Вадим Петрович выдернул из пачки новый лист белоснежной бумаги и занес над ним маркер, как нож. Бумага лежала на столе, готовая к своей участи. Заныла печень. Вадим Петрович отшвырнул маркер, положил на лист громадную желтоватую пятерню, секунду помедлил, а затем резко скомкал листок и щелчком отправил его на пол. Там уже лежало несколько десятков белых комков. Вадим Петрович долго смотрел на них. — Вот! Буттер! — наконец провозгласил он в тишине кабинета, вынул носовой платок и бережно протер лысину. — Буттер! Очень хорошо. Он деловито взял маркер, выдернул из пачки новый лист, но замер. — Хрен там, — сказал Вадим Петрович. — Не поймут. Русское надо. Надо-надо-надо... — Он постучал маркером по листку, — Василек! Бред. Лесное! С какой радости? Луговое! Опять. Йо-о-оханный... — Вадим Петрович натужно потер мясистыми пальцами багровые пульсирующие виски. — Надо что-то новое. «Новое»! Вадим Петрович размашисто вывел на весь лист «новое». Задумался. Скомкал бумагу и отправил ее на пол. — Вечернее. Утреннее. Луговое... Вот привязалось! Замкнутый круг. Масло «Замкнутый круг»! В писклявом хохоте затрясся лежащий на столе мобильник и поехал, жужжа, к краю. — У аппарата, — сказал Вадим Петрович. — Алло! Вадим Петрович! Это Скворцов! — хрюкнуло в трубке. — Докладываю: ну, как бы первый цех реально пущен! Со вторым как бы маленькая проблема. Ну, там канализация не это, короче, стоки надо как бы по уму делать. Я как бы сейчас говорил с водоканалом... — Стоп! — рявкнул Вадим Петрович. — Я должен выслушивать все это? — Ну, как бы отчетность, — растерянно сказала трубка. — Возникли незапланированные как бы финансовые... — Ты крадешь мои деньги? — Нет!!! Я потому как бы и... — Тогда какого рожна ты крадешь мое время? Рассказываешь про каждый гвоздь? Кто директор — я или ты? — Я, Вадим Петрович... — Почему у меня должна болеть голова из-за твоих проблем? — Виноват, Вадим Петрович... — Я тебе уже сто раз говорил — меня это не интересует! Деньги я даю. Пустишь завод, принесешь мне смету. — Виноват, Вадим Петрович... — Вот так лучше, — смягчился Вадим Петрович. — Ты слово придумал? — Вадим Петрович, я как бы... — Да или нет? — Я как-то... Тут как бы столько дел... Жена придумала, ну как бы, вроде чтоб «Солнечное»... — Солнечное? — Солнечное. Как бы. — Солнечное. Зачем? — Ну... — замялся Скворцов. — Масло оно ведь как бы желтое, ну и солнце вроде... Нет? — Кретин! Масло желтое, когда прогорклое! Или слишком жирное! А у меня будет масло белое! Четыре миллиона евро! Желтое! Ха! Оху…тельное будет масло, понял? — Понял, Вадим Петрович, буду как бы думать. — Чтоб до вечера десяток вариантов! Не можешь сам — тряси жену! Кого хочешь тряси, хоть водоканал! Работягам своим объяви — кто найдет хорошее слово, дам денег. Пусть думают, пока цеха монтируют! — Трудно это, Вадим Петрович, — неуверенно сказала трубка. — Думать трудно? — Как бы слово придумать трудно. — А его не надо придумывать! Все слова уже придуманы тыщу лет назад! В русском языке миллион слов! Надо из них взять одно. Готовое. Простое и понятное. Ферштейн? — Ферштейн, Вадим Петрович. Но как бы не знаю даже. Вот было бы в русском языке три слова — мы бы с вами сели и выбрали... А когда миллион, тут как бы профессионал нужен. Этот, как его... Писатель какой-нибудь. Или поэт, что ли, как бы... — Поэт! Ты знаешь хоть одного поэта во всей