Японская парфюмерия стала широко известна лишь с признанием японских дизайнеров одежды, а также с возросшей популярностью марки Shiseido. Поскольку сами японцы обычно душатся очень мало (а многие вообще не используют парфюмерию, считая это дурным тоном), их творения всегда сдержанны. История Японии хранит множество загадок. Увлечение искусством создания ароматов берет начало в древности. По счастью, вопреки духу современного индустриализма, который постепенно проникает в культуру страны, Япония не утратила своего старинного искусства кодо, которое придает очарование ее национальной жизни. Тончайшая нить разделяет прошлое и настоящее, настоящее и будущее. Время, постепенно стирая города и целые страны, прокладывает себе дорогу в Современность. Но милостиво оно к самобытности японской культуры. Гармония и красота, простота и изящество не изменяют приветливым людям, населяющим страну, первой встречающую рассвет - прекрасную Ниппон, - Страну восходящего солнца.

Суперсовременное индустриальное развитие страны, европеизация японского уклада жизни - это лишь видимый пласт, доступный непосвященному. Загляните поглубже, и Вам откроется истинная душа земли бонсая (искусство выращивания карликовых деревьев), чайных церемоний, страна икебаны и садов, мир кабуки (японский театр) и гейш. Все это говорит о девственной, нетронутой Японии с ее особой эстетикой и чувством совершенного. В японском языке есть такое слово - "ваби". Его сложно перевести, но можно прочувствовать, когда вы прикасаетесь к тонкой, в эстетическом отношении, вещи. Ваби - это ощущение гармонии, скрытой в простоте. Ваби есть и в японской парфюмерии. Она не выглядит по-европейски шикарной, но при этом очень дорогая, и не случайно. В японском косметическом магазине человек может часами любоваться, как в музее, изысканными линиями вроде бы простых баночек и флаконов, вдыхать тонкие ароматы духов, будто они для этого и предназначены - любоваться и наслаждаться...

История Японии хранит множество загадок. Увлечение искусством создания ароматов берет начало в древности. По счастью, вопреки духу современного индустриализма, который постепенно проникает в культуру страны, Япония не утратила своего старинного искусства кодо, которое придает очарование ее национальной жизни.

Кодо - искусству благовоний и эстетического отношения к запахам, основанного на законах красоты, - уже более 1000 лет. Еще в эпоху Хэйан (794-1185), которая отличалась высоким развитием придворной культуры, аристокрыты месяцами осваивали секреты соединения благовонных веществ, чтобы принять затем участие в специальных состязаниях на вечерах при императорском дворе. В кодо, как и в других традиционных японских видах прикладных искусств, существуют различные школы и стили. В эпоху Хэйан в искусстве кодо наиболее распространен был стиль нэрико. Ароматические вещества в этом стиле составлялись на основе ладана, растертого в порошок, из которого формировали конусы и палочки, которые и поджигались. Более поздние стили используют ввозимые из тропических стран определенные виды древесины, источающие тонкий аромат при нагревании.

В наши дни наиболее распространен стиль кодо оиэ. Показательно, что даже во время второй мировой войны, когда, казалось, было не до возвышенных увлечений, искусство кодо жило. По свидетельствам давних его приверженцев, они собирались вместе и отвлекались от военных невзгод составлением тонких ароматов. Популярность кодо среди японцев быстро растет. Формируются группы и ассоциации, члены которых регулярно проводят встречи-соревнования ("кодо-кай"). Состав этих групп весьма разнообразен: молодые и пожилые, мужчины и женщины. В большинстве случаев кодо-кай проводятся в комнатах, убранных в японском стиле. Участники рассаживаются в круг на татами. Один из членов группы назначается ведущим. Он готовит реквизит. Тлеющим углем наполняются специальные сосуды. Мастерство ведущего определяется умением уловить оптимальную температуру угля, прикрытого тонким слоем пепла. Поверх пепла кладется пластина слюды и на нее - весьма тонкий кусочек благовонного дерева, в каждую чашу - особый сорт. Оттуда поднимаются тонкие, нежные, едва уловимые запахи. Недопустим запах дыма.

Кодо хорошо гармонирует с другими традиционными видами японских искусств, будь то чайная церемония или икебана. Как правило, каждая встреча кодо-кай увязывается с определенным поэтическим произведением или сценами из японской классической литературы. При этом различные запахи характеризуют определенные персонажи - как, скажем, в балете языком танца передаются характеры литературных персонажей. В кодо используется "язык ароматов", что для других народов несколько необычно. В Японии издавна умели замечать и ценить красоту каждого мгновения! Полная таинственности и национального очарования, эта далекая и гостеприимная страна со своими богатейшими традициями и древними обычаями открывает сегодня перед нами богатейший мир роскошных ароматов. Прислушаемся к их восточному колориту. Как правило, японские ароматы - это цветочные, цветочно-океанические, зеленые или озоновые духи, реже древесные, но почти совсем нет сладких, восточных. Вспомним духи:

ELLA MIKAO
ISSEY MIYAKE
KENJI TANAKA
KENZO
KUSADO
MASAKI MATSUSHIMA
POLA
SHISEIDO
YOHJI YAMOMOTO
Заметим, что говоря о парфюмерии Kenzo, мы прекрасно осознаем, что живет сам дизайнер во Франции и духи для него делают там же, как и для других японских дизайнеров, но философия и подход к делу, общий стиль все равно особый, неразрывно связанный с Японией.

Мечи этого мастера уникальны тем, что на них — и это единственный случай в истории — были объявлены гонения, их запрещали носить, их уничтожали. Несмотря на это, мечи Мурамаса всегда были объектом страстного желания как самураев, так и, позднее, коллекционеров.


Большинство сохранившихся до наших дней мечей Мурамаса находится в частных коллекциях и никогда не демонстрируется широкой публике.

ДВА ВЕЛИКИХ МАСТЕРА


В истории создания японских мечей навсегда остались имена двух выдающихся оружейников: Масамунэ и Мурамаса. Кто-то говорит, что они были братьями, кто-то — что друзьями, кто-то — что Учителем и Учеником. Как бы то ни было, мечи этих мастеров отличает то, что у них есть свой собственный характер. И они отражают две возможных испостаси меча — меч разящий и меч, предотвращающий столкновение.

Масамунэ называли Белым мастером. Он был монахом и владел множеством секретов по изготовлению мечей. Говорят, меч Масамунэ обладал такой силой, что его владельцу даже не было необходимости вынимать его из ножен — уже сама сила, вложенная в него мастером, даровала победу.

Масамунэ создал школу ковки меча, его ученики также стали великими мастерами. Но один из его учеников использовал полученные знания и мастерство для того, чтобы создавать мечи, несущие смерть. Имя этого ученика — Мурамаса.

Мурамаса, согласно преданиям, совершал суровые аскезы и обладал мистической силой, которая позволяла ему заковывать в свои мечи заклинания и воинствующих духов. Считалось, что меч Мурамаса, который вынули из ножен, требует крови и несет смерть.

