Злюсь. Не доведёт - не он будет, сука! Это не Андрей - это пиздец просто!

Заспорили опять с Кошем об этих Pussy Riot. Он говорит, что они правы, потому что Церковь сейчас лежит Под Системой и духовного в ней не осталось ни грамма. Ладно. Возможно. Пусть так. Но люди-то тут чем виноваты?! Те люди, которые пришли просто помолиться, отвести душу, побыть в покое. Но нет, блять! Каким-то "Бешеным пёздам" надо было выебнуться, пропиариться, показать "А вот мол какие мы крутые и охуенный! А вот как нам срать на вашу веру, на ваши ценности! От какие мы невъебенные ващще! Видали, блять?! Ага! О, как мы умеем! А ещё мы от такие тёлки!! А ещё мы умеем читать по бумажке хорошие строчки из стихов великих поэтов. Видали?! От так вам!" И чё? Умом блеснули, или чё? Да наоборот: сидишь перед телевизором, глядишь и думаешь: Вот это, блять, туупость! Просто в край. Ни уважения ни к чему, ни ума, ни фантазии - нихуя! Ну додуматься - идти орать о своих убеждениях, политических причём, в Церковь, где люди молятся! Это вообще как? Это насколько надо быть чёрствым похуистом?! Сука! Бешенство матки, блять! Некуда уже дурь выплеснуть. А ведь у них дети, вроде как... А они уже хуй знает сколько сидят в каталажке, вместо того, чтоб быть с детьми. Нет, я этого не пойму никогда!

Мне тоже надоел Путин и его дудочка. Я тоже не очень-то довольна верхами. Да. И я об этом говорю. И не тихо. Но надо ж честь-то знать! Есть митинги, демонстрации, концерты - кричи со сцены чё хочешь. Никто не заткнёт тебе рот, если ты захочешь кричать - никто не посмеет... Но тут... Простите, я не пойму.

Теперь они сидят и жалятся, как им хуёво в тюрьмах. А как же? Не этого ли они хотели? Не пиара таким вот путём "мученика"? Кто виноват теперь? А, Путин, хули! И Патриарх, ясен пень. И вообще все верхи. И судья. И прихожане в храме. Только не сами эти выебушки. Нет! Что вы! Они защищали свои принципы! А кто будет считаться с твоими принципами, если ты не с чьими не считаешься? Это не сказка - тут так не бывает! 

 Мне противно, чёрт подери! Из-за, хотя бы, вот этого:

Мы же критикуем стремление церкви достичь главенствующую роль в общественной и политической жизни России. Среди нас есть верующие, мы уважительно относимся к религии и к православию в частности, именно поэтому нас возмущает, что великую и светлую христианскую философию так грязно используют. Нас несет от того, что самое прекрасное сейчас ставят раком. Это проблема государства, которое пытается аппроприировать и подмять под себя самое лучшее. Потому мы обращались к Богородице с просьбой прогнать Путина.

Я не понимаю! Может, кто объяснит? 

И, знаете что, если они - это панки, то я - цивил! И всегда была цивилом. Потому что в одном ряду с этими "бешеными пёздами" я стоять не хочу!  

Неужели не я? 

Неужели это не я сейчас, в полночь, когда все в доме уже уснули, выхожу из дома через окно, иду за пивом, а потом брожу до рассвета по улицам, не думая ни о чём, и думая обо всём? Неужели это не я беру в эту секунду в правую руку шприц, нахожу красивую, бьющуюся вену и медленно ввожу в неё иглу, чтоб потом три часа Жить, а потом неделями мучиться? Неужели это не я сейчас целую пальцы очередного "жаждущего" и жду, когда он наконец захочет мне ответить? Неужели это не я сейчас закидываю мешок и гитару в вагон таварняка и прыгаю туда сама, чтоб просто поспать под стук колёс, но не платить за это? Неужели это не я ем вокзальный пирожок чёрти с чем и запиваю его пивом? Неужели не я ласкаю сейчас струны гитары на тёмной улице под фонарём? Неужели не я? Почему не я? Кто вместо меня?

Раньше было - "Кто, если не я?", теперь - "Кто вместо меня?" А кто? Есть кто-то, кто смог меня заменить? Кто он? За что?

Не уходи. Посиди ещё со мной, пока не усну. А потом дверь запри. И окна закрой. И не уходи. Не уходи от меня. Я не останусь одна. Но я хочу побыть с тобой. Пока не прогоню, не уходи. Слышишь? Жди. Немного осталось. Я знаю.

