Мается душа, мается днем и ночью.
Из угла в угол слоняется тело.
Я не понимаю, Господи, чего ты хочешь.
Я не знаю, Господи, что тебе сделать.

Я уже пробовала и так, и этак,
но старания мои тебе неугодны.
Что-то не так: нет от тебя ответа.
Ни счастливой стать, ни вздохнуть свободно.

Может, Господи, ты мне сам подскажешь, поможешь?
Чтоб не мучаться попусту зиму, весну и лето?
Нет, боюсь. То есть стоило бы, но все же
я боюсь - а вдруг ты скажешь в ответ на это:

«Хочу, чтоб ты просыпалась ровно в семь тридцать,
чистила зубы, разучивала на баяне гаммы.
Завела собаку, перестала бы материться.
Мыла посуду сразу. Любила маму».

Вот и всё. Так просто? Представляешь, Господи, этот шок?
Можно ведь ждать от тебя подобной подставы?
Или, скажем, попросишь, чтоб закусывала хорошо
и лапшу китайскую трескать в офисе перестала,

перешла на здоровую пищу и витамины,
записалась в бассейн и ложилась в девять.
Господи, конечно, всё это очень мило,
но стихи я пишу только ночью. И что же теперь мне делать?

Ты понимаешь, какая борьба мотивов?
И я ж люблю тебя, а ты мне – кефир на полдник…
Никакая крыша не выдержит. Это неотвратимо?
Может, Господи, можно попроще подвиг?

Может, книгу прозы мне написать за лето?
Выгнать любовника? Выиграть с плотью войны?
А то я лежу тут и парюсь неостроумным твоим заветом.
Понимаешь, Господи, каково мне?

Каково мне тут, слабой, грешной, несовершенной, лежать средь ночи,
завернувшись с пятками в одеяло?
И раздался голос:
- Да, собственно, делай сама, что хочешь.
Мне все равно. Дай поспать. Совсем задолбала.


Полина Синёва

Нам с Богом очень хочется курить.
Мы пополам поделим сигарету, постелим прошлогоднюю газету.
И сядем рядом.
Будем говорить.

Паленый «змей» закусывая рыбой, в луженой глотке старого стакана,
я выверну всю душу, как карманы.
Он мне нальет, а я скажу – спасибо…
Нам с Богом этой ночью не до сна…
И после третей, захмелев от боли, скажу, что рай – не рай, и жизнь – неволя.
/о чем вообще молчать была должна…/
А Он, седой, по-старчески одет, в фуфайке, с мелочевкою в кармане,
ответит:
- Рай и вправду очень странен. А литр спустя – его и вовсе нет.

Кривой дымок зажженных сигарет…
Дворовый пес в сторонке гложет кости.
Мы коротаем эту зиму просто, и давимся объедками галет.
Давно темно. Он очень сильно пьян.
Теплей укрою…
Ожидаю утро…
Моей судьбой которую минуту играет этот спящий старикан.

Внутри сжигает боль, а, может, брага…
В газетах у нетопленной печи мы пьяницами в бледненькой ночи,
друг друга обнимая, ляжем рядом.

…Допита фляга. Сор от хлебных крошек…
Собачий вой.
Все табаки – не те…
Шепчу, к нему прижавшись в темноте:
- не брось меня…
А Он в ответ: не брошу…


Алена Васильченко

дай ему, боже, силы не закричать
и не желать веснушчатого плеча
так, как желают жизни в предсмертный час…
отче наш, иже… иже….. приди на помощь!

в этом райке, где властвует черный Ра,
старый сухой потрескавшийся араб,
только взгляни, как мучается твой раб,
тот, чьего имени, господи, ты не помнишь…

только услышь, как просит твоя раба,
та, что грешна, поэтому так слаба:
боже, ударь в свой гро'мовый барабан,
сделай меня отчаянней и смелее!..