По легенде, Мурамаса был не согласен с политикой Токугавы, который стремился завладеть властью над всей Японией, поэтому вкладывал в свои мечи проклятия для всей семьи Токугавы.

Согласно преданиям, когда меч Масамунэ и меч Мурамаса воткнули в дно ручья, то опавшие листья, которые плыли по течению, огибали первый меч. А меч Мурамаса разрезал их надвое. Таким образом была явлена природа этих клинков: клинка, сохраняющего жизнь, и клинка, несущего смерть.

МИСТИКА МЕЧА


На самом деле Мурамаса — это целая династия оружейников. Согласно общепринятой версии, первым в этой семье великих мастеров был Сэнго Мурамаса, который работал в поздний период эпози Муромати (около 1460 года). Он получил духовное имя Нюдо Мёдаи, но подписывался всегда светским именем — оно состояло из двух иероглифов, которые вы можете увидеть на хвостовике меча, представленного в нашей коллекции.

Вторым в династии бы его сын, которого также звали Сэнго и он подписывался точно такими же двумя иероглифами — Сэнго Мурамаса. Его сын также стал оружейных дел мастром, а подписывался как Мэису Кувана дзю Мурамаса.

Историки до сих пор теряются в догадках — сколько же на самом деле поколений было в этой династии. Дело в том, что мастера Муромаса не утруждали себя проставлением дат, и до наших дней дошел всего один меч с датой. Судя по всему, это меч второго Мурамаса. Однако, если это на самом деле так, первый Мурамаса никак не мог жить в то же время, что и его предполагаемый учитель Масамунэ. Между тем, большинство старинных книг и хроник настаивают на том, что между двумя этими величайшими мастерами существует преемственность.

Исходя из этого факта историки сделали предположение, что в династии было еще одно поколение — четвертое — о котором не осталось никаких упоминаний в летописях.

Как бы то ни было, мечи Мурамаса известны, прежде всего, благодаря своим невероятным характеристикам и связанным с ними мистическим историям. Доподлинно известно, что с мечами этих мастеров связана череда смертей и несчастных случаев в династии великого Иёясу Токугава. Именно поэтому он принял решение уничтожить все мечи Мурамаса, которые хранились в его семье, его примеру последовали и многие знатные воины, даймио и сёгуны.

Однако мечи были так хороши, что многие самураи решили сохранить их тайно.

Во времена Канэи (1625) владение мечом Мурамаса было запрещено, и воина, у которого находили такой меч, ожидало суровое наказание — вплоть до смертной казни. В то время практически все мечи Мурамаса были уничтожены...

К концу эпохи Токугавы, несмотря на все запреты и гонения, подавляющее большинство самураев жаждало заполучить меч Мурамаса — из-за его невероятной остроты. Мечи Муромаса были классифицированы официальным испытателем Ямадой Асамоном как «мечи высшей степени остроты».

Кубата Сагана, инструктор по кендо (искусству владения мечом) конца эпохи Токугава, писал, что мечи Мурамаса были острее, чем меч, сделанный известным мастером Бизэном Канэмицу. Многие предводители кланов и самураи выбирали мечи Мурамаса за их невероятную остроту, в их числе: Тоётоми Хидэёси, Маэда Тосииё, Тукусима Масанори и Санада Юкимура.

До настоящего времени сохранилось лишь несколько мечей Мурамаса, в основном — в частных японских коллекциях. Увидеть это уникальное произведение оружейного искусства — редкая удача.

Накайима Хисатае написал короткое стихотворение, посвященное мастерам Мурамаса:
Заключен ли в них злой дух или нет
Этого мне знать не дано.
Но в реальности
Мечи Мурамаса – большая редкость,
Это я знаю точно.

Этот меч — живая легенда Японии. Он хранит в себе тайну и мистическую силу. Пророчества гласят, что обладать мечом Мурамаса может только великий воин, способный бросить вызов всему миру. Но пророчества так же предупреждают, что великий меч способен убить всех врагов своего обладателя. А потом всех друзей. И в конце концов самого обладателя клинка.

http://www.isamurai.ru

фотоотчет здесь. просто суперская выставка. жаль, что не смогла посетить((((
http://aikibudo.ru/cgi-bin/tdrkit.cgi?tat=2&id=138

По мере того как свидание с пока еще неведомым мне Храмом приближалось, я испытывал все больше колебаний и сомнений. Золотой Храм непременно должен был оказаться прекрасен. Я чувствовал, как велика ставка, ставка не на действительную красоту Храма, а на способность моей души вообразить прекрасное. "Золотой храм". Мисима Юкио.

История
«Сегун Ёсимицу Асикага (1358—1408) получил в дар от рода Сайондзи усадьбу Китаяма и построил на этом земельном участке обширный дворцовый ансамбль. Архитектурный комплекс состоял из построек религиозного назначения: Усыпальницы, Храма Священного Огня, Зала Покаяния, Храма Очищения Водой, а также ряда светских зданий: Главного Дворца, Дома придворных, Зала совещаний, Дворца Небесного Зеркала, Башни Северной Звезды, дворца „Родник“, Усадьбы Любования Снегом и прочих сооружений. Самые большие средства были затрачены на строительство Усыпальницы, которую позднее стали называть Кинкакудзи – „Золотой Храм“. Теперь уже невозможно с точностью установить, когда именно возникло это название, однако не ранее междоусобной войны 1467—1477 годов. А в эпоху Буммэй (1469—1487) новое название Усыпальницы уже было широко распространено.

Кинкакудзи – это трехэтажная башенка, стоящая над широким Зеркальным прудом, построена она, видимо, около 1398 года (5-й год эпохи Оэй) на территории храма Рокуондзи. Первый и второй ярусы выдержаны в классическом усадебном стиле «синдэн-дзукури», здесь применяются «ситомидо» – двери, поднимающиеся кверху. Третий ярус Золотого Храма представляет собой квадратное помещение со стороной в три кэна,
оформленное в строгом соответствии с канонами дзэн-буддизма. В зал ведет деревянная дверь, справа и слева расположены оконца. Четырехскатная крыша здания, покрытая корой кипариса, выдержана в стиле «хоге-дзукури» и украшена фигурой феникса из позолоченной меди. Монотонность композиции храма нарушает Рыбачий павильон с двускатной крышей, выходящий к самому пруду. В целом Кинкакудзи, с его плавным наклоном крыши и легкой, изысканной структурой деревянных стен, является шедевром гармонии в садовой архитектуре, соединившей элементы усадебного и буддийского зодчества. Золотой Храм дает нам представление о вкусах и характере сегуна Ёсимицу, приверженца классической придворной архитектуры, и прекрасно передает атмосферу той далекой эпохи.

