Взято здесь: http://www.bulvar.com.ua/

Анна Герман (Anna German) (полное имя Анна Виктория Герман) (14 февраля 1936, Ургенч, Узбекская ССР — 25 августа 1982, Варшава, Польша) — знаменитая польская певица и композитор, звезда эстрады 60-х, 70-х и начала 80-х годов XX века, включавшая в свой песенный репертуар произведения на разных языках мира.

Ее мать Ирма, в девичестве Мартенс, происходила из голландских меноннитов, поселившихся в России в екатерининские времена, и работала учительницей немецкого языка. Отец Евгений Гёрманн — бухгалтер из Лодзи немецкого происхождения — был обвинён в шпионаже, репрессирован и расстрелян в 1937 году. Вторично мать Анны вышла замуж за офицера Войска Польского по имени Герман Бернер, что позволило ей уехать в Польшу в 1945 году. Там Анна поступила во Вроцлавский университет на факультет геологии, но участие в студенческой художественной самодеятельности в дальнейшем позволило ей стать певицей. Дебютировала в 1960 году в студенческом театре «Каламбур». Получив стипендию от итальянского правительства, начинающая певица на несколько месяцев уехала в Рим.

Первое признание ее песни получили на ІІІ Международном фестивале песни в Сопоте (1963) — разделила ІІ премию (в категории польских исполнителей) за песню «Так мне с этим плохо»  Генриха Клейне и Бронислава Брока, а также на Всепольском фестивале эстрадных коллективов в Ольштыне — за итальянскую песню «Ave Maria». Настоящую известность Анне Герман принесла в 1964 году песня «Танцующие Эвридики»  Катажины Гертнер и Евы Жеменицкой: вторая премия в категории актёрско-литературной песни на II Фестивале польской песни в Ополе (24—28 мая), первое место (в местном отборочном туре) и третье — в Международном туре на фестивале в Сопоте. На III Фестивале польской песни в Ополе — первая премия в категории артистической песни за песню «Зацвету розой»  Катажины Гертнер и Ежи Миллера.

Песни для неё писали советские композиторы-песенники Арно Бабаджанян, Евгений Птичкин, Александра Пахмутова, Ян Френкель, Оскар Фельцман, Владимир Шаинский и другие. Известные в её исполнении песни: «Надежда» (муз. А. Пахмутовой на сл. Н. Добронравова), «Когда цвели сады», «Эхо любви», «Случайность», «Гори, гори, моя звезда». Песни в исполнении Анны Герман отличались большой теплотой, задушевностью, певучестью и мелодичностью.

Анна была очень популярна среди любителей лирической песни в Советском Союзе 1970-80-х годов. При жизни здесь, на фирме "Мелодия" было выпущено пять ее долгоиграющих грампластинок, первая из которых вышла в октябре 1968 года и является на сегодняшний день коллекционным филофоническим раритетом.

В 1977 году состоялось историческое выступление Анны Герман на финале фестиваля «Песня года» с песней «Когда цвели сады». Устроенная зрителями продолжительная овация в зале заставила организаторов фестиваля выйти за жесткие рамки телевизионного эфира и песня была исполнена «на бис» (видеозапись выступления утеряна). Такой случай был уникальным и единственным в истории этой программы.

Несмотря на неофициальное звание «Белого ангела польской эстрады», в самой Польше отношение к ней было несколько неоднозначным — исполнение большинства песен на русском языке нравилось далеко не всем из-за неприятия политики Советского Союза по отношению к Польше. Сама Анна была искренним сторонником максимально тесных культурных связей между народами Польши и Советского Союза и считала себя польской певицей.

В 1967 году, будучи в Италии на гастролях, попала в тяжёлую автомобильную катастрофу и лишилась возможности заниматься любимым творчеством на несколько лет. Вернулась на эстраду в 1970 году: «Золотой диск» за долгоиграющую пластинку «Человеческая судьба». Гастроли в разных странах, сотни концертов в СССР.

Вышла замуж за Збигнева Тухольского в 1972 году и в 1975 году родила сына, тоже Збигнева. Скончалась от рака в 1982 году и была похоронена в Варшаве.

В ее родном городе Ургенче именем певицы названа улица.

