12 июля я побывал в знакомом уже театре Терезы Дуровой на антрепризе «Двое на качелях» по пьесе американского драматурга Уильяма Гибсона с участием Татьяны Арнтгольц и Григория Антипенко.
Изначально я покупал билет исключительно для того, чтобы посмотреть на любимую актрису. И только потом заметил, что спектакль поставлен по американской пьесе XX века, которые очень люблю за атмосферность; за то, что они показывают судьбы одиноких, добрых, одухотворённых неудачников, с трудом выживающих в жестоком, циничном мире (перечитал предложение, и возникло чувство, как будто о себе написал).
Сначала расскажу, как я покупал билет.


В театре Терезы Дуровой я не в первый раз. Знаю особенность зрительского зала. Увидев на экране монитора, что партер заполнен на половину, а бельэтаж почти пуст, я взял самый дешёвый билет на последний 10 ряд бельэтажа, в надежде на то, что когда погаснет свет, я вкрадчиво, на цыпочках перебегу к первому ряду и буду смотреть на свою любимицу с близкого расстояния. Мой блестящий план удался. Билеты так и не раскупили. Как только в зале погасли огни, маленький хитрый еврейский мальчик шмыгнул к первому ряду и оставался там, вальяжно развалившись в кресле, до самого конца спектакля, наслаждаясь не только действием на сцене, но и своей гениальностью. Кстати, примеру маленького хитрого еврейского мальчика последовали две умные красивые русские девочки, которые тоже вскоре аккуратненько перебежали из галёрки и сели рядом.
Пьеса «Двое на качелях» погружает нас в Нью-Йорк конца 1950-х. Великолепнейшее время: Вторая Мировая война позади, мир охватил экономический подъём. Жёсткие пуританские устои постепенно рушатся. До эпохи хиппи ещё далеко, но уже издан роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи» и напечатана лучшая книга Набокова «Лолита». Мэрилин Монро сводит с ума всё мужское население США. Блистают на экранах Элизабет Тейлор и Марлон Брандо. Джаз в полном своём расцвете, и только-только зарождается рок-н-ролл.
И вот, в этой чудесной жизнеутверждающей атмосфере появляется в Нью-Йорке некий молодой сутулый и понурый 33-летний адвокат Джерри Райан, приехавший сюда из города Омаха штата Небраска с 500 долларами в кармане. Джерри снимает недорогую комнату. Его одинокие будни проходят в решении одной задачи – как лучше уйти из жизни: шагнуть из окна небоскрёба или прыгнуть с моста в холодные воды Гудзона. У Джерри драма – его жена, деловито и целенаправленно изменявшая ему с разными представителями мужского пола, остепенилась и нашла, наконец, постоянного мужчину, за которого решила выйти замуж. По странному стечению обстоятельств этим мужчиной оказался не Джерри. Решиться на самоубийство Джерри не может, потому что ни разу в жизни он не принял самостоятельного решения, а жил на подачки и по указке других. В колледже он смог выучиться, благодаря солидной денежной премии, обманным путём выхлопотанной для него будущим тестем. Жил примаком в доме родителей жены, работал в их фирме. Он ничего не добился сам. Ему всё подарили. И он так привык к этому, что если ему не дарили что-либо сами, он начинал эти подачки выпрашивать до тех пор, пока не получал желаемое. Теперь вы понимаете, почему желеобразная субстанция по имени Джерри Райан так и не смогла самостоятельно прыгнуть с моста.
Однажды Джери знакомится по телефону с танцовщицей Гиттель Моска. Танцовщица она только по сюжету пьесы, фактически же она по менталитету ближе к кассирше из супермаркета «Пятёрочка», абсолютно не обременена интеллектом, при этом весела, добра и готова прийти на помощь любому, кто в ней нуждается. Благотворительность её порой заходит так далеко, что она готова без колебаний предложить самоё себя, если мужчины её об этом попросят. Она поможет не потому, что у неё заниженная социальная ответственность или ей это самой хочется, а потому что она просто привыкла бескорыстно помогать страждущим. Например, когда в первый вечер знакомства с Джерри она раздумывала переспать с ним или нет (Джерри откровенно выклянчивал это), она решилась пойти ему на уступки, мотивируя это так: «А, ладно, соглашусь, как-никак у человека день рождения».
В итоге наша сердобольная Мать Тереза не только прервала затяжной целибат неудавшегося самоубийцы, но и вернула ему радость жизни.
Гиттель Моска молодая 29-летняя женщина. Она не очень красива, но безумно обаятельна и притягательна именно вот этой своей эксцентричностью, беспечностью и весёлостью. Хотя, она более несчастна, чем Джерри. Если наш унылый адвокат терзается только душевной болью, то Гиттель реально и очень серьёзно больна – у неё язва желудка (в первоисточнике язва двенадцатиперстной кишки) из-за которой случаются частые кровотечения. И это её нужно было бы пожалеть и защитить, а не ей расточать всем подряд своё тепло и энергию.
Впрочем, и у Джерри доброе сердце. Когда они с Гиттель сойдутся в гражданском браке, он будет заботливым партнёром. Будет следить за её питанием, вызывать ей скорую, ухаживать за ней после операции. Но при этом изводить её своей неистребимой плохо скрываемой любовью к бывшей жене.
Пьеса называется «Двое на качелях», потому что отношения Джерри и Гиттель подобны качелям: то стремительно взлетают в радужное поднебесье, то внезапно проваливаются в пропасть боли и слёз. Но… возьмите любую пару, приглядитесь, и вы увидите, что эта пара тоже на качелях. Везде, где есть союз мужчины и женщины, есть и качели. Автор этих строк может утверждать сие изречение по личному опыту. С одной из напарниц его стаж парного качания на качелях равняется почти 30 годам. И это только с одной из нескольких. Причём, с этой напарницей были такие качели, с которых они попеременно вылетали под действием центробежной силы и на которых они зачастую осуществляли фигуру сложного пилотажа «солнышко» (люди, выросшие в советских дворах, понимают, о чём я). Поэтому, я не торопился бы утверждать, что название пьесы сильно оригинальное. Как и сама история. Но, в этой обыденности и неоригинальности и кроется её прелесть.
Роман адвоката и неунывающей танцовщицы с кровоточащей язвой двенадцатиперстной кишки продлился девять месяцев с сентября по май. За это время Гиттель перенесла несколько кровотечений и нервных срывов и одну полостную операцию. Джерри же сдал экзамены на право адвокатской деятельности в Нью-Йорке, наделал счетов за междугородние телефонные переговоры на астрономическую сумму, полностью избавился от депрессии и свалил обратно в Омаху к жене и тестю под полную опеку, где ему всегда было так спокойно и хорошо.
И как мужчина, из чисто мужской солидарности, я должен был бы встать на сторону Джерри. Поматросил и бросил – вот, как это называется. И в мужской среде Джерри личность вполне уважаемая. Но, я заметил за собой странность, которая и без того всегда присутствовала, но с годами стала активно прогрессировать: в любом произведении о любви, будь то «Анна Каренина», или «Трамвай желание», или вот эта, рассматриваемая нами пьеса «Двое на качелях», я всегда на стороне брошенных или недолюбленных женщин. Возможно, эту особенность характера невольно воспитала во мне ещё в детстве поэтесса Вероника Тушнова. Причём, не только своим творчеством, но и своей биографией. Её роман с поэтом Александром Яшиным очень похож на отношения Гиттель и Джерри с той лишь разницей, что растянулся он не на девять месяцев, а на долгие-долгие годы. Некоторые строчки Тушновой в моей душе как зубилом высечены, вот эти, например:
Я как прежде просыпаюсь на рассвете,
Пью с друзьями к случаю вино,
Но никто не знает, что на свете
Нет меня уже давным-давно.
Это последнее четверостишье из стихотворения о женщине, которую бросили так же, как Джерри бросил Гиттель. И тут Джерри надо отдать должное, что у него хотя бы хватило смелости попрощаться. Все мои симпатии на стороне героини пьесы. Безусловно, Джерри подлец. Но…
Когда я немного покопался в своей биографии, то обнаружил там – в толще прожитых лет – историю как две капли воды похожую на обсуждаемую сегодня. Я тоже когда-то обидел светлую добрую Гиттель, и вернулся к жене, отношения с которой всё равно ни к чему хорошему не привели. Я тоже недостоин своей Гиттель. Поэтому я не имею морального права кого-либо осуждать. Но, произведения искусства создаются ведь не только чтобы развлечь нас, но и для того, чтобы подумать. Ретроспективно возвращаясь к тем давним своим отношениям, сравнивая себя с героями пьесы, я задал себе вопрос: если бы я тогда имел опыт и знал наперёд, как всё сложится, оставил бы я свою танцовщицу? Вернулся бы к Тесс? И ответ у меня такой: не знаю. Скорее всего, я повторил бы все те же самые ошибки. Ещё я подумал о том, как сложится дальнейшая жизнь Джерри Райана – преуспевающего адвоката из города Омаха штата Небраска? Да никак. Будут и дальше изменять со своей женой друг другу и делать вид, что ничего не замечают. Периодически он будет уезжать в Нью-Йорк и снова пытаться сброситься с моста. А затем – возвращаться обратно. И это тоже качели.
Спектакль заслужил золотую статуэтку моих зрительских симпатий. Но есть замечания. Декорации слишком аскетичны – кровать, стол и шифоньер. Не хватает атмосферы Нью-Йорка. А так красиво и уютно можно было бы обставить комнату Гиттель. И ещё: текст пьесы ироничен, а в спектакле было больше юмора. То есть, спектакль немного опошлил задумку драматурга. Ирония, понятная немногим, вызывает у меня больше симпатии, чем простоватый юмор, рассчитанный на широкое употребление.

