Мария Обельченко Париж
7 Дней

«Извините, я всегда опаздываю — везде и всюду. Это мое хроническое заболевание, какие-то проблемы с организмом», — обезоруживающе улыбается Джонни, появляясь наконец на закрытой террасе верхнего этажа одного из парижских отелей, где у корреспондента «7Д» назначена с ним встреча. Джинсы, майка, свитер, серебряные перстни с черепами на пальцах, всевозможные «фенечки»-браслеты, кольцо в ухе,
загорелое почти до индейской смуглоты лицо (предки Деппа — индейцы из племени чероки) — словно он только что вернулся из пиратского рейда вместе со своим Джеком Воробьем. На шее — пиратский же шик: «сложносочиненный» разноцветный шарф с непонятно каким образом завязанными узлами. Хочется спросить, специально ли он не снимает золотую накладку на зуб, с которой щеголяет его герой из «Пиратов Карибского моря», но как-то неловко. Хотя Джонни приносит вместе с собой ауру удивительной легкости и доброжелательности, но в процессе интервью станет уверять нас, что, по его мнению, так называемых нормальных людей просто не существует. И вот именно по этой-то причине он и согласился сыграть такую «нереальную» роль в новом фильме — романтическом триллере «Турист».

— Джонни, здесь, в Париже, вы себя как дома чувствуете, должно быть?

— Да. Вы правы. Я всегда любил Францию, а после знакомства с Ванессой (Ванесса Паради — французская певица и актриса, партнерша актера в течение вот уже двенадцати лет, мать его двоих детей. — Прим. ред.) она стала моей родной страной. Разве не удивительно ходить по тем же улицам, где гулял мой любимый Бодлер или вышагивал Бомарше? У нас квартира в Париже и дом с виноградниками на юге. Но это не значит, что я противопоставляю Францию Америке. Я с удовольствием, когда того требуют обстоятельства, живу в нашем доме в Лос-Анджелесе. Особенно хорошо себя там чувствую, если никуда из этого дома не выхожу. (Улыбается.) Но вообще для меня дом — место, где рядом любимая женщина и дети. А больше всего я люблю бывать на своем острове в Атлантике, на Багамах — купил его совершенно случайно, все в моей жизни всегда происходит случайно, не по плану. Конечно, я понимаю, остров — это роскошь. Но там никто не тычет в меня пальцем, нет фотокамер. Самое важное, что дают большие деньги, — на них можно купить себе свободу, независимость, безопасность и уединение. По крайней мере отчасти.

— Давненько вы не играли так называемых обыкновенных людей, как в новом фильме «Турист». (Герой Деппа — заурядный учитель математики из американского захолустья, приехал в Венецию залечивать свою любовную рану, но после встречи с роковой женщиной-шпионкой, героиней Анджелины Джоли, его судьба совершает неожиданный разворот. — Прим. ред.) Джек Воробей в «Пиратах...»,
Безумный Шляпник в «Алисе…». Режиссер «Туриста» открыл нам страшную тайну: ему пришлось чуть ли не год выпрашивать у вас аудиенцию.

— Не помню точно. Но в моем представлении так называемые нормальные, обыкновенные люди и есть самые странные персонажи на свете. Во время съемок я вспоминал многих людей, которых встречал в своей жизни и которых принято считать обыкновенными. На самом деле как раз у них-то можно найти самых невероятных «тараканов». Например, знал я одного бухгалтера. Абсолютно обыкновенный, просто идеальный мистер Нормальность. Он любил путешествовать. И во время этих путешествий много фотографировал. Что именно? Дорожные знаки и таблички с названиями разных учреждений, где встречалась его фамилия, довольно распространенная. Короче говоря, для меня как актера это был вызов — сыграть супернормального героя.

— Вы, говорят, познакомились с Анджелиной Джоли только в процессе переговоров о своем участии в этом фильме…

— Так и есть. Я ведь живу отшельником, нигде не тусуюсь, семья и работа — вот мои жизненные приоритеты. А в кино наши орбиты с Анджелиной ни разу не пересекались. Хотя Брэда, допустим, я давно знаю. Если честно, я немного боялся, не знал, чего ожидать от такой потрясающе красивой и знаменитой женщины. Знаете, столько детей, Брэд Питт — всякое можно было нафантазировать. Но меня ждал приятный сюрприз. Анджелина оказалась классной, спокойной и очень земной, нормальной, короче говоря! (Смеется.) С великолепным чувством юмора — временами несколько черным, нестандартным, а это для меня очень важная черта. Мы с ней сразу же нашли общий язык, разговаривали о детях, родительских заботах, обсуждали, как нам, в нашем положении, можно сохранить нормальный образ жизни. Прежде всего, конечно, меньше выходить из дома и вести простой — да, не смейтесь — образ жизни, не роскошествовать понапрасну. Я имею честь быть знакомым с Элизабет Тэйлор. Никогда не забуду — сидит она курит анашу, сквернословит как моряк, и при этом такая харизма, такая удивительная энергетика, талант, класс, иными словами! Вот у Анджелины, могу теперь сказать с уверенностью, есть с ней что-то общее. В отношении к жизни, в умении оставаться реальной, забавной, естественной в этом безумном,
безумном мире.

