Источник http://www.znanie-sila.ru/online/www.znanie-sila.ru/online/issue_1190.html

Болезни приходят внезапно. Мы перебираем в памяти прошлое и не можем понять, как и почему заболели. За что мы расплачиваемся? Мы бьемся в тенетах логики и не можем связать начала с концами. Прекратится ли это когда-нибудь? Справится ли наука с недугами? 

Почему человек не замечает появления опухолей?

Обычно мы встречаем болезни во всеоружии. Человеческий организм состоит примерно из десяти квадриллионов клеток. Каждая из них снабжена химической меткой. Этот знак все равно что паспорт или мундир. Если он есть, сразу видно, что перед нами "подданный" огромного "организма-государства". Если его нет, значит сюда пробрался чужак, и расправа с ним недолга. В этом обществе царят драконовские законы: за ношение поддельной или неряшливой метки немедленно следует смертная казнь. Раненые или состарившиеся "жители" обречены; у них есть лишь право покончить с собой. За соблюдением этих неумолимых законов следит иммунная система. Каждая сотая клетка нашего организма работает в этой "службе безопасности": выслеживает, контролирует, расправляется, наводит порядок. Все тело находится под ее неусыпным наблюдением.
Иначе и быть не может. Ведь организм - это государство, которое непрерывно ведет войну с врагами, проникающими извне (ситуация сродни той, что описывал в своей антиутопии "1984" Джордж Оруэлл). И все-таки иным врагам тело уступает без боя; порой мы распознаем недуги слишком поздно. Возможно, эти заболевания получили широкое распространение лишь в недавнем прошлом, и человеческий организм оказался не готов распознавать их?
Пример очевиден. Болезнью ХХ века стал рак. Вредные опухоли готовы исподволь поразить практически любой орган тела. А мы? Мы даже не знаем в точности, как возникает рак. Наш организм, бурно реагирующий на легкую простуду, сперва просто не замечает, что внутри него притаилась опухоль, как птица не замечает, что в ее гнезде поселился кукушонок. Мы бьем тревогу, лишь когда болезнь становится неизлечимой. В чем же дело? Наверное, в том, что в древности люди крайне редко болели раком.
Это в наше время воздух, вода и пища пропитаны экологическими ядами, то и дело вызывающими вредные мутации даже у молодых людей. Очевидно, прежде от рака страдали лишь те, кто доживал до мафусаилова века. А поскольку их было очень мало и многие поколения "хомо сапиенсов" жили быстро и умирали молодыми, то природа не позаботилась о предупредительных знаках - симптомах, которые немедленно подсказали бы появление опухоли. И вот, как только средняя продолжительность жизни резко увеличилась и привычные в прошлом болезни были побеждены, на нас эпидемией обрушился рак - когда-то недуг столь же экзотический, как, например, в наше время муковисцидоз.

