Александр Земляниченко, фотожурналист, шеф-­фотограф московского бюро агентства «Associated Press». Дважды удостоен Пулитцеровской премии: за фотографии путча 1991 года и фотографию танцующего на рок­-концерте в 1996 году Президента России Бориса Ельцина. Обладатель награды Пресс Фото России. Родился в 1950 году в Саратове. Но это официальная информация. Что же касается личных впечатлений, то Александр – человек с большим чувством юмора и самоиронией. На столе шеф­-фотографа московского бюро «AP» нормальная рабочая обстановка: ворох бумаг, телефоны, ноутбук, кружка с чаем, бог знает что еще и всегда готовый к работе Canon Mark III D с широкоугольным объективом. Никто же не знает, что может случиться через пять минут. Новости, есть новости.

С чего началась ваша карьера фоторепортера?
– Мой отец был фоторепортером. Я просто это видел, чувствовал атмосферу, и конечно же хотел быть похожим на отца. Он работал в саратовской областной газете и сотрудничал с фотохроникой ТАСС. Отец начинал как фотожурналист в саратовской молодежной газете, потом перешел в одну из партийных газет. Я тоже начинал в родном городе и тоже с молодежной газеты, однако до партийной так и не дошел. Не успел.
 

– Помните первый в вашей жизни фотоаппарат?
– Этот вопрос сразу ставит меня в неравное положение с другими фотографами. Так как мой отец был профессиональным фоторепортером, то я даже не помню, с чего начинал. Недавно был случай. Мой коллега купил себе Роллефлекс 6Х6 пленочный и спросил меня: «А ты не знаешь, как его открывать?» У меня руки сами вспомнили, потому что я в школе из-под парты снимал отцовским Роллефлексом.
А вот фотоаппарат, который стал моей первой собственностью, я помню очень хорошо. Как-то раз отец принес домой коробку из-под ботинок, с набором запчастей от фотоаппарата Зенит. Ее подарили моему отцу, ввиду полной безнадежности содержимого. Ему было предложено этот конструктор собрать и в случае успеха считать фотоаппарат своим. Он принес коробку и отдал мне. Я поковырялся в деталях и в итоге собрал свой первый фотоаппарат. На нем я и проработал достаточно долгое время. Объектив у меня был 135 мм, с диафрагмой 4.

– Но ведь этот объектив даже длиннее портретника, как же вы им жанры снимали?
– Вот так и снимал телевичком. Прошло время, и я заработал на полтинник, иногда брал у друзей объектив 35 мм. Однако телевик мне нравился за возможность подсмотреть жанровые ситуации, так что я не видел необходимости в том, чтобы его часто менять. Это сейчас мне более понятен объектив 28 мм, но тогда я работал 135-м и не чувствовал никаких неудобств.

– Отец наверняка давал вам какие-­то рекомендации как фоторепортер. Какой из советов вы запомнили на всю жизнь?
– Я запомнил, что он меня очень много критиковал. А когда у отца появлялось свободное время, то он терпеливо объяснял мне, как можно из целой фотографии вырезать маленький кусочек, чтобы хоть что­то было понятно. Я тогда, как прилежный школяр, внимательно выслушивал все, что он мне говорил на импровизированных уроках фотомастерства и старался по мере сил выполнять рекомендации. А по поводу советов, их было так много, что сейчас даже вспомнить тяжело, да и страна тогда была другая, и взгляды на жизнь.

– Просматривая ваши старые фотографии, вы когда-­нибудь ловили себя на мысли, что повторись ситуация, вы бы все сделали по-другому?
– Мне кажется, что это очень банально. Впрочем, такая мысль может возникнуть не только, когда просматриваешь старые снимки. Такое о каждом снимке можно сказать, но ты прекрасно понимаешь, что сделать по-другому невозможно. В этом случае остается только посмотреть в зеркало и увидеть там отражение идиота, больше ничего.

– А как вы попали из Саратова в Москву?
– Главный редактор журнала «Ровесник» сделал мне в 1977 году заманчивое предложение, отснять несколько фоторепортажей для их издания. После непродолжительной внештатной работы меня пригласили приехать в Москву. В итоге в середине 1980 годов я оказался в штате журнала «Ровесник». Правда, долго там не проработал – перешел в «Комсомольскую правду».

– Там больше платили?
– Нет, платили везде в то время одинаково, просто в журнале, как мне казалось, нечего было делать, а мне хотелось много снимать и видеть результат как можно скорее. За годы работы в газетах я привык к тому, что на следующий день я уже видел фотографию на полосе. Что, собственно, и происходит сейчас: поработал, сделал кадр, тут же отправил на фотоленту «Associated Press».