Щетиновке? — Ну, в Щетиновке как бы, может, и нет... Хотя как бы двести тысяч жителей... Но в Самаре-то наверняка! — Все дела брошу, поеду в Самару поэтов ловить! Снова кольнуло в печени. — Не долби мои мозги, — сказал Вадим Петрович. — К вечеру с тебя десять вариантов. Ауфвидерзейн! — Он нажал отбой. Снова взял в руку маркер, положил перед собой чистый лист, закрыл глаза и попытался представить пачку хорошего масла. Это удалось. На пачке даже виднелась надпись. Вадим Петрович попытался разглядеть название, оно было неразборчивым, из трех букв. — Луч? — произнес Вадим Петрович. — Мир? С закрытыми глазами хотелось спать. Вадим Петрович снова сконцентрировался на пачке, но у той вдруг выросли тонкие ножки, и она резво убежала, неприлично виляя кормой. — Сука! — огорчился Вадим Петрович. В кабинет заглянула Эллочка. — Минералочки, Вадим Петрович? — спросила она. — Слово придумала? — Роза. — Что — роза? — Масло «Роза». Такой цветок красивый. — Йо-о-оханный... Элла, значит, вот что — достань мне телефоны каких-нибудь поэтов! Я не знаю, писателей! — Креэйтеров? — Чего? Да, типа того. Эллочка вышла. — Солнечное, — сказал Вадим Петрович. — Свежее. Здоровое. Вкусное. Мажется хорошо. Размазня! Мобильник зашелся в истерике. Вадим Петрович поднес его к уху. — У аппарата! — Вадим Петрович! Я как бы тут звонил в Москву брату, он сказал, что теперь принято как бы всякого рода водку и закуску называть фамилией с двумя «эф»... — У меня ни одной «эф» в фамилии. — У меня есть. Я готов фамилию предоставить как бы. — Масло «Скворцофф»? — Как бы да. — Скворцофф? — Скворцофф... — Ф-ф? — Выходит, как бы так... — Думаешь? А когда я тебя, ф-ф, завтра выгоню и поставлю какого-нибудь ф-ф-Козлова? Мы с ним этикетки будем перепечатывать? Ф-ф?! — Вадим Петрович! Вадим Петрович! Вы как бы меня не поняли!!! Я же совсем не это имел!!! Я имел наоборот — сделать вашу фамилию! — Мою фамилию?! На масло?!! Ты с ума сошел, придурок?! — Так, может, вам лучше было бы не масло производить, а... — Ты еще меня бизнесу учить будешь! Ты еще мне расскажешь, что производить! Вон пошел!! К вечеру десять вариантов!! — Уже как бы восемь! — торопливо сказал Скворцов. — Двенадцать!!! — взревел Вадим Петрович и со злостью брякнул мобильник на стол. В кабинет впорхнула Эллочка с листком бумаги. — Нашла, Вадим Петрович. Фирмы по дизайну, рекламе и слоганам. Одна в Щетиновке и шесть в Самаре. Вадим Петрович хмуро посмотрел на листок. — Данке шон. Эллочка тихо вышла. Вадим Петрович набрал номер в Щетиновке и прислушался. В эфире долго щелкало и постукивало, словно переговаривалась стая дятлов, затем раздались первые гудки, и трубку подняли. — Масс-техноложи-консалтин-групп, добрый день? — с придыханием откликнулась девушка, умело придавая каждому слову учтиво-вопросительную интонацию. — Главного к аппарату, — хмуро пробасил Вадим Петрович. — Как вас представить? — проворковала девушка. — Заказчик. — Минуточку, переключаю, — мяукнула девушка, крепко зажала трубку ладошкой и развязно крикнула. — Вась, возьми! Ва-а-ась! — Алло! — раздался высокий мужской голос. — Вы по поводу визиток? Не привезли пока, ждем, попробуйте перезвонить после обеда. — Стоп! — рявкнул Вадим Петрович. — Ты директор? — Я, — неуверенно ответила трубка, — А вы? — И я директор, — сказал Вадим Петрович. — Есть разговор. Заказ. — После обеда. Адрес знаете? — И трубка