Сегодня была Красная Горка. Поминальный день. Я никогда не бываю на кладбище в Пасху, только на Красную Горку. И сегодня тоже. Ходили с Юлей сегодня ко всем нашим на могилки. Оставляли пасочку, конфеты, яички и стопочку водки - чтоб кто-нибудь да помянул их неприкаянных. Я заходила к бабушке с дедушкой. Тётка тут явно не была давненько. Я это ещё перед Пасхой заметила, когда убирать ходила: траву в колено дёргала, лавочки со столиками чистила от облупившейся краски, красила всё там. Года два никто там не был... От так умрёшь - а тебя и не вспомнят, будут только думать, как наследство твоё делить... Поэтому лучше молодым умирать, когда за душой ещё ничего нету. И есть только ты. А не твоё имущество. Обидно.

Я полдня пробыла в церкви. Говорила с батюшкой. Исповедалась. Грехи за последний год все рассказала. Включая сквернословие, блуд и затуманивание рассудка дурью. Он погладил меня по голове и сказал, что если  хочу, чтоб меня простил Бог, то я должна сама себя простить. А Бог меня всегда простит. 

А Илюшу мы покрестили в прошлое воскресенье. Мама его крёстная - Юля, а папа - Кош. И я рада, что и у моего сына теперь есть Ангелы. 

А на кладбище опять шприцы. Вы слышали! Эй! Нас сменили! Уже не мы...

- Что будет, если я умру?

- Все будут плакать. А потом ты ляжешь в холодильник, на каменный стол под яркую лампу. И люди в синих халатах будут разглядывать содержимое тебя и думать, от чего ты оказалась там, на этом столе, под этой лампой. Потом тебя приберут и сделают красивой, нарядят в платье. Тебе закроют глаза и приоткроют напомаженный ротик. А потом уложат в футляр и поведут по городу. А потом накроют одеялом земли и скажут: "Спи спокойно" Слёз не будет. Будет тишина. И покой. А потом я проснусь в холодном поту и пойму, что ты, тёплая и совсем живая дышишь рядом.

- Я никогда не умру?

- Никогда.

Кроет от скуки. Ладно. Скоро это пройдёт.

 Вопросы в голове - хуйня. А ещё я уже два дня как прошу у всех подряд прощения. Со слезами и искренне. Это странно... Загоны, загоны... Даже надоело. Ладно. Апрель. И болит голова. Пройдёт.

Садись. Жди своей очереди. Не бойся. Это совсем не страшно. Лишь только сначала слегка больно будет. Можешь даже покричать. Только тихо. Чтоб не напугать следующего в очереди. Будет кровь. Ты боишься крови? Да? Печально... Ну ты потерпи. Зажмурься. И представь что-нибудь приятное. Сможешь? Умничка. Проходи. Начнём... Больно? Ничего. Зато потом будет приятно и хорошо. Вот так... Веришь мне? Хорошая девочка. Умничка. Яд в стакане. Видишь? Нет, это не тебе - это воон тому гражданину в белых перчатках, заляпанных кровью. Видишь его? Поцелуй его - он сегодня умрёт. И вон та барышня в розовом тоже. А вон тот синеглазый потаскун сегодня излечится от скуки. А ты - заболеешь его болезнью. Хочешь? Нет? Тогда отнеси стакан белорукому. Сможешь? Ты всё сможешь! В первый раз что ли? Неет. Скольких ты уже так убила - ядом медленным из белых, холодных рук? Скольких? Считай! Я - твой доктор. Я не буду лечить тебя. Не буду. Потому что - зачем? Тебе не нужно это. Ты ловишь кайф от того, что чувствуешь, как твоя душа глохнет и слепнет. Тебе хорошо. Ты - хорошая. Я не стану лечить тебя. Уйди!

Это сон. Это всего лишь сон! Мать твою! Какой сон... Приятный. И страшный. Чтоб его... Сон голосом. Почти наяву. Это здорово! Ещё!

Обидно. Обидно. Подзаебало всё на свете.
Отвыкла от дневника. Совсем. Писать неохота. Только люди тут... они мне нужны. Вы нужны мне. Но я замотана. И я устала. Не происходит ничего. Застой. Я уйду. Соберусь чудок и отсюда уйду. Застой.
Как-то всё... Не знаю. Простите. Не содержательно.
Дали визу. Уеду. Записали песни в студийке у реперов. Не понравилось. Отдала им диск и решила: никаких аранжировок и финтов. Хватит гитары.
Хватит. Исписалась.