Согласно завещанию Ёсимицу, после его смерти дворцовый ансамбль Китаяма был передан во владение секте Дзэн и стал называться храм Рокуондзи. На протяжении веков часть зданий разрушилась, часть разобрали и перенесли на новое место, лишь Золотой Храм каким-то чудом уцелел в первозданном виде…
Словно золотой месяц в черном ночном небе, храм Кинкакудзи символизировал мрачную эпоху, в которую он был построен. В моем воображении Храм и не мог существовать иначе, без черного фона сгустившейся вокруг него тьмы. Стройные, тонкие колонны, подсвеченные нежным сиянием изнутри, тянулись во мраке вверх гордо и спокойно. С какими бы речами ни обращались люди к Храму, он, прекрасный, такой хрупкий, хранил безмолвие – он должен был выстоять перед окружающей его чернотой.
И еще я часто думал о парящем над крышей фениксе, которому столько веков были нипочем и дожди, и злые ветры. Эта таинственная золотистая птица, ни разу не взмахнувшая крылом, ни разу не встретившая криком рассвет, давно забыла о том, что она – птица. Но ошибется тот, кто решит, что феникс навсегда прикован к крыше. Как иные птицы скользят по широкому небу, так эта, расправив сияющие крылья, вершит вечный полет по просторам времени. Встречный поток лет ударяется о крылья феникса и уносится вдаль, прочь. Птице не нужно никуда лететь – достаточно просто вытаращить глаза, расставить пошире крылья, развернуть перья хвоста, покрепче упереться сильными позолоченными ногами, и она уже в полете.
Думая о птице, я сравнивал Золотой Храм с чудесным кораблем, приплывшим ко мне через океан времени. «Легкая, воздушная конструкция», о которой говорилось все в той же книге, тоже вызывала у меня ассоциацию с парусником, а пруд, в котором отражался этот замысловатый трехъярусный корабль, казался мне символом бескрайних морей. Храм приплыл из дальнего края темной, огромной ночи. И плаванию его не было конца. Днем все выглядело, наверное, иначе: корабль бросал якорь и позволял бесчисленным зевакам бродить по своим палубам, но ночью – ночью Храм черпал из сгущающейся тьмы силы для нового плавания, раздувал, как парус, крышу и отправлялся в путь.
Я стоял на одном берегу Зеркального пруда, а на другом, освещенный заходящим солнцем, сиял фасад Храма. Слева виднелась часть Рыбачьего павильона. В глади заросшего водорослями пруда застыла точная копия Храма, и копия показалась мне несравненно совершеннее оригинала. Блики от воды дрожали на загнутых углах крыши каждого из ярусов. Эти пылающие нестерпимым сиянием точки искажали подлинные размеры Храма, как на картинке с нарушенной перспективой.
– Красота, правда? – Костлявая рука отца с болезненно-тонкими пальцами легла на мое плечо. – Первый ярус зовется Хосуйин, «Храм Очищения Водой», второй – Теонхора, «Грот Прибоя», а третий – Кукете, «Вершина Прекрасного».
Я смотрел на Храм и так и сяк, менял угол зрения, вытягивал шею, но ровным счетом ничего не чувствовал. Обычный трехэтажный домик, почерневший от старости. И феникс напоминал мне обыкновенную ворону, присевшую на крышу передохнуть. Храм вовсе не показался мне прекрасным, скорее он вызывал ощущение дисгармонии. Неужели, подумал я, прекрасным может быть нечто, настолько лишенное красоты?
Я смотрел на Храм и так и сяк, менял угол зрения, вытягивал шею, но ровным счетом ничего не чувствовал. Обычный трехэтажный домик, почерневший от старости. И феникс напоминал мне обыкновенную ворону, присевшую на крышу передохнуть. Храм вовсе не показался мне прекрасным, скорее он вызывал ощущение дисгармонии. Неужели, подумал я, прекрасным может быть нечто, настолько лишенное красоты?
Будь я каким-нибудь обычным подростком, скромным и старательным, я, верно, не пал бы так быстро духом, а обвинил бы во всем несовершенность своего видения. Но я так страстно и так долго ждал этой встречи, что ощущение обиды и предательства заглушило все остальные чувства.
Я подумал: а уж не скрывает ли от меня Храм свой прекрасный облик, явившись мне иным, чем он есть на самом деле? Возможно, Прекрасное, дабы защитить себя, должно прятаться, обманывать человеческий взор? Нужно подобраться к Храму поближе, проникнуть за уродливую пелену, скрывающую его от моего взгляда, рассмотреть это чудо во всех деталях, добраться до самой сердцевины Прекрасного. Вполне естественный для меня ход мысли – ведь я верил лишь в ту красоту, которая доступна глазу. Отец подвел меня к Храму и с благоговением поднялся на открытую галерею нижнего яруса. Первое, что мне бросилось в глаза, – макет Золотого Храма под стеклянным колпаком. Вот макет мне понравился. Он гораздо больше походил на Золотой Храм моих фантазий. Да само то, что внутри большого Кинкакудзи находится еще один – точно такой же, но только миниатюрный, – навело меня на мысль о бесконечности, о малых мирах, заключенных внутри миров огромных. Я как бы увидел воплощение своей мечты: микроскопический – гораздо меньше этого макета, – но абсолютно прекрасный Золотой Храм; и еще один – бесконечно громадный, охватывающий всю Вселенную.


























Но я недолго любовался макетом. Отец повел меня к знаменитой статуе сегуна Ёсимицу, считающейся национальным сокровищем. Эта деревянная скульптура официально именовалась «Статуя Рокуонъиндэн Митиеси» – такое имя принял Ёсимицу после пострижения в монахи.

Ничего выдающегося я в ней не углядел – нелепый, потускневший от времени истукан. Потом мы с отцом поднялись на второй этаж, в «Грот Прибоя», потолок которого украшала картина «Танцы Небожителей», приписываемая кисти самого Масанобу Кано. Но ни эта картина, ни жалкие остатки позолоты, еще сохранившиеся наверху, в покое «Вершина Прекрасного», ничуть меня не тронули.
Опершись на тонкие перила, я лениво глядел на раскинувшийся внизу пруд. В его глади, освещенной лучами заходящего солнца и оттого похожей на древнее медное зеркало, застыло отражение Храма. Предвечернее небо тоже было там, по ту сторону водорослей и тины. Оно выглядело совсем иначе, чем наше. То небо светилось прозрачным, неземным сиянием; снизу, изнутри, оно поглощало весь мир, и Храм, подобно гигантскому золотому якорю, почерневшему от ржавчины, тонул в этой бездне…


Отец и Досэн стали вспоминать годы своего послушничества, а я смотрел в окно, на сосну «Парусник». Огромное дерево действительно было похоже на корабль: его ветви низко стелились по земле, лишь с одной стороны вздымаясь вверх, подобно бушприту.
Нас с отцом угостили ужином, по древней дзэнской традиции именуемым «якусэки» – «спасительным камнем»

Луна взошла из-за горы Фудо. Освещенный сзади, Золотой Храм высился темным силуэтом, ломаным и причудливым; лишь по фигурным оконцам Вершины Прекрасного скользили лунные блики. Третий ярус Храма просвечивался насквозь, и чудилось, будто там, внутри, и живет этот серебристый, мерцающий свет.

Вокруг Павильона до сих пор не утихают споры и обвинения в адрес его создателей: смешение архитектурных стилей и идеалов красоты разных эпох, искажение сути дзэн-буддизма и т.д. и т.п. Однако снова и снова едут сюда туристические автобусы, и народ восхищенно замирает, глядя на это золотое чудо, отражающееся в озере, которое так и называется – Кёкоти, или Озеро-Зеркало.