забубнила привычной скороговоркой: — Улица Партизана Глухаря, дом один. Он там один. Это от вокзала на четвертой маршрутке до конечной, там прямо до напорной башни, в проулок, по доскам через канавку, увидите гаражи — это Красноказарменная, а слева... — Стоп, — сказал Вадим Петрович. — Жду у себя в офисе через полчаса. Бульвар Труда, здание мэрии, четвертый этаж, «Фольксбуттер». — Оп-па... — сказала трубка. — С собой документ. На кого пропуск выписать? — Э-э-э... Цуцыков. Василий Цуцыков. — Пока будешь ехать — начинай думать. Ситуация такая — нужно название для масла. Но не простое. Самое лучшее название. Масло новое, сливочное, оху…тельное. Название должно соответствовать. Ферштейн? — Я вас понял. — Жду. * * * Василий Цуцыков оказался тощим человеком лет тридцати пяти, с узким лицом в золотых очках. В руках он нервно сжимал багровую кожаную папку, удивленно косясь на мятые бумажки, раскиданные по кабинету. Длинные волосы были схвачены сзади резинкой. Голубой, огорченно подумал Вадим Петрович, впрочем, какая мне разница? Он кивнул на свободное кресло. Цуцыков сразу расстегнул папку и вынул лист бумаги, исчерканный авторучкой. Вадим Петрович жестом остановил его. Крикнул Эллочке «кофе гостю!», вынул свою визитку и кинул ее вдаль по столу. Цуцыков взял визитку обеими руками. — Сметана Вадим Петрович, — прочел Цуцыков торжественно. — Телефон какой длинный, это Москва? — Это мобильный. — Вадим Петрович кивнул на трубку. — Через Германию. А теперь слушай меня внимательно, объясняю один раз. Цуцыков поерзал талией в кресле, сложил ладони и замер. — Мне пятьдесят пять, — задумчиво начал Вадим Петрович. — У меня небольшой замок под Кельном, жена, две любовницы, две дочки и сын в Америке. Мне ничего не надо. Ферштейн? Вообще ничего. Можешь такое представить? Цуцыков вежливо покивал. — Когда я уезжал, у меня было столько денег, сколько ты в кино не видел. Цуцыков вежливо покивал. — За мной охотились такие люди, которых ты никогда не увидишь. Цуцыков застыл с полуулыбкой. — Теперь уже не увидишь. Столько лет прошло, все поменялось. Я вернулся, чтобы делать в России бизнес. Ты слышал, что в Щетиновке строится завод масла? — Конечно! — Цуцыков энергично кивнул. — Я был на выставке в Бельгии. Купил самого нового оборудования на четыре миллиона евро! — Это если в рублях... — Цуцыков задумался и стал чесать лоб над очками. Вадим Петрович щелкнул пальцами, привлекая внимание. — Четыре миллиона евро только оборудование! Я построил завод. Я поднял и перестроил пятьдесят коровников. Я буду выпускать масло. Оху…тельное русское масло! Такого нет даже в Германии! А в Щетиновке будет! Ты сам откуда? Наш, местный? — Родился в Щетиновке, — закивал Цуцыков. — Окончил Самарский университет с красным дипломом. — Хорошо, что местный, — удовлетворенно кивнул Вадим Петрович. — Есть маленькая проблема. Нужно название. Но не просто название. Самое лучшее название для масла. Мы тут думали, думали... Нужны свежие силы. — Я готов! — Цуцыков вскинул голову и посмотрел Вадиму Петровичу в глаза. — К какому сроку? — Вчера, — сказал Вадим Петрович. — И все-таки? — Третью неделю бьемся. Завтра я улетаю. Сегодня к вечеру надо решить. Деньги — не вопрос. Дам сколько попросишь. Хоть сто евро, хоть триста, хоть пятьсот. — Полторы тысячи... — пискнул Цуцыков и испуганно вжал голову в плечи. — Сколько-о-о??! — Вадим Петрович