Н.К. Рерих. Глаз зоркий.

Достославный летописец жития Преподобного Святого Сергия Радонежского Епифаний приводит следующий случай из жизни Преподобного:

"Многие приходили издалека, чтобы взглянуть на Преподобного. Пожелал видеть его и один простой землепашец. При входе в монастырскую ограду стал спрашивать братию - как бы повидать их славного игумена. Преподобный же тем временем трудился в огороде, копая заступом землю под овощи. "Подожди немного, пока выйдет", - отвечали иноки. Крестьянин заглянул в огород через щель забора и увидел старца в заплатанной рясе, трудившегося над грядкою. Не поверил он, что этот скромный старец и есть тот Сергий, к которому он шел. И опять стал приставать к братии, требуя, чтобы ему показали игумена.

"Я издалека пришел сюда, чтобы повидать его, у меня до него дело есть".

"Мы уже указали тебе игумена, - отвечали иноки, - если не веришь ­спроси у него самого".

Крестьянин решил подождать у калитки. Когда Преподобный вышел, иноки сказали крестьянину: "Вот он и есть, кого тебе нужно".

Посетитель отвернулся в огорчении: "Я пришел издалека посмотреть на пророка, а вы мне сироту указываете. Никакой не вижу в нем чести, величества и славы. Ни одежд красивых и многоцветных, ни отроков, предстоящих ему... но все худое, все нищенское, все сиротское. Не до того я еще неразумен, чтобы мне принять сего бедняка за именитого Сергия".

Иноки обиделись, и только присутствие Преподобного помешало им выгнать его. Но Сергий сам пошел навстречу, поклонился ему до земли, поцеловал и повел за трапезу. Крестьянин высказал ему свою печаль - не пришлось ему видеть игумена.

"Не скорби, брате, - утешил его Преподобный, - Бог так милостив к месту сему, что никто отсюда не уходит печальным. И тебе Он скоро покажет, кого ищешь".

В это время в Обитель прибыл князь со свитою бояр. Преподобный встал навстречу ему. Прибывшие оттолкнули крестьянина и от князя и от игумена. Князь земно поклонился Святому. Тот поцеловал его и благословил, потом оба сели, а все остальные почтительно стояли кругом.

Крестьянин протискивался и, обходя кругом, все старался рассмотреть ­где же Сергий. Наконец, снова спросил: "Кто же этот чернец, что сидит по правую руку от князя?"

"Инок с упреком сказал ему: "Разве ты пришелец здесь, что доселе не слышал об отце нашем Сергии?"

Только тогда понял крестьянин свою ошибку. И по отъезде князя бросился к ногам Преподобного, прося прощение.

Сергий же утешил его, сказав: "Не скорби, чадо, ты один справедливо рассудил обо мне", и, побеседовав с ним, отпустил с благословением. Но простодушный землепашец до того был побежден кротостью великого Старца, что вскоре снова прибыл в обитель, чтобы уже остаться в ней, и принял монашество. Так простота и великая благость Преподобного действовали сильнее всякого великолепия".

Просто и убедительно рассказан этот многозначительный эпизод из жизни Преподобного. Чувствуется, что не один такой .случай происходил около Его благодатной личности. Не однажды чудесно осеняла истинная зоркость приближавшихся к нему. Ведь не по чему другому, но лишь по предубеждению селянин впал в такое отемнение, что даже прямые указания иноков он принимал как насмешки над собою. Примеры подобного же предубеждения можно находить повсюду как в жизни великих подвижников, так и среди обихода во всех веках.

Известен случай, как один больной ни за что не допускал к себе известного врача, ибо почему-то составил себе о нем совершенно различное от действительности представление. Никакими силами не могли убедить больного в том, что пришедший к нему человек действительно тот самый врач, которому он готов был поверить. Врачу для блага дела пришлось надеть подвязную бороду, и тогда больной убедился, что такая почтенная наружность вполне отвечает назначению целителя.

Известен и другой случай, когда одна старушка-помещица привезла своего внука к известному художнику для совета о его даровитости. Но, к сожалению, наружность художника не ответила представлению старой

помещицы, которая, вероятно, хотела бы видеть Учителя в ореоле длинных серебристых волос. Итак, несмотря на все убеждения окружающих, она вынесла представление о том, что художник не захотел ее принять, а выслал к ней своего подручного.

Из времен итальянского возрождения также известно несколько подобных эпизодов, один из них касается Святого Франциска Ассизского. Посланный для встречи его епископ не признал великого подвижника за его простою наружностью. Итак, без всяких переодеваний, о чем так часто повествуют исторические хроники, но просто по предубеждению люди способны не признать явную очевидность.

Среди молений о терпении, о вмещении, должно быть также и постоянное стремление к настоящей зоркости. Сколько благодатных посылок отталкивается и даже презирается, когда люди засорили себе глаза и не желают даже осознать возможность этого сора. Известно, что чем тупее человек, тем безапелляционнее его суждения. Сказано: "Убедить глупца ­что дырявым решетом воду носить", но все-таки хотя и многие к тому пословицы существуют, но в будущем воспитании должна быть яснейшим способом выражена вредоносность всяких предубеждений.

Помимо того, что по предрассудку люди могут терять лучшие возможности свои, но и в каждодневном обиходе можно находить множество следов крошечных сереньких, а то и черненьких предрассудков. Часто такие предрассудки не будут ужасающими призраками. Они, может быть, лишь частично затронут какие-то условные привычки или странные, необъяснимые обычаи, но во всяком своем появлении они принесут посильный вред.

Глазной врач всячески испытывает зоркость. Прежде всего для него необходимо установить склонность к близорукости или к дальнозоркости. Так же точно и в духовной зоркости нужно прежде всего определить основную склонность, к чему она может привести человека. Может ли она оказаться благодатным просветительным познанием или же станет заслонкою, которая от времени еще и заржавеет и почернеет.

