Цивилизации Мезоамерики

 Про цивилизацию майя слышали абсолютно все. Многие слышали про тольтеков. И про их взбунтовавшихся наемников ацтеков. А вот про ольмеков почти никто не вспоминает, когда речь идет о древнеиндейских цивилизациях… А зря – именно этот народ дал культуру и майя, и ацтекам, и тольтекам. Ольмеки – народ воинов, жрецов, и, возможно, богов для последующих цивилизаций. Их можно сравнить с древними египтянами для цивилизаций Средиземноморья – так сильно влияние ольмеков на развитие мезоамериканских народов.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В анналах мировой истории довольно часто встречаются народы, вся родословная которых исчерпывается двумя-тремя фразами, походя брошенными каким-нибудь древним летописцем или завоевателем. Это народы-призраки. Что мы знаем о них? Разве только диковинное имя да несколько фактов полулегендарного характера. Словно туманные видения, бродят они по пожелтевшим страницам старинных рукописей и фолиантов, отнимая покой и сон у многих поколений исследователей, дразня их своей непроницаемой тайной. В Новом Свете сомнительная честь быть первым среди таких загадочных народов древности принадлежит, безусловно, ольмекам. История их изучения служит одновременно наглядной иллюстрацией успехов современной археологии, во много раз расширившей возможности исторического поиска и удаленных во времени реконструкций.

СТРАНА ТАМОАНЧАН

Сначала была легенда, и только легенда. «Давным-давно,— говорили ацтекские мудрецы испанскому монаху Саагуну,— во времена, которые уже никто и не помнит, пришел могучий народ и основал свое царство, называвшееся Тамоанчан». Легенда гласит, что в этом царстве жили великие правители и жрецы, искусные мастера и хранители знаний. Именно они заложили основы той блестящей цивилизации, влияние которой испытали все другие народы древней Мексики — тольтеки, ацтеки, майя, сапотеки. Но где же искать то загадочное царство? Слово «Тамоанчан» буквально означает на языке майя «Страна дождя и тумана». Этим именем древние обитатели Мексики называли обычно влажные тропические равнины на южном побережье Мексиканского залива (Веракрус и Табаско). Прежде чем обосноваться в Тамоанчане, жители его долго странствовали по берегу моря («край вод») и даже плавали на своих утлых ладьях по морским просторам, доходя на севере до Пануко.

В других старинных индейских преданиях мы находим упоминание о том, что в этой области издавна обитали ольмеки. «Ольмек» по-ацтекски означает «житель страны каучука» и происходит от слова «Ольман»— «Страна каучука», «Место, где добывают каучук». Средневековые летописцы оказались абсолютно правы: мексиканские штаты Веракрус и Табаско до сих пор славятся своим превосходным натуральным каучуком. Таким образом, если верить древним легендам индейцев, то ольмеки — первый цивилизованный народ Центральной Америки — издавна обосновались на побережье Мексиканского залива.

РОЖДЕНИЕ ГИПОТЕЗЫ

 Причудливые статуэтки людей-ягуаров и ягуаров-людей, карлики, уродцы со странными, удлиненными головами, топоры с затейливым резным узором, разнообразные украшения (кольца, бусы, амулеты-привески) — все эти древние предметы несут на себе явный отпечаток глубокого внутреннего родства. Рассеянные по многим музеям мира и частным коллекциям, они долго считались неопределимыми, поскольку их не удавалось связать ни с одной из известных тогда науке культур доколумбовой Америки. Но не могли же создатели всех этих шедевров исчезнуть абсолютно бесследно, не оставив никаких ощутимых доказательств своего былого расцвета?

Вещицы эти искусно вырезаны из твердого, отполированного до блеска зеленого нефрита. Этот драгоценный минерал до прихода европейцев ценился аборигенами Нового Света дороже золота. Правитель ацтеков Монтесума, отдавая Кортесу в качестве выкупа золото и драгоценности из своих кладовых, заявил: «К этому я добавлю также несколько кусочков нефрита, и каждый из них равен по стоимости двум ношам золота».