Черти в голове. В животе. В душе. Они пляшут под дикую музыку моего сердца - это хардкор! Они трясут грязными хаерами, заливают в своё рыло литрами мою кровь, сплетаются засалеными хвостами - мои черти. У всех свои имена. Угадай, какие? Сможешь? Это не сложно.
Я люблю своих чертей. Я взращиваю их на самой благодатной почве - чужой жестокости. Я вскармливаю их той дрянью, которая льётся из людей вёдрами. Я их люблю.
Мои пороки - моё богатство и гордость. Поэтому они перестали быть пороками. В этом вся Я.
Я потерялась, знаешь... Я заблудилась. Иди меня искать!

Отдай мне свою жизнь. Протяни свою руку, коснись моих пальцев и позволь свой жизни перетечь в меня. Я заберу тебя. В себя. Отдай мне свою жизнь вместе с болью, вместе с тоской, вместе со смехом и радостью. Отдай! Мне не хватает моей жизни во мне. Мне нужна чужая. Твоя!
Устала. Хочу забеременеть от Паши. И не путаться со всякими синеглазыми кобелями. А я всё чаще называю себя блядью. Я не стесняюсь. Мнё противно. Мне гадко. Это - я. И мне хочется сделать 'стоп'. Где кнопка? Так и хочется сказать матом где. Не буду.
Замолчи! Я знаю, как ставить часы. Я знаю. Молчи. Не надо. Не говори. И я. И я не скажу ни слова. Ты только дай мне жизнь. Новую.

Я дома.
Я совсем дома. Но не вся. Шесть часов удовольствия вылились мне дикими криками совести и смертной тоской по синим глазам, грубым, сухим рукам и темпиратурному телу. А ещё ноющими губами и грудью. И жёлто-фиолетовыми приятными синяками от губ и рук по телу. И это каких-то триста шестдесят минут. Обидно? Немного. Я не ждала такого результата. Но он есть. И это - стыдно. В двадцать лет я не хозяйка своему жадному телу. Больное место. Брешь в броне. Я - железная. Но не вся. Жаль.
А один солдатик пообешал написать мне письмо. Я ехала 'козой', эт поезд так зовётся, с Волгограда. И как раз попала так, что со мной там ехали десятка два солдатиков с ВЧ из под Максимки. И с одним я разговорилась, когда выходила курить. Он сказал, что я умею лечить словом. Я всё ещё умею это делать. И это - хорошо.
Я дома. Подо мной опять белая простнь. Чисто. И пахнет Пашей. Но я - волк. И мне бы - в лес. И я бы там не плакала - я б говорила с луной.
А тут я устала кашлеть. Питер наградил простудой. Блять... А как там Тим?..

В моей жизни слишком много зеркал. Не тех, которые висят в рамах на стенах, валяются в сумках у вооон тех раскрашенных девочек, глядят на меня моими же глазами, когда мне вздумается узнать, на что я похожа, - не тех. Люди-зеркала: их слишком много. Люди, которые до абсурдного напоминают мне меня. Но это не близнецы, не клоны, это - зеркала. Которые дают мнимое изображение моего "внутри".  И я - зеркало. И это всё слишком особенно и странно. И я всё никак не могу привыкнуть встречать постоянно все эти зеркала. Я никак не могу объяснить себе, как так может быть.

Синеглазый мальчик - новое зеркало.  Он ещё не сказал слово, только собрался, а я уже знаю, что он скажет, потому что так сказала бы я. Он ещё не сделал движения, только подумал, а я уже знаю, что вот сейчас он то-то и вот то-то сделает, потому что так бы сделала я. Он угадывает каждое моё "хочу". Иногда, это даже интересно. А иногда приятно. Вчера "Не плачь..." И больше ни слова - только то, что я хочу. Хорошо. Я не буду больше плакать. А ещё я буду тебя вспоминать теперь долго. И всех с тобой сравнивать. И спрячу глубоко в мешок твой кулончик на ниточке - на память, а иногда буду доставать его и вспоминать, как ты зажимал его в зубах, когда он щекотал мне лицо или когда тебе было больно. Обещаю: буду вспоминать! И... блять... как мне не хотелось уезжать! Ещё бы хоть чуть-чуть - хотя бы ночь одну. А лучше - пару дней. Нельзя. И меня ничуть не мучает совесть, как обычно это бывает. И мне не хочется назвать свою натуру "блядской", усмехнуться криво и закурить, чтоб успокоиться. Нет. Не хочется. Мне было хорошо. И ему. И этого хватит. И за это не мучит совесть - права не имеет.