Голос Анны Герман — мощное лирико-колоратурное сопрано необычного, прозрачного, высокого тембра. Уникальная манера исполнения производит впечатление лёгкости верхних нот. Певица отличалась большой музыкальностью, артистизмом, большой теплотой и душевностью созданного песенного образа.

В репертуаре певицы были песни различной жанровой направленности и смысла. Даже шуточные песни несли в её голосе лёгкий прозрачный налёт печали. Что касается трагических песен про войну, тяжёлую утрату или несчастную женскую судьбу — в них Герман раскрывала полностью свой драматический артистический дар, неподдельно и пронзительно показывая безутешное горе и глубокое отчаяние. Эта манера покорила слушателей всех стран, где она выступала.

Для исполнения песни «Эхо любви» в фильме Е. Матвеева (1977 г.) безошибочно была выбрана Анна Герман (в дуэте с Л. Лещенко). Эта песня также стала очень популярна в  конце 70-х, начала 80-х годов XX столетия.

Интервью с супругом Анны Герман

Она пела о любви, которую можно почувствовать "за тысячу верст", нежности и надежде - "компасе земном". И ее хрустальный голос никогда не фальшивил - ни на сцене, ни в жизни. Может, поэтому в ее недолгой жизни нашлось место и любви, и боли, и бесконечному счастью. А еще - лебединой верности, которую по сей день хранит ей ее муж Збигнев Тухольский. Этот мужественный и благородный человек уверен: любви, как и песни, "довольно

"Я НЕ ПОБОЯЛСЯ ДОВЕРИТЬ СВОИ ВЕЩИ НА ПЛЯЖЕ НЕЗНАКОМКЕ"

— Пан Збигнев, история вашего знакомства давно перешла в область легенд. А как все было на самом деле?

— Когда мы познакомились, Анечка училась в университете, а я работал в Варшавском политехническом институте на кафедре металловедения. Однажды меня послали в командировку во Вроцлав. Несколько дней работал, а в последний день у меня неожиданно оказалось пару часов свободного времени. Я решил пойти на пляж, позагорать, искупаться.

Пришел туда с вещами, чтобы прямо с пляжа ехать на вокзал. Пока загорал, вещи мне не мешали, а вот когда захотел искупаться, призадумался: куда их девать? И вдруг увидел рядом с собой красивую тоненькую светловолосую девушку. Она, видимо, только пришла, потому что расстилала плед, на который потом и уселась с книжкой. Позже я узнал, что она готовилась к сессии в университете. И что-то было в ее глазах такое, что я не побоялся доверить ей вещи. Когда вышел из воды, мы разговорились, познакомились, на прощание обменялись телефонами.

Через некоторое время я снова приехал во Вроцлав, позвонил, и Анечка пригласила меня в гости. Они жили втроем — Анечка, ее мама и бабушка. Помню, бабушка испекла очень вкусные пирожки. И так у них в доме было уютно, хорошо, по-человечески тепло, что мне... захотелось остаться. В разговоре бабушка рассказала, что внучка очень хорошо поет. Когда девушку попросили спеть, она не заставила долго себя упрашивать, исполнила несколько песен прямо за столом. Анечка к своим вокальным способностям относилась спокойно, меня же ее голос просто поразил! Я был тогда очень далек от музыки, но сразу понял: эта скромная девушка очень талантлива!

— Когда Анна рассказала вам историю своей семьи?

— Не сразу, видимо, между нами должно было возникнуть полное и взаимное доверие. Анечка ведь родилась не в Польше, как, возможно, думают многие, а в Советском Союзе, в узбекском городке Ургенч. Помню, спросил ее: "Как ваша семья оказалась в России?". И она рассказала историю о том, как еще при Екатерине Второй голландцы-меннониты приехали на Кубань и основали там колонии. В одной из таких колоний, в поселении Великокняжеском недалеко от Армавира родились Анечкины бабушка и мама. Когда зажиточных поселенцев начали раскулачивать, они вынуждены были бежать в Среднюю Азию...