Если верно то, что индейцы ценили нефрит выше всего на свете, то не менее верно и другое: большинство изделий из этого драгоценного минерала происходит как раз с южного побережья Мексиканского залива (Веракрус и Табаско); причем на многих из них древний мастер изобразил какое-то странное божество или чудовище, сочетавшее в себе черты человека и ягуара. Именно здесь еще в XIX веке мексиканский путешественник Мельгар нашел удивительную голову «африканца», высеченную из одной огромной глыбы черного базальта. С той же территорией связана не менее сенсационная находка — «статуэтка из Тустлы». В 1902 году один крестьянин-индеец случайно обнаружил на своем кукурузном поле изящную нефритовую фигурку, изображавшую жреца в маске в виде утиного клюва. Поверхность предмета была испещрена какими-то непонятными символами и знаками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не что иное, как дата календаря майя, соответствующая 162 г. н. э. Форма знаков и весь стиль изображения в общих чертах напоминали майяские письмена и скульптуры, хотя и отличались большей архаичностью. Но ведь ближайший город древних майя был удален не менее чем на 150 миль к востоку от места находки! Больше того, статуэтка из Тустлы оказалась почти на 130 лет старше любого известного тогда датированного памятника майя! Получалась странная картина: некий загадочный народ, населявший в отдаленные времена Веракрус и Табаско, изобрел майяскую письменность и календарь намного раньше самих майя. Но что это за народ? Каков облик его культуры? Откуда и когда пришел он в болотистые джунгли южной Мексики? Именно этими вопросами и занялся известный американский археолог Джордж Вайян. Сопоставив все известные ему факты, он решил действовать по методу исключения. Вайян хорошо знал культуру многих древних народов, населявших когда-то Мексику: ацтеков, тольтеков, тотонаков, сапотеков, майя. Но ни один из них не имел ничего общего с загадочными создателями стиля изящных нефритовых изделий. И тогда ученый вспомнил слова древней легенды об ольмеках — «жителях страны каучука»: область распространения нефритовых статуэток человека-ягуара целиком совпадала с предполагаемым местом обитания ольмеков — южное побережье Мексиканского залива. Так, в 1932 году благодаря остроумной гипотезе еще один народ-призрак приобрел вполне материальные черты. Это был не только триумф ученого, но и триумф древней ацтекской легенды.

Статуэтка из Тустлы. Нефрит.

ЭКСПЕДИЦИИ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ПУТЬ

 «Воскрешение» ольмеков из небытия Вайян осуществил на основе всего лишь нескольких разрозненных вещей, опираясь главным образом на логику своих научных предположений. Но для более глубокого изучения вновь открытой цивилизации одних этих находок, несмотря на их уникальный характер и художественное мастерство, было явно недостаточно. Требовались систематические раскопки в самом сердце предполагаемой страны ольмеков. Первыми отправились в джунгли Веракруса и Табаско археологи США — совместная экспедиция Смитсоновского института и Национального географического общества во главе с Мэтью Стирлингом. За несколько лет, с 1938 по 1942 год, экспедиция побывала по меньшей мере в трех крупных центрах ольмекской культуры: Трес-Сапотесе, Ла-Венте и Серро-де-Лас-Месасе.

Впервые были раскопаны и тщательно исследованы десятки каменных изваяний и скульптур, ступенчатые пирамиды, гробницы и дома исчезнувшего народа. Интересные находки ждали ученых буквально на каждом шагу. Но, пожалуй, самой драгоценной из них был скромный обломок каменной плиты из Трес-Сапотеса, получивший впоследствии широкую известность под названием стелы «Ц». На лицевой стороне монумента вырезана в низком рельефе маска популярного ольмекского божества — некое сочетание ягуара и человека. Другую сторону, обращенную к земле, украшают непонятные знаки и колонка черточек и точек. Специалисты без особого труда установили, что перед ними дата майяского календаря, соответствующая 31 году до н. э.