Радостно там, где находятся возможности светлых прозрений и подавлено все около заслонок заржавленных. Если даже насильственно и отчистить эту ржавчину, то в трещинах своих заслонка отразит искривленный лик ее, ведь она все-таки будет заслонкой, а не входом свободным. Зоркость, будет ли она врожденной или тщательно воспитанной, поможет человеку во многих опаснейших случаях жизни. Зачем утесняться и огорчаться там, где зоркость духовного глаза может показать путь прямой и ближайший.

24 Июля 1935 г.

И враги будут у нас. И даже в большом количестве. Подобно древним римлянам, пусть мы скажем: скажи мне, кто твои враги и я скажу, кто ты есть. Великий Император Акбар говорил всегда, что враги – это тень человека и что человек измеряется по количеству врагов. При этом соображая врагов своих, он добавлял: тень моя очень длинна.

Откуда же возьмутся главным образом враги наши, при нашей мирной культурной работе, которая, казалось, никого не умаляет и никого не задевает. Только ли от непонимания и от зависти? Конечно, нет. Нам придется встретиться еще с одним глубоко гнездящимся человеческим свойством, проистекающим также от невежества. Нам придется всеми способами говорить и распространять сведения о значении истинного искусства и знания. Нам придется неустанно говорить о внесении предметов искусства в обиход нашей жизни. Также придется говорить о друзьях нашей жизни, о книгах, которые находятся в пренебрежении во многих домах наших. Придется нам и обращаться к правителям и президентам целых стран, прося их считать министерство Народного Просвещения и Изящных Искусств не в конце списка их государственных учреждений. При этом нам придется встретиться со многими замечаниями, утверждающими, что эти два живейших фактора эволюции вовсе не заслуживают первых мест. Часто это будет говориться не в силу какой-либо особой ненависти к просвещению и украшению жизни, но просто в силу каких-то пережитков и окаменелых традиций.

Вот это обстоятельство породит значительное количество врагов наших, но, проверяя список их, мы будем гордиться, что именно эти люди оказались врагами культуры, а не наоборот. Кроме того, как однажды я говорил в статье Похвала Врагам (см. книгу «Пути Благословения»): никто так не помогает нам в жизни нашей, как именно такого свойства враги. Нашей зоркости, нашей неусыпности, нашей трудоспособности мы обязаны им в большой степени. Эти враги, как вы знаете, не останавливаются на малых формулах, наоборот, именно они щедры на преувеличения. Они располагают роскошным словарем ненависти, перед которым язык друзей часто бледнеет и кажется пресным.

Слишком часто в жизни нашей мы теряем словарь добра, признательности и похвалы. Мы стыдимся часто даже предположить, что кто-то может заподозрить, что мы можем быть благодарны. Часто мы боимся быть заподозренными, что почитаем иерархию Блага, но враги, побуждая нас к неустанной деятельности, куют нам и доспехи подвига.

Помню, как один большой художник, когда ему передавали, что кто-то поносит его, задумался и, покачав головой, сказал: странно, а ведь я ему ничего хорошего не сделал. В этом замечании сказалась большая житейская мудрость. Та же житейская мудрость также может подсказать нам, что, несмотря ни на что, неустанно мы должны проталкивать в жизнь простую истину об охранении и осветлении культуры.

Опыт долгого времени указывает нам, что искусство и знание расцветали там, где сверху они признавались величайшими стимулами жизни. Там, где главы государства, где владыки церкви и все руководители жизни сходились в стремлении к прекрасному, там и происходил ренессанс, то возрождение, о котором теперь пишутся такие восхищенные книги. Если мы знаем, какие именно внешние факторы способствовали искусству и знанию, то, казалось бы, легче всего во имя культуры применить те же приемы и теперь. Ведь зародыши всех этих возможностей существуют и обычно только задавлены омертвелыми традициями неудачных эпох. Но мы знаем, что действия в этом направлении являются настоящими благородными действиями, и потому с полною искренностью мы можем усилять друг друга в этом подвиге. Подумайте, какое счастье сознавать, что мы, рассеянные в разных странах, можем чувствовать невидимую дружескую руку, всегда готовую на духовную помощь и поддержку. Когда мы обращаемся во имя прекрасного, во имя культуры к главам государств и церквей, мы приносим им помощь, потому что многие из них и хотели бы оказаться Лоренцо Великолепными в лучшем смысле этого слова, но маленькие суеверия и предрассудки мешают их превосходным порывам.

Кто-то может спросить, неужели именно теперь, во время общего материального кризиса, уместно говорить об искусстве и науке? Вот именно уместно.

Расцвет искусства и науки является разрешением житейских кризисов. Именно он обращает упадочное перепроизводство к более высокому качеству. Именно он заставляет людей задуматься над проблемами жизни, которые могут быть разрешены через мост прекрасного. Именно он окрыляет тех людей, которые иначе, под неволею условностей, обращаются в Панургово стадо.* Словом, расцвет искусства и знания одухотворяет достоинство личности человеческой. Как это старо, и как это нужно сейчас, когда разрушительные силы так действенны. Именно теперь ни на минуту нельзя забыть о преимуществах истинно культурных эпох, чтобы опираясь на эти грехи прошлого, мужественно направляться в будущее.

Можно много критиковать, но критическое разложение уже доставило много невзгод человечеству. Сейчас так повелительно нужно созидать, слагать, собираться и почерпать обоюдную бодрость в сознании, что за горами и морями всюду есть друзья наши, готовые обоюдно радоваться.

Март 1931 г. Гималаи.

* "Панургово стадо" - афоризм. 

Как известно у овец вожак тоже баран