твою дивизию сняли с марша – латать прорехи любой ценой.
радистки в штабе – такие маши, что забываешь про позывной.
пусть на исходе и рис, и рислинг, зато махорки ещё сполна.
холодный лоб допекают мысли о том, что завтра была война,
что в рукотворных полях под Ржевом уже заряжено вороньё.
и солнце тщетно забилось в жерла – такое близкое и своё,
и каждый первый боится сгинуть, а каждый третий зовёт Отца,
но строго смотрят с портрета в спину усатый вождь и двуглавый царь,
толкая грудью на амбразуры. не жаль патронов и кумача,
ведь вбито накрепко: пули – дуры, а штык – особенная печаль.

твою дивизию враг не любит и накрывает огнём с небес –
опять мешаются кони, люди, железо, дерево и свинец.
и вот в такой трансцендентной каше вариться заживо дан приказ.
орудий туберкулёзный кашель, воронки, взрывы, кровавый наст –
по-настоящему, больно, насмерть. бежать, захлёбываясь «ура»,
бог завещает армейской пастве – добро с винтовкой добрей добра,
а это значит: назад ни шагу. сто грамм для храбрости, и в окоп.
и снова трассеры вместо радуг дырявят сонное молоко,
которым выпиты синь и осень, иприт и радий. и поутру
одни других умереть попросят, руками трогая кобуру.

твою дивизию, как несладко сгорать в землянках и блиндажах,
когда атак родовые схватки торопят тужиться, чтоб дожать,
когда захлёбывается ветер прогорклым дымом, сухой слюной,
и мертвецами былых столетий опять бахвалится перегной!
невесть кому посылать угрозы, чертей контуженных звать на бис,
всерьёз лелеять последний козырь – последний выстрел длиною в жизнь,
смеяться танкам в стволы и траки – достанет сил ли? красны бинты.
но с душ посыпались ржа и накипь в ладони выжженной пустоты.
и ангел в каске смеётся рядом…
но словно пеплом швырнут в лицо,
когда представит страна к наградам
твою дивизию – семь бойцов.

Майк Зиновкин