Звезда российской медицины, профессор с 26 лет, Николай Иванович Пирогов — казалось бы, завидный жених. Но, сватаясь, он получал неизменные отказы. И всё из-за злого языка своей несостоявшейся невесты — профессорской дочки Катеньки Мойер, которая как-то пошутила, мол, «жене Пирогова надо опасаться, что он будет делать эксперименты над нею»…

Хирург Пирогов довёл жену до смерти

И всё-таки на 32-м году жизни Пирогов свою невесту нашёл. Это была дочь помещика Екатерина Березина. Её старинный род происходил аж от Рюриковичей, но семья обеднела. Так что Катю в итоге охотно за Пирогова отдали…

«Я был эгоистом»

Женившись, профессор запер супругу в четырёх стенах. И она, со слов современников, «не бывала на балах и даже в театре, чтение романов и короткое знакомство с кем бы то ни было» ей тоже запрещались…

Екатерина Березина,первая жена Пирогова
Хирург же в тот период был в большой моде. На его лекции, как писали газеты, народ «ломился», будто это выступления оперной звезды Каталани. На показательных операциях Пирогова студенты, врачи и даже светские дамы, не смущаясь грубым реализмом происходящего, стояли в проходах. Некоторые замеряли по часам, успеет ли хирург извлечь камень из почки за 120 секунд. И он успевал, иначе пациент мог погибнуть от болевого шока. Ведь наркоз тогда ещё не использовали. Словом, профессор производил фурор, а его супруга томилась в одиночестве. Перефразируя цитату исследователя Соломона Штрайха, можно сказать: если Пирогов и не делал над женой медицинских экспериментов, которых боялась дочь профессора Мойера, то Кате все ж приходилось нелегко.
В чине надворного советника доктор назначал зав. кафедр, руководил заводом мединструментов и отчаянно боролся с хищениями в больницах и госпиталях. Грозился мздоимцев и казнокрадов «нагайкой бить», даже купил её и носил с собой. В дело, правда, не пускал, однако спровоцировал против себя интриги, клевету и доносы вплоть до обвинений в умопомешательстве. Молодая жена «совершенно не умела водворять спокойствие в смятенной душе» супруга, лишь слушала упрёки в безучастности к его делам и тихонько плакала. А он, сердясь, хлопал дверью и уходил из дома. Коллеги часто видели поздними вечерами стоящую у анатомического здания академии занесенную снегом кибитку Николая Ивановича (как писал доктор Александр Эберман). Это Пирогов занимался по ночам «ледяной анатомией»…
Ещё до женитьбы он, проезжая по Сенной площади, увидел в торговых рядах «рассечённые поперёк замороженные свиные туши… и стал замораживать человеческие трупы, делать распилы их в различных направлениях». Его атлас с тысячами рисунков человеческих органов в разрезах под разными ракурсами обессмертит имя Пирогова в мировой практике и станет прообразом электронной томографии. Но до этого было ещё далеко, а тогда все рухнуло в одночасье. Вторыми родами жена его умерла, и учёный заперся от мира, лекций не читал, больных не оперировал, так что даже вмешалось начальство академии, отправив его самого лечиться в Италию. Всю жизнь потом Пирогов незаслуженно винил себя в ранней смерти жены, говоря, что он «был эгоистом и немного прилагал труда узнать» Катю по-настоящему.

Н.И.Пирогов с сыновьями Владимиром и Николаем

Второй брак

Для вдовца с двумя детьми на руках вопрос о новом браке встал ещё острее. Тем более что Пирогов прямо говорил, что жениться намерен по расчёту. Дважды получив отказы от невест, Пирогов подошёл к проблеме с научной точки зрения. В статье «Идеал женщины» он создал образ дамы «нового типа», которая светской праздности предпочитала бы самообразование и труд во имя высоких целей. Его «Идеал женщины» не публиковался, но активно ходил по рукам. Идею хвалили демократы, оценил и Лев Толстой… Но идеалы идеалами, а невесты невестами. Ничего не выходило, пока за дело не взялась генеральша Евгения Козен. От её напора профессор опешил: «Вы назначили мне жену?» — «Да», — ответила генеральша. «Почему?» — «Потому что она разрешила для себя ваш первый вопрос жизни так, как вы, но разрешила благочестием и вдохновением врождённым. Она приехала сюда. Приходите во середу».