Приоритет ольмеков в изобретении письменности получил, таким образом, новое серьезное подтверждение. В двух ольмекских центрах — Ла-Венте и Трес-Сапотесе — удалось обнаружить шесть  гигантских каменных голов. Вопреки широко распространенным среди индейцев слухам эти каменные колоссы никогда не имели туловищ. Древние мастера заботливо поставили их на специальные низкие платформы, у подножия которых располагались подземные тайники с дарами богомольцев.

Все гигантские головы высечены из глыб твердого черного базальта. Высота их колеблется от 1,5 до 3 метров. Вес — от 5 до 40 тонн. Широкие и выразительные лица изваяний настолько реалистичны, что вряд ли приходится сомневаться — перед нами портреты реальных людей, а не языческие боги. Одни из них смотрят на мир весело и открыто, пряча лукавую улыбку в уголках каменных губ. Другие грозно хмурят насупленные брови, словно пытаются одним своим видом отпугнуть неведомую опасность. Кого же изображают эти каменные истуканы? Мэтью Стирлинг считает, что это портреты наиболее выдающихся ольмекских вождей и правителей, увековеченных в камне их благодарными подданными.

Не менее удивительно и другое. Как могли люди, жившие еще, по сути дела, в каменном веке и не имевшие ни повозок, ни тягловых животных, доставлять в свои города через гиблые джунгли и болота огромные глыбы базальта, ближайшие залежи которого находятся в 50 и даже 100 километрах?

Открытия североамериканских археологов взбудоражили весь научный мир. И для более пристального рассмотрения ольмекской проблемы решено было созвать специальную конференцию

Гигантская каменная голова из Ла-Венте

«ЛЕД И ПЛАМЕНЬ»

 Она состоялась в 1942 году в городе Тустла-Гутьеррес — столице мексиканского штата Чиапас и привлекла множество специалистов со всех концов Нового Света. Гигантская базальтовая голова из Сан-Лоренсо. Буквально с первых же минут зал заседаний конференции стал ареной ожесточенных споров и дискуссий. Борьба шла в основном между двумя непримиримо настроенными лагерями. По иронии судьбы их разделяли на этот раз не только научные взгляды, но и национальная принадлежность: мексиканский темперамент столкнулся здесь с англосаксонским скептицизмом.

На первых порах тон задавали североамериканцы. Мэтью Стирлинг и Филипп Дракер в сдержанных тонах изложили собравшимся итоги своих раскопок в Трес-Сапотесе и Ла-Венте и выдвинули схему развития ольмекской культуры, приравняв ее хронологически Древнему царству майя (300—900 гг. н. э.). Надо сказать, что в то время большинство археологов, особенно в США, целиком находилось во власти одной заманчивой теории. Они были убеждены в том, что все выдающиеся достижения доколумбовой индейской цивилизации в Центральной Америке являются заслугой только одного народа — майя. И, одержимые этой идеей, ученые-майянисты не скупились на пышные эпитеты, называя своих любимцев «греками Нового Света», неповторимым, избранным народом, отмеченным печатью особой гениальности.

И вдруг, как внезапно налетевший ураган, в зале чинного академического собрания прозвучали страстные голоса двух мексиканских ученых. Их имена — Альфонсо Касо и Мигель Коваррубиас — были хорошо известны сеем присутствующим в зале.

Один из них прославил себя открытием сапотекской цивилизации Монте Альбана. Другой считался непревзойденным знатоком древнемексиканского искусства. Определив характерные черты и высокий уровень нового художественного стиля, они со всей своей убежденностью заявили о том, что именно ольмеков следует считать древнейшим цивилизованным народом Мексики. «Там, в джунглях и болотах Южного Веракруса,— говорил Мигель Коваррубиас,— повсюду лежат археологические сокровища: погребальные холмы и пирамиды, мастерски вырезанные из базальта гигантские изваяния богов и героев, великолепные статуэтки из драгоценного нефрита... Многие из этих древних шедевров относятся к началу христианской эры. Появившись внезапно, неизвестно откуда, во вполне зрелом виде, они, бесспорно, принадлежат культуре, которая была, по всей вероятности, основополагающей, - материнской культурой для всех более поздних цивилизаций». Ему вторил и А. Касо: «Культура ольмеков... оказала существенное влияние на развитие всех последующих культур».