дай ей терпенья, боже, и успокой
и угости таблеточкою такой,
чтобы запил водичкой – и всё легко,
и ни о чём не плачешь и не жалеешь …
---------------------------------------
высунись из своей голубой дали,
и одари, и впредь их не раздели
телепортируй их на Бали, в Мали
ты ж это любишь, - тварей по парам, - боже!..

там они будут в небо твое плевать
и народят детишек («уа!», «уа!»)
и не ворвутся с «будете продлевать?»
в их неземное счастье земные рожи.

боже, им больше некого попросить,
выведи их, укрой, посади в такси…
после сиди на облачке и еси…
спи-отдыхай и зри чудеса воочью…

что же ты, боже? что же ты не творишь?..
слышишь, а может, вырубишь до зари
эти призывно- красные фонари?…
дашь ей хотя бы выспаться этой ночью….
Катя Волкова

Верю, Господи, верю. Мне ли тебе не верить?
Не тому ли, кто за неделю построил дом нам?
Говорят, ты моря за день отделил от тверди,
Говорят, что вообще здесь всё началось со слова.
Что за слово, Боже, что это за созвучье?
И ответь мне, отче, стоило ли того всё
Нашей свары шумной. Не человечьей - сучьей,
Где словам не верят (тебя же- забыли вовсе).
С каждым шагом - гонка. Крепчаем и стервенеем,
И о чем мечтал ты в начале своих начал?
С каждым утром, знаешь, хочется всё сильнее,
Чтобы ты в тот день подумал и промолчал...

О.Кесслер

Мои стремленья высоки –
Со дня рождения
За все, мой Боже, «косяки»
Прошу прощения!

За неуемное мое
Вовсевмешательство,
За [очень редкое] вранье,
За все ругательства,

За то, что буйна во хмелю,
За то, что вредная,
Я о смирении молю
Овечкой бедною,

За то, что делаю вперед,
А после думаю –
Да кто нас, девок, разберет,
Помрем ведь дурами…

Пусть испытанья нелегки
Мои бедовые,

Прости мне старые грехи,

Дай сил

На новые!

Лисёнкова

Уважаемый бог, я «пишу» это, глядя на стену твоего очага – подо мною Иерусалим. Я давно собиралась с тобой говорить откровенно, да немного мешает приросший со временем грим. Неудобно тебя отвлекать, ты, наверное, занят трудоёмким разделом уроков и всяческих благ, вон из Праги приезжий, из Лондона, наш из Рязани – у тебя и без местных просителей полный аншлаг. Разбирай, разбирай не спеша неподъёмную груду, мы ж как дети – нам всё разложи на добро и на зло. Я в сторонке, вот тут посижу, я просить и не буду, просто ветром попутным случайно сюда занесло... Уважаемый бог, я нарочно с тобою без отчеств по понятному ряду достаточно веских причин, не подумай плохого – я помню, по классу пророчеств у тебя наивысший, к тому же, единственный чин. Мне с годами, скажу тебе правду, становится хуже, ты прости богохульство такое, но сам посмотри: это как-то нечестно – ты только один, и снаружи, а чертей у меня ровно тысяча бьётся, внутри, им давно надоело и тошно в таком гееноме, только некуда деться, для них это всё-таки дом; я сама, если честно, от этих своих антиномий невозможно устала, смеяться смеюсь, но с трудом. Уважаемый бог, я забыла бумагу и ручку, я всегда забываю про главное в нужный момент, да и мне ни за что не пробраться сквозь эту толкучку, где торопится каждый оставить в стене документ. Ты прости мою спутанность мыслей и качество слога, я умею красиво и даже стихами могу, только слишком красиво под носом у бога – убого, а к творцу со своими стихами – вообще не в дугу. Ты прости, что срывала свои и чужие вериги, безоружен мой личный, ослабший теперь, бундесвер, что и в городе трёх мировых популярных религий не смогла отыскать ни одной из спасительных вер, что пришла к твоему очагу в несмываемом гриме... Утомила, наверно? Прости меня, дуру – пойду. Ну... счастливо тебе оставаться в Иерусалиме. И до встречи. На этом же месте. В грядущем году.