– В «Associated Press» вас тоже пригласили?
– Да, как это обычно и бывает. Первое предложение посотрудничать с «AP» поступило, когда я собрался ехать снимать землетрясение в Армении, в декабре 1988 года. А уже летом 1990 года, на волне расширения штата московских бюро западных информагентств, я оказался в штате АР как фоторепортер. Здесь я должен с огромной благодарностью вспомнить Бориса Юрченко, который меня заметил и рекомендовал в агентство. Он тогда работал фоторепортером в «AP».

– Наверняка критерии отбора фотографий в те годы для западных СМИ были одни, а для советских другие. В чем была разница?
– В то время для страниц газет и журналов мы снимали, что­то похожее на спектакль, о том «как хорошо в стране советской жить». Лишь в свободное время каждый снимал что­то для себя лично, но это уже, естественно, не публиковали. Для страниц западных изданий фоторепортеры снимали совершенно другое. Честно говоря, почему я и предпочел работу в молодежных изданиях здесь в Москве – там все­таки политика партии не так влияла на нашего брата. В Горбачевский период перестройки, молодежные газеты и журналы стали уже почти демократичны, да и возможностей для творчества было намного больше. В общем, могу сказать, что мне повезло, даже в партийном издании журнала «Советский Союз», была та толика творчества, которая меня вдохновляла.

– Но вернемся к «Associated Press». Вы в штате с 90-го года. Когда я снимала для западных агентств, мне говорили: «Не заваливай горизонт, это запрещено, даже если по кадру, это кажется тебе необходимым». С чем вы столкнулись?
– У нас в то время тоже было множество ограничительных советов, в том числе и по этому поводу. Но с тех пор все изменилось, стало более демократично, и горизонт разрешили заваливать. Можно делать все что угодно, лишь бы это было понятно зрителю. Как-то я услышал от своего коллеги прекрасное выражение, что фотография должна посылать какое­то сообщение нам. Я это запомнил и согласен, что, завален ли горизонт или нет, главное, чтобы вас фотография «зацепила». Если это произошло, то кадр получился, если нет, то тут уже ничего не поможет.

– Ну все­таки новости и творчество сильно отличаются друг от друга?
– Согласен. Однако мы стараемся даже в фотоновости привнести толику творчества, когда это возможно. Те, кто старается творчески подходить к каждому событию, обычно и оказываются на виду, их кадры запоминаются.

– Не хочется ли вам, иногда, в свободное время, взять в руки фотокамеру и поехать поснимать просто в свое удовольствие?
– Никто не мешает мне это делать во время работы. На мне лежит гораздо больше обязанностей, чем на остальных членах нашей команды – мне приходится еще и отвечать за работу всего коллектива. Поэтому у меня мало времени остается на съемки, а когда остается, то да. Я же могу и свои съемки во время отпуска предоставлять агентству. Я считаю, что если мне агентство платит зарплату и оплачивает отпуск, я не имею права снимать для кого-то еще. А для себя? В этом есть, конечно, элемент красивости, что­то вроде перед зеркалом поправить поседевший локон… Но вот парадокс, я всю жизнь снимаю только для себя. Мне просто нравится моя работа. Конечно, бывают более интересные съемки, бывают менее, но выжать из события максимум, это как раз и есть то, что вы называете, снимать для себя. Показать себя, что ты можешь.

– Что сейчас вам больше нравится снимать: фоторепортажи или красивые пейзажи?
– Я не умею снимать пейзажи. Вот в студии работать пробовал. В молодые годы у нас была киностудия, где в основном снимались фотографии. Какие-то основы работы в студии я помню до сих пор, к примеру, чтобы у модели под носом не было некрасивых теней и так далее. А фоторепортаж, это же так много. Здесь даже есть возможность внести и элемент студии, в тот же портрет например.

– Есть такое расхожее мнение, что если что­то нравится тебе, то найдется группа людей, которым это понравится тоже…
– Думаю, да. В своих съемках я рассчитываю на понимание того, что я делаю. Работая в агентстве, мы же не можем знать, какая именно та единственная фотография, которая пойдет на первую или последнюю полосу, а может в середину издания. Так или иначе, это небольшой набор для фоторедактора, который выберет из этого нужное. Допустим, вы – фоторедактор газеты и вам нужна только одна фотография. Вы роетесь во всех агентствах и выбираете ту, которая больше подходит для иллюстрации события. Наша задача, как у бабушки, которая продает редиску на рынке. Надо весь товар помыть, грамотно разложить, а через каждые пятнадцать минут мыть снова и снова, чтобы все блестело и имело товарный вид. Наш труд, это тоже товар на рынке.

– Кем сложнее быть, фоторепортером или фоторедактором?
– Сложнее всегда отвечать не только за себя.

– То есть ваша работа сейчас самая сложная?
– Я никогда не скажу, что моя работа самая сложная. К примеру, если не из чего выбирать, то у меня просто нет работы. Такое бывает, когда фотограф не принес ни кадра, в этой ситуации и я никто, даже не приложение к стенке.