Свои взгляды мексиканцы подкрепили весьма убедительными фактами. «Разве не на территории ольмеков найдены древнейшие предметы с календарными датами? — говорили они.— А самый ранний храм майя в Вашактуне — Пирамида Е-VII-суб.? Ведь он украшен типично ольмекскими скульптурными масками в виде бога-ягуара!» «Но, помилуйте,— возражали их противники.— Вся культура ольмеков — это лишь искаженное отражение влияний великой цивилизации майя. Ольмеки просто заимствовали у майя систему календаря и записали свои даты неверно, значительно их удревнив. А может быть, ольмеки пользовались календарем 400-дневного цикла или вели отсчет времени от другой даты, чем майя?» Однако попытки представить культуру ольмеков в виде ухудшенного слепка с великолепной майяской цивилизации были крайне неубедительны.

Гигантская базальтовая голова из Сан-Лоренсо

ФИЗИКИ ПОМОГАЮТ АРХЕОЛОГАМ

 Конференция закончилась. Участники ее разъехались. Но нерешенных проблем по ольмекам после этого отнюдь не убавилось. Многих волновал один кардинальный вопрос, от решения которого зависело почти все,— точный возраст зрелого ольмекского искусства. Но, как правило, попытки, предпринимаемые в этом направлении, неизменно терпели неудачу. И когда уже казалось, что нет никакого выхода, неожиданно пришла помощь: в начале 50-х годов археологи взяли на вооружение новый и весьма перспективный метод абсолютной датировки древностей — радиоуглеродный анализ органических остатков.

В 1955 году Филипп Дракер во главе большой экспедиции Смитсоновского института (США) вновь приступает к раскопкам в Ла-Венте, чтобы получить полное представление о природе этого древнего города. Ла-Вента расположена на большом песчаном острове (12 км в длину и 4 км в поперечнике), возвышающемся среди необозримых мангровых болот штата Табаско, неподалеку от побережья Мексиканского залива. Город имеет четкую планировку.

Все его важнейшие здания стояли когда-то на плоских вершинах пирамид и были ориентированы строго по странам света. В самом центре Ла-Венты возвышается огромная тридцатитрехметровая пирамида, сложенная из глины. На север от нее раскинулась широкая ровная площадь, окаймленная со всех сторон вертикально стоящими базальтовыми колоннами. А дальше, на сколько видит глаз, разбросаны отдельными группами заросшие травой и кустарником холмы — остатки некогда величественных зданий погибшей в незапамятные времена ольмекской столицы.

16 "человечков" из Ла-Венты

Находки и на этот раз порадовали исследователей. В ходе раскопок главной площади Ла-Венты, почти на шестиметровой глубине, археологи обнаружили прекрасно сохранившуюся мозаику в виде стилизованной головы ягуара. Общие размеры мозаики— около пяти квадратных метров. Состоит она из 486 тщательно отесанных и отполированных брусков зеленого серпентина, прикрепленных с помощью битума к поверхности низкой каменной платформы. Пустые глазницы и пасть зверя были заполнены оранжевым песком, а верхушку угловатой головы украшали ромбы. Здесь же лежали богатейшие дары в честь этого божества — груда драгоценных вещей и украшений из нефрита и серпентина. Когда мозаика была закончена, ольмеки тщательно спрятали ее, навалив сверху почти шестиметровый слой желтой глины. По подсчетам специалистов, ее было не менее 500 тонн.

На восточной стороне той же площади, под глиняной платформой, перекрытой сверху несколькими слоями вымостки ярко-красного цвета, рабочие неожиданно наткнулись на группу странных нефритовых статуэток. Маленькие каменные человечки с грушевидными, искусственно деформированными головами, столь характерными для ольмекского идеала красоты, совершают, по-видимому, какую-то важную религиозную церемонию. Пятнадцать из них стоят против одинокого персонажа, прижавшегося спиной к ограде из шести вертикально поставленных топоров, и пристально смотрят на него. Кто он? Верховный жрец, совершающий торжественный обряд, или же жертва, чья жизнь через мгновение будет отдана всемогущему языческому богу?