И... домой! Как у Янки. А как там у Янки? "Домой! От всей сверкающей, звенящей и пылающей хуйни!" Так? Как-то нерадостно. Но я скучаю! Честно. Я скучаю по Юле. И по Паше тоже. Как бы это сейчас пахабно и лживо не прозвучало. После этого питерского синеглазого. Но я не вру. 

И чё-то я устала. Вымоталась - мне в саванну бы -  потом в ванну. А там - до вторника в горячем. И в одиночку. И ништяк. Это я так... про себя.

Не хочу весну. Она меня простудила, и я теперь кашляю. Или это от сигарет? Нет, от сигает не бывает насморка...

И да, я еду назад. И-таки ни с чем.

Поехала за деньгами. До того, два дня подряд звонила и предупреждала, что, дескать, я приеду, а по сему - не съёбывайся. Не съебался. Даже пустил в квартиру. Даже налил кофейку. Даже объяснил, что денег у него нет совсем сейчас. И что я могу приехать через месяц только если... Да и то не ясно, зазвенит ли у него в кармане к этому времени...

Ну ладно. Ну, хуй с ним. Самоцель моей поездки заключалась в другом. И я, как правильная, в пять уселась в метро и поехала к месту назначения. Метро для меня - это страшно. Просто страшно. Ибо толпа - это самый мой сильный страх, наверное. А там толпа, так толпа! Но это - хуйня. Да. Ибо я тупо проехала эту триклятую Бауманскую. Сука! Блять, я доехала до Хуй-знает-какой станции и просто поняла, что проебала то место, где надо было выходить! Ну и я поехала обратно. И опять проебала станцию. Да. Я - растыка, балда и вообще лох. И я пошла искать эту Бауманскую с этим театром Модерн, о котором я знаю только то, что нихуя не знаю. И в итоге в семь двадцать мне сказали, что я, по-сути на Бауманской улице, но! хуй знает где от того места, где меня ждут. И в итоге до восьми десяти я так пошлялась-пошлялась, да и пошла искать вокзал.

И да, я лохонулась по-тёмному. И, наверное, обидела тебя. Прости! Блин, правда, прости. Я просто сильно понадеялась на себя. И в итоге проебала такой, сука, шанс! Прости меня.

Итог дня - дикая обида на саму себя, три выкуренные пачки сигарет и сплошные слёзы. Я реву, как ебанутая, уже часа три. И, сука, рада бы успокоиться, да хуй там... Бля... от надо ж так было, а! 

Интересно, вчерашний синеглазый мальчик ещё у Коша?

И ещё: больше я не буду так надолго никуда от Илюхи уходить. Мне чего-то неспокойно. Он, наверное, плачет... А я его бросила на день почём зря. Ну, блять, дура, чё...

Плохо спала. Плохо соображаю и немного не владею своим телом. 

Снился резкий и яркий сон. Сдержание его не помню, но помню темп - он бешеный! Я, наверное, убегала от кого-то, ибо помню свой страх. И крики. Я поснулась и поняла: надо ехать! Я просто должна. Мне это нужно. И, чёрт подери, - я здесь! И пока... всё хорошо! Только садиться телефон Кошика. Ну да ладно, я и так найду всех, кого надо.

Кош пришёл со своих "дел" в два. Привёл друга. С нереальными синими глазами. С нереальными длинными ресницами. С нереальными большими, красивыми руками. Как с картинки... А за ушком у него маханькая татуировочка "spirit" - красиво-красиво, а в ушке серёжка костяная с серебром, а на шейке на ниточке кулончик серебряный - знак элемента "сурьма". Чёрт, он просто шикарен! "Сладка и прекрасна" - таких определений мне ещё никто не давал. До него. Нет, классно! И я ещё на денёк останусь в Питере. Только потому, что вот так мне нравиться. Плевать! 

Вот так. Ещё б деньги забрать. И не вляпаться ни во что в этой Москве, чтоб её... И дойти до Бауманской к семи. И всё - миссия выполнена. Можно будет спокойно и счастливо ехать к Кошику. 

Приехали. Хорошо. Но я поняла, как я всё-таки устала за три дня пути. И, чёрт возьми, как приятно просто искупаться! А ещё выспаться на широченном диване, там, в квартире у Коша.

нет, хорошо. Даже очень. Ходила к Желе. Всего-то каких-то два часа ходу - норма. Гуляла. А рядом со мной шёл дождь. И он, вроде как, шёл сам-по-себе. И я тоже сама по себе. Но мы с ним шли вместе. В ногу. И мы так шли до самого желкиного дома. И нам было не скучно. А потом я вошла в подъезд. А он - кончился. И на этом мы распращались. Распрощались и разбежались. И мы, наверное, не будем скучать друг по дружке.