Золотой павильон состоит из трех этажей с двумя ярусами крыш. Все этажи (за исключением первого) покрыты чистым золотом, что и объясняет название храма.

Первый этаж Золотого Храма носит название Хосуйин ("Храм очищения водой"). Он выполнен в стиле аристократических вилл эпохи Хэйан (традиционном японском архитектурном стиль). Он окружен выступающей над озером терассой
и использовался сёгуном как зал для деловых переговоров с послами Китая той эпохи.

Второй этаж напоминает жилище самурая. Он называется Тёонхора ("Грот прибоя").Он
использовался как зал поэзии и музыки, здесь проводились чайные церемонии,
организовывались музыкальные представления и поэтические вечера.

Третий этаж совсем простой. Это келья монаха Дзэн-буддизма. Название его не менее романтично: Кукётё ("Вершина прекрасного"). Он отделен от первых двух ярусом крыши и состоит лишь из одного помещения, которое изнутри и снаружи
отделано листами золота. Это помещение, украшенное статуями Будды и алтарем, носило религиозное назначение и использовалось как молельня.


Говорят, божественная красота главного зала спасала его на протяжении многих веков, когда в чудовищных пожарах сгорали не только постройки храма, но и весь город.К несчастью, именно эта красота привела к его гибели: в 1950 году Кинкаку-дзи был подожжен послушником храма и полностью сгорел. Cуществует всемирно известный роман “Кинкаку-дзи” или Золотой Храм пера Мисимы Юкио, в котором описаны все эти события.

После пожара японцы отстроили точную копию Золотого Павильона, которая стоит на том же самом месте, где на протяжении более пяти веков стоял оригинал, и которая для них не менее священна.

http://www.edemvtokyo.ru/japanstory/kyoto/gold.html

Хитодама - японское название души только что умершего человека, которая появляется в виде черного, синего или фиолетового пламени.
Cлово Тама - синоним тамасии, в древности - тама-си-хи - "дух / в виде / шара". Это представление существовало уже в VIII в.; считалось, что души покойников могут появляться из могилы в виде голубоватых огней, шаров фосфоресцирующего огня, которые передвигаются в воздухе. Отсюда - термин хитодама (букв. "душа человека") - душа мертвеца. В антологии "Манъёсю" (VIII в.) (песня N 3889) говорится: "Я буду всегда помнить ту могилу в ночь дождливую, когда один на один встретил твою мертвую душу - голубоватый призрачный огонь".
Два духа возлюбленных - Matahachi и Kikuno, погибшие ради своей любви. Рядом с ними видите два синих огонька.
Их также называли "бесовские огоньки" (ониби).

Иногда за души мертвецов принимали светлячков, поскольку время их массового появления совпадало с праздником поминовения усопших о-бон (середина августа).

В "Исэ-моногатари" ("Повести Исэ", X в.) светлячки неоднократно упоминаются в связи с похоронами (напр., N 38, 44). Причем высоко взлетающий вверх светлячок ассоциируется с душой усопшей, возносящейся к небесам: "Светляк летающий! Ты доберешься до неба самого..." (пер. Н.И. Конрада). Светлячков также отождествляли и с душами живущих людей. Отлет души из тела живого человека часто изображался в литературе Хэйан (IX-XII вв.). Один их таких примеров можно обнаружить у поэтессы Идзуми-сикибу в антологии "Госю:исю:" ("Последующее дополнительное собрание поэзии", XI в.; св. 20): "Погрузившись в раздумья, я поймала светлячка, прилетевшего из долины - не моя ли то душа, что беспечно отлетела из моего тела".

Все о светлячках в Японии здесь)))
http://www.zin.ru/Animalia/Coleoptera/rus/japsvet.htm

а вот коцуби (лисьи огни) из легенды о принцессе Yaegaki (пьеса бунраку и кабуки под названием Kitsunebi ), когда ей помогает бог Suwa, и она, ведомая двумя белыми лисицами (точнее их огнями), безопасно направилась по замершему озеру к своему любимому Takeda Katsuyori, дабы предупредить его о надвигающейся опасности от Уесуге Кеншина ( кстати, кажись, прихватив его шлем, дарующий победу 0_о)

http://www.tanto-gallery.ru/

Yamete! Oshiri Ittai! (яп. Прекратите! Болит Задница!) – так иногда, шутя, расшифровывают аббревиатуру «ЯОЙ» (YAOI). Официально же направление в аниме или манга, посвящённое изображению гомосексуальных отношений между мужчинами расшифровывается так: «Яма наси, Очи наси, Ими наси» — «ни кульминации, ни конца, ни смысла».

Романтичная мультяшная порнография зародилась в Японии в конце 70-х-начале 80-х, когда среди фанатов массовой (аниме, манга, кино, музыка и т.д.) культуры начали появляться первые женщины. Тогда же начинает развиваться фанфикшен, в который женщины привносят такое направление как сенен-ай (любовь мальчиков), развившееся после как более легкий вариант яоя, без изображения сцен секса. А в фанфиках девушки с энтузиазмом начинают «слэшить» любимых героев (т.е. сводить, от слова слэш – «/», например, героев мультфильма – Гена/Чебурашка) во всевозможные «голубые» пары. Странно, скажете вы. Женщины… и гомосексуальные отношения между мужчинами. Что может быть общего? Но этому есть свое объяснение.

Японская культура всегда отличалась строгостью и консерватизмом, особенно по отношению к роли женщины в любовных отношениях. При этом, взгляд на однополую любовь между мужчинами был гораздо терпимее. В отличие от христианской европейской культуры, гомосексуализм в Японии никогда не считался чем-то зазорным. Наоборот, некоторые трактаты по бусидо утверждали, что настоящему самураю гораздо естественнее иметь отношения с другим самураем, чем с женщинами, близость с которыми может отвлечь воина от строго исполнения своего долга. К тому же, японская эстетика утверждала, что красивый мужчина – это мужчина "женственный", привлекательный, культурный, но никак не мускулистый громила.

Именно такими были герои классических японских эпических произведений (например, "Повести о Гэндзи"), и именно им стремилась подражать культурная молодежь. Так получилось потому, что эти эпосы создавали не мужчины, как это было в Европе, а женщины, придавая своим любимым героям собственные черты. К тому же, женщина не могла признаться в своих чувствах возлюбленному первой, даже в манге. Но если о чем-то нельзя сказать прямо, то есть множество путей сделать это косвенно. Если люди принимают одного человека за другого, то и спрос с него, и отношение к нему, соответственно, иные. Игра в переодевание – один из путей. Женщина, которая скрывает свою сущность под образом мужчины – явление нередкое и в европейской литературе. Когда леди Оскар – героиня "Версальской Розы" Икэды Риёко – переоделась в юношу, в жанре манга для женщин родился такой персонаж, как "девушка-юноша". Оставаясь женщиной (в таких историях не было и намёка на лесбийские отношения, хотя героиня могла себе позволить легкий флирт с другими женщинами, и нередко девушки влюблялись в неё, принимая за мужчину), такая "девушка-юноша" могла получать то, что доступно мужчине. Она могла быть первой там, где всегда до этого оставалась второй: на войне и в любви.