То, что ее отец Евгений Герман по национальности был немцем, семья вынуждена была скрывать. Он разделил судьбу многих людей того времени: в 1937 году его расстреляли по ложному доносу, и с тех пор мама и бабушка Ани каждый день ждали, что их тоже придут арестовывать. Ирма, мама Анны, при первом удобном случае решила перебраться за границу. В 1946 году она оформила фиктивный брак с польским офицером Германом Бернером и уехала в Польшу. Во Вроцлаве Анечка окончила школу и геологический факультет. Вообще-то, она с детства мечтала стать художницей, но мама сказала, что "картинками на жизнь не заработаешь".

— А как она, геолог по образованию, стала певицей?

— Однажды подруга Богуся попросила Аню спеть на ее свадьбе, которая проходила в Королевском костеле, "Аве Мария". В восхищении были не только гости, но и руководивший хором регент. Он тогда сказал, что у Ани большое будущее. А потом еще одна подруга, Янечка Вильк, втайне от всех записала ее на прослушивание во Вроцлавскую эстраду. Все претенденты пели одну, максимум две песни, а Анечку попросили исполнить сразу несколько на польском и итальянском языке. Когда она закончила, профессор, возглавлявший приемную комиссию, сказал: "Извините, что так долго вас прослушивали. Но нам впервые в жизни выпала возможность бесплатно побывать на первоклассном концерте!".

Ей предложили солидную ставку — 100 злотых за концерт, в месяц набегало почти четыре тысячи. Огромные деньги! С тех пор Анечка начала работать сначала во Вроцлавской, а потом в Жешувской эстраде. После конкурса в Сопоте, где прозвучала песня "Танцующие Эвридики", она стала знаменитой. А потом случилась та страшная итальянская катастрофа...

"14 ДНЕЙ АНЕЧКА БЫЛА МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ"

— О ней тоже ходят разные слухи. Что же все-таки тогда произошло?

— Однажды Анне, в то время уже достаточно известной певице, позвонил итальянский продюсер и предложил очень выгодный контракт с компанией "CDI". Аня согласилась. Чего греха таить, в Польше она зарабатывала не так уж много, а ей так хотелось купить трехкомнатную квартиру в Варшаве, чтобы переселить в нее маму с бабушкой. К тому же поездка открывала перед ней заманчивые перспективы. Анечка в совершенстве знала итальянский язык, в ее репертуаре было много итальянских песен.

Успех там действительно был потрясающим! Она выступала в Сан-Ремо вместе с такими звездами, как Адриано Челентано, Шер, Далида, Доменико Модуньо. Ей присудили специальный приз — "Оскар зрительских симпатий". Правда, и трудиться приходилось много. Она не только пела, но и выступала на подиуме, фотографировалась для модных журналов. Все закончилось 27 августа 1967 года. По дороге из Форли в Милан Анечка попала в страшную автомобильную катастрофу: водитель, он же менеджер Ренато Серио, заснул за рулем, и маленький красный "фиат" на большой скорости упал в кювет. Сам Ренато отделался переломом руки и ноги. А у Анны, которая, пробив головой лобовое стекло, вылетела из машины, были сложные переломы позвоночника, обеих ног, левой руки, нескольких ребер, ушибы внутренних органов, сотрясение мозга. Без сознания ее доставили в клинику.

В тот злополучный день я был на работе. А когда вернулся, мне, вся в слезах, позвонила Анина мама пани Ирма. Нам без разговоров и в течение одного дня выдали все полагающиеся для поездки за границу документы. На одном из них рукой какого-то высокого начальства была написана резолюция: "Состояние крайне тяжелое, разрешить выезд родственников в Италию!". Через два дня после аварии мы с пани Ирмой были уже в итальянской клинике. 14 дней Анечка находилась между жизнью и смертью. Это было ужасное время!

— О чем вы думали, сидя в больничной палате?

— Молился о том, чтобы она выжила. Любой ценой! А еще поклялся перед Богом: если Анечка выкарабкается, сделаю все для того, чтобы она вернулась к нормальной, полноценной жизни.

Ее собирали буквально по кусочкам! В левую ногу для крепления поломанных костей вживили металлические штыри. Гипс сковывал все тело, в том числе и грудную клетку, ей было трудно дышать, и иногда она плакала от отчаяния. Страх задохнуться преследовал ее потом долгие годы, Анечка даже облегающие платья носить не могла, ей казалось, что они стесняют дыхание. Я поддерживал ее как мог, да и мама все время была рядом, а ведь это так важно!