— Ваш герой Фрэнк в фильме разгуливает — в том числе по крышам — в очаровательных пижамах, такого нежно-голубого цвета. И вы, Джонни Депп, в них, честно говоря, смотритесь весьма странно. Вы сами пижамы носите?

— (Смеется.) Иногда. Иногда. Когда очень уж холодно. Вообще-то я перестал в них спать лет этак с трех. Первый раз, уже будучи взрослым, я проспал замечательную ночь после очень трудного съемочного дня в пижаме, которую мне дал режиссер Джулиан Шнэбел. Эти пижамы его жена сама шьет. Но увлекаться пижамами, мне кажется, не стоит, иначе засосет рутина и бытовуха. (Смеется.)

— Интересно, вы сами себя в состоянии ощутить обыкновенным
туристом?

— Помню, впервые я уехал из Америки за границу —в Манилу в 1986 году — на съемки «Взвода» Оливера Стоуна. Играл в фильме маленькую роль. И никто меня не знал, и я болтался по городу как настоящий турист, впервые к тому же попавший в чужую, незнакомую страну. Как же это было давно... Но знаете, по Америке я вволю еще в детстве напутешествовался, мы все время переезжали. Потом я со своей рок-группой постоянно был в пути. Наверное, цыганский образ жизни у меня в крови. Поэтому легко езжу на съемки в самые разные точки мира. И детям полезно узнавать что-то новое, видеть мир во всех его непривычных и порой весьма необычных формах, без прикрас. А с другой стороны, может, поэтому туризм меня не сильно привлекает, я все больше люблю уединение. Для меня чудо узнавания, открытия, увы, прошло, как будто волшебство, магия, связанная с путешествиями, исчезла навсегда.

Люблю с Ванессой и детьми уезжать на свой остров, где, кроме нас, никого больше нет. В Венеции же я, как обычно, все свободное время сидел дома. Утром завтракал, пил кофе, интересовался, какая погода и сколько меня ждет папарацци — шторы-то ведь тоже закрыты, иначе не уберечься от камер, — и ехал на лодке на работу. Конечно, фотографы дежурили везде, дневали и ночевали в лодках, на крышах — но это как-то сюрреалистично выглядело именно в Венеции, даже забавно. Иными словами, давления я не ощущал. Но не представляю, как Анджелина и Брэд справляются со всей этой безумной атмосферой любопытства и преследования. С таким удивительным достоинством и выдержкой. Я бы вряд ли сумел оставаться в рамках. А Энджи еще
ездит по всему миру с детьми, занимаясь благотворительностью и такими серьезными делами, что впору только государственным деятелям. Мне проще — я почти никуда не хожу с Ванессой. Мы чудно общались — Ванесса, я и Анджелина с Брэдом. А наши дочка и сын общались с их детьми. Особенно Пакс Тьен сошелся с моим сыном Джеком на общей страсти к компьютерным играм и видеоприставкам. (Вздыхает.) Прямо как дикари, честное слово. У меня дома здесь, во Франции, даже нет телефона. Не выношу телефонные звонки.

— Не обошлось и без сплетен — пытались ведь вас во флирте с Анджелиной уличить…

— Ну а как без этого? Писали, говорят, — я не читал, — что у Ванессы были приступы ревности. Господи, ну что за бред! Смешно, но мне уже несколько раз говорили: вы так подходите Анджелине, просто необыкновенно, экран ведь не обманывает. Я говорю: может, все-таки Брэд Питт ей больше подходит, нет, вы так не думаете? Смешные люди.

— У вас, кстати, с Анджелиной и Брэдом есть нечто общее — вы с Ванессой тоже не спешите оформить отношения, полагая это бессмысленной и ничего не значащей формальностью…

— Да, я считаю себя женатым на Ванессе давным-давно и искренне не понимаю, что может добавить к нашему единению, любви и союзу наших душ и сердец какая-то бумажка. Но, конечно, если Ванесса все-таки захочет подцепить меня на крючок, сопротивляться не стану. (Смеется.) Но зачем ей, скажите на милость, менять свою чудесную фамилию (в переводе с
французского — «рай». — Прим. ред.) на мою, грубую и неблагозвучную?

— Смешно. Вы шутник. А бедная Ванесса, похоже, не в курсе, что фамилию можно и не менять при замужестве…

— Как-то я об этом не подумал! (Смеется.) Если серьезно, то до встречи с Ванессой я постоянно вел сам с собой военные действия. Она меня успокоила, заставила понять, что я теряю в жизни. С тех пор семья и дети меня примирили с миром и с собой. Я стал спокойнее и мягче. Нет для меня большего счастья, чем, глядя на наших детей, осознавать, что они и моя любовь к Ванессе — это и есть мой мир.

— Джонни, скажите, что это выдумки и неправда — то, что вы якобы постоянно думаете навсегда уйти из кино. Порадуйте своих поклонников… — Не могу. Если честно, то я буквально каждый день об этом думаю. Но пока что только балуюсь, играю с этой идеей.