А у Желки мне налили вишнёвого компота, вместо обещанного вина. Это потому, что "эго" Анжелики решило сходить в завязку. Совсем. И ушло. В её доме уже неделю не водится ничего мало-мальски алкогольного. Да мне и не хотелось, в общем-то... Нет, ну правда! Мы напились чая. И компота. Съели всю вишню из этого компота.... А ещё Арина изничтожила все свеженькие рыбные котлетки, тарелку пюрехи и четыре помидора. Бля... я с сентября не ела помидоров!

Блин, вот я вроде в Питере - сбылась типа мечта и бла-бла... Оставила я спящего Илью на Анжелку, отправила Коша с зонтиком, но зато без телефона с выходом в интернет, по его важным делам, а сама гуляю уже часа два по улицам. И мне хорошо вроде. Но... ничего такого вдохновенного. Ничего, от чего бы дух захватывало. Чёрт возьми, ничего! Я просто сижу сейчас на какой-то лавке, смотрю по сторонам - пытаюсь найти хоть одного человека, который внешне чем-то может меня зацепить, удивить - нет таких людей тут! И мне не скучно. Но и не охуенно весело - мне просто. Мне хорошо и тихо. Ладно... Хоть так. А я ждала вдохновений.

А ещё... Я тут терзаюсь сомнениями: хочу ли я в Москву  или нет? А если хочу, то насколько? А даже если не хочу, то могу ли я перешагнуть через себя и поехать опять в этот город? А могу ли я хоть раз уехать оттуда небитой и вполне себе счастливой? А если могу, то возможна ли эта приятность завтра? Бля... "Тварь я дрожащая, или право имею?" Завтра утром поглядим. Если я проснусь с предчувствием беды и страхом, то никуда не поеду - я знаю, меня простят. Если же я проснусь спокойно и хорошо, то поеду. Обязательно. Заберу там свои денюжки наконец у Загудая. Он, сука, мне их должен уже вот почти год. И прилично так должен... И "Я перешлю. Я перешлю" - пиздёжь. Пока сама не сделаешь, это называется. Ага. А ещё у меня в планах встретиться) Короче, даст Бог, я проснусь в хорошем расположении духа! В чём я чё-то сомневаюсь малость.

Сон приснился. Ходила по облакам - изранила все ноги в кровь, и облака стали красными. А потом стали звёзды падать с верхнего неба на нижнее - на моё то бишь. А звёзды были зелёные с красно-жёлтыми ободками. И они оставляли белые следы на кислотно-синем небе и пробивали дыры в моих облаках. Я засмотрелась на то, как это было некрасиво, и споткнулась. И проснулась. А перед тем, как проснуться я успела подумать: "Наверное, я сейчас умру." И я, наверное, там умерла, потому что я тут проснулась.

Опять кислотные сны, чтоб их... Это всё чай - он крепкий и его слишком много)

Илюха кайфует от поезда. Он шикарно спит под стук колёс, прям как мама. А когда не спит, глазеет в окно, тычет в стекло пальцем и гулит. Ему нравится) Я думала, будет сложнее. 

Играла сегодня проводнице "По трамвайным рельсам". Она попросила подписать билетик на память потом. Опять. Чёрт возьми, как это чертовски приятно! И как не хватало мне этого...  

"Ты много потеряла... Ты мнооого потеряла. Ты чертовски много нашла!"

Курс на... на Питер. Да. Именно туда. 

У Коша там дела однодневные. А я просто хочу погулять несколько часов по городу. Поэтому едем в Питер. Третьего будем уже там. Кош будет делать свои важные дела, а я съезжу в Павловск на полчасика, потом зайду к Желке, немножко посижу у неё - покажу ей Илюху, а потом поеду обратно к Кошу. Вот. Четвёртого будем уже в поезде курсом "Домой". Я хочу домой.

Знаешь, я впервые в жизни еду в купе. Нет, серьёзно! Это не плацкарт... Тут не холодно и очень мягко. И, блять, чай даже, сука, вкуснее.

А ещё я тут просебя подумала: меня напрягает цифра 480, там, где ПЧ. Я начинаю чувствовать себя витринным экспонатом - голым и с аккуратненько вспоротым животом и грудной клеткой. Это новый загон. Раньше мне это нравилось - это самое ощущение витринности... Теперь напрягает вот. Да.

"Эй, скидай давай своё холодно-горячее оружие в угол, раскрывай все окна,  да даставай красивые бакалы - будем пить вино!"