В Италии, где Анечку лечили в нескольких клиниках, я успел подружиться со всеми врачами. А потом нас на специальном самолете перевезли в Варшаву. Анечка тогда еще не ходила. Помню, когда нас посадили в "скорую помощь" и повезли в больницу, она грустно улыбнулась и сказала: "Сразу чувствуется, что мы на родине: в Италии таких колдобин нет...". И я понял, что каждое движение машины отзывается в ее теле болью. 

"САМЫМ БОЛЬШИМ ПРАЗДНИКОМ ДЛЯ НАС СТАЛ ДЕНЬ, КОГДА АНЯ, СИДЯ, ШВАБРОЙ СМОГЛА ПРОТЕРЕТЬ ВОКРУГ СЕБЯ ПОЛ"

— Сколько всего времени ваша жена провела в клиниках?

— Больше года. Но она очень просилась домой, и врачи пошли ей навстречу — разрешили перейти на домашнее лечение. Для Ани было разработано специальное ортопедическое устройство, благодаря которому она могла сначала сгибать пальцы на руках и ногах, потом — руки и ноги. По ночам (чтобы не попасться никому на глаза!) я возил ее к Висле, где, как маленькую, учил снова ходить. Как же мы радовались малейшей ее победе! Но самым большим праздником для нас стал день, когда Аня, правда, только сидя, смогла шваброй протереть вокруг себя пол. Оказывается, все время она только об этом и мечтала. "Как мало иногда нужно человеку для счастья!" — сказала мне тогда. 

— Супруга так любила что-то делать по дому?

— Да, она была очень хозяйственной. К сожалению, ей все время что-нибудь мешало заниматься домом — то постоянные гастроли, то болезнь. Анечка прекрасно готовила, ее фирменным блюдом был овощной плов — тушеный рис с огромным количеством овощей, чеснока и специй. Она вообще очень любила специи, увлекалась восточной кухней, хотя мяса почти не ела. Очень любила пирожки с капустой, маринованную в горчичном соусе селедку и горячий черный чай с лимоном. Но самое большое удовольствие доставляла ей уборка, она буквально вылизывала квартиру, любила, чтобы все содержалось в полном порядке. Не зря же называла наш дом "дворцом солнца и счастья".

— Когда Анна снова начала петь?

— А она пела всегда, даже будучи очень больной и прикованной к постели. Тогда же начала сама писать музыку на стихи своей подруги Алины Новак. Позже эти песни вошли в пластинку "Человеческая судьба", которая стала в Польше "золотой". Во время болезни Анечка получала огромное количество писем, почтальоны носили их буквально мешками. Особенно много писали из Советского Союза, больше всего — из Сибири. Мы складывали письма в огромные коробки, которые до сих пор хранятся в нашем доме. Не знаю, откуда Анечка брала силы, но она прочитывала абсолютно все. А вот отвечала только на некоторые — написать всем не смог бы даже физически здоровый и сильный человек.

— О чем ей писали?

— Да обо всем! Люди подбадривали ее, благодарили за песни, присылали свои стихи, желали скорейшего выздоровления и даже... признавались в любви. Наверное, самым искренним было письмо от мужчины по имени Федор. Он приглашал Анечку к себе жить, но сетовал на то, что не знает польского языка, а значит, им трудно будет общаться. 

— Вы не ревновали?

— Нет, мы вместе их читали, иногда смеялись. Этому Федору решили послать учебник польского языка и разговорник: а вдруг человек и в самом деле выучит иностранный язык! Вообще же, Анечка никогда не давала поводов для ревности. Она была красивой и знаменитой, было бы странно, если бы у нее не было поклонников. Но я не беспокоился на этот счет. Всегда понимал, что она слишком талантлива, чтобы запереть ее в четырех стенах. Ее голос принадлежал не мне и даже не ей — он принадлежал всему миру.

Поэтому Анечка была для меня не только женой, но и певицей. И каждая ее песня — отдельная страница нашей жизни. Помню, как она записывала каждую из них! И горжусь тем, что по мере сил участвовал в этом процессе. Особенно любил домашние концерты, которые она устраивала для друзей. Сидя за пианино, она пела не те песни, которые звучали по радио или телевизору, а свои, авторские. 