Мы можем только гадать на этот счет. Интересно другое. Много лет спустя, после того как эти маленькие человечки были погребены под землей, кто-то пробил над ними через все наросшие напластования узкий колодец, осмотрел фигурки и затем снова тщательно замаскировал отверстие глиной и землей. Благодаря этому непонятному ритуалу мы знаем теперь наверняка, что ольмекские жрецы располагали очень точными записями, чертежами и планами всех культовых сооружений и святынь своего города.

Но самое главное открытие еще ждало исследователей. Образцы древесных угольков из Ла-Венты, отправленные в лаборатории США для радиоуглеродного анализа, дали совершенно неожиданную серию дат. По мнению физиков, получалось, что расцвет Ла-Венты приходится на 800—400 годы до н. э.!

Мексиканцы торжествовали. Их аргументы в пользу ольмекской культуры-родоначальницы были теперь подкреплены, и притом самым солидным образом! С другой стороны, Филипп Дракер и многие его коллеги из США признали свое поражение. Капитуляция была полной. Им пришлось отказаться от своей прежней хронологической схемы ольмекских древностей и всецело принять даты, полученные физиками. Ольмекская цивилизация получила, таким образом, новое «свидетельство о рождении», главный параграф которого гласил: 800—400 годы до н. э.

Скульптурные изображения на боковой стороне алтаря из Ла-Венте

СЕНСАЦИЯ В САН-ЛОРЕНСО

 В январе 1966 года Йельский университет (США) направил в джунгли Южного Веракруса известного американского археолога Майкла Ко. Целью его экспедиции было максимально полное исследование нового ольмекского центра Сан-Лоренсо, расположенного в бассейне реки Коацакоалькос. К этому времени чаша весов в великом споре между майя и ольмеками о приоритете той или иной цивилизации уже явно склонялась в пользу последних. Однако требовались более убедительные доказательства связи ранних форм ольмекской керамики с величественными каменными монументами. Именно этим и хотел прежде всего заняться Майкл Ко. Три года вел он интенсивные работы в зоне древнего города. И когда пришла пора подвести предварительные итоги, стало ясно: мир стоит у порога новой научной сенсации. Судя по весьма архаичной на вид керамике и внушительной серии радиоуглеродных дат, большинство типично ольмекских скульптур Сан-Лоренсо появилось на свет между 1200—900 годами до н. э., то есть намного раньше, чем даже в Ла-Венте. Да, здесь было над чем поломать голову. У любого специалиста это сообщение тут же вызвало бы массу недоуменных вопросов. Каким образом удалось М. Ко установить взаимосвязь между архаической керамикой и каменными скульптурами ольмеков? Что представляет собой Сан-Лоренсо? Как соотносится он с другими ольмекскими центрами, и прежде всего с Трес-Сапотесом и Ла-Вентой? Кроме того, как объяснить сам странный факт неожиданного появления вполне зрелой цивилизации в 1200 году до н. э., когда в остальных областях Мексики жили лишь примитивные раннеземледельческие племена? Выяснилось, что все постройки Сан-Лоренсо, общим числом более двухсот, стоят на крутом и обрывистом плато, вздымающемся почти на 50 метров над окружающей плоской саванной. Длина этого своеобразного «острова» составляет примерно 1,2 км. В разные стороны от плато отходят узкие «языки» в виде непрерывных цепей холмов и возвышенностей.

Когда начались раскопки, то Майкл Ко, к своему большому удивлению, обнаружил, что по крайней мере верхние семь метров плато в Сан-Лоренсо — искусственное сооружение, насыпанное руками человека! Сколько же труда нужно было затратить для того, чтобы передвинуть такую гигантскую гору земли! Анализ находок позволил исследователю выделить два главных этапа в жизни города: более ранний — Сан-Лоренсо  (200—900 годы до н. э.) и этап Палангана, совпадающий в целом по времени с Ла-Вентой (800—400 годы до н. э.). Благодаря одной остроумной догадке Майклу Ко удалось установить совершенно поразительный факт: в один прекрасный день древние обитатели Сан-Лоренсо разбили и попортили большую часть своих каменных кумиров, а затем «похоронили» их в специальных местах, положив правильными рядами, ориентированными строго по сторонам света. Сверху это необычное «кладбище» было засыпано многометровым слоем мусора и земли, в котором встречаются черепки глиняных сосудов только этапа Сан-Лоренсо. Следовательно, и захоронение разбитых статуй производилось именно в это время. Во всяком случае, так думал сам Майкл Ко и сотрудники его экспедиции.

