Цитата сообщения О_себе_-_Молчу

Первый рассказ Дины Рубиной был опубликован в журнале «Юность» в 1971 году, (автору было 16 лет). Такой небольшой иронический рассказик напечатали в рубрике "Зеленый портфель". По-моему, Дина родилась с ироничностью :) Впрочем, это ещё одна из причин, почему мы так любим эту писательницу. И ещё я думаю, что не стань она писательницей, из неё получился бы недюжинный психолог :) Хочу предоставить вашему вниманию первое печатное творение Дины Рубиной которое называлось... Беспокойная натура Кстати, Жан Жорес был полиглотом. Вы не знали? Так вот, он был полиглотом. Я узнала об этом на уроке истории. Наша историчка объясняла новый материал, никто, как всегда, ничего не слушал. Слова взлетали под потолок, кружились возле люстр и улетали в форточку, минуя головы учеников. А у меня рефлекс на незнакомые слова: стоит мне услышать или прочитать что-нибудь непонятное, как я уже не могу успокоиться, пока не узнаю, что это. Поэтому, получив важное сообщение про Жана Жореса, я бросила все свои мирские занятия и задумалась. Мной овладело традиционное беспокойство. Облокотившись на парту, я с умеренным интересом принялась изучать в окно давно изученный кусочек школьного двора. "Поли" - "много", это я знаю. А "глот"? Наверное, от слова "глотать"? Вот говорят же: "живоглот" - это тот, кто глотает все живым, ну, так, как есть, без гарнира. Итак, "полиглот" - это тот, кто много глотает. Моя не в меру развитая фантазия мгновенно стала разворачивать передо мной картины одну живописней другой. Все они мелькали в моей талантливой голове со скоростью слов арии Фигаро из "Севильского цирюльника" и вызывали ассоциации, по крайней мере, неуместные. Мне стало почему-то страшно весело, и пришлось зажать рот рукой и пригнуться к парте, чтобы историчка не заметила, что у меня хорошее настроение. Она бы и не заметила, если бы не Семка Сидоров, сидящий впереди меня. Он, видимо, почувствовал, что задняя парта трясется, обернулся и, увидев мои корчи, спросил громким шепотом: - А что, а? Историчка сразу замолчала, и в классе наступила нездоровая тишина. Но Семка! Именно от него я не ожидала такого удара. И, злорадно посмотрев на предателя, я голосом, каким, наверное, разговаривала покойная Монна Лиза, спросила: - Сидорову плохо, можно его вынести? Сема покраснел и опустил ресницы. Класс заржал от удовольствия. Наши рысаки, наверное, представили, как это будет выглядеть. Во всяком случае, они оторвали от парт заспанные физиономии, и в глазах у них засветился животный клич: "Хлеба и зрелищ!" - Встань и выйди сюда, - сказала историчка. - С вещами? - осведомилась я. - Как в баню!.. - загоготал Коська, и я тут же подумала, что когда человек просто идиот, так это еще терпимо, но когда идиот начинает острить, так это уже получается стихийное бедствие. - С вещами? - переспросила я, выразительно поглядев на Коську. - С дневником, - спокойно повторила историчка. "Так. Понятно. Старая пластинка". Медленно плетясь к столу, я рассчитывала сейчас только на свой язык. - ...Вот теперь мы посмотрим, как ты слушала объяснение. Рассказывай, что ты знаешь о Жане Жоресе. "Привет вашей бабушке! Я о нем знаю столько же, сколько чистокровная немецкая овчарка о синхрофазотроне". - Клавдия Осиповна... я... видите ли... я его смутно помню... - Что, редко с ним встречались? - Да... что же делать? - Давай дневник, придется говорить с мамой. "Сейчас напишет: "Ваша дочь безобразно вела себя на уроке". "Безобра-азно! Нет, вы подумайте! Как будто я подожгла школу!" Взяв дневник, я поплелась обратно к парте и села, даже не посмотрев, как Семка реагирует на мое очередное падение: Дома на всю катушку орет телевизор. Папа лежит тут же на диване и, несмотря ни на что, стойко читает газету. Я, зная, что в программе сегодняшнего вечера небольшой семейный скандальчик, решаю сразу создать атмосферу взаимопонимания, для которой необходима тишина, и выключаю телевизор. Возмущенные спокойствием в доме, выходят бабушка и мама из кухни, где они лепили пельмени к