Женщины хотели писать о себе, но так, словно им было дозволено всё, что дозволено мужчинам. Параллельно "девушке-юноше" появляется новый герой-юноша, ведущий себя в любовных отношениях как девушка. Именно он получил права, которых так не хватало женщинам. И описывая любовную историю между двумя мужчинами, женщины подразумевали под одним из них скрытую героиню.

А женская и мужская роли (в паре двух мужчин в яое) тоже разделяются на активную и пассивную. Семе – это старший, или активный партнер, который берет на себя мужскую роль, а уке – младший, пассивный, женственный. Конечно, у вас может тут же возникнуть справедливый вопрос: «Каким образом это вообще касается Российских школьников? Порнография – дело не детское…». И все же, именно школьники (а точнее школьницы) сейчас поголовно увлечены этой странной культурой гомоэротизма. И возможным провокатором этого, как не странно, может оказаться православная культура, которая после распада СССР начала повсеместно возвращаться в российские семьи, принося с собой и иное отношение супругов друг к другу и новые-старые постулаты: «да убоится жена мужа своего» и «да будет муж любить жену свою как себя». А это, согласитесь, шаг в сторону от гендерного равенства…
Это и приводит в конечном итоге девушек к мысли, что идеальная любовь – это любовь на равных, а кто может быть «равнее» двух мужчин? Только их любовь и может быть идеальной – нет заведомо определенных ролей, т.к. они формируются уже потом, в процессе сближения.

Словом, яой крайне популярен в женской среде (особенно среди нового поколения), причём уровень этой популярности практически не зависит от национальности читательниц. Причины этого и по сей день остаются загадкой для исследователей.

Благодаря этой необъяснимой, но, тем не менее, более чем значительной популярности, со временем яой оформился в весьма развитое и сложное литературно-художественное направление, в котором могут встречаться произведения в промежутке от целомудренных романтических драм до хардкорного гей-порно. Яой также охватывает и весь спектр выразительных методов — существует яой-манга, яой-аниме, яой-додзинси и (наиболее многочисленные) — яой-фанфики.

Другое мнение о том, почему яой так популярен у женщин – это утверждение, что через яой можно попробовать то, что невозможно в обычной жизни – возможность побыть мужчиной. Говорят, что женщина, с низкой в самом начале самооценкой, по сравнению с мужчиной, через яой себя реализует. Для читательниц яой может быть привлекателен и тем, что в этих историях у женщин нет соперниц. Только мужчины, которые заняты мужчинами, а не другими женщинами. В данный момент яой – это не только истории о трагичной любви в антураже XIX века. Яой бывает комедийным и драматическим, детективным и научно-фантастическим, фэнтезийным и мистическим, короче говоря, на любой вкус. И за пределами Японии яой становится всё популярнее и популярнее (об этом можно судить по выпуску официальных переводов манги), в нем нет запретных тем (собственно, как в литературе и искусстве, всё зависит от точки зрения), он рождает свои мифы и свои предания.

Западным аналогом яоя (как по происхождению, так и, по сути) является слэш — также начинавшийся как движение авторов гомосексуальных фанфиков по популярному некогда сериалу «Звездный путь». Как и собственно яой, слэш популярен строго в женской среде, а мужчины относятся к нему в лучшем случае равнодушно. А вот японские гомосексуалисты яой не признают – его романтизм они находят слишком слащавым и нежным.

Однако в других странах геи и бисексуалы нередко находят для себя в яое много интересного. И у Аояги Рицки – мальчика с кошачьими ушками и хвостиком, фигурирующего в манге и аниме Loveless, в разных странах, в том числе и в России, немало поклонников – как девочек, так и мальчиков.

А как дело обстоит в России? Какой именно разновидностью яоя увлекаются наши школьницы? Интернет пестрит русскими яой-сайтами, на которых девочки выкладывают свои рассказы, посвященные любви двух мальчиков. Да, да! Некоторые из них даже меньше интересуются аниме и мангой, чем этими самыми рассказами (а иногда и романами). Здесь яой очень крепко сплетается со слэшем, образуя уже совершенно новую (чисто женскую) литературу, основанную на любовных перипетиях между двумя молодыми мужчинами. Начинался жанр с фанфиков (об этом подробно в другой статье), но в последнее время появляется все больше и больше «ориджиналов» (то есть оригинальных яой-историй). И, конечно же, яой девочки не только пишут, но и рисуют. В том же интернете
полно художниц, глядя на работы которых поражаешься – с какой любовью прорисованы детали, выразительные лица у героев, хорошо подобраны цвета.

Некоторые считают, что яой – это невроз, и интересует он, в первую очередь, тех женщин, чья сексуальная ориентация колеблется между «би» и «гомо». Возможно, теория верна относительно зрелых женщин от 30 и старше, для которых увлечение «яоем» становится своеобразной патологией. А для девочек-школьниц это скорее этап развития собственной сексуальности, которая волей судьбы и под влиянием масс-медиа пошла вразрез с общепринятым вариантом «мальчик-девочка». Закомплексованность не дает их женской сущности разрабатывать традиционные модели отношений – стеснительность, разочарование, обида, сложность в общении и многое другое мешает девушкам считать традиционную модель «идеальной». Поэтому, подменяя понятия и роли, они создают модель отношений с их точки зрения безупречных, т.е. «мальчик-мальчик».

Эта удивительная метаморфоза, нетрадиционное мировосприятие помогает девушкам смотреть на вещи проще и пережить тот сложный период переходного возраста, в котором так сложно найти себя и остаться собой. Кстати, на форумах, большинство девушек отвечает на вопрос о сексуальной ориентации «традиционная», что нельзя не принимать во внимание. Среди поклонников жанра есть немало любителей «постебаццо». Например, девушка под псевдонимом Киприана провозглашает правила идеальной яойщицы, среди которых:

Идеальная яойщица не читает ничего кроме слэша и всё, что она читает, автоматически превращается в слэш.

Идеальная яойщица способна написать слэш даже по таблице умноженья.

Идеальная яойщица не может спокойно сидеть на уроке литературы, потому что она читала слэш на все произведения школьной программы. И именно поэтому учитель панически боится проверять сочинения идеальной яойщицы.

Идеальная яойщица не знает ни одного анимэ, мультфильма, фильма, книги и вообще ни одного произведения искусства которое бы не было посвящено гомосексуальным отношениям или хотя бы не содержало намёк на них.

Идеальная яойщица назначает свидание сразу двум парням, но никогда на него не является… и прочее.

Или, например, в яой-рассказы девушки переносят некоторые элементы аниме-стилистики, что делает героев рассказа «мультяшными». Т.е. вместо того, чтобы, например, удивленно поднять брови, герой «ловит подающую на пол челюсть», «валится навзничь», «бьется головой об стену» и т.д. То есть преувеличивают какие-либо реакции героев, ради создания того самого «мультяшного эффекта».

