Тема: Hики ларкин о Ближневосточном конфликте СТАТЬЯ ОЧЕНЬ ИНТЕР


Человек, плывущий против течения: вот, я здесь стою и не могу иначе.

Ники Ларкин пошел наперекор всему ирландскому «креативному классу». Почему?
Потому, что Ларкин узнал правду о Ближневосточном конфликте.

Он - один из немногих, чей нравственный компас в сегодняшнем мире тотального релятивизма вдруг заработал правильно.
Перспектива взгляда на конфликт, представляемая Ларкиным, чрезвычайно редка в Ирландии. Такой взгляд на проблематику израильско-арабского противостояния вообще маргинален в левой до мозга костей европейской арт-тусовке. Между тем, усилия этого молодого смельчака вселяют пусть и слабую, но надежду: а вдруг хоть кто-то последует его примеру?

Ники Ларкин: Израиль - убежище в осаде

Сняв ленту об арабо-израильском конфликте, Ники Ларкин понял,

что его прежние убеждения были ложными.
Я привык ненавидеть Израиль. Привык думать, что левые всегда правы.
Оказалось, это не так. Теперь я понимаю, насколько отвратительны
палестинские террористы. Понимаю, почему Израиль вынужден быть жестким, даже жестоким. Теперь я вижу, что левые оказались правыми* - ультра-правыми штурмовиками в своей ненависти к евреям. Почему же это произошло со мной?

Как ни странно, все началось с моего обычного возмущения израильской «агрессией» против Газы в декабре 2008 года, в результате которой погибло 1200 «палестинцев» и 13 израильтян. Я был так потрясен этой, как мне тогда представлялось, «резней», что в знак протеста обмотал свою шею арафаткой и в таком виде сфотографировался для проспекта выставки искусств.
Вскоре я обратился в Ирландский Совет по искусству за получением
гранта на съемки фильма об Израиле и Палестине. Ирония судьбы: едва ли не решающей причиной того, что я получил финансирование, оказалась та самая фотография в арафатке. Я собирался откровенно поговорить с теми солдатами, кто принимал участие в этой войне, чтобы заставить их задуматься и ужаснуться содеянного - их, и тех граждан Израиля, кто поддержал военную акцию.

Семь недель, проведенных в Святой Земле, стали водоразделом между мной, прошлым, и мной - настоящим. Я начал съемки в Израиле.
Израильтяне отнеслись ко мне настороженно. Мы были ирландцами - жителями страны, находящейся в первых рядах тех, кто нападает на Израиль. К тому же мы были киношниками. Можно сказать, врагами.

Затем мы отправились на Западный Берег. Здесь ни у кого не было
проблем с нашим ирландским гражданством. Провокационные граффити испещряли Стену**. Бейт-Лехем (Вифлеем) - просто рай для повернутых на христианстве: неоновые распятия увешаны плакатами, прославляющими атаки бомбистов-самоубийц.

Это мартироложество сопровождало нас всю дорогу, пока мы находились на Западном Берегу. Они смотрели на нас со всех столбов и рекламных тумб, где бы мы ни находились, куда бы ни направлялись. Совсем как Иисус на старых открытках.
Но постепенно я начал ощущать дискомфорт от того, что постоянно
находился под прицелом «мученических» взглядов. И чем дальше, тем сильнее становилось это чувство. В конце концов, любимая палестинская мантра - это «ненасильственное сопротивление». Они повторяют это всегда, к месту и не к месту, словно «Аминь!» во время католической мессы.

Когда я брал интервью у Хинды Кури, представителя Палестины во
Франции, она, сидя передо мной в кресле, не скрывала своего
раздражения, когда в ответ на мою просьбу отказалась осудить акции бомбистов-самоубийц. Ненависть переполняла ее.
Эту ненависть я почувствовал и в Хевроне, где вся Стена изрисована
свастиками. Я поднял камеру, чтобы снимать, но вдруг услышал окрик израильского солдата с вышки. Несколько месяцев назад я пропустил бы его возглас мимо ушей: еще чего - прислушиваться к врагу! Но в тот день я молча повиновался.