— Какую ее песню вы любили больше всего?

— "Ночь над Меконгом" на стихи польского мореплавателя Леонида Телиги, я всегда просил Анечку спеть ее для меня. 

— Говорят, вы ездили с ней на все концерты и гастроли.

— К сожалению, не на все, а только на те, которые проходили в Польше. Я сам вожу машину, а Польша — страна небольшая, часто мы успевали за один день съездить туда и обратно. А вот на гастроли в Советский Союз я ее сопровождал только раз. Мы проехали тогда почти весь Союз, а оттуда отправились в Монголию. Потрясающая страна, где очень часто приходилось выступать не в клубах и дворцах культуры, а в чистом поле. Сооружали шатер, импровизированную сцену, и из всех близлежащих сел свозили на грузовиках местное население.

Помню, Анна пела, а монголы плакали. А ведь песни были на итальянском, они явно не могли понять, о чем она поет. Вот какова была сила воздействия ее голоса! Из уважения к этим людям Анечка выучила монгольскую народную песню, а они стали называть ее "прирожденной монголкой". Ее "Танцующие Эвридики" были безумно популярны в ЮАР, пластинку с этой песней привез какой-то поляк, работавший там по контракту. Но только в Советском Союзе она была почти национальной героиней. 

— А близкие друзья у нее здесь были?

— Именно в Советском Союзе жила самая близкая Анечкина подруга, которой она целиком и полностью доверяла. Это Анна Николаевна Качалина, музыкальный редактор студии грамзаписи "Мелодия". Благодаря ей Аня имела возможность часто записываться на этой студии, выпускать пластинки. Еще Анечка дружила с сестрой Марины Цветаевой Анастасией Ивановной. Она была в очень хороших отношениях со многими композиторами и поэтами — Якушенко, Добрыниным, Пахмутовой, Птичкиным, Жигаревым, но это была скорее творческая дружба...

— Почему вы, познакомившись в 1960 году, расписались только через 12 лет?

— У нас не было необходимости документально оформлять отношения, мы и так жили душа в душу. 

— И не ссорились совсем?

— С Аней невозможно было поссориться. Она была очень скромной и спокойной. От нее никто никогда не слышал резких слов, она никого не осуждала, не распространялась о своей личной жизни и уж тем более о чужой! Неизменно доброжелательная, веселая, всегда готовая прийти на помощь, она умела хранить тайны, не сплетничала. Это был настоящий ангел... А пожениться решили после той аварии. Предложения я ей не делал, просто однажды сказал, что женюсь. У нее было такое беззащитное, перепуганное лицо, почему-то она решила, что моей избранницей стала другая. Потом я добавил: "На тебе!". Мы не устраивали пышных торжеств, а тихо расписались в Закопане и отметили это событие в кругу самых близких друзей. 

"ЕЕ ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА БЫЛИ: "МНЕ НЕ ТРУДНО УЙТИ"

— Врачи запрещали Анне рожать, но она настояла на своем. Это было ваше общее или только ее решение?

— Я никогда и ни от чего ее не отговаривал, потому что она всегда точно знала, что ей нужно, а что нет. Врачи действительно были против: мол, скажутся последствия многочисленных травм и возраст — ей тогда было 39 лет. Но Анечка очень хотела ребенка! На время беременности она отказалась от всех таблеток, которые ей выписывали, ела только здоровую пищу и говорила: "Не хочу кормить ребенка химией!". Наверное, поэтому наш Збышек родился настоящим богатырем с хорошим аппетитом.

Следующий год был самым счастливым в нашей жизни! Вы бы видели глаза Анечки, когда она играла с малышом! Вообще-то, мы были очень скромны в проявлении чувств, даже называли друг друга только по имени: я ее Анечкой, она меня — Збышеком. А вот для сыночка не жалели ласковых прозвищ, называли его Воробышком и Бисюлей. Целые дни жена и сын проводили вместе, и по квартире разносился их заливистый смех. Аня как будто чувствовала, что не сможет всегда быть вместе с сыном, и старалась дать ему все по максимуму!

— Когда вы узнали, что Анна смертельно больна?