Татьяна Арнтгольц и Григорий Антипенко.

Я обязательно схожу на спектакль ещё раз при случае. Возможно, в первый ряд партера (на Татьяну Арнтгольц лучше любоваться вблизи). А возможно, с любимой девушкой, если таковая когда-нибудь найдётся (пусть посмотрит, какие мужики бывают предатели, а я такой весь белый и пушистый рядом с ней).
Рассматриваемый сегодня спектакль входит в репертуар «Современного театра антрепризы». Но, кроме того он идёт в «Современнике», где главную роль играет Кристина Орбакайте. Очень интересно было бы посмотреть и сравнить. А ещё раньше в «Современнике» главную роль исполняла Чулпан Хаматова. Если читать первоисточник, то именно Хаматова подходит на эту роль больше всего. Но мне очень понравилась Арнтгольц. Она не совсем тот типаж, который задумывал Уильяма Гибсон, но с ролью справилась блестяще. Очень хорошо играл её партнёр Григорий Антипенко. В этом сезоне я посмотрел несколько спектаклей, рассчитанных на игру двух актёров – мужчины и женщины. И везде мужчины играли чуть-чуть слабее женщин, чего нельзя сказать о Григории Антипенко.
На выходе из театра у меня не случилось катарсиса, как это было два месяца назад на этом же самом месте после спектакля «Love letters. Виртуальный роман». Но я ощутил лёгкую светлую грусть и желание покопаться в себе. А это тоже дорогого стоит.