Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман

Жить, воспринимая жизнь чередой интересных задачек, решать которые и составляют смысл, но решать их надо, только шутя, посмеиваясь над собой и окружающими. И вообще в жизни ничего такого, над чем стоило бы долго грустить.

Для меня обращение к этой книге началось с поста Ричард Фейнман есть в каждом из нас. И первый абзац – это повторение моих слов.

Кайф и признание в жизни не через нобелевскую премию, а через чувство удовлетворения от решенной задачки. И если кайф получается, если задачки решаются, то все остальное приходит само собой…

Для меня прочтение книги это еще и обращение в детство. Наша семья выписывала журнал «Наука и Жизнь», книга «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман» печаталась в журнальном варианте. И у нас с отцом шел спор, кто вперед будет читать

Это не книга мемуаров. Вы не найдете в ней жизнеописание великого человека. Это не книга, а серия приколов, шуток великого человека. Серия задачек, над которыми он работал. Нет, ошибся. Не работал. Бился и решал...

Прочитал и как будто заново попрощался с этим человеком…

Читайте и найдите в себе Ричарда Фейнмана

В начале 90-х в журнале "Наука и Жизнь" часто публиковался Александр Мень. Он считался по тем временам солидным православным философом. Я же в нем разочаровался. Выдали детали.

В одной из статей, он, пытаясь обосновать кукую-то мысль, написал примерно следующее: а ведь и звука, и света не существует, а существуют только волны, а то, что якобы есть какие то звуки и образы - это результат взаимодействия волн и сетчатки глаза и барабанных перепонок.

Я на тот момент был конченным солипсистом, поэтому сразу зацепился за слова Меня. Сейчас мне уже в общем пофиг и на солипсизм и на Меня, но вопросы остались:

- Как вот так вот человек, который считается философом, может, на задумываясь утверждать, что волны более существуют, чем звуки и образы? И он даже не усомневает свою позицию? Несмотря на то, что уже несколько сотен лет, как Декарт заявил: Cogito ergo sum...

- и разве в традициях православной традиции делать такие заявления? И есть ли в принципе православня философская традиция?

Если бы меня спросили, что означает "существует", то я бы наверное ответил так: это близко к Декартовскому. "Существует", это когда субъект переживает объект в себе. Это когда Моисей спросил бога, кто он есть, тот ответил: Я есмь сущий... Т.е. субъект - субъект. Нет никаких определений. Субъект в себе

как то так...

Ричард Фейнман есть в каждом из нас

Вчера встречался с прогрммерами в рамках своего проекта. Они говорили на полной тарабарщине, не обращая на меня внимание. Но не в моем характере просто внимать. В одном месте я встрял. От меня отмахнулись. Я настойчивее повторил, причем практически не понимая, что я говорю, но какое-то 7-е чувство подсказывало мне, что надо так. тут программеры переглянулись: "О!!!! Нифика се!!! Ну ты даешь!!!"

И тут я вспомнил про один случай с Ричардом Фейнманом. Он работал в проекте по созданию атомной бомбы, его пригласили на какой-то завод на совещание инженеров. Развернули перед ним портняку чертежей. Надо сказать, что Ричард Фейнман был выдающимся физиком, но не инженером. По его же словам эта портянка была китайской грамотой. Но Фейнман смело ткнул пальцами в два "окошка" (так обозначались вентили) и спросил, что будет, если одновременно их включить. Инженеры задумались и пришли к выводу, что при этом произойдет страшная авария. После этого Ричард Фейнман приобрел огромный авторитет на заводе, и никто уже не верил, что это был случайный тык.
Я читал отрывки книги "Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!" с предисловием и комментариями Виталия Гинзбурга в "Науке и Жизни" (а потом Гинзбург писал на смерть Фейнмана, а потом Гинзбурга не стало). И эта книга стала одним из самых ярких воспоминаний юношества.
Жить, воспринимая жизнь чередой интересных задачек, решать которые и составляют смысл, но решать их надо, только шутя, посмеиваясь над собой и окружающими. И вообще в жизни ничего такого, над чем стоило бы долго грустить.
Хотя были и серьезные моменты: после испытаний атомной бомбы (хотя и во время испытаний он поэкспериментировал: пока все прятались в окопе, Фейнман, рассуждая, что самое страшное в бомбе - ультрафиолет, залез в грузовик и стал смотреть на взрыв через лобовое стекло, что чуть не лишило его зрения) он в глубокой задумчивости (не говорю депрессиии, поскольку этому человеку не было ведомо такое состояние) бродил по улицам и думал, что же такое они учудили.....
И надо было иметь больших тараканов и большое мужество, чтобы относится к жизни как шутке и задачке....
И я по настоящему радуюсь, когда могу вот так, по Фейнмановски относится к работе, жизни, проблемам...
И фотку Фейнмана я взял ту, что была опубликована в Науке и Жизнь...
 

Натан Эйдельман и Виктор Астафьев - известные писатели (Эйдельман скорее
известен как историк и ученый). Натана Эйдельмана я открыл для себя через цикл статей "Революция сверху в России" в журнале "Наука и Жизнь". Статьи были очень актуальны и имели большой отклик. Астафьева представлять, видимо, не имеет смысл. Скажу только, что помимо "плача о Руси-матушке" и о погибели природы, у него есть очень глубокие и психологичные вещи ("Пастух и пастушка", "Кража"). 
Оба - весьма уважаемые люди, властители дум своего поколения. Оба - уважаемы мной. Переписка скандальна. Примечательна тем, что в 1986 году не принято было писать на такие темы в личной переписке. Принято считать, что Астафьев выставил себя антисемитом и шовинистом. Не буду судить. Предлагаю сделать это вам самим. Прочтите - это уже факт Истории.
Ниже цитата из журнала Даугава за 1990 год. и переписка

    " Документы, которые мы публикуем ниже, многим читателям скорее всего уже давно известны,  хотя ранее они никогда не публиковались в советской печати.
Осенью 1986  года разошлись они  в тысячах машинописных экземпляров  и стали своего  рода самиздатовским бестселлером. Это  -- переписка  двух писателей, Натана Эйдельмана и  Виктора Астафьева. Справедливости ради,  надо  сказать, что  основная  часть  скандального  успеха  выпала  здесь  на  долю  Виктора Астафьева. Это  именно его ответ Эйдельману потряс читателей. Резко и прямо, с  неожиданной  откровенностью  и с еще  более неожиданной  грубостью,  были высказаны в нем шовинистические взгляды  автора и традиционно  черносотенные обвинения в адрес евреев.
     С  тех  пор прошло уже более  трех  лет. К сожалению, то, что в 86 году казалось исключительным или даже немыслимым, в 90-м стало заурядным, обычным явлением.  Идеологи   нового  нацизма  типа  Шафаревича,  черные  штурмовики общества  "Память" и других, "породненных"  с  ним объединений,  непрерывный поток публикаций фашистского толка,  попустители  и покрыватели в МВД, КГБ и ЦК --  все  это сплетается в тугой клубок, становится каждодневным  кошмаром нашей действительности. И пожалуй, если не самая страшная, то уж точно самая позорная подробность  этого  непрерывного  шабаша -- участие в  нем  русских писателей, и не только бездарей  и  завистников,  ни на что другое просто не
годных,  но и тех,  что успели заслужить  уважение и  любовь  требовательных читателей.  Именно  сегодняшняя  ситуация  в культуре, как никогда  острая и опасная, заставляет нас вновь и вновь возвращаться к этой мрачной теме *.
    
     Переписка имела место в 1986 году.
     Натан Яковлевич Эйдельман скончался 1989 году. -- Прим. ред."