Еще одна особенность «яойщиц» – это желание найти яой везде, где только можно его представить. Не зря Киприана упоминала уроки литературы: увидев по телевизору/на улице/на фото/в книге красивого молодого человека, который еще и будет несколько женоподобен, яойщица причмокнет и скажет: «Няя! Какой кавайный», а «кавай» в переводе с японского будет означать «милый, похожий на девушку, женоподобный».

http://myword.ru/index.php?showtopic=12161

Риндзай-сю (яп. 臨済宗, Риндзай-сю:; кит. 臨済宗, Линьцзи-цзун) — одна из двух крупнейших японских школ дзэн, наряду со школой Сото.

История
Риндзай считается первой дзэн-буддийской школой, появившейся на Японских островах. Около 1199 года монах Эйсай дзэндзи (1141—1215) представил форму буддизма, ставшую впоследствии известной как Риндзай-сю, при дворе сёгуна Камакура. Школа появилась в результате распространения одноимённой китайской школы Линьцзи-цзун, основателем которой был китайский учитель Линьцзи Исюань (яп. Риндзай Гигэн).


Философия риндзай-сю

Особенностью философии школы риндзай является догмат о возможности немедленного просветления и использование практикующими, совместно с практикой медитации (основным путём достижения просветления в философии школы Сото), коанов — иррациональных загадок или притч-вопросов, разрешение которых может не лежать в логической плоскости, но, с помощью «интеллектуального потрясения» способно помочь достижению сатори.

Риндзай и японское общество

Помимо упражнений в медитации и коанов, риндзай целенаправленно культивирует у своих последователей необходимость заниматься боевыми искусствами. Это позволяет адептам заниматься самодисциплинированием и избегать страха смерти путём прямого изменения сознания. Кроме того, благодаря такой идеологии, риндзай была воспринята в сословии самураев, в отличие от сото, получившей распространение у представителей не столь высоких сословий.

Особое расположение военной касты к риндзай сохранилось и в период Токугава. Эта школа стала практически незаменимым атрибутом образования самурая, её идеология во многом способствовала возникновению самурайского кодекса бусидо.

Некоторый упадок риндзай-сю приходится на конец XVII века — середину XVIII века. Однако это направление дзэн-буддизма было с успехом возрождено Хакуином Экаку.

Современное положение школы риндзай

Школа риндзай-сю сейчас разбита на пятнадцать направлений, которые называются по имени главного храма. Самая большая школа управляется в храме Мёсин-дзи в Киото. Другие хорошо известные храмы в Киото — Нандзэн-дзи, Тэнрю-дзи, Сёкоку-дзи, Тофуку-дзи и Дайтоку-дзи. Всего в Японии имеется около 6000 храмов школы риндзай-сю, в их числе и знаменитый Кинкакудзи.))))

Коан (яп.) – относительное и абсолютное; выражение гармонии пустой единичности и мира частностей; тема для выяснения в дзадзэн.

--------------------------------------------------------------------------------

Коан – это какая-то задача, данная ученику дзэн его учителем для решения. Ученик должен разрешить её сам, хотя когда-то учитель окажет ему некоторую помощь. Для работы над коаном необходимо, чтобы вы изо всех сил старались разрешить его; а это возможно, если вы будете просто рассматривать коан, не размышляя о нём. Чем чаще вы будете вновь и вновь возвращаться к его смыслу, тем более трудным станет решение. Две ладони, ударяя друг о друга, производят звук; а каков звук одной ладони? Вот один из коанов. Если вы решите, что такого звука нет, вы отказываетесь от своей неповторимой возможности.


Для тех, кто далек от дзэн, коан представляется просто вздором. Интеллектуальная гимнастика, сколь бы возвышенной или утончённой она ни была, никогда не может разрешить коан; фактически он и даётся для того, чтобы побудить ученика выйти за пределы интеллекта. Не работайте более чем над одним коаном за раз, не обсуждайте его с кем бы то ни было, кроме своего учителя. Просто смотрите на вопрос, не думая ни о чём другом, не пренебрегайте своими повседневными обязанностями, но употребляйте для решения коана любой свободный момент.


Всякий коан представляет собой переживание какого-то человека как раз в момент достижения им пробуждения; коан – выражение подлинного переживания.

Представляю один из самых трудных и жестких коанов в дзен-буддизме:
Коан «Нансэн убивает кошку» из четырнадцатой главы катехизиса «Мумонкан». Этот коан (встречающийся и в «Хэкиганроку»: глава б3-я «Нансэн убивает котенка» и
глава 64-я «Дзесю возлагает на голову сандалию») издавна считается одним из труднейших.


В эпоху Тан на горе Нанчуань жил знаменитый праведник Пуюаньчаньси, которого по имени горы прозвали Наньчуань (в японском чтении Нансэн). Однажды, когда все монахи обители косили траву, в мирном храмовом саду невесть откуда появился крошечный котенок. Удивленные монахи долго гонялись за пушистым зверьком и в конце концов поймали его. Разгорелся спор между послушниками Восточной и Западной келий – и те и другие хотели взять котенка себе. Увидев это, святой Нансэн схватил зверька и, приставив ему к горлу серп, сказал: «Если кто-нибудь сумеет разъяснить смысл этого жеста, котенок останется жить. Не сумеете – умрет». Монахи молчали, и тогда Нансзн отсек котенку голову и отшвырнул труп.

Вечером в обитель вернулся Дзесю, старший из учеников мудреца. Старец рассказал ему, как было дело, и спросил его мнение. Дзесю тут же скинул одну сандалию, возложил ее на голову и вышел вон. Тогда Нансэн горестно воскликнул: «Ах, почему тебя не было здесь днем! Котенок остался бы жив».
Вот, в общем, и вся загадка. Самым трудным считался вопрос, почему Дзесю возложил на голову сандалию. Но, если верить разъяснениям преподобного Досэна, в коане не таилось ничего такого уж головоломного.
Зарезав котенка, святой Нансэн отсек наваждение себялюбия, уничтожил источник суетных чувств и суетных дум. Не поддавшись эмоциям, он одним взмахом серпа избавился от противоречий, конфликтов и разлада между собой и окружающими. Поступок Нансэна получил название «Убивающий меч», а ответ Дзесю – «Животворящий меч». Возложив на голову столь грязный и низменный предмет, как обувь, Дзесю безграничной самоотреченностью этого акта указал истинный путь Бодисатвы.
Мисима Юкио "Золотой храм"

В километре от золотого павильона находится святыня дзэнской секты Риндзай – Храм Миролюбивого дракона – Рёандзи

Рёандзи на японском языке состоит из трех иероглифов. Первый означает «дракон», второй - «спокойствие», третий - «храм». Первые два слова служат определением к третьему. Тем самым этот храм Называют:"Храм Миролюбивого Дракона" или "Храм Покоящегося Дракона".
Ширмы в храме «Дракон Входящий» и «Дракон Выходящий»




Его возвели в 1450 году. С тех пор он – пристанище для монахов, исповедующих дзэ-буддизм. Его покровителями были Тоётоми Хидаёси и Токугава Иэсу. Частые пожары уничтожали отдельные здания и привели к тому, что, начиная с конца XVIII века, храм начал приходить в упадок. Сегодня популярность храма поддерживается благодаря удивительному философскому саду камней, обустроенному в дзэн-буддийском стиле (он объявлен памятником всемирной культуры и с 1994 года находится под охраной ЮНЕСКО). Считают, что создал такое чудо именитый мастер – Соами.