медленно поднялся во весь свой рост и навис над столом. — За одно-единственное слово?!! — Такая цена, — пробормотал Цуцыков. — Одно слово!!! — Разработка бренда! — Одно слово!!! — В Самаре три тысячи! В Москве пять! Наверно... — Ты не в Москве!!! — рявкнул Вадим Петрович. Заныла печень. Вадим Петрович устало опустился в кресло. — Да какая разница? Дам и полторы, только придумай. Цуцыков важно поправил очки. Вошла Эллочка и поставила перед ним дымящуюся чашку, а перед Вадимом Петровичем — бутылочку французской минералки и бокал. Вадим Петрович жадно опрокинул бутылочку в бокал. — Читай, что у тебя готово? Цуцыков элегантным жестом поднес к лицу руку с листком. Точно, голубой, — подумал Вадим Петрович. — «Доярушка»! Вадим Петрович с омерзением помотал головой: — Вот только не надо этого совка! Этих всяких, блин, ударница — доярница — красная заря, без этого! Прошлый век! Масло новое, оху…тельное, для простых русских людей. Ферштейн? — «Огонек»? — Йо-о-оханный... — «Василек»? — Тупо! Так и я умею! Это обычное название, а мне надо самое лучшее! Чтоб человек прочел этикетку и остолбенел — вот оно, наконец! Мечта всей жизни! Не пройти мимо! Ферштейн? — «Весна»? Ну точно голубой, — подумал Вадим Петрович и начал пить минералку. — «Ласточка»? — Нагадила. Прямо в пачку. — «Свежесть»? — Зубная паста. — «Луговое»? Вадим Петрович поперхнулся и посмотрел на Цуцыкова. — Да с какой радости «Луговое»?! — По ассоциации. Коровы-то на лугу пасутся. — Но на лугу навоз, а не масло? Ты был на лугу? — «Солнышко». — Думали уже. Понимаешь... Как тебя? — Василий Цуцыков. — Понимаешь, Василий, название должно быть сильное! Звучное! Могучее! Мощное! — «Тайфун»? — Тьфу. — «Гольфстрим»? — Да заткнись! Слушай: вот у нас было такое предложение — «Буттер». Буттер — по-немецки «масло». Обсудили — не подошло. Почему? — Понятно почему. Получается масло масляное. — Идиот! Просто нужно русское, мать твою! Русское! Ферштейн? — «Лебедушка»? Вадим Петрович вздохнул, стиснул зубы и перевел тяжелый взгляд на бокал. Бокал выдержал, не рассыпался. — «Соловушка»? Вадим Петрович демонстративно разглядывал толкающиеся пузырьки минералки. Сроду не было голубых в Щетиновке, думал он. — «Пастушок»? — Может, сразу «Петушок»? — перебил Вадим Петрович. — Хорошая идея! — обрадовался Цуцыков. — Пошел вон! — Как? — растерялся Цуцыков. — Пешком! Вон отсюда, гомик волосатый! Элла, проводи!!! Дверь за Цуцыковым закрылась. Вошла Эллочка и унесла нетронутую чашку кофе. Вадим Петрович снова положил перед собой чистый лист. «Русское» — написал он на нем и задумался. Зажужжал телефон. — У аппарата, — сказал Вадим Петрович. — Алло! Это как бы Скворцов, — раздалось в трубке. — Соловушка. — Что-о-о? — Как бы «Соловушка». — Теперь и директор у меня петух, — вздохнул Вадим Петрович. — Что ж ты, дурень? — Жена придумала как бы. А я вот что подумал, может, так и назвать, как фирму, — «Фольксбуттер»? — Объясняю. Уже сейчас одному объяснял. Название нужно а — сильное, б — русское, г — необычное, е — оху…тельное. Ферштейн? — Будем думать, Вадим Петрович. А стоки оказались как бы в порядке! Ничего не надо переделывать. — Так хрена ли ты мне голову морочил?! — Вадим Петрович отбросил телефон и снова взял в руки маркер. — Масло «Медведь», — заявил он после долгой паузы. — Это уже хорошо. Это не «Соловушка». А еще масло «Русская тройка»! Он торопливо