земель ученые мужи готовы передраться! Простой люд, открыв рот, слушает сказки Проклятых. И даже Его Величество не гнушается рассказами о соседних государствах. За эти сведения он платит золотом и…страхом.

Хотелось кричать, кидать камни в закрытые окна, колотить в двери… Но вместо этого я зажгла очередную свечу и налила еще вина. Ночь Цветения – плохое время для сведения счетов. И, как всегда, я не помнила, как она закончилась.

Проснулась в своей постели. Рядом, на табуретке, стояла чашка с заботливо приготовленным отваром. Выпила его одним духом и огляделась.

Муж уже ушел. Оставил на столе завтрак, и отправился в поле. Значит, и мне вставать пора. Корова, конечно, подоена, скотина накормлена, но негоже валятся в кровати допоздна. Дел всегда полно. Для начала, нужно снять с ивы свечи и убрать остатки трапезы.

Но во двор я не вышла. В сенцах, на большом сундуке, лежала моя дорожная одежда и оружие. Зачем он…так?

- Иди.

- Ты дома?

- Разве я мог оставить тебя сегодня одну?

Я спрятала лицо на широкой мужской груди. Только бы он не увидел слез.

- Иди, родная.

- Я обещала, что останусь.

- Нет, ты уйдешь!

- Я обещала…

- Милая, скажи, неужели ты так хочешь, чтобы свечу на иве зажгли и для тебя? Думаешь, не знаю, чьи имена ты шепчешь ночами? Не знаю, почему покинули этот мир твои подруги? Не хочу для тебя такой судьбы.– мягкие губы осторожно коснулись моего виска – Если и суждено гореть для тебя свече, то не в День Цветения. Иди. Я буду ждать.

 

Дорожная пыль заглушает стук копыт. Конь, как и я, привычен к пути. У поворота оглядываюсь в последний раз. Деревня, как на ладони. И дом с высокой ивой у калитки. Конь терпеливо стоит, а я все медлю, не в силах отвести взгляда. Миг, другой, и в широком окне мелькнул огонек. Значит, путь мой будет удачным, и я вернусь. В дом, где горит свеча.