Сад расположен на небольшой прямоугольной площадке, размеры которой составляют 30 метров с востока на запад и 10 – с юга на север.

15 камней объединены в пять групп, каждая из которых живописно обрамлена зелёным мхом. Всё пространство сада усыпано белым гравием. Гравий же обработан граблями и распределен на мелкие бороздки, воспринимающиеся как нежная водная зыбь. Сад окружён с трёх сторон невысокой, покрытой черепицей, глинобитной стеной.

Сад – неотъемлемая часть храмового сооружения, и потому приблизиться к нему можно лишь пройдя через весь храм, а рассматривать – только с террасы храма.

Возникает закономерный вопрос: почему камни в саду расположены именно так и олицетворением чего они являются? Точного ответа нет. Одним кажется, что это горные пики, взмывающие к небу сквозь пелену облаков. Другие считают пять камней островками, раскиданными в бескрайних водах океана, а кому-то кажется, что это тигрица с тигрятами дрейфует в неспокойном море. Ассоциации у каждого свои.
Наполнен сад и другими тайнами. Одной из них является то, что под любым углом зрения посетитель сможет увидеть только 14 камней. Как бы не менял он свое местоположение, из поля зрения всегда исчезает какой – либо камень. Возможно, что дзэн – буддийский монах Соами так представлял бесконечность Вселенной, таким образом пытался донести до людей свое видение величия Будды, великой силы Космоса, рассказывал потомкам о тайнах, которые мир ещё не изведал и не постиг.

Ещё одна тайна сада – необъяснимое гипнотическое влияние на людей. Лицезрение камней способствует расслаблению, умиротворению, обретению душевного равновесия, сосредоточенности и погружению в себя (сад и создавался мастером для того, чтобы монахи имели возможность медитировать). В абрисе камней, в бескрайних формах восприятия, рождающихся в разные временные и часовые промежутки, каждый видит своё – самое важное, сокровенное и заветное. Неразгаданные тайны сада, сродни улыбке Джоконды, были и остаются вне пределов нашего сознания – изумительны и неисповедимы.



Тайну сада можно лишь постичь путём молчаливого философствования, на что не повлияют ни толпы людей, посещающих сад, ни громкие их восклицания. Чтобы побыть в одиночестве, нужно приехать к моменту открытия. Нельзя обойти вниманием нижний сад, где находится изумительный пруд (сад был создан в ту эпоху, когда учение дзэн ещё не достигло берегов Страны Восходящего Солнца). Несмотря на то, что нижний сад менее величественен, он является достойным обрамлением известного на весь мир сада камней.

"Вдоль широкой, посыпанной гравием дорожки тянулся ров с чистой, прозрачной водой, в которой плавали красивые водяные цветы. Вскоре мы вышли к знаменитому храму Нандзэндзи.
Вблизи не было ни души. Среди свежей зелени листвы черепица крыши казалась сверкающей обложкой огромной серебристой книги, раскрытой над храмом. Какое отношение ко всему этому могла иметь война? Бывают места, где в иную минуту кажется, что война – не более чем нелепое состояние духа, существующее лишь в человеческом воображении.
Говорят, знаменитый разбойник древности Гоэмон Исикава частенько любовался с высоты красотой цветущей природы – наверное, он сидел здесь, на крыше храма, закинув ноги на парапет. Нами овладело ребячливое настроение, и мы решили последовать примеру Гоэмона, хотя сакура уже успела отцвести. Заплатив за вход какие-то гроши, мы стали карабкаться по деревянной лестнице, крутой и почерневшей от времени.
За горой находился уединенный, заросший пруд Ясутамидзава. Посредине пруда был островок, на котором стояла каменная пятиярусная пагода, именуемая Сирахэбидзука – «Холм Белой Змеи».
Нашему взору открылся вид на вишневые и сосновые рощи, на крыши домов, на притаившийся за деревьями храм Хэйан, на окружавшие Киото горы – Арасияма, Китаноката, Кибунэ, Миноура, Компира. Насладившись пейзажем, мы сняли обувь и благоговейно, как и подобало послушникам, вошли внутрь храма. В центре темного зала, пол которого был устлан двадцатью четырьмя татами, возвышалось изваяние Шакья-Муни, поблескивали в полумраке золоченые глаза статуи шестнадцати арханов. Зал этот именовался Гохоро – Башней Пяти Фениксов.

Храм Нандзэндзи принадлежал к тому же направлению Риндзай секты Дзэн, что и наш Кинкакудзи, но мы относились к школе Сококудзи, а здесь находился оплот школы Нандзэндзи, то есть мы оказались на территории, принадлежавшей неполным нашим единоверцам. Но мы с Цурукава не стали ломать над этим голову, а просто, как обычные гимназисты, принялись с путеводителем в руках разглядывать яркую роспись потолка, принадлежавшую, по преданию, кисти Моринобу Таню, мастера школы Кано, и Токуэцу Хогэн, мастера школы Тоса. С одной стороны были изображены летающие ангелы с флейтами и бива в руках. Чуть поодаль порхала с белоснежным пионом в клюве сладкоголосая обитательница далекой горы Сэссэн – Калавинка, с торсом полногрудой девушки и ногами птицы. А в самой середине потолка красовался феникс, собрат того, что парил над Золотым Храмом, но как же мало походила эта расцвеченная всеми цветами радуги птица на своего строгого золотистого соплеменника!"
Мисима Юкио "Золотой храм".

Нандзэн-дзи (яп. 南禅寺) — храмовый комплекс дзэн-буддийской школы Риндзай на востоке Киото в Японии. Храм основал в 1291 император Камэяма на месте своего бывшего дворца. Нандзэн-дзи входит в число пяти крупнейших дзэнских храмов Киото. Этот храм является центральным для одноимённой подшколы Риндзай.

Основной павилион

В начале XIV века настоятелем монастыря был мастер из Китая Ишань Инин, сделавший монастырь центром распространения литературного движения годзан бунгаку (кит. трад.кит. трад. . 五山文學, упр. 五山文学, пиньинь Wushan wenxue, буквально «Литература пяти гор (монастырей)») — движение в японской литературе, связанное с активным воспроизведением форм, распространённых в Китае в период правления династии Сун. Началось и поддерживалось в период Камакура в Киото и Камакуре, в сложившейся незадолго до этого дзэнской системе Пяти монастырей (годзан), откуда и название).

Подробнее

Этот дзэн-буддийский храм излучает безмятежность и спокойствие - от засаженных соснами окрестностей до внутренних помещений малых храмов.