– А часто приходится принимать сложное решение. Вроде бы и фотография не сделана, а событие требует поставить в ленту хоть что­нибудь внятное?
– Очень часто так бывает, если событие важное, а нет ничего замечательного. Ведь уровень фотографов не одинаков, но делать нечего. Конечно, московские фотографы снимают на несколько порядков лучше провинциальных. Но они и общаются на другом уровне, вот в чем дело. Как только кто­то из провинциальных фоторепортеров появляется здесь, он подтягивается и, естественно, кто­то выходит в лидеры, а кто­то остается на хорошем среднем уровне. Вот, к примеру, Алексей Майшев из Самары, сейчас он работает контрактным фотографом «Русского репортера». Мне кажется, у него хорошо получается, сильно вырос, по сравнению с тем что было. А что он мог сделать там? Просто накапливать опыт работы со светом, тенью, композицией. Спрос был с него небольшой. А когда издание готово стребовать с фотографа по максимуму, конечно, он тут же начинает расти. Трудно же самого себя за уши тащить.

– Как к шеф­фотографу «Associated Press», к вам приходят многие фрилансеры. Вы уже практически как Госкомстат, можете ответить, сколько у нас процентов хороших фоторепортеров, а сколько не заслуживающих внимания?
– Процент хороших фотожурналистов, естественно, значительно меньше. Можно сказать, что это «иголки в стогах сена». А вот употребимых – чуть больше. Естественно, сюда, как, впрочем, и в другие агентства, идут совсем неопытные фоторепортеры с вопросом: «а нельзя ли у вас работать и учиться снимать?» Честно говоря, просто нет времени устраивать здесь фотошколу и обучать каждого съемке. Я просто не могу увеличить сутки, в них всего 24 часа. Поэтому, желательно, чтобы приходили люди уже опытные, но мы имеем то, что имеем. Иногда везет на опытных и способных, а чаще всего нет.

– А если вы почувствуете в начинающем фотографе, то рациональное зерно, из которого потом вырастет настоящий фоторепортер. Вы такому объяснять будете?
– Я стараюсь объяснить каждому, кто приходит ко мне с вопросом в глазах, как можно сделать лучше. Но это отнюдь не лекция по фотожурналистике, все решается в рабочем порядке. Я придерживаюсь такой позиции – любой из стрингеров может пригодиться завтра, через полгода. Поэтому, конечно, надо подсказывать ребятам, как и что надо снимать.

– Какие советы вы обычно даете начинающим фотокорреспондентам, чтобы их работа со временем стала пригодной для продажи на этом рынке?
– Прежде всего думать, для чего снимает человек данное событие и как он хочет его объяснить фотографически, а еще какую идею он закладывает в съемку. Ведь нельзя же просто так бездумно нажимать на кнопку, это будет выброшенное на ветер время. Вкратце ответить на этот вопрос практически невозможно, он более всеобъемлющ, чем кажется. На самом деле, если смотреть с высоты возраста и накопленного опыта, то все просто и понятно – иди и снимай. А когда это переводишь в слова, то тут­то и возникают сложности.

– Помню, на одной из съемок вы мне дали дельный совет, «смотри на мир глазами ребенка, как будто ты видишь это все в первый раз»…
– Я сам руководствуюсь этим советом в своей работе. Если ты живешь в Москве, то снимай в этом городе так, как будто ты приехал сюда только сегодня и увидел столицу в первый раз в своей жизни. Конечно, иногда я об этом забываю и соответственно делаю ошибки.

– А много их было за вашу творческую жизнь?
– Конечно, как и у большинства – больше чем не ошибок. А по другому невозможно.

– А себя вы можете назвать сейчас супер­профессиональным фотографом?
– Нет, не могу.

– А почему?
– Ну, потому что я не супер­профи. Могу сказать, что профессионал, но очень условно, так как положение чуть-чуть обязывает. В зеркале же я не вижу отражения похожего на мастера.

– То есть ваша лучшая карточка еще не сделана?
– В данном случае, может, это не только карточка, а лучшее дело в фотожурналистике, если брать больше одной, снятой мной, фотографии. Сегодня я, как руководитель команды, больше обращаю внимание на общее дело, а не на подпись под собственной фотографией.

– Из чего складывается хороший фотограф?
– Когда человек увлечен своим делом и понимает основы изобразительного искусства, все это имеет непосредственное отношение к фотографии. Если человек способен «переваривать» композицию, работу точек в кадре, конечно, постепенно, сразу все не получится. Он готов работать, работать и работать, то у него есть все шансы стать хорошим фотографом. Ведь что есть фотография, именно журналистская фотография – путем изображения рассказать, что происходит и почему это происходит, а еще «зацепить» зрителей на этой теме.

Источник   http://www.fotodelo.ru

 

© Все материалы являются собственностью их владельцев