Будем! Я в Астрахани последний день - будем! Да что там день?! - Ночь! Ночь, даже лучше, чем день, чёрт возьми! Мне спокойнее, когда за окнами темно, а у меня горит электрическая лампочка, на столе у телевизора аккуратненько лежат три пачки сигарет - все начатые, и в невесть откуда взявшихся бокалах алеет креплёное домашнее вино. Мне так вполне себе нравится.

Перекурим. Посмеёмся. Будем петь песни - такие, что соседи за стенкой будут краснеть. Только тихо - тссс... не забудь: за стеной спит ребёнок! Двое. Ты будешь Героем, если не разбудишь их! Последняя ночь в Астрахани...

Тут тепло. Выползло солнце. Мне хорошо и тихо. Так странно... Мы, наверное, стареем душой. Да. Потому что нам по двадцать лет, нас пятеро, но у нас тихо за столом: только разговоры полушёпотом, тихое подбрынькивание гитары и звон бокала о бутылку. Мы говорим о прошлом, как будто так много было этого прошлого! Мы говорим о Важном, как будто нет ничего иного! А завтра мне уезжать... Куда? Можно - Домой. Я скучаю просто очень. Очень. Но надолго ли это? Можно в Омск. Там ждут Нинка, Обух, Алиса и Кир. И Марина. Но, сколько бы раз я не оказывалась в Омске - этот город всё время даёт мне по бошке. И это настораживает. Да-да. Прям вот настораживает и всё.  А ещё можно в Питер. И остаться там жить у Коша. Но, чёрт возьми, я не хочу туда! Неа, не хочу.  Можно ещё в Ржев. К Тёме. Но Тёма работает сейчас. А, фиг с ним! Завтра решу утром, когда на вокзал приду. Всё завтра.

А сегодня я почти весь день гуляла. По лужам. По грязи. И похуй! У меня - весна, чёрт её дери! Пришла и всё. Хотя её и не видать... Сегодня 31 мартобря. Да. И не понятно, осень сейчас, или всё-таки весна, и чего ждать завтра - 1 декабря или 1 апреля. Но мне всё равно хорошо...

Я сегодня нашла под камнем, под которым оставила вчера письмо себе, ответ на него. Длинный. И тоже чёрной ручкой. Только почерк там размашистый и стройный - мужской. И я не одна такая.

Не хочу писать сегодня почему-то. Мне это просто совсем надоело. Что я тут делаю, мм? Странный вопрос. Но он пришёл.

Не обращай внимания - вино.

 

 

 Здравствуй.

 Письма твоего не получила. Поэтому спешу ответить. Как всегда ответить на молчание. Как всегда спешу.

Я знаю, ты совсем не ждёшь моего письма. Но ты преследуешь меня всюду. Ты идёшь за мной попятам. Ты догоняешь. А мне надоело бегать от тебя, я вымоталась, нет сил бежать у меня больше - я пишу тебе письмо. Ты откроешь конверт и узнаешь мой мелкий, резкий почерк - чёрные гелевые буквы, ровные строки, мой рисунок на полях. У тебя кольнёт в сердце.Ты вся похолодеешь. А удары твоего сердца будут слышны на целый квартал. Не бойся. Ибо и я не боюсь тебя больше! Да! Я. Не. Боюсь. Знай! Я устала бежать от тебя - я хочу взглянуть тебе в лицо и... мёртвой упасть на холодный пол или улыбнуться и идти дальше. Отпусти меня, слышишь! Дай мне подняться, хотя бы на колени. Дай мне вдохнуть сегодняшний воздух, а не воздух прошлого, полный книжной застоялой пыли. Дай мне наконец-то уже смело посмотреть вперёд, а не озираться по-волчьи себе за спину. Знай, я - командир взвода Безымянных Героев. И я первая пойду на казнь, если нас возьмут в плен - меня первую замучают и расстреляют. Меня затопчат свои же, если я упаду. Не дай мне упасть. Не дай мне настолько ослабеть: сними с моей шеи свой камень, развяжи мне руки! Ты же можешь. Так что же стоит тебе сделать это? Отпусти меня. Я знаю, ты сделаешь это. Да. И с каждым рассветом ты будешь просыпаться и перечитывать эти чёрные строки: линованная бумага пожелтеет и изотрётся до дыр, и ты будешь знать весь текст моего послания наизусть, но ты будешь снова и снова перечитывать эти строки. Я знаю. Я слишком хорошо тебя знаю!



                                                                                                       

Время, назад!