(на втором этаже главных ворот)
Нандзэндзи находился в самом центре истории японского дзэн-буддизма начиная с 1386 г., когда ему был передан контроль над Киото Годзан, или «пятью великими храмами Дзэн». Ходзё (помещение настоятеля) располагает небольшим, но роскошным сухим садом, автором которого считается Кобори Энею (1579-1647), и картинами периода Момояма, в том числе шедевром Кано Таню «Тигр, пьющий воду».


Поблизости находится комната, выходящая на водопад и сад, где за небольшую плату можно выпить чашку маття со сладостями. Колоссальные Саммон, двухэтажные ворота храма, были построены в 1626 г. в утешение душ погибших при Летней осаде замка Осака, и, как утверждают, служили убежищем Исикава Гоэмону, легендарному разбойнику, впоследствии заживо сваренному в железном котле.


Малые храмы.
Три из двенадцати принадлежащих Нандзэндзи малых храмов открыты для посещения круглый год.
Наиболее впечатляющий среди них, Контиин (xрам основан в 1400 г., современные здания относятся примерно к 1600 году), может похвалиться одной из немногих подлинных работ Кобори Энею, изображающей валуны и сосны, скомпонованные в соответствии с сюжетом «черепаха и цапля».





Тэндзюан имеет изысканный сухой сад и небольшой пейзажный сад. Xpaм был основан в 1267 году, почти все здания относятся к началу 17 века.





Уединенный Нандзэнин располагается на месте, где прежде находилась вилла императора Камэяма. Реставрированный в 1703 г. храм выходит на расположенный вокруг пруда сад, за которым находится лесистый склон горы.


Акведук из красного кирпича перед Нандзэнин может показаться здесь неуместным, однако японские туристы считают это «экзотическое» сооружение в западном стиле одной из самых больших достопримечательностей Нандзэндзи. Построенный в 1890 г., он составлял часть амбициозного проекта строительства канала, который должен был поставлять в город воду и товары из соседней префектуры Сига. Это строительство стало одним из первых инженерных предприятий Японии эры Мэйдзи.

К храму подходит массивный акведук, напоминающий римские водопроводы.

Рядом расположен замечательный сад Ходзё.





Нандзэндзи - это синоним юдофу, вареного тофу, деликатеса, которым лучше наслаждаться в холодные месяцы. На территории храма расположены специализированные рестораны. Подобная жемчужине вилла Муринъан на западе от Нандзэндзи прежде принадлежала государственному деятелю эры Мэйдзи Ямагата Аритомо.

К северу от Нандзэндзи находится Эйкандо с изваянием оглядывающегося назад Будды Амида.

Минамото-но Ёсицунэ (源 義経)
(1159—1189), великий самурай, известный своей беспримерной храбростью, родился за год до того, как был убит его отец Минамото-но Ёсимото, знаменитый полководец и глава клана. Пришедший к тому времени к власти клан Тайра приложил все усилия, чтобы истребить весь род Минамото. По счастливому стечению обстоятельств большинству детей Ёсимото удалось выжить, но они были сосланы в различные монастыри. Ёсицунэ был отправлен в монастырь на горе Курама. Вообще о детстве Ёсицунэ практически ничего не известно. Легенды утверждают, что вместе с чтением сутр он активно изучал воинское искусство, причем учителями его были мифические существа тэнгу. Ему не суждено было стать монахом — он бежал из монастыря, а позже присоединился к своему старшему брату Минамото-но Ёритомо, поднявшему мятеж против Тайра.

Ёсицунэ сыграл решающую роль в войне против Тайра, проявив себя блестящим стратегом и бесстрашным полководцем. Благодаря своей храбрости и необычной тактике ведения боя он во всех крупных сражениях побеждал врага, во много раз превосходившего его численно. Его даже считают основателем школы нидзюцу Ёсицунэ-рю. Вот лишь один из эпизодов сражения при Ясинма, характеризующий его доблесть.

Минамото-но Ёсицунэ, преследуя Тайра, остановился со своими войсками в гавани Ватанабэ и готовился оттуда атаковать крепость Тайра в Ясиме. Погода стояла ужасная, был сильный шторм, а Минамото до этого не случалось воевать на море. Был созван совет, на котором Кадзихара Кагэтоки предложил использовать «оборонные весла». Но вопрос Ёсицунэ, что это, он ответил: «Когда скачешь верхом, коня нетрудно повернуть и влево, и вправо. Но повернуть вспять корабль — нелегкое дело! Оттого я и говорю — давайте поставим весла и на носу, и на корме, установим руль и слева, и справа, чтобы в случае надобности легко и быстро поворотить судно!» «На войне нередко бывает, — сказал Ёсицунэ, — что при неблагоприятном ходе сражения приходится отступать, даже если, отправляясь на битву, поклялся не делать назад ни шагу... Таков обычный закон войны. Но хорошо ли заранее готовиться к бегству? Это дурное предзнаменование, сулящее неудачу в самом начале похода! Господа, „оборотные“ весла, „возвратные“ весла — называйте их как угодно, а мне, Ёсицунэ, хватит обычных весел! Битва приносит радость лишь тогда, когда движешься все вперед и вперед, наступаешь и побеждаешь!»

Непогода бушевала, и никому даже не приходило в голову выйти в море в такую погоду. Но Ёсицунэ сказал: «Я был бы неправ, если б вздумал плыть против ветра, но сейчас-то ветер как раз попутный! Невелика беда, если он дует немного чересчур сильно! Если другие не решаются выйти, это не означает, что мы тоже должны остаться! ...В такой ураган, в такую свирепую бурю противник никак не ждет нападения! Только так и нужно разить врага!»

В результате путь, который обычно отнимает три дня, они преодолели за три часа. Застигнутые врасплох Тайра даже не поняли, что их атаковали всего пять кораблей, а не целая армия.

Этот эпизод показывает, насколько блестящим стратегом молниеносной войны был Ёсицунэ. Разгромив Тайра, он, казалось бы, должен был быть высоко вознагражден. Но вместо этого его оклеветал перед братом, Минамото Ёритомо, первым сегуном Японии, тот самый Кадзихара Кагэтоки, который предлагал «обратные» весла. Ёритомо уже до этого опасался блестящих способностей Ёсицунэ и того, что тот может претендовать на его место. Был отдан приказ убить Ёсицунэ. На протяжении нескольких лет ему удавалось скрываться, но в конце концов он был окружен в доме вместе со своей семьей в провинции Муцу. Все воины Ёсицунэ были убиты, защищая своего господина. Сам Ёсицунэ совершил самоубийство. Вместе с ним покончила с собой и его жена, а их верный слуга Канэфуса, обливаясь слезами, убил детей Ёсицунэ, десятидневную девочку и пятилетнего мальчика.

В последующие века образ Минамото-но Ёсицунэ стал легендарным, а сам «загнанный герой» не раз воплощался в пьесах японского театра.

Надежда Нестеренко


Оригинал статьи находится на сайте журнала "Новый Акрополь": www.newacropolis.ru



Статуя Минамото-но Ёсицунэ у Дан-но-ура