Вернувшись в Тель-Авив летом 2011-го, я куда пристальнее вглядывался и вслушивался в то, что говорили израильтяне. Я вспоминаю разговор на улице Шенкин - самой фешенебельной в Тель-Авиве, где прохожие выглядят так, словно все они посещают школу искусств. На террасе кафе я беседовал с бывшим солдатом.
Он говорил, не торопясь, о том, что видел в Газе. О двух десятках
арабских юнцов, облаченных в бомбы-жилеты и напичканных таблетками экстази по самые брови, с детонаторами в руках. Они не чувствовали боли, и остановить их мог только выстрел в голову.

Такие разговоры - не редкость в Тель-Авиве. Я постепенно начал
проникаться ощущением изолированности, которым охвачены многие израильтяне. Изолированности, уходящей корнями в европейские гетто, и отнюдь не закончившейся после Аушвица.
Израиль - осажденная крепость под раскаленным небом Леванта, откуда в любую секунду могут обрушиться ракеты «Град». Я попытался увидеть мир глазами его граждан. Так началось мое новое путешествие. И по возвращении домой меня встретили отнюдь не ласково.

Проблемы начались, когда выяснилось, что мой фильм показывает не одну, как обычно, а обе стороны медали. На самом деле этих сторон, конечно, гораздо больше. Поэтому мой фильм и называется так - «Сорок оттенков серого». Но в Дублине хотели видеть только один оттенок — черный, и именно им должен был быть выкрашен Израиль. Полутонов никто не желал замечать.

От ирландского художника ждут определенных вещей: он должен щеголять в арафатке, подписывать воззвания к бойкоту Израиля и громогласно протестовать против зверской «оккупации». Нет, - «Оккупации»! Но не только художники обязаны ненавидеть Израиль. Быть против Израиля - это часть ирландской идентичности, точно так же, как нелюбовь к англичанам.
Но вот какое дело - ненависть к Израилю больше не часть моей
национальной идентичности. Так же, как и ненависть к англичанам. У меня ирландский паспорт, но этот документ не означает, что я
республиканец или за «палестинцев».

Мой ирландский паспорт означает, что я родился в 1983 году в Оффали. И мне страшно не понравились свастики, увиденные мною в Хевроне.
Вернувшись в Дублин, я хотел говорить об этом. Свобода слова - она, знаете ли, должна быть универсальной ценностью. Но стоило мне об этом заговорить, как мои дорогие соотечественники начинали смотреть на меня так, словно я помочился им в пиво.

Эта одномерная, убогая псевдосвобода - основа лжи. Бригады
бойкотирующих Израиль - наиболее яркий пример. Они терроризируют ирландские торговые сети, заставляя их убирать израильскую продукцию из ассортимента. Между тем, это бьет напрямую по арабским фермерам, в основном производящим свой товар под израильскими брэндами.

Но хуже всего то, что ментальность бойкота начинает влиять на деятелей искусства. В августе 2010-го, в ходе кампании ирландско-палестинской солидарности, 216 человек подписали петицию с призывом бойкотировать Израиль. Как художник, я обнаружил в этом списке друзей. Как минимум, мы были когда-то друзьями.

Я бы очень хотел поподробнее расспросить своих бывших друзей о том, что заставляет их поддерживать этот бойкот. Что конкретно эти кабинетные резонеры и кухонные вояки знают об Израиле? Могут они без запинки назвать хотя бы три израильских города, или перечислить три ведущих отрасли израильской экономики?

Впрочем, у меня есть и более серьезные вопросы к ирландским деятелям искусства. Что случилось с понятием художника как примера свободомыслия? Почему ирландские художники относятся к Израилю так, словно им это кем-то предписано под копирку? И не связано ли это с такой не слишком высокохудожественной штукой, как банальный карьеризм?

Может быть, проблема вовсе не в Израиле, а в том, что мы слишком много о себе возомнили - в том, что нашим чувством ложного морального превосходства мы пытаемся компенсировать и собственную малозначительность, и недостаток международного влияния нашей маленькой страны?

Любой достойный художник должен быть готов изменить свое мнение, узнав то, о чем не ведал прежде. Я хотел бы предложить каждому из тех 216-ти ирландских художников, что взялись бойкотировать Израиль, провести некоторое время в Израиле и в Палестине. Возможно, когда они вернутся домой, они швырнут свои арафатки в мусорное ведро.

Я поступил именно так.

Ники Ларкин