Речь шла об аристократке из рода ливонских рыцарей, 26-летней баронессе Александре фон Бистром, которая «восторженно читала» «Идеал женщины» и «чувствовала себя «одинокой душой», «не обращала на себя внимания молодых людей, была дика и угрюма. Мать говорила, что Саша смотрит волком. Танцевать она шла как на казнь, но любила заниматься с детьми…» (Соломон Штрайх).
«Во середу» у Козен Пирогов читал свой новый трактат «Вопросы жизни». А когда «дошёл до второго вопроса (об устройстве семейного быта)», Саша «отвернулась и украдкой утёрла слезу», как сообщал жених в личной переписке. «Я так сидел, что не мог её разглядеть хорошенько. Но для чего мне это было, когда я знал, я убеждён был, я не сомневался, что это она?» Вскоре 40-летний профессор говорил уже своей невесте «ты» и с обычной своей откровенностью объяснял ей, что женится ради своих осиротевших детей. Его предложение руки и сердца было принято…
Обвенчавшись, Пирогов тут же попросил жену подобрать бедняков, нуждающихся в операции.
Мол, работа «усладит» первую пору любви! «Дрогнули» и замерли в ожидании все общие знакомые. А баронесса невозмутимо нашла пациентов для мужа и преспокойно ожидала его в своём имении. «Больные съезжались из окрестных сел и городов десятками и сотнями. Походный операционный стол всегда был занят, все было забрызгано кровью. При всех этих операциях, ампутациях, резекциях и других хирургических действиях Николаю Ивановичу усердно помогала его молодая жена…» (Соломон Штрайх). Матерью для сыновей Пирогова она стала идеальной… Спустя четыре года хирург отправился на Крымскую войну. Судя по письмам из Севастополя, профессор жену боготворил, а брак с ней считал счастливейшим временем. В мирной жизни на столе у него стоял дагеротип Саши, а рядом — гипсовый слепок с её руки, которого он касался, отрываясь от работы, а иногда подносил к губам…

Пусть пришьёт голову…

Внук крестьянина-солдата и сын майора-интенданта, Пирогов добрую треть жизни провёл на войнах — Кавказской, Крымской, Русско-турецкой, Франко-прусской — и все это описал. В 1847 году он сообщал: «…при осаде крепостного аула Салты… были постоянно ночные вылазки, подкопы… все это доставило несколько сотен раненых, и тогда у всех… я употреблял эфирование…» Доктор лечил и казаков, и горцев. Последние наркозу не доверяли, но Пирогов обещал, что вдохнувший эфир познает небесное блаженство средь гурий. И ему поверили…
Потом в 1854-м под Севастополем хирург впервые в истории русской медицины применил гипсовую повязку, избавив многих от ампутаций. Идея с гипсом пришла ему в голову несколькими годами раньше у скульптора Степанова. Тогда Пирогов заметил, как быстро твердеет гипс в руках мастера, и принялся экспериментировать в медицине… «Благодеяния анестезирования и этой повязки в военно-полевой практике дознаны были нами на деле прежде других наций», — утверждал хирург всю жизнь.

Легенды о всемогущем докторе ходили по всем фронтам. А однажды на перевязочный пункт Севастополя принесли тело бойца и его оторванную ядром голову. «Куда безголового несёте?!» — запричитал фельдшер, а в ответ услышал, мол, пусть Пирогов пришьёт голову, он всё может! Так из чудо-доктора хирург превратился в глазах солдат чуть ли не в чудотворца.
Последние 10 лет доктор жил с женой и сыновьями в своей усадьбе Вишня под Винницей. Супруги открыли больницу на 30 коек и лечили бесплатно людей со всей России. Причём знать и простой люд ждали приёма в общей очереди. После смерти мужа Александра по его завещанию пригласила учеников Пирогова, которые забальзамировали тело по рецептам своего учителя и поместили в фамильный склеп.

С тех пор прошло 137 лет. Спецсистем охлаждения в склепе не было никогда. Учёные сохранность тела объясняют особым пироговским способом бальзамирования. Пережила усыпальница и оккупацию — фашисты гробницу не тронули. Так что, может, дело не в секретных рецептах? Может, правы были те солдаты под Севастополем, которые боготворили чудо-доктора и верили, что Пирогов всё может…

Автор: Людмила Макарова