Юрий Левитанский.

 * * *

Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, мы стали смиренней.

За дымкой метели спокойно курится наш милый Парнас.

И вот наступает то странное время иных измерений,

Где прежние мерки уже не годятся, уже не про нас.

Ты можешь отмерить семь раз, и отвесить, и вновь перевесить,

Ты можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.

Но ты уже знаешь, как мало успеешь за год или десять.

И ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,

На миг удивившись почти незаметному их рубежу,

Но ты уже знаешь, о, как это горестно - быть не судимым.

И ты понимаешь при этом, как сладостно - о, не сужу!

Ты можешь отмерить семь раз, и отвесить, ивновь перемерить,

И вывести формулу, коей доступны дела и слова.

Но можешь поверить гармонией алгебру и не поверить

Свидетельству формул - ах, милая алгебра, ты неправа!

Ты можешь беседовать с тенью Шекспира и с собственной тенью,

Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.

Но ты уже знаешь, какие потери ведут обретенью,

И ты понимаешь, какая удача в иной из потерь.

А день наступает такой и такой-то, и с крыш уже каплет,

И пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.

И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет

О некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиреньи,

Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.

И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,

как вечный огонь

над бессмертной и юной

душой соловья.