Я сегодня не пошла на работу. Я очень больна. Я увидела солнце с утра и поняла, что должна очень заболеть. Чтобы не потерять этот день.

Сейчас я гуляла с собакой и другом. Отношусь к ним одинаково сильно.
Мой друг пишет книжки. Пишет он хуже, чем могли бы скопировать Донцову, но как он это делает!
Мы сидим в комнате, наполненной запахом обжигающего глинтвейна с избытком корицы и лимона. А комната вся из выцветших обоев в мелкий одуван и бумаги. Знаешь, такой истонченной от сотен рук, такой замусоленной и исписанной крупным круглым почерком бумаги. Я люблю ее запах. А мой пес жрет ее.
И он, мой друг, здесь царь, это его место. Здесь живут его музы, его музыка, его дурацкие стихи и его старый воробей в клетке. Его я тоже считаю музой.
Процесс начнется так.
Мой друг сядет на стул, неважно где: на кухне, возле стола, в прихожей, возле туалета, - не суть. Думает... Выгнет вдруг свою ровную спину, сожмет левый кулак и взглядом прямо воздух рассекая поймает какую-нибудь гадость, мелочь совсем. Вроде: "Да ты погляди, как рассыпаны карандаши!" Все, теперь не остановишь. Я выбираю обычно место в партере, где-то в непосредственной близости от происходящего.
И вот он, невероятно вдохновленный своим только открытым миром, начинает что-то медленно строчить. И я валяюсь рядом как последний придурок, не в силах превозмочь желание не отрывать глаз.
У него тупые пальцы, растянутая майка, пахнет табаком от волос, - и он прекрасен в этом. Он не знает ничего, когда пишет. Он не выключит свет, если я засну рядом. Однажды он смахнул мою башку с колен, забыв, что я читаю рядом. Мы смеялись, но он так и не понял над чем.
Он такой дурак в своем деле, но такой счастливец в своей жизни. У него есть все. А у меня есть такие друзья.
Я читаю твои книжки, Макс, потому что я помню, как ты пишешь их. В этом их смысл.