Эпизод первый: Внедренец

23 ноября (а не октября, как указывается на одном странном сайте в директории .com) 2007 года мужчина лет сорока, известный как Александр Соловьев, остановил свой «Лексус» на углу улиц Моховая и Неглинка. Пакет, который держал в руках другой мужчина, ожидавший на улице, не мог вместить в себя миллион долларов, поэтому «Соловьев» даже не вышел из машины, но что-то сказал этому человеку через окно. По словам «Соловьева», он не собирался брать пакет, а ранее три раза отказывался от миллиона долларов, объясняя предлагавшему взятку Двоскину, почему он не сможет передать ее следователю СК МВД РФ Геннадию Шантину. Но в тот момент, когда он включил скорость и собирался уехать, некто Модин (водитель-охранник Двоскина) успел забросить пакет в открытое окно. Со всех сторон на многолюдном перекрестке Неглинки (было 16.00) к машине бежали коллеги в штатском.

В течение встречи, которую по моей просьбе устроили нам адвокаты «Соловьева», я не спросил, почему он не остался на месте, а заблокировав двери машины и едва не зацепив кого-то из переодетых «фейсов», нарушая все правила, рванулся с Неглинки. Но можно догадаться, что ему требовалось время на один-два телефонных звонка. Хотя в обвинительном заключении будет написано, что он пытался скрыться, по его словам, «Соловьев» остановился сам, увидев удобную в плане защиты от провокаций площадку в районе Каменного моста, и сдался сотрудникам управления «М» ФСБ РФ, курирующего работу милиции.

До этого момента о том, что настоящее имя «Александра Соловьева» — Александр Шаркевич, официально могли знать, не считая его самого и министра внутренних дел РФ, еще только два человека. Это так называемый внедренец, нелегал в собственной стране. Даже ФСБ о Шаркевиче и его статусе не должно было быть известно ничего, кроме того, что им могло сообщить руководство МВД при проведении совместных операций. А с момента задержания об этом будут узнавать десятки людей: прокуроры и следователи, судья, шестнадцать (с запасными) присяжных, адвокаты Шаркевича и Двоскина (сам он будет выступать как потерпевший). Вскоре приказом министра внутренних дел (никто больше не имел такого права) подполковник Шаркевич будет полностью рассекречен с единственной, по-видимому, целью: не допустить, чтобы по второму своему делу он опять потребовал суда присяжных, как по первому.

Двоскин, вероятно, узнал все про «Соловьева» еще раньше: следователь Шантин при обыске в одном из связанных с Двоскиным банков нашел справку с подробной информацией о Шаркевиче, там были перечислены даже номера войсковых частей, где тот когда-то служил. Такая информация могла быть получена только из личного дела, хранящегося в особом сейфе в МВД РФ: его кто-то предал.

Шаркевич не ответил на целый ряд моих вопросов, опасаясь нарушить закон о государственной тайне, за что ему сразу светит (в отличие от тех, кто раньше дал многочисленные утечки сведений о нем) новый срок. Секретна информация об организации его службы и коллегах по ней, о которых, впрочем, и он мог знать только случайно. Общий смысл его легенды прикрытия, как это услышали присяжные: «решающий вопросы коррумпированный сотрудник правоохранительных органов со связями». Она не вызовет удивления, ибо таких (без всяких легенд) — тысячи.

В рамках своего задания Шаркевич, в частности, вел разработку банков, через которые по особым схемам, включающим в себя как безналичные, так и наличные операции, финансируется не только терроризм, но также проводятся взятки и откаты для наиболее высокопоставленных государственных чиновников. В разговоре он подчеркнул, что разработку любого из «фигурантов», попадавших в его поле зрения, он начинал только после доклада своим кураторам (которых, как мы помним, включая министра внутренних дел, было только трое). Мы можем сделать важный вывод, что разработка Двоскина также была санкционирована кем-то из этих троих. Шаркевич пояснил, что его задача (в отличие от Шантина, Целякова и Носенко, о которых ниже) состояла не в том, чтобы отдать Двоскина под суд. Напротив, он должен был помогать ему в рамках легенды. Их разговоры при встречах записывал (без санкции суда) Двоскин, а не Шаркевич: во всяком случае, только такие записи были представлены присяжным.

Шаркевич не мог в рамках процесса рассказать присяжным, что задержание было оформлено не сразу, но в течение полутора часов его пытал спецназ. Следователи и коллеги из ФСБ требовали показаний, что взятку (в сумке оказалось почему-то 349,5 тыс. евро) он должен был передать Шантину, его руководителям в СК МВД РФ, а также работавшим с ним в группе оперативникам Целякову и Носенко. Эти полтора часа Шаркевич продержался, надеясь (это наши догадки), что глава МВД Нургалиев уже звонит директору ФСБ Бортникову: не зря же он оторвался с Неглинки.

Этого присяжные не узнали, но на них, видимо, произвели впечатление разбитое лицо Шаркевича и судороги, видимые на записи официального допроса. Адвокаты привели довод о том, что фосфоресцирующий порошок, которым были помечены купюры в сумке, на пальцы Шаркевича был нанесен искусственно, когда руки его были закованы в наручники: ему ведь было незачем и некогда лезть в сумку в течение тех считанных минут, когда он на страшной скорости несся по центру Москвы.

При задержании, как затем и в особо режимном СИЗО 99/1, как потом и на суде, Шаркевич вообще отрицал знакомство с Целяковым и Носенко, чтобы не дать повода для ареста Шантина, и это была почти правда. Сейчас, после оправдания в суде, он говорит, что мельком виделся с Целяковым в СК МВД, а сразу с обоими — Целяковым и Носенко — один раз. Они считали его, по-видимому, сотрудником ФСБ, а он должен был как-то предупредить, что группа Двоскина готовит против них провокацию или даже физическое устранение: это и было сделано Шаркевичем возле здания СК МВД незадолго до его собственного задержания.

Среди присяжных, как полагает Шаркевич, были подсадные, но они не смогли склонить коллегию на свою сторону: 13 марта 2009 года десятью голосами против двух он был оправдан по основному обвинению, по которому отбыл к тому времени уже полтора года в СИЗО. Тем не менее присяжные не могли не ответить «да» на вопрос судьи о том, были ли у него дома при обыске обнаружены патроны. Судья Наталья Олихвер, проигнорировав вердикт присяжных в части снисхождения по этому эпизоду, оценила в два с половиной года общего режима патроны к наградному пистолету — он был вручен Шаркевичу за предотвращение с риском для собственной жизни теракта в 2003 году в центре Москвы. Позже районный суд добавил еще год по другому старому делу, и в итоге три года Шаркевич провел в закрытом СИЗО 99/1.

Шаркевич вышел на свободу 22 ноября 2010-го, и сейчас он пенсионер МВД. Отвечая мне на вопрос, почему именно его выбрали как связь для провокации против Шантина, Шаркевич сказал: «Можете написать, что я достоверно проверял, брали ли деньги от Двоскина Шантин, Целяков и Носенко. Если бы взяли, я был бы обязан доложить об этом министру. Но они отказались, и я этому рад».

А я думаю, что присяжные «с улицы» просто поверили Двоскину (он приходил в суд под охраной из ФСБ) еще меньше, чем Шаркевичу. Версию тех же событий со стороны Двоскина мы изложим отдельно, а пока обратимся к контексту, которого не знали, не могли и не должны были