Когда организм живет по старинке

Итак, изменения в жизни человека приводят к тому, что спектр заболеваний, от которых он страдает, меняется: мы все сильнее подвержены редким когда-то недугам, на которые даже не реагируем сразу, лишь терзаясь позже вопросами: "как" и "почему". В свою очередь, определенные состояния организма, прежде игравшие полезную роль, теперь ощущаются нами как нечто болезненное.
На палубе корабля, в салоне старенького самолета или на карусели нас часто укачивает. К горлу подступает тошнота. Почему же организм так бурно реагирует на незначительные, казалось бы, раздражители? Почему мы страдаем от "морской болезни"?
Потому что, когда нас укачивает, страдает вестибулярный аппарат. Мы теряем ориентировку в пространстве. Что это значило в те времена, когда не было ни авиации, ни навигации? Что в организм попал яд! Наших предков тошнило, когда они съедали что-то токсичное. Ведь яд, в частности, действовал на механизмы, управляющие движениями глаз. Изображение перед глазами "плыло", кружилось (подобное чувство знакомо, например, людям, принявшим изрядную дозу алкоголя). В этом мире, ставшем вдруг неустойчивым, человек терял ориентировку. Отравление! Организм как можно быстрее извергал съеденное, надеясь спастись от токсинов. Вот и теперь, стоит нам выбраться на палубу подрагивающего корабля, как организм пытается повторить давний, помогавший предкам опыт.
Другой пример: маниакально-депрессивный психоз (любимый диагноз советских психиатров). Его основные симптомы: уныние и страх. Человеку все надоедает; жизнь не удалась; жить незачем; кругом одни враги; за спиной постоянно устраивают какие-то "заговоры". "Все вокруг ополчились на меня!" Он по-обломовски сворачивается на диване калачиком и бесцельно щелкает телевизионным пультом, не желая никого видеть. Его особенно раздражает и пугает то, что ближние сочтут его "психически ненормальным"! У нас в стране подобные навязчивые состояния долго пытались лечить медикаментозно. Но так ли уж вредны и бессмысленны приступы депрессии?
В них можно усмотреть особую, древнейшую тактику организма, помогающую выстоять в борьбе с трудностями. Человек бессознательно пробует справиться с проблемами, разобраться в которых его разум бессилен. Впадая в жестокую депрессию, мы погружаемся в странный "дневной сон", чтобы через несколько месяцев с новой энергией пробудиться к жизни.
Подобной тактики придерживаются подчас и животные. Американский биолог Ли Э. Дугаткин долгое время наблюдал за стайками гуппи. Среди этих красивых рыбок тоже нашлись очень боязливые особи. Они всюду видели врагов; им то и дело мерещился подвох. И жизнь... вознаграждала их. Другие, уверенные в себе рыбки при появлении хищника, например окуня, порой игнорировали опасность и становились его добычей. А эти, с вечным призраком страха в глазах, уносились от хищника торпедой.
Болезненная боязливость помогала и нашим предкам выжить во враждебном им мире. Кроме того, склонность к унынию и самоизоляции сглаживала конфликты внутри социальных групп, давала возможность окружающим забыть дурные проступки, совершенные индивидом. Он удалялся от всех, чтобы вернуться "с незапятнанной репутацией".
Еще один пример. Считается, что быть полным плохо. Родители крепятся сами и отваживают детей от булочек или чипсов, раз и навсегда уяснив, что, прибавляя калории, мы отнимаем здоровье. Но уроки воспитания проходят даром. Дети все так же тянутся к запретной пище и капризничают в ответ на наши диеты. Что-то глубинное, подсознательное побуждает их питаться вопреки науке.
Ответ надо искать опять же в прошлом. В ледниковом периоде в пище человека постоянно не хватало жиров, углеводов и сахаров. Рацион был очень скуден. Долгой зимой люди слабели и умирали от нехватки питательных веществ. Спастись можно было, раздобыв что-нибудь богатое калориями. Так, в нас укоренилась тяга к пище, помогающей нагулять жирок. Эти пышные животы, которых мы стыдимся, - дань долгим тысячелетиям, когда выживали лишь успевшие наесться досыта. По биологическим меркам, ледниковый период кончился "каких-то несколько дней назад". Мы еще не успели отвыкнуть от дурной манеры не проносить кусок мимо рта. И вот, угождая чреву, безнадежно портим свою внешность, все дальше отступая от идеала красоты. Диеты не помогают. Посидев на них, мы чаще всего тут же "спохватываемся" и снова начинаем полнеть, поневоле съедая "за себя и своего предка", жадно взиравшего на мамонтов. Лучше понять всю тщетность попыток и успокоиться. Что-то хорошее есть и в лишнем весе. Человек упитанный, дородный легче переносит невзгоды. Этих толстокожих оптимистов ничем не пробьешь.

Гармония поверяется генетикой?