Отсюда вытекал и другой неизбежный вывод — ольмекская цивилизации во вполне сложившемся и зрелом виде существовала уже в конце 2 тысячелетия до н. э. Майкл Ко подкрепляет свою гипотезу двумя доводами: серией радиоуглеродных дат для керамики этапа Сан-Лоренсо (1200—900 годы до н. э.) и тем, что в засыпке, скрывающей каменные изваяния ольмеков, встречаются черепки только ранних типов.

Но тот же самый факт можно истолковать и по-иному. Не исключено, что землю и мусор для «захоронения» своих статуй жители Сан-Лоренсо взяли с территории заброшенного поселения более ранней эпохи, расположенного либо в самом городе, либо в его окрестностях. Известно, что так называемый «культурный слой» — мягкая черная земля, образующаяся на месте постоянного обитания человека,—копать гораздо легче, чем чистый грунт. Это особенно важно, если учесть, что у ольмеков были только деревянные и каменные орудия.

Вместе с землей были принесены на «кладбище» статуй и содержащиеся в ней древние предметы: керамика, глиняные фигурки и т. д. Что касается радиоуглеродных дат, то излишняя доверчивость к ним не раз уже в прошлом подводила археологов.

Прежде всего необходимо отчетливо уяснить один несомненный факт: подавляющее большинство каменных скульптур из Сан-Лоренсо ничем не отличается от монументов Ла-Венты и, следовательно, относится по времени к 800—400 годам до н. э. Но эта последняя дата тоже получена по методу С-14 и не может считаться абсолютно точной. С другой стороны, в нашем распоряжении есть одна вполне надежная хронологическая веха — стела «Ц» из Трес-Сапотеса с календарной датой, равной 31 году до н. э. На лицевой ее стороне изображена типично ольмекская маска бога-ягуара.

Больше того, три крупных ольмекских центра (Сан-Лоренсо, Трес-Сапотес и Ла-Вента) имеют среди других внушительных скульптур и гигантские каменные головы. Стилистическое сходство последних настолько велико, что они, бесспорно, были изготовлены приблизительно в одно и то же время. Весь комплекс археологических находок из Трес-Сапотеса (включая и стелу «Ц») относится к концу I тысячелетия до н. э.— первым векам н. э. Это позволяет считать, что по крайней мере часть каменных монументов Сан-Лоренсо и Ла-Венты и уж, во всяком случае, гигантские головы из базальта имеют тот же возраст.

Стела "Ц" из Трес-Сапотеса с изображение6м боа-ягуара, 31 г. до н. э.

Если мы бросим взгляд на другие области древней Мексики, то при ближайшем знакомстве с ними станет очевидным, что в конце I тысячелетия до н. э. они мало в чем уступали ольмекам по своему развитию. Как показали раскопки на территории майя, первые образчики письменности и календаря тоже появляются здесь в I в. до н. э. Видимо, майя, ольмеки, нахуа (Теотихуакан) и сапотеки пришли к порогу цивилизации более или менее одновременно— в конце I тысячелетия до н. э. При таких условиях места для культуры-родоначальницы уже не остается.

Затянувшийся на десятилетия спор противников и сторонников приоритета ольмекской цивилизации не решен до конца и в наши дни. Но ждать осталось уже недолго. Многочисленные отряды археологов во всеоружии современной техники штурмуют сейчас болотистые джунгли Веракруса и Табаско.

Автор В. Гуляев

Источник:   http://mesoamerica.narod.ru/olmec_gulyaev.html