— У нее начала очень сильно опухать нога — мы думали, что это последствия аварии. Ей надо было обследоваться, но Аня избегала докторов, она их боялась. В конце 1979 года мы все-таки уговорили ее пройти все необходимые медицинские процедуры. Обследование показало страшный, неизлечимый диагноз. Анечка расплакалась прямо в кабинете у врача: говорила, что это ошибка, что все пройдет. Даже слово "рак" запретила произносить. Врачи настаивали на операции, но она и слышать о ней не хотела.

В 1980 году она в последний раз приезжала в Москву, выступала в Лужниках. Чтобы не видно было опухоли, надела длинное платье. Прямо на сцене у нее отказала нога, она не могла сдвинуться с места. С концерта ее увезли в больницу. Еще два года Анечка боролась за жизнь... Ей сделали восемь операций подряд, но все безрезультатно. Видимо, нужный момент был упущен. А у нее было столько планов: она мечтала записать пластинку с польскими колядками, песнями собственного сочинения на философские стихи польских поэтов и произведениями Моцарта. А еще в это время она пришла к Богу. Помню, она мне сказала: "Если выздоровею, уйду с эстрады, буду петь в храме!". 

— Это случилось под влиянием болезни?

— Не думаю. Ее бабушка была потомственной адвентисткой, в семье хранилось старинное издание Библии Мартина Лютера на немецком языке. С детства Анечка посещала костел во Вроцлаве, ее воспитывали в религиозном духе, на строгих моральных понятиях. Неудивительно, что в конце жизни она пришла к вере. Однажды она позвала меня и попросила: "Збышек, принеси мне, пожалуйста, Библию!". Две недели читала, отрываясь только на сон, а потом сказала: "Мне был знак, я должна креститься!". В то время нам очень помогали люди из Церкви христиан-адвентистов седьмого дня. Они каждый день приходили, чтобы ухаживать за Анечкой, и многие хозяйственные тяготы легли тогда на их плечи... Последний раз я видел Анечку 25 августа 1982 года. В тот день я, как всегда, пришел к ней в палату, а когда уходил, она мне сказала на прощание: "Мне не трудно уйти!". Это были ее последние слова... 

— И вы ничего не почувствовали?

— В ней была такая жажда жизни, что я не хотел верить в то, что она может умереть. Был уверен, что и на этот раз она выкарабкается и все еще будет хорошо. Увы! Поздно вечером медсестра, делавшая обход, обнаружила, что у Ани остановилось сердце. Она умерла во сне, никого не тревожа, — тихо, кротко и смиренно. Анечке было 46 лет. 

— Где она похоронена?

— На Варшавском евангелистско-реформаторском кладбище, что на улице Житной. Проститься с Анной пришли тысячи варшавян, пастор Домбровский прочитал надгробную речь. Сейчас над ее могилой мраморный памятник, на котором выгравированы ноты и строка из 23 псалма Давида, музыку к нему Анна написала незадолго до смерти. Это была ее лебединая песня: "Господь — пастырь мой". 

Поначалу я убрал все ее фотографии, очень больно было на них смотреть. Потом достал. Какой смысл прятать фотографии, если все в нашем доме напоминает об Анне? 

— С тех пор вы так и не женились?

— Нет. Моя семья — Збышек и мама Анны пани Ирма. Анечка могла бы гордиться сыном! Ему 30 лет, он настоящий великан ростом два метра. Сейчас снова учится, изучает богословие и архивное дело. А еще у него есть очень интересное занятие: Збышек уникальный специалист по ремонту музейных паровозов и локомотивов. Пишет книги по истории паровозов, и нет такой модели, которую он не мог бы починить. Этому хобби он посвящает все свое свободное время.

Пани Ирме скоро 97 лет. Конечно, здоровье у нее уже не то, но для своего возраста она достаточно неплохо себя чувствует. Сохранила прекрасное чувство юмора, очень любит шутить. И мечтает поехать на свою родину — на Кубань, в Великокняжеское. Любит петь русские песни и не может прожить ни дня без... кусочка хлеба. 

— ?!

— Такая у нее привычка с детства: хлеб обязательно должен быть на столе! Даже если накормить ее вкусным обедом, она будет чувствовать себя голодной, если не съест ломтик хлеба.