Вообще понятия "болезни" и "здоровья" очень расплывчаты. Многое зависит от того, с какой точки зрения смотреть на человека. То, что долго считалось нормой, ныне вызывает тревогу. Пышные тела рубенсовских женщин четыре века назад дышали здоровьем, но под критическим взором некоторых наших современниц знаменитые полотна лишь "наглядно демонстрируют ужасные пороки ожирения". Столь же спорна и диагностика психических заболеваний, как явствует из примера с депрессией. В свое время могли показаться эпатирующими слова Фрейда о том, что нет четкой грани между шизофренией и ее отсутствием, как нет и какой-либо строго определяемой психической нормы. На исходе века мнение то же. "Понятие психического заболевания не может быть противопоставлено понятию психического здоровья, ибо последнее является не сугубо медицинским, а социальным", - отмечает, например, французский психоаналитик Поль Бершери. "Нет никакой непроходимой грани между шизофрениками, параноиками, олигофренами, невротиками и прочими" - таков итог исследования, проведенного российским психиатром С.Я. Брониным (см. "Знание - сила", 10/2000). Подобные цитаты можно множить.
Зачастую мы сами решаем, что считать болезнью. Ибо любое состояние, испытываемое нами, в чем-то отличается от идеального и, значит, является неблагополучным. Неужели нас постоянно надо лечить? Врачевать от всего? Головная боль и плохой цвет кожи, покашливание и морщины, спазмы в мышцах и тяжесть в желудке, перхоть и выпадение волос - решительно любое наше ощущение, любое моментальное телесное проявление можно истолковать как признак болезни, которую остается только угадать, назвать. Начинается перебор лекарств, консультаций, диагностик и прочих вариантов. По отдельным, отрывочным "кадрам" мы пытаемся восстановить целостный процесс, изводя в этих попытках немало сил. Ведь первоначальные симптомы часто бывают расплывчатыми, неопределенными, сопутствующими многим недугам. Итак, во многих случаях то, что мы понимаем под "болезнью", скорее выявляет нашу самооценку, наше пожелание себе ("Хочу быть стройным и иметь пышную шевелюру!"), а вовсе не свидетельствует об опасном нарушении функций организма.
Подлинная болезнь вызывает не одно лишь огорчение или уныние; нет, она причиняет неподдельное страдание. Именно это свойство болезни А. Адлер считал ее главным критерием. В органах тела, охваченных недугом, происходят изменения, причиняющие человеку боль. Словно удар набата, она отзывается в сознании больного, открывая ему, что возможна смерть. 
Положение и впрямь серьезное. Сейчас врачам удается исцелять, в лучшем случае, треть всех известных болезней. Кроме того, причиной смерти зачастую бывает поздняя диагностика, как показано выше на примере такого заболевания, как рак. Человек не обращается вовремя к врачу, и это ухудшает ситуацию. В других случаях приступить к правильному лечению мешают неясные, расплывчатые симптомы. Любому страданию предшествуют сомнения и страхи; они, как тень, что падает из будущего. В какой-то момент перед тем, как мы поймем, что больны, нас охватывает беспокойство; мы чувствуем себя разбитыми, появляется какой-то неприятный осадок... Как это выразить словами?
Увы, но часто случается, что главным диагностом становится сам пациент. При нехватке современной аппаратуры, что характерно, например, для российской глубинки, слишком многое зависит от того, как больной сумеет рассказать о своем недуге, как четко опишет симптомы, будет ли предельно откровенен или что-то утаит. Неясный рассказ может сбить врача с толку. Соответственно таким же неопределенным окажется назначенное им лечение. Из-за этого будет потеряно много, слишком много времени.
Как же опередить болезнь, если она стремится подкрасться незаметно? Когда около десяти лет назад началась расшифровка генома - последовательности человеческих генов, появилась уверенность, что найдена панацея почти от всех бед. Если в болезни виновен дефектный ген, то в организм надо ввести правильную его версию, и тогда пациент пойдет на поправку.
По подсчетам ученых, почти девять тысяч болезней можно объяснить лишь одним - дурным влиянием генов. По оценкам Всемирной организации здравоохранения, каждый двадцатый житель нашей планеты страдает от недугов, которые полностью или частично обусловлены генами. Стало быть, по меньшей мере семь миллионов россиян мучаются из-за подобных дефектов. Вот где таятся "как", "почему", "за что"! Генетики хотят буквально "искоренить" эти недуги, внеся свой посильный вклад в эволюцию человека.
За минувшие десять лет генетическими методами лечили около четырех тысяч пациентов. В 2000 году в различных клиниках мира опробовалось около четырехсот подобных видов терапии. Однако особых достижений пока нет. Расшифровка генома, несмотря на всю эйфорию вокруг нее, тоже не дала представления о том, как устроен человек. В руки ученых попала книга на неведомом языке: книга, в которой не только нет ни одного знака препинания, но и все слова слиты друг с другом в единое целое. В этой абракадабре - три с лишним миллиарда знаков. Их надо истолковать.
Лишь после этого - через десятилетия - совершится революция в медицине. Все в ней изменится - от диагностики до фармацевтики. Знание генома позволит точно выбирать лекарства. Почему одним раковым больным помогает химиотерапия, а другим - нет? Почему для одних эта доза лекарства мала, а для других - велика? Зная генетику каждого конкретного пациента, можно точно дозировать препарат, приноравливая его к конституции человека.
А сейчас? Разве у всех пациентов одни и те же тела, чтобы пичкать их по рецепту: "Две таблетки в день утром и вечером"? Их пьют стар и млад, одинаково жалуясь на то, что "плохо все же помогают лекарства - как болел, так и болеешь".
Правда, уже сейчас ученые могут оценить активность сорока тысяч генов и даже в отдельных случаях предсказать склонность человека к наследственным заболеваниям. В ближайшие годы в практику врачей войдут и генетические чипы - пластинки величиной с ноготь большого пальца. На этих крохотных платах разместятся сотни тысяч сведений о ДНК человека. Достаточно смазать их сывороткой или слюной пациента, как появится "материал для размышлений" компьютера, который укажет хотя бы часть дефектных генов. Тогда можно назначать лечение. Со временем подобные чипы - наряду с пластырем и термометром - займут место в домашней аптечке, помогая вовремя диагностировать какие-то неприятные ощущения.
Когда весь геном будет истолкован, появятся портативные приборы для тестирования генов. С помощью нажатия кнопки можно будет определять, склонен ли человек к депрессиям, грозит ли ему болезнь Альцхаймера или может ли он умереть от рака кишечника. Капелька крови, немножко слюны, кусочек кожи - этого достаточно, чтобы полностью "просветить" человека.
Двадцать первый век, по прогнозу Крейга Вентера - американского ученого, расшифровавшего геном, станет эпохой всеобщей "геномизации" населения. Ее нужно провести, не дожидаясь того, как гены окончательно исчислят и истолкуют. Потом всякий раз, когда медики будут делать новое открытие, останется лишь вносить правку в прежний "генетический паспорт", уточняя, что данный ген отвечает за такую-то болезнь. Так инструменты ученых поверят гармонию человеческого тела.

Диагнозы болезней: беременность и старость

Впрочем, с двумя болезнями, преследующими человека на протяжении всей его эволюции, ученым так и не удастся справиться. Как быть, например, с беременностью, доставляющей женщинам столько дискомфорта, - вспомним ли мы о беспричинных приступах тошноты или же о родовых муках?
Да, современная медицина все чаще относится к беременности именно как к болезни. Немало споров вызвала посвященная ей работа американского ученого Дэвида Хейга. Описывая процессы, происходящие в материнском организме, он сравнил их даже с войной, порой уносящей жизни матери и ребенка. Причина конфликта кроется "в разном отношении к источникам питания". В частности, плод выделяет гормоны, повышающие содержание сахара в материнской крови. В свою очередь, организм матери вынужден вырабатывать инсулин, чтобы сахара стало меньше, иначе это станет небезопасно для ее здоровья. Такой обмен ударами продолжается, пока оба организма - материнский и детский - не достигают какого-то равновесного состояния, при котором плод получает достаточно питательных веществ и никак не вредит матери, то бишь, если развивать метафору Д. Хейга, они приходят к перемирию.
Нельзя победить и старость. Еще в пятидесятые годы американский ученый Джордж Уильямс, основатель эволюционной медицины, задался банальным вопросом: "Почему мы стареем?" Но ведь все новое - это преодоленная банальность. Вопрос и впрямь кажется нелепым лишь на первый взгляд.
На самом деле, способность многих живых клеток регенерировать, то есть восстанавливать свои функции, кажется неограниченной. Каким образом мы можем стареть, если все наши клетки постоянно обновляются? 
Постепенно ученые нашли ответ. Звучит он банально и расплывчато: "Мы умираем, потому что живем". А означает это вот что. Постоянно протекающие в организме процессы обмена веществ приводят к накоплению продуктов биохимических реакций, которые постепенно разрушают ДНК клеток. В процессе деления дефектных клеток возникают новые клетки с теми же непоправимыми дефектами. Чем интенсивнее обмен веществ, тем быстрее организм старится. Американский биолог Ричард Уэйндрух из Висконсинского университета убедительно показал это, проводя опыты с мышами: зверьки, посаженные им на строгую диету, жили на треть дольше своих собратьев, питавшихся как обычно. Вообще в природе очень наглядно просматривается закономерность между удельным количеством калорий, потребляемых тем или иным биологическим видом, и средней продолжительностью его жизни. Так, землеройки потребляют около 250 калорий на грамм веса, а свиньи - всего двенадцать калорий; первые живут около полутора лет, вторые - более двадцати пяти лет.
Но даже строжайшая диета не позволит победить старость. Ведь кислород - газ, которым мы дышим всю жизнь, - тоже очень сильно вредит нам. При его участии возникают так называемые свободные радикалы, обладающие неспаренными электронами. Еще полвека назад выяснилось, что соединения, содержащие неспаренные электроны, являются сильными окислителями. Они разрушают живые ткани и прежде всего гены. Для защиты от них организм использует, например, фермент супероксиддисмутазу. Мочевая кислота тоже нейтрализует свободные радикалы, но из-за ее избытка человек болеет подагрой. В борьбе с радикалами помогают также витамины Е и С, но и они могут лишь замедлить старение, а не победить его. Из строя начинают выходить митохондрии - "электростанции", расположенные в каждой клетке. Они особенно страдают от свободных радикалов: "стареют", мутируют, отмирают. И постепенно вместе с ними умираем и мы. Наша гибель не вредит роду людскому. Мы освобождаем место на планете для новых поколений.
С точки зрения эволюции, наши отдельные катастрофы - благо для всего сообщества. Мы - лишь звенья в эволюционной цепи. Чтобы понять, что с нами происходит даже на уровне болезней, надо понять нашу историю, историю вида Homo sapiens. Прошлое неотступно воскресает в нас. Наши недуги - это этапы большого, человеческого пути. 
Александр Волков