Юлия Драбкина

А он просто есть: тихо-мирно себе существует
В одной из заброшенных изб на задворках Ничто.
Угрюмо икает, опять поминаемый всуе,
Да смотрит на звёздное небо сквозь щёлочку штор.

Его чудеса очень любят обсасывать в блогах,
Шлют многие спамы и лезут настырно в приват –
Живущим на периферии сознания бога,
Приятно не думать, что богу на них наплевать.

Но он-то плюёт, ноутбук выключая под вечер,
И разогревая вчерашние постные щи.
В его бороде паутинкой запуталась вечность,
К которой он всех собирался, но не приобщил –

Забыл, замотался, устал от унылой рутины:
Семь дней растянулись на долгие тысячи лет.
Он ждёт и надеется, что все заботы отринет,
И выспаться сможет, и сына позвать на обед.

Но каждое утро будильник трезвонит успешно,
И вновь монитор оживает, довольный вполне.
Ведь ящик всё полнится письмами юзеров грешных,
А время всё тикает в старых часах на стене…

Майк Зиновкин

Господь храни особенных.
к другим не приспособленных
живущих в обособленных, неведомых мирах.
дари им больше времени, а
окажись на дне они...
не предавай забвению, неси их на руках!
неси их на руках..

холод вползает под куртки, прохожих - наперечёт; улицы стынут - в груди у меня печёт; как он прекрасен когда улыбается, смотрит как будто сквозь; господи, заморозь меня, заморозь. скользко и серо, всех подкосила декабрьская хандра; люди теряют веру, вера горит - дрова; он на пороге, а я забываю весь алфавит, мнусь как девчонка, робею - нелепый вид; больно мне, больно, душа у меня горит, словно ребёнок ему предлагаю то чай то карандаши; господи, потуши меня. потуши. если ты наградил меня этим, то ты шутник; если ты наказал меня этим - скажи, за что? если я нагрешила, пошли мне шторм, весь мой мирок затопи, как когда-то Ноя; сколько написано песен, стихов и книг, сколько их сожжено - ничего не стоят; Бродский, Есенин, Булгаков, Шекспир, Дюма - все бесполезно, когда мне весь мир тюрьма; вижу его и на плаху иду сама, темень вокруг, и я, одинокий факел; счастлива, даже жутко - ожог сплошной; господи, если ты видел меня, то ты точно плакал - можно ли делать такое с моей душой. холод вползает под куртки, повсюду ёлки - празднично и нелепо всё мельтешит; сколько молиться? и зубы свои крошить, стискивать их до боли - хрустит вся челюсть; господи, видишь ведь, видишь, какая прелесть? дочь твоя терпит с улыбкой твои иголки; всё, что в душе осталось, тебе отдам. только прошу - потуши меня, господи. я умолкну. сделай меня, пожалуйста, изо льда.

ананасова

Кто славы просит, кто женщин,

а я - себе не дурак! -

прошу извилин поменьше

и чтоб потолще кора.



Чтобы - в висках, во лбу ли -

воспринимались впрок

любые земные бури

как бархатный ветерок.



Чтобы давильня утром

и вкрадчивый голос днем

ни злобою, ни инсультом

не отозвались в нем.



Чтоб как ноге - коромысло

как сырость дождя - волне, -

вторые и третьи смыслы

неведомы были мне.



Чтоб взор мой незамутненный,

встречая подобный взор,

искренне и влюбленно

смотрелся в него в упор.



И я изведаю счастье

и мимо пройду, авось

не зная, каких напастей

избегнуть мне довелось.



Я стану и тих, и кроток,

и, веруя в этот сон,

спокойствием идиота

я буду вознагражден.

Е.Клячкин

Я в детстве так хотел быть настоящим
Бойцом Твоим. Пополнить славы зал.
Ты мне сказал – «иди, ищи – обрящешь».
Но вот куда идти – не показал.

