Продолжаю цикл куриных историй. Но, сразу хочу предупредить своих городских читателей: пропустите этот рассказ или запаситесь валидолом, корвалолом, пустырником и т.д. Деревенским же достаточно будет небольшого ведёрка с попкорном. А теперь, поехали.
Все знают, что курочки - это счастье и радость в деревне. Нет более домашней, уютной, кроткой и милой птицы в хозяйстве. У меня четыре взрослые курочки породы павловское золото. Всем чуть более года. То есть, в самом расцвете сил. После того, как они перекопали весь сад, были выдворены на задний двор. А когда они там уничтожили всё живое, оставив после себя безжизненную пустыню, были возвращены в вольер, где выкопали огромные ямы, в которых устраивают купальни. Барахтаться в пыли - это их любимое занятие. Блох вытравливают. Тех самых блох, которых у них отродясь не было.
Из четырёх курочек только одна оказалась клушей и села на гнездо. Кстати, клуша в курином мире - крайне почётное звание. Это только прямоходящие приматы клушами обзывают заботливых мамаш с хештегом #онажемать. У курочек клуша - это обычно самая сильная, умная и боевая особь, которая строит не только свой выводок, но и весь курятник. Так вот, эта клуша всю зиму строила и тюкала своих братьев и сестёр по разуму, а ровно 1 июня как по календарю села на яйца. И вот ей рожать (можно я буду так называть? терпеть не могу слово "вылуп", слышится мне в нём что-то матершинное). Так вот, ей рожать, а я свалился с гриппом и высокой температурой. Она выводит потомство впервые, а я впервые принимаю пополнение от кур вне инкубатора.


А ещё за неделю до родов был инцидент. Но сначала предыстория. У меня помещение для птиц маленькое, но и оно разделено надвое: в одной половине живут куры, в другой гуси. Ну, как живут - ночуют. Днём куры гуляют в вольере, а гуси во дворе. На ночь я их всех закрываю. Когда клуша села на гнездо, я её на день изолировал, а ночью запускал к ней остальную семью: трёх курочек и двух петухов. Так вот, за неделю до родов открываю утром курочек и вижу такую картину. Один из петухов пытается окучить клушу, упорно вскакивает на неё, нарушая её личное пространство. Клуше не до кавалеров, она уже мыслями вся в будущих детях. Петух же не унимается, демонстрируя явные признаки домашнего насилия. Клуша героически защищает право на половую свободу личности. И тогда этот пернатый абьюзер не выдерживает и начинает клушу избивать. Ногами и клювом. Я уже говорил, клуша у меня боевая, она бы и рада встать и навалять неуёмному ухажёру, но боится оставить гнездо. Тогда уже вмешался я - взял петуха за шкирбас и отправил в свободный полёт вдоль сетки вольера. С тех пор я на ночь закрывал с клушей только курочек. Милых, нежных, мимишных и безобидных курочек. Какими мы их все любим. Не чета озабоченным петухам! Петухи же ночевали в вольере под навесом, я им там сделал из навоза и палок небольшой домик. Каждый вечер перед сном петухи около часа дрались.
Вернёмся к наседке. Она накидала под себя штук 5 яиц. И ещё штук 10 подкинули ей в гнездо другие курочки, которых я стал называть кукушками. А может и не 10 а 20, кто бы их считал. В общем, яиц в гнезде было много. И вот, момент истины, а я с температурой. Я и не заметил, что цыплята стали появляться на свет. Как обычно закрыл на ночь кукушек с клушей. Утром выпустил, и мне показалось, что куры слишком сытые и возбуждённые. Зерно клевать не стали. Всё бегали по вольеру, что-то искали... Когда я заглянул к наседке, по ней уже ползало два цыплёнка. Один сидел прямо у неё на голове. Другой на спине. Я обрадовался. Попытался их накормить и напоить. Заодно убедился, что больше никого живого в гнезде пока нет. Однако, мне показалось странным, что и некоторых яиц тоже нет. Думать о том, куда они делись я не смог - грипп отбил у меня способность к аналитическому мышлению. Я зашёл домой с хорошим настроением. Я думал о том, как радуются курочки что у них теперь есть детки. Все радуются. И клуша и кукушки. Это ведь их общие детки.
И именно во время этих мыслей я выглянул в окно. По вольеру бегали взъерошенные возбуждённые курочки и что-то вырывали друг у друга. Сначала я подумал, что они поймали мышь. Но, приглядевшись, я пришёл в ужас - куры таскали растерзанное тельце новорожденного цыплёнка. Оказывается, один из двух цыплят как-то выбрался из клетки (с его размерами он просто просочился сквозь прутья) и кукушки тут же убили его и начали поедать, вырывая друг у друга. Прибежав в вольер, я отобрал изуродованное бездыханное тельце. Кукушки были в глубочайшей обиде, что лишил их лакомства. Я в ступоре сидел возле клетки с клушей и меня вдруг осенило почему так мало цыплят и яиц. Всех родившихся ночью цыплят съели кукушки.
Так из целого выводка остался один. Я взял его и побежал домой спасать. Одной рукой держу крошечное создание, другой застилаю пелёнкой пол в брудере и вкручиваю инфракрасную лампу. И когда новое жилище для юного страдальца было готово, я поместил его вовнутрь. Но не успел я закрыть дверцу клетки, как тот аки кузнечик выпрыгнул... вернее, словно пуля из ствола самовыстрелился из брудера прямо на пол. Тут его и жмякнула моя лайка Леся. Уверенным отработанным движением прирождённого хищника. Я услышал лишь клацанье её зубов, и увидел, как сомкнулись челюсти, поглотив цыплёнка... Но, когда Леся снова открыла рот, цыплёнок выпрыгнул из её утробы и по батареям побежал вдоль стены. Я за ним. И Леся за ним. Я ору на Лесю. Леся лает на цыплёнка. Цыплёнок верещит от страха. Погоня продолжалась минут пять. Все трое бегали даже по потолку. В итоге живчик был пойман и водворён в одиночную камеру улучшенного содержания. Побег из Шоушенка не удался. Осознав это, узник закатил истерику. Это инкубаторские с радостью принимают брудер. Но мой цыплёнок уже познал тепло и заботу матери и ни на какой брудер менять свою семью не собирался. Клуша в свою очередь вопила из стайки. Причём, бросила гнездо, где остывали остальные яйца. Пришлось возвращать цыплёнка обратно. Клуша, когда увидела как я его несу, чуть прутья у двери стайки не выломала. У цыплёнка же при встрече с матерью случилась очередная за этот день истерика, он прыгал и скакал так, что даже мать его не могла успокоить минут десять.
Несмотря на высокую температуру, я принёс мелкоячеистую металлическую сетку и закрыл ею все места, через которые мог просочиться это последний выживший цыплёнок. А потом долго сидел в отупении на пороге курятника, отходя от пережитого. В это время ко мне вкрадчиво и виновато подошла одна из кукушек. Я взял её на руки и начал гладить. Да, да я гладил людоедку, которая сегодня съела своих собственных детей и немного чужих впридачу. Но я не могу её ненавидеть. Я не должен её ненавидеть. Это просто глупая птица, у которой нет мозгов. У меня они (пока ещё) есть. И я должен учиться воспринимать животных такими, какие они есть и любить, несмотря ни на что.
Вот такая она жизнь в деревне. Вот такой он беззаботный отдых на природе вдали от больших городов.