Погода - упрямая дура, которая сама нифига не знает, чё хочет. И, блять, гордая же, как все, - не может спросить, чего от неё хотят. Потому что - дура. Толку-то от того, что я это теперь знаю? Никакого толку.

Весна. Вроде как момент возрождения и бла-бла... А пока я вижу только то, что город, который я люблю, бьётся в конвульсиях, дёргается серыми волнами, исходит судорогами. Меня не радует весна. Меня не волнует эта чёртова весна. Рассвет плюётся мерзостью дождей, ветрами гоняет, крутит, вертит, тащит, то, чего нет и никогда не было, и больше уже не будет - сны. Дожди вдовили жидкую грязь в асфальт. И в этот момент хочется иметь крылья просто ради того, чтобы не касаться ногами жидкой зели, которая ходит под ногами.

Я плохо спала. Мне снилась... должна ли я говорить, что кошка на турнике? А ещё мерзкие чёрные жабы, крысы. И Чёрт. И он не говорил со мной. Он опять труп. С разбитым лицом и вывернутым животом. Это - под впечатлением от очередной "маленькой" смерти. Темпиратура сердца и крови в чёртовом теле выше 38. Сердце играет хардкор судорогами - не люблю. Когда так, не люблю. Это назвали лихорадкой. Очередным нервным срывом. Очередным. Все уже так и говорят "очередной". Все привыкли. И Кош уже привык успокаивать меня ночами, когда я в истерике. Все привыкли. Кроме только что меня самой.

Я скучаю. Чёрт возьми, как я скучаю! Какой Омск? Какой к херам Питер?! Досидеть бы у Гросса до понедельника... Чёрт! Голоса в этой блядской трубке "Ну как ты там? А у нас всё хорошо. Жду. Скучаю. Всё нормально..."Я не вытерплю. Нет. Первая целомудренная целиком и полностью поездка. Если я гуляю, то днём. Если я пью, то пару бокалов вина, Если я курю, то только табак. Если я сплю, то одна. Это, оказывается, так легко! Чёрт! Но это так не по-моему. Это так странно. Чёрт! Я скучаю. Я так скучаю, ты бы знал! Чёрт. Чёрт! Блять... Мне страшно засыпать одной. Без глупой сказки. Без чужого.. блять, хули чужого?.. твоего тепла где-то рядом. Мне страшно. Я ёбаный параноик.

Не плачь, чёрт! Чёрт! Блять!... Дура, не реви! Чё с того, что ты щас опять нарыдаешься до красных глаз и соплей - чё-то изменится? Нет! Нихуя нет! Всё хорошо. Блять, да ведь всё же так хорошо! Но тебе же, блять, мало! Мало! Вечно, блять, всего мало... Когда всё хорошо, светло и чисто, мало грязи и темени. Когда всё - хуйня, мало чистоты и света. Мало, мало! Блять!

Ну что, мой заспиртованый друг, впрыснем себе в кровь сто грамм счастья? А чё... давай! Ну, давай, не ломайся! Если надо,я буду командиром этого твоего взвода Сопротивления. Хочешь? Я буду! Клянусь! Только выпей-ка со мной. Ты никогда не умрёшь, мой заспиртованный друг! Неа. Я знаю. Я всё знаю. Только не спрашивай, откуда. И не слушай меня. Ёбаный шизик...

Орёл или решка, а?..

Весна беспощадно убивает холод. Брызгает его бесцветной, безвкусной, безжизненной кровью во все стороны: на землю, на небо, на лица прохожих. От этой крови всем становится хорошо и счастливо, все её пьют и улыбаются. И я. А вышибала-ветер пинает в спину, шарит у меня под курткой, бьёт по лицу, по глазам, - гонит меня в душную квартиру. Птицы потянулись с юга на север - кричащей, серой гирляндой. Скоро они опять заполонят тополь возле Юлькиного дома, будут кричать и хлопать крыльями под окнами. На улицах пьют и деруться. Поэтому кажется, что любой переулок - фронт, и не меньше. Луна в окне похожа на непонятного цвета надколотое блюдце, которое своими осколками, как когтями, безжалостно царапает небо - до крови. А кровь льётся чёртовыми мерзкими дождями. И я высовываюсь в окно и умываюсь этой кровью. Не знаю, зачем. На площадке у дома мат и блядство там отдыхают девятиклассницы вместе с крутыми MC, как мне сказал Лёша. Каждое их слово, как рвота. Каждое движение - приглошение к совокуплению у стены за углом. Они повесили кошку на турнике. Это - убийство: кошки и человеческого в каждой из этих девочек. "Это - хардкор! Свобода, детка..." - сказал Сергей и ушёл снимать кошку.  Да... А небо - чёрное. И дождик моросит мелкий и мерзкий. Весна... И, знаете, я подумала тут... если это вот всё - свобода, то пошла она в пизду!

И все эти мои разговоры... именно вот эти, блять, разговоры - они настолько же хуёвы, как рублёвая жвачка или как дешёвая аляповатая бижутерия на толстой, усатой цыганке на местном рынке. И привлекательны они именно в силу своей хуёвости. Но всё равно, ни дня без строчки. Ни дня. Потому что я не умею молчать. Если я замолчу, то сойду с ума. В омуте этих улиц. В омуте этих, блять, улиц... В ёбаном, блять, уличном омуте... Улицы, омут, хули... мне обидно и стыдно - я загоняю.

Я смотрю в это дрянское окно уже час. Я неотрывно слежу за компанией на детской площадке. Они пьют пиво. Смеються. Пьют пиво. Курят что-то, видимо травку. Пьют пиво. Ловят кошку. Заливают в неё пиво. Я, блять, смотрю. Объвязывают вокруг её шеи красный шнурок. Я бегу за Гроссом. В это время они вешают кошку. Смотрю - висит. Курим. Они пьют пиво. Смеються. Гросс говорит "Это - хардкор! Свобода, детка..." и идёт снимать кошку. Я смотрю. Он выходит во двор. Что-то кричит. Подходит к турнику. Круто разворачивается. Подходит к компании. Чего-то долго говорит. Берёт одного из МС за шею и подводит к кошке. МС снимает кошку. Что-то говорит. Гросс пинает его по колену. МС идёт и копает яму у мусорки. Ложит туда кошку. Спи спокойно, животное. 

Я тоже была такой. Да, я ведь тоже такой была! Всё то же самое. Только не убивала. А так... один в один. Клятые шестнадцать лет! Трижды клятые!

 Мне наплевать.

 

Приятно познакомиться с тобой, Лёша!

Нечасто мне приходится произносить это «приятно», вкладывая в него настоящие чувства, максимум своего удовольствия. Это - редкость. Хотя мне наверное даже слишком часто приходится жать чужую ладошку, улыбаться и говорить: "Я так рада!", потому что вооон тот чувак, который стоит рядом, так много и хорошо рассказывал вот об этом чуваке, рука которого греет уже две секунды мою руку. И это выходит такой вот стрёмный акт вежливости. Не знаю с чем сравнить это даже... Это вот "приятно" примерно то же самое, что и симуляция оргазма, например, или как пожелать здоровья чуваку, который вот уже третий день в твоём вооброжении долго и мучительно дохнет. Это типа чтоб не обидеть, чтоб оставить о себе охуенное впечатление... Бред, по сути, но у меня часто так бывает. Но не сегодня. Неет. Сегодня - исключение. Приятное исключение.

К Гроссу приявился паренёк - суровый такой, на вид, как, знаете, Морра из Муми Троллей. Я так посидела, посидела, поглядела на него, обозвала мысленно именно Морра и пошла гулять с Алиской и с Илюхой. Погуляли часик-другой, вернулись. Я уложила Илюху дрыхнуть, Алиску сдала Гроссу - кормиться, а сама пошла курить на болкон. А там этот "Морра". Разговорились. Я увидела, как он улыбается. Услышала, как смеётся. Узнала, о чём думает и как живёт. И он резко перестал быть Моррой для меня. Стал Лёшей, с которым мне ну оочень приятно было познакомиться. Не знаю даже почему. Просто вот так. Тут чутьё моё работает, наверное, просто.

А я почти весь день провела с Алиской. Гуляла с ней, рисовала, собирала пазлы с принцессами, играла в куклы, купала её, кормила, укладывала спать со сказкой. А она, засыпая, спросила у меня: "А ты будешь мне мамой второй?" Я спросила, как это так может быть, а она с серьёзным видом объяснила, что если я "поженюсь на папе Серёже", то стану ей, Алиске, мамой, потому что "мама же просит называть того дяду, который маме муж,  папой." Вот так. А я сказала, что я ей лучше буду подружкой, чем мамой. И она согласилась. А я решила, что всё-таки очень хочу дочку. И к зиме она должна у меня быть. Да! Хотя... загадывать не буду. Потому как, ежели загадаю - небо насмешу только...Но дочку я хочу.

Эх... Всё бы хорошо, если бы голова так сильно не болела второй день. Только это портит мне общую картину счастья и полной гармонии с миром и с собой... Это обязано пройти к утру!