— И что бы стали делать, вернулись к музыкальной карьере?

— Нет, конечно. Музыка — это моя первая любовь, она всегда со мной. В двенадцать лет я мечтал научиться играть на гитаре и тогда же совершил свой первый плохой поступок — украл, вынес в штанах самоучитель из магазина. (Смеется.) Актером я даже и не думал становиться — ни желания, ни интереса не испытывал к этому делу. Я себя воспринимал как музыканта и гитариста. Но возможно, именно потому, что музыка так и не стала для меня способом зарабатывать на жизнь, я сохранил такое невинное и чистое к ней отношение. Мне кажется, что и ко всем своим ролям я отношусь как к песням. Когда не важно, сколько нот, важно, как именно ты их выражаешь. Дня не проходит, чтобы я не играл на гитаре и не пел. Иногда даже засыпаю с гитарой на животе. (Смеется.) Но делать еще одну карьеру? Снова? В музыке? Никогда. Когда-то мой друг Марлон Брандо сказал мне: «Малыш, уйди на время из кино, перестань сниматься, размениваться, изучи Шекспира и сыграй… Гамлета. На сцене, в театре. Ты должен это сделать, пока не постарел для этой роли, иначе потом будешь жалеть. Вот у меня не получилось. Не выпало мне такого шанса». И я часто с тех пор думаю: боже мой, Брандо, которому сам Бог велел быть Гамлетом, так и не сыграл его. Но как же он прав. И я очень хочу сыграть, черт возьми, Гамлета. И за себя, и за него, за Марлона.

— Повезло вам с друзьями, ничего не
скажешь, — Брандо, Аллен Гинзберг, Элизабет Тэйлор…

— Да, и все эти люди, мои учителя, всегда ассоциировались у меня с памятью о моем дедушке. Мы с ним очень сильно дружили. Он умер, мне девять лет было. Он был настоящий мужик. Днем водил обычный автобус, а по ночам занимался контрабандой спирта — во времена «сухого закона». Мачо, никогда никого не предал, говорил то, что думал. Не называл белое черным, а черное белым. А если это кому-то не нравилось, плевать он хотел. Да, и я не стыжусь говорить о нем именно так — хотя он и нарушал закон. Как и мой отчим, кстати. Я его как-то спросил, о каком «колледже» он все время говорит. И он назвал мне тюрьму, где отбывал срок за бутлегерство. Именно в этой тюрьме мы снимали несколько сцен из фильма о знаменитом американском гангстере
Джоне Диллинджере — такое вот совпадение. Так вот, дед мой был словно из другой эпохи. Как и Марлон, например. И даже как Кит Ричардс. Мне искренне кажется, что раньше все было лучше. Все так называемые шестидесятники, кто родился в 60-е годы, словно какие-то неприкаянные, надорванные, если вы понимаете, о чем я... Всегда чувствовал, что должен был родиться в иные времена, в другую эпоху.

— Например, во времена Джека Воробья? Говорят, вы с нетерпением ждали этих съемок — в четвертой части любимого всеми фильма?

— Да. Я вновь почувствовал себя абсолютно свободным — в его шкуре. Это все равно как отворить все свои внутренние замки и замочки, побыть самим собой. Я почти не смотрю взрослые фильмы, да и свои тоже не смотрю — любой ценой избегаю смотреть конечный продукт своего труда.

Только процесс меня увлекает. Зато дети мои любят на папочку полюбоваться. Так вот, в основном я смотрю мультфильмы со своей дочкой Лили-Роуз, старые диснеевские картины. И думаю, как же это здорово, когда их могут смотреть и маленькие детишки, и старики. Вот еще почему мне нравится мой Джек. Прочитал уйму книг о пиратах. В одной из них и нашел последнюю реплику для своего героя в самом первом фильме «Пираты Карибского моря». Для моряка самое главное — видеть линию горизонта, стремиться к нему, зная, что он недостижим. И я сказал боссам на студии: вот оно! У меня есть финальная реплика: «Дайте мне добраться до горизонта!» Они странно на меня посмотрели и отказались. Но через час буквально передумали. Я хочу добраться до горизонта! И все, и больше ничего не нужно. Но вы, наверное, знаете — на студии меня вообще категорически не хотели видеть в этом фильме. Бесконечные звонки, переговоры, агенты, продюсеры, безумная мышиная возня. Подозрения, что я пью, принимаю наркотики и вообще непременно погублю их грандиозный проект.

— Вроде пока не погубили. Скажите, Джонни, а Рождество вы справляете?

— А как же! Если не справим, то можем оказаться в беде — дети нам вряд ли такое простят. (Смеется.) Дети не изменили мою жизнь. Они ее создали. Я учился у них, даже когда они были еще младенцами. А теперь они задают столько серьезных вопросов, что порой голова кругом идет. Но зато они держат мою голову в рабочем состоянии — я продолжаю у них всему учиться. Дети — это чистая радость, ничем не омраченная, ради которой стоит жить и работать.

http://7dn.ru/article/7days/519915/11