моему(!) приходу. Спустя минуту из кабинета выходит дед. Все глядят на меня настороженно и, кажется, что-то уже подозревают. - Жан Жорес был полиглотом! - торжественно заявляю я, обводя присутствующих взглядом. - Ясно? - Вполне, - отвечает папа, аккуратно складывает газету и говорит маме: - Поздравляю. Тебя, кажется, вызывают в школу. - Опять?! - кричит мама. - Это невыносимо! Я уже изучила лица всех учителей... - Ну и продолжай дальнейшее изучение, - советует папа. Но тут все на него набрасываются и начинают кричать, какой я невозможный ребенок, и что меня давно следовало бы начать бить, и что все это плоды воспитания моего "обожаемого папочки". - Тише! - кричит папа. - Тише, соседи подумают, что здесь кутит банда петлюровцев! Больше всех на это обижается бабушка - Сумасшедшая семейка, - говорит она, направляясь к кухне. - А все потому, что эта негодяйка - единственный ребенок. Бабушка ужасно обижается на маму из-за того, что у мамы не двенадцать и не восемь детей, а только одна негодяйка, то есть я. После бабушкиной реплики папа с газетой под мышкой убегает в спальню - "спасаться", но мама следует за ним - "добивать" его. Там до поздней ночи они будут спорить, от кого мне достался по наследству такой характер. Мы с дедом остаемся одни. И больше всего мне стыдно перед ним. Я боюсь поднять глаза, но знаю, что дед укоризненно смотрит на меня. - Ты же мне обещала, - говорит он. - Ты же обещала. "В самом деле, какая же я свинья, просто ужасная свинья!" Я пытаюсь что-то сказать, но дед машет руками и уходит в кабинет. Постояв немного в комнате одна и поразмыслив о своей жизни, я направляюсь мириться к деду. - Де-ед, - просительно тяну я, просунув голову в дверь кабинета. - Можно? Дед сидит за письменным столом спиной ко мне и презрительно молчит, но я-то знаю, что он улыбается, и от этого даже спина у него добреет. Я захожу, плотно закрываю за собой дверь, сажусь на старый кожаный диван, который сохранился у нас еще с первых лет революции, и жду, пока дед заговорит со мной. Наконец он откладывает ручку, снимает очки и сердито говорит: - Ну, что ты опять натворила? - Да, знаешь, де... - неуверенно говорю я, - вроде бы ничего особенного... - Ну конечно, - иронически подхватывает дед. - Они сказали: какая прекрасная, спокойная девочка, пусть в школу придут ее родители и пусть... - Дед, - перебиваю я. - Кто такой Жан Жорес? - Выдающийся деятель французского социалистического движения. Блестящий оратор. Зверски убит за выступления против войны. А что? - Нет, ничего. Он выдающийся деятель, а я негодяйка и выродок, да, дед? - М... м... - мычит дед, снова поворачиваясь ко мне спиной. - Чепуха. Бабуля шутит... Просто у тебя беспокойная натура. Боже! Что я написал! Все из-за тебя. Не мешай мне больше. Он снова шелестит бумагами на столе и что-то пишет, а я встаю с дивана, подхожу к окну и начинаю ковырять застывшие на стекле капельки краски. За стеной слышны голоса спорящих родителей. - Это у тебя всегда были четверки по поведению, - отбивается папа измученным голосом. - Зато я не получала двоек, - бодро нападает мама. ...Из-за сиреневого абажура вся комната мягко освещена сиреневым светом. Я вижу в окне свою сиреневую физиономию: сиреневая челка, сиреневые зрачки, сиреневые веснушки... - Это невозможно, ребенок опять впадает в депрессию... - Это не ребенок, а здоровая дылда, которая привыкла только брать, но не привыкла давать... ...Сиреневые веснушки, по ним катятся сиреневые капли, оставляя сиреневые дорожки... Всхлипывать и шмыгать носом нельзя - дед услышит...

Дина Рубина, ученица 10-го класса

---

А вот и сюрпризик. Может, кто-то помнит?.. :)) Некоторые рассказы в аудиосборнике были написаны в 80-х, но более подробной информации не нашла (может, и есть где-то на израильском сайте). Так что не могу вам сказать не то, что номер журнала, но даже не назову год этой публикации (с датами совсем не дружу). В инете везде одно и то же: "первая публикация в 1971 году..." и всё :(( Если кто-то найдёт информацию и поделится, буду очень благодарна!