заскрипел маркером. Перечитал написанное — и бросил листок на пол. — Старо и скучно! — объявил Вадим Петрович. — Новые идеи нужны. Элла! Элла! В кабинет заглянула Эллочка. — Элла, принеси книг, что ли, каких-нибудь. Газет. Самых любых! Идеи нужны! Эллочка исчезла. Заверещал телефон. — У аппарата, — сказал Вадим Петрович. — Вадим Петрович! Это Цуцыков! Можно вам перезвонить куда-нибудь чтоб не через Германию? — Нет! — Хорошо! Я придумал русские названия! — Говори. — «Русская тройка»! — Пфу ты... — Это не все! — заторопился Цуцыков. — Есть еще лучше! То, что вам надо! — Давай, не томи. — «Королевское»! — объявил Цуцыков. — Хм. «Королевское»? — Мне тоже очень нравится! — оживился Цуцыков. — «Королевское» — вот это уже разговор. Неплохо, неплохо. Очень даже неплохо. Хм... А что? Масло «Королевское»! Нет, не пойдет. — Почему? — огорчился Цуцыков. — Платформа «Короли» в тридцати километрах. Подумают, что оттуда масло. А масло наше, щетиновское. — Может, так и назовем: «Щетиновское»? — Неаппетитно. — «Наше масло»? — Глупо. — Масло «Новое»? — Неоригинально. Масло новое, а название старое. Что там у тебя еще? — «Царь-масло». — Это как это? — Ну, есть царь-колокол, царь-пушка, а у нас будет царь-масло! — «Царь-масло»? А ты о бабах думал? Как будут наши бабы в магазине спрашивать? Дайте пачку «царямасла»? Ты о бабах вообще когда-нибудь думаешь? — Масло «Зверь». Вариант: «Зверь-масло». — Невразумительно. Еще? — Ну, в общем, пока все. Ничего не подходит? — Продолжай думать. У тебя уже получается. Чтобы к вечеру... — Вот! «Царское»! — перебил Цуцыков. — Раз «Королевское» не подходит. Дайте мне, пожалуйста, пачку «Царского масла»! А? — Брось, — поморщился Вадим Петрович. — Оборудования на четыре миллиона евро! У царя столько не было. Не надо царей-королей! Не надо совка! Не надо показухи, «Березка», «Медведь», «Русское поле». Не на экспорт делаем! Пока. Для себя, для своих. Наше, новое, оху…тельное масло! Нужно яркое, неожиданное название! Ферштейн? Включи фантазию! Хватай самые безумные идеи, не стесняйся! И больше думай о бабах! Вадим Петрович отложил мобильник и шумно вздохнул. В кабинет аккуратно вошла Эллочка. Она несла поднос, на котором высилась груда книг и газета. Вот молодец девка, подумал Вадим Петрович, умница, даром что Мисс Самара. Масло «Элла»? Маслоэлла. Дайте пачку маслаэ-э-э... Блевать. Вадим Петрович осмотрел стопку. Сверху слоями были накиданы одинаковые пестрые томики в тонких обложках. Вадим Петрович развернул пирамиду корешками к себе. Алексей Алексеев: «Приключения Пещеристого», «Дело Пещеристого», «Пещеристый наносит удар», «Вход для Пещеристого», «Выход для Пещеристого», «Пещеристый возвращается», «Гильотина для Пещеристого», «Опознание тела Пещеристого». Вадим Петрович яростно смахнул томики на пол и вытянул наугад книгу в солидном черном переплете. Приоткрыл и засунул палец между страниц. Затем распахнул и поглядел куда попал. «ПОЛИПЪ — древнiе называли такъ каракатицу или спрута». Вадим Петрович глянул на обложку. Так и есть, словарь Даля, третий том. Потянулся за газетой. Районная многотиражка. «Новости города — у приезжего задержаны наркотики». «Сетка-рабица оптом и в розницу». «Чудеса «Зеленой аптеки», или как мы помирились с простатой». — Йо-о-ханный... — крякнул Вадим Петрович, отшвырнул «Щетиновскую звезду» и вновь распахнул томик Даля. — «ПОИЗРЕБЯЧИЛСЯ — старикъ, ужь и не помнитъ ничего». Остро заныла печень. Вадим Петрович смахнул на пол все, что было на столе. Глухо брякнул поднос. Рассыпчато прозвенел бокал. Да черт бы вас всех, подумал Вадим Петрович и стукнул кулаком. — Элла! Маленькую! В кабинет заглянула испуганная Эллочка. — Вадим Петрович, но вам же... — Делай что я сказал! — Вадим Петрович... — В голосе Эллочки были слезы. — Неси! — рявкнул Вадим Петрович. Через минуту перед ним стояла стопка водки и бутерброд с сыром. Вадим Петрович опрокинул стопку и удовлетворенно зажмурился. Заверещал мобильник. — У аппарата. — Это Цуцыков! — выпалила трубка. — У нас все готово. Отличное название! — Ну? — Масло «Афродита»! — Кто такая? — Древняя богиня. До Христа жила. — Не надо древнюю, масло новое, свежее. — Ну, она симпатяга такая, голая, фигуристая... — Цуцыков был обескуражен. — А масло при чем? — Согласен. Есть еще варианты! «Аннушка». «Маруся». «Женечка». «Сашенька». — Вот педик, — поморщился Вадим Петрович. — Ну сколько раз повторять? Четыре миллиона евро! Небывалое, оху…тельное масло! Еще есть варианты? — Ну... Масло «Носорог». — Не понял? — «Носорог». Почему-то вдруг. Ну, это уже так... Напоследок уже, устали, наверно. — А я при чем?! — Сами ж говорили: не стесняйся, хватай безумные идеи... — Безумные! А не дебильные! Разница есть?! — Извините. Больше не повторится. — Это все? — Нет, еще есть. «Маслоежка». — Масло «Маслоежка»? — Вариант: масло «Гладкая жизнь». Вадим Петрович вздохнул и покрутил пустую стопку. — Вы там совсем уже устали, или ты трахнутый на всю голову? — Ну, есть конфеты «Сладкая жизнь», ну а тут мы подумали, что масло... Ну, в общем, пока все. Вариантов нет. Ничего не подходит? — Приезжай в офис, — сказал Вадим Петрович. — Будет мозговой штурм. Вадим Петрович отложил трубку и покатал стопку по столу. — Элла! Вызови всех в офис. Скворцова. С женой! И этого, чернявого... И... — Стопка выскользнула из-под руки, упала на пол и кратко щелкнула. — Да черт с ними со всеми!!! Никого не зови!!! Бутылку водки и пожрать!! Курицу!! Свинину!!! Сало!! С перцем!! В кабак! Гори оно все... * * * — Вася-йо, ты меня уважаешь-на? — спрашивал Вадим Петрович, наклоняясь через дощатый столик к самому лицу Цуцыкова, чтобы перекричать оркестр. — Ув-важаю, Вам-Прович. — отвечал грустнеющий Цуцыков. — Тридцать лет назад все пацаны Щетиновки знали, кто такой Вадик Сметана! Понял-на? Уважали! — Угу... — кивал Цуцыков, — А может, и назвать «Фольксбуттер»? — Да погоди, Вася-йо, — морщился Вадим Петрович и тряс его за плечо. — Все знали Вадика Сметану! И в Королях знали! Боялись! И в Самаре слышали-на! — Угу... — кивал Цуцыков. — А может, переоборудовать цеха на сметану? — Мать! — стучал кулаком Вадим Петрович. — Вася, пойми! А потом — перестройка! В Москве знали меня! По всей стране знали, суки, кто такой Сметана!!! Сметане все можно! Я любые проблемы решал! Вот только название придумать не могу. Знал бы, что такое будет, — ни на хрен бы не покупал оборудование за четыре миллиона на этой дранной распродаже! — Угу... — кивал Цуцыков. — А вот голубых в Щетиновке сроду не было, — вдруг вспомнил Вадим Петрович с огорчением, — Ты чего в петухи пошел, Вася? — Сам ты петух!!! — взвизгнул Цуцыков. — Ответишь за базар? — сразу насупился Вадим Петрович. — Да я женат с семнадцати! У меня трое по лавкам! Попробуй их прокормить этими драными визитками и рекламками! Фирма крошечная! Я и Светка! Доходы — во! — Цуцыков сжал кукиш. — А че волосы не стрижешь? — опешил Вадим Петрович. — Мля-я-я-я-я!!! — вскинулся Цуцыков. — Тихо-тихо! — Вадим Петрович миролюбиво помахал желтой пятерней и налил еще по стопке. — Хорошо, что не петух. Уважаю. Придумай мне слово, Вася. Пять тысяч дам! — Не знаю-ю-ю я-я... — Цуцыков мотал головой, и Вадиму Петровичу казалось, что он вот-вот заплачет. Они чокнулись и выпили. — Вася, все просто. Масло оху…тельное. Нужно, чтобы человек почувствовал это всей душой! — Вадим Петрович постучал ладонью по печени. — Ферштейн? — Оху…тельное масло, — неожиданно трезвым голосом сказал Цуцыков. — Не понял? — Оху…тельное масло. Чего думать-то! — Так нельзя! — испугался Вадим Петрович. — Иначе никак. — Так нельзя! — повторил Вадим Петрович. Цуцыков скорчил неожиданно дикую рожу: — Сметане все можно, Сметане все можно! — передразнил он, но Вадим Петрович смотрел сквозь него, вдаль. — Оху…тельное масло. — Он налил стопку до краев и опрокинул в рот. — Ну, Васька! Ну, гений! Профессионал! Че ж ты раньше-то молчал, сука? — Дизайн я сделаю, — сказал Цуцыков. — Тут уже не надо выпендриваться, белая пачка — черные буквы. Словно железная рука схватила печень и сжала, начала крутить внутри живота, как выкручивают из грибницы боровик. Подкатило к горлу. Зал кабака закружился и улетел, со всех сторон навалилась желтоватая темнота. — Вадим Петрович!!! — закричал Цуцыков. * * * В белых коридорах госпиталя Хольденштрау Вадим Петрович впервые почувствовал себя безнадежным стариком. За год — три операции. Лазерная терапия, горы таблеток на тумбочке... Иногда жена пересказывала ему новости из России. Небывалая популярность у населения, золотая медаль на фестивале российских продуктов. Налажены поставки в Москву. Выстроен новый корпус. Скворцов стал почетным членом Лондонского клуба. Госдума продолжает обсуждать поправку к законопроекту о цензуре названий, но мнения снова разделились. «Фольксбуттер» подает в суд на щетиновскую «Велину», выпустившую пакеты быстрого приготовления «Нех…вый супчик», но суд не признает плагиата. В Самаре выходит первый номер журнала «М…ые ведомости». В Москве открывается центр туризма «Ох…льный сервис». В Англии начат выпуск репеллента от комаров «Факофф». Вадима Петровича все это давно не волновало. И когда доктор Вильдер сказал, что надежды нет, Вадим Петрович не почувствовал никаких эмоций. А когда доктор Вильдер предложил заморозиться в жидком азоте, пока врачи не научатся лечить цирроз, Вадим Петрович лишь вяло кивнул. Очнулся он в большом светлом зале, лежа в кресле странной конструкции. Сознание будто разом включили. Вадим Петрович посмотрел на себя и увидел, что одет в нелепый костюм салатового цвета. Раздались аплодисменты. Вадим Петрович вздрогнул и увидел прямо перед собой шеренгу солидных людей, одетых в обтягивающие деловые костюмы. Со всех сторон поблескивали объективы камер. Наконец один из присутствующих важно шагнул вперед, вытянул ладонь и произнес: — Позвольте зачитать, … , не…нно торжественную ноту …ой вежливости от П…ого президента О…ого, … , Со…за Мировых Государств! Мы о…но рады, … , приветствовать до…ое возвращение, … , к на…ой жизни первого человека, про…шего в жидком азоте семьдесят пять нех…х лет! Да здравствует наша о…ая медицина! За…сь, б…ь! И шеренга зааплодировала.