И я пошел, куда глаза глядели,
вслепую, спотыкаясь, наугад,
И шел часы, и дни, потом недели,
дорогой храмов, и святынь, и гат.

Я видел дно – хотя, пожалуй, днище –
где так темно, что не растут цветы,
И там, среди оборванных и нищих,
увидел чудотворцев и святых.

И вот, хожу меж них и плачу, видишь,
ничтожный и испачканный в золе.
Я Твой забытый маленький подкидыш
на этой злой безжалостной земле.

Я каждый раз ступаю на дорогу –
и вижу там следы звериных лап.
О, Господи, скажи мне, ради Бога,
кто защитит меня? Я мал и слаб.

А я же должен быть Господень Воин,
весь белый и в блистающей броне.
Но погляди – я явно недостоин,
такая ноша просто не по мне.

Смотри, я жалок, ангелы, конечно,
со мной в строю стоять не захотят.
Они спасали души человечьи,
а я – когда-то парочку котят.
Они парят в Твоем небесном войске!

А я бомжу однажды хлеба дал.
И больше, вроде, подвигов геройских
за мной никто, увы, не наблюдал.
Я воин электронного планшета,
герой сражений разве что в сети,
И Боже, если Ты читаешь это –
прости меня, пожалуйста, прости.

Я не хожу ни в церкви и ни в секты,
и лишь надеюсь, что увидишь Ты:
Я, как могу, удерживаю сектор,
Вот этот свой ничтожно малый сектор,
От полного триумфа темноты.

+ + +

Стих был написан 8.08.2008 года, во время атаки на Цхинвал.

О, Боже, ты, что за людей распят,
Скажи – лишь у тебя прошу ответа.
Мне интересно – как ночами спят,
Те, кто войну ведет из кабинета?
Кто знает, что единый их приказ –
И воздух полон дыма, смерти, пыли,
И кровь вокруг, и сотни детских глаз,
В которых взрывы навсегда застыли?
Я не пытаюсь спрашивать о том,
Зачем – за деньги? Стать мощнее, выше?
Мне просто интересно, как потом
Они своих детей целуют, дышат,
Едят и пьют, касаются жены,
И даже улыбаются, похоже,
И ночью (всё же) – спят, и видят сны,
И молятся Тебе, наверно, тоже?
Скажи мне! Я не против разобраться,
Ответом удостой меня своим!

О, Боже. Я прошу – пускай воздастся,
Пускай за их дела воздастся им.

Саша Кладбище

Господи, научи меня любить правильно,
Выверенно и отточенно,
А не вот так - замороченно -
В кромешной тьме в поисках выключателя
(или *включателя*?)-
Такого же хронического мечтателя
Так по-детски нетерпеливо .

Господи, научи меня быть счастливой ...

Любовь Ки

Далеко за полночь усердно терзая Windows,

Вроде, просто сидим, для себя, починяем примус…

Наша жизнь – атипична, как самый заразный вирус,

Но семь бед, говорят, в итоге – один ответ:

Жёг ли ты посевы, сеял ли лён и просо…

Человеки всю жизнь по сусекам скребут вопросы,

А потом с объяснением к нам явится тот, кто погасит свет –



Так легко нас задует, как будто не нас, а свечи.

И тогда-то всё станет понятным, как чёт и нечет,

Разойдутся круги от весла – и крыть тут нечем.

И кивнёт в темноте дряхлый лодочник: хорошо.

Сняты номер, жакет, отпечатки пальцев и даже порча…

Человеки пришиты к бессмертной части себя непрочно –

И того и гляди, от любой ерунды разорвётся шов…



Твои самые близкие человеки: из слёз и хлама,

Песнопения в стенах храма, тени в огнях рекламы,

(А из детства мне лично маячит улыбка мамы…

И спокойно дыхание дочки моей в ночи).

…Но планета летит: раз, и нет нас уже – ни в золе, ни

В огне… И сидишь в темноте, обхватив колени,

И взахлёб, на пределе сердце в тебе стучит…



Умирать… вроде, это не страшно: просто изменишь форму,

Как состав от платформы – и замелькают другие фоны…

Но иной раз боишься притронуться к телефону:

Вдруг тебе оператор скажет, ответа нет –

И, чтоб просто услышать голос, ты всё отдашь, но…



…Я люблю их, пойми (вот любить – априори страшно).

Не ходи к ним, ты слышишь, и… не гаси их свет...

Екатерина Ермолина

Боже, внеси меня в списки влюбленных,
В списки казненных уколами в сердце.
В списки к бессмертию приговоренных,
Тех, кому некуда, не к кому деться.

Боже, внеси меня в списки рожденных,
В списки плененных игрою на нервах,
В списки готовых, вот-вот расчлененных,
Тех, что недавно хранились в резервах.

В списки пропавших, чужих, отдаленных,
В списки больных, тяжело опьяненных,
Бритых, побитых, заразных, клейменных.
Боже, внеси меня в списки влюбленных.

Елена Бушуева

мир так велик, выбор огромен, все время хочется нового
следующего
свежего.

видимся реже во
много раз,
если и есть возможность -
страшно пресытиться и надоесть,
"надо увидеться"
как "надо спать или есть".
надо, но не сейчас.

в полной кастрюле чужих бед и мук
скрежет кривых алюминиевых ложек -
брезгуют мясом, костями и кожей,
в кучки складируют перец и лук -
вычерпали до дна.

дай всем голодным насытиться, боже.
мне повезло. я ем борщ не одна.

Валерия Мордачёва

Боже, спасибо за сигареты. Хотя за такое – не благодарят.
Голос простужен, звонки запретны.
Так что потягивай колкий яд.
Тот на мопеде разбился ночью, эта – скончалась от наркоты.
Видишь, как мир подо мной непрочен..
Что-то держало ведь.. Может, ты?
Пачка в руке самый веский довод. Больно, но мертвые не скулят.
Мне бы дождя. Или просто повод.
Все, кто не ты уже тихо злят.
Если не можешь рукой ударить, не поднимай на меня слова.
Как ни крутись, но не заживает, где-то в висках «я была права».
Рай никотиновый – по затяжке на «обещаю» и «не сбылось».
Было и хуже? Бывало тяжко,
Но чтобы так пробивать насквозь…


«Вот мы состаримся вместе где-то,
Будет нам счастье, оно нас ждет…»

Слушай, спасибо за сигареты.
Это, наверное, и добьет.

Мой влюбленный, чувственный мужчина
Просто так не может оробеть.
Раз не пишет - значит есть причина,
Значит гибнет в классовой борьбе.

Значит бури, смерчи и цунами,
И другой природный форс-мажор
Пролегли жестоко между нами.
Я молюсь! Всё будет хорошо!

Интернет беспроводной и вольный
Обошел мужчину стороной -
Верю, как обидно и как больно
Знать, что он не свяжется со мной.

Я справляюсь. Я молюсь ночами:
"Отче наш, еси на небеси,
Береги его, ведь он же - чайник,
Хоть за "Мак" сади, хоть за "ПиСи",

Научи, пускай поднатореет -
Разблокируй взломанный профайл,
Замени бедняге батарею,
Выведи к источнику вай-фай,

Логику и действенный анализ
В голову любимую вложи.
А еще вложи оригинальность,

Чтобы врал хотя бы как мужик!

Сола Монова

​Только будьте со мною, родные мои.​​​​
Только будьте со мною.​
Пусть стоят эти зимние, зимние дни​
Белоснежной стеною.​

Приходите домой и гремите ключом​
Или в дверь позвоните,​
И со мной говорите не знаю о чём,​
Обо всём говорите.​

Ну хотя бы о том, что сегодня метёт​
Да и солнце не греет​
И о том, что зимой время быстро идёт​
И уже